Отрок – Целитель

Помню, моего мужа тогда опять отправили в Шадринск, а к Славочке началось настоящее паломничество страждущих. Славочка очень уставал, и мне его было очень жаль, но он умолял меня потерпеть, просил: «Мамочка, пусть они идут». И люди шли даже ночью. Я по глупости и по своему невежеству роптала в мыслях, а иногда, не выдержав, спрашивала его: «Когда же это всё кончится?» Целыми днями мне приходилось мыть, убирать и следить, чтобы Славочка мог отдохнуть. Так получилось, что где-то с семи с половиной лет, Слава уже служил Богу и людям, а я была ему прислугой. К Славочке часто приезжали люди издалека и расспрашивали его о своих родных и знакомых, которых Слава никогда не видел и не знал, но о которых ему было известно всё. Ему не нужны были никакие фотографии.

Если говорить о том, как Славочка лечил людей, то я и сама не могу понять, как он их лечил. Вот он излечил девочку, посидев с ней, посмотрев на неё и просто поговорив с ней. Вот он листочек подорожника подал Юрию Николаевичу, и тот выздоровел. Ощущение у всех было одинаковое и люди говорят так: когда Славочка был с ними рядом, то – в том месте, где у них болело – там, было такое ощущение, что как будто оттуда выходили какие-то маленькие ниточки. Ощущение у людей было такое, что, как будто из них, кто-то и что-то этими ниточками вытягивает. У кого, например, голова болела, то, как будто из головы этими ниточками что-то вытягивалось. И так было со всеми, кого лечил Славочка. Я всегда и удивлялась: он ничего не делал особенного, – он поговорит с человеком и боль проходит. Помню, как Славочка вылечил тётю Шуру. Она сидела и плакала возле подъезда – у неё тройничный нерв воспалился, а это – невыносимая боль! И вот она сидит и плачет, а Славочка и говорит ей: «Тётя Шура – вы не переживайте, я сейчас к вам поднимусь и помогу». И потом, тётя Шура уже мне рассказывает: «Я – говорит – сижу на кухне и плачу. Заходит Славочка, и я ему говорю: «Славочка, ты мне поможешь?» А он говорит: «Да тётя Шура». Я ему тогда говорю: «Славочка да ты разуйся – проходи». А он говорит: «Нет, тётя Шура, я уж не буду проходить». И Славочка со мной стал разговаривать. Пока он со мной разговаривал, – говорит – я ему что-то предложила, не помню: яблоко, или еще что-то. А он своей ручонкой мне помахал: «Не надо, не надо, не надо!.. И ушёл». А у тёти Шуры… перестал болеть тройничный нерв! Как Славочка её вылечил? И я не знаю, – и она не знает. Она только ему беззаговорочно верила. И когда она начала умирать, Славочка опять ей помог. Она не знала что умрёт. Её перед этим очень долго лечили, сказали, что всё будет нормально, что она идёт на поправку, потому что ей стало легче. А это было уже после смерти Славочки. И вдруг она явственно видит, как Славочка заходит к ней в больничную палату и говорит ей: «Тётя Шура – в эту субботу вы умрёте. Не нужно эти деньги (у неё семь тысяч оставалось на лечение) отдавать врачам на лекарства – они пойдут вам на похороны». Тётя Шура, казалось бы, уже выздоравливала, но она безгранично верила Славочке, и она начала всех своих родственников созывать, чтобы попрощаться. И вот веселенькая тётя Шура со всеми прощается, все на неё смотрят и говорят: «Да ты что, Александра?» А она говорит: «Если Славочка сказал – значит, так оно и будет». Так оно и было. Она умерла. Со всеми попрощавшись, со всеми примирившись, – она ушла.

Совершенно уникальный случай произошёл с Юрием Николаевичем Шероновым. Он был офицером-замполитом и жил тогда в нашем подъезде. И вот как-то сидит Юрий Николаевич на скамеечке у нашего подъезда и не знает что делать – у него снова грыжа. А у него была аллергия к любому виду антибиотиков и к обезболивающему, и его постоянно резали – как он говорил – «наживую». И снова эта грыжа вылезла – недавно только была операция, и снова – говорит - она вылезла. И вот он сидит такой хмурый, потому что уже боится, что эту операцию он уже не вынесет: то катаракта у него появится на глазу, то еще что-то, и снова начинается это безконечное резание. И вот он сидит такой хмурый, а Славочка из-за угла идет, улыбается и говорит: «Юрий Николаевич, вы, почему такой хмурый?» А Юрий Николаевич ему объясняет, почему он такой хмурый. Славочка на него посмотрел и говорит: «А я вам сейчас помогу». Юрий Николаевич только посмотрел на него и промолчал. А Славочка ему сказал: «Вы – говорит, - встаньте около стеночки». Юрий Николаевич встал возле стеночки. И дальше он вспоминает: «Я – говорит – не понял, что произошло, я только посмотрел на улыбающееся Славочкино личико, а он мне подаёт листок подорожника и говорит: «сейчас подниметесь, – приложите листок подорожника, – и у вас всё пройдет». Юрий Николаевич взял листочек подорожника, пошёл домой, приложил этот листочек к грыже - боль утихла, и он уснул. Проснулся – а у него вообще боли нет! Он так удивился. Потом он на приём к врачу пошёл, – врач тоже очень удивился и спросил: «А где грыжа?» То есть, – эта грыжа, которая вылезла, и которую надо было оперировать, – её не было, она сошла! И она у него больше вообще не появлялась. Но, Юрия Николаевича надо было видеть: он как ребёнок поверил, что именно листок подорожника ему исцелил грыжу. Какая у него была детская наивность. Но он мне потом так объяснил: «Валентина Афанасьевна, а что бы я мог сказать доктору? Я вспомнил Славочку, как он, улыбаясь, стоял и смотрел на меня – вот и я перед доктором тоже такую же улыбку сделал, поулыбался как Славочка, и ушел». И таких случаев было много.

А одна девочка, Славочкина одноклассница, всё забыть никак не может, как ей Славочка помог. Она каждый год приезжает к Славочке на могилку, говорят, что и в этом году она у него была. У неё на уроке физкультуры разболелась нога, а ей никто не поверил, и сказали: «брось притворяться». А Славочка её пожалел. Только потом уже, она сходила к врачу и ей дали освобождение. Так вот – Славочка подсел к ней на физкультуре и говорит: «У тебя сильно нога болит?» Она говорит: «Сильно нога болит». Он тогда сказал её: «Ну, давай я тебя полечу». И я её потом спросила: «Ну и как он тебя полечил?» А она говорит: «Я не знаю! Я ему просто показала ногу – а он её просто посмотрел. И она перестала болеть». И теперь эта девочка всю жизнь Славочку помнит. Даже сочинение такое в пятом классе у них было на тему: «Кого ты любишь больше всего и за что?». Дети стали писать: кто-то любит маму за то-то и за то-то, кто-то любит бабушку, кто-то любит дедушку, а кто-то из ребят, скорее всего эта девочка написала: «а я любила мальчика одного, но он умер…». И ещё она написала: «все любят только себя, только о себе заботятся, а он любил всех!» За это качество она его и полюбила. В пятом классе, когда Славочка был ещё маленький, я помню, как он сказал своему другу Марселю, что он хочет сделать в ванне лабораторию, чтобы помогать больным людям. А повод для этого был такой. Как-то Славочка забегает домой и спрашивает меня: «Мамочка, у нас есть нашатырный спирт?» Я говорю: «Нет». Потом он ещё про какое-то вещество спросил, но у нас и его не оказалось. Я ему говорю: «Славочка, у нас ничего такого нет». А он сказал: «Мамочка, ну как же так! У Лариски Глазуновой пятка болит, её оперировать будут – а у нас ничего нет!» И убежал расстроенный. Потом Славочка опять прибежал и снова спросил что-то, кажется скипидар: «Ну, это-то хоть есть?» Я говорю: «А это есть». И я помню, как он зашёл в ванную, что-то намешал там, в баночке, и быстренько ушёл. И уже потом, приходит ко мне Людмила Глазунова, мать Ларисы (Славочка её с любовью звал Лариской), и с удивлением рассказывает: «Славочка к нам забегает, подаёт мне пол-литровую банку, с чем-то там непонятным и говорит: «Помажьте Лариске пятку». Ну, я – говорит – взяла да и помазала…». И Лариса обошлась без операции! И это «что-то непонятное» он намешал в ванной. И после этого случая у него была мечта – сделать в ванной лабораторию. Потому что кроме ванной больше негде было её сделать.

Моего мужа часто просили привезти Славу на полигон и он привозил его. Славочка прекрасно понимал, для чего его туда привозят – для того, чтобы он разговаривал с офицерами. И к Славе там приходили офицеры на диагностику в палатку. А Славочка выбирал для беседы в основном тех людей, которые хоть что-то могут сделать для армии – и с ними он беседовал о судьбах России, но в основном – о будущем нашей армии. А так как офицеры у нас всегда берут своих детей на полигон, то и Славочка, конечно же, бывал там часто. И каши армейской (перловки) Славочка отведал – он очень любил армейскую кашу. (А я то думала: как же так? Ребенку еще и 4-х лет нет, время – обед, а он есть не хочет? А оказалось, как мне потом рассказывали, что он с солдатами в столовой кашу ест). Солдатики с любовью именовали Славочку «начальником штаба», дожидались его прихода, ставили ему отдельный стул впереди стола, он садился на свое «рабочее место», солдаты тоже все садились, и все вместе ели перловку. Солдаты очень любили Славочку.

Когда к Славочке хлынул настоящий поток страждущих – мы были к этому совершенно не готовы. Нам это было не нужно – у нас была квартира, в которой мы хотели спокойно жить, но спокойной жизни уже не было, потому, что к Славочке потоком пошли люди. И они шли, и шли, и шли. Они шли и днём и ночью. И они идут до сих пор. То есть, уже много лет продолжается одно и то же. Когда к нам хлынул такой поток народа, я стала возмущаться, я стала роптать, потому что мне это всё было не нужно, и я стала говорить: «Славочка, ну что это такое, когда это всё кончится?» Потому что надо было за всеми помыть, надо было за всеми убрать, и я уже просто не понимала что происходит. И Славочке от меня доставалось, потому что мне это всё было не нужно, и я спрашивала его: «Да что это такое?» А он меня всё просил: «Мамочка, ну потерпи, пусть они идут» – и вот вы знаете, приходится терпеть, по сей день. И они идут. Они и тогда шли - они и сейчас идут. И получилось так, что мне самой некогда было поговорить о чем-нибудь со Славочкой – у меня уже просто не было сил. А Слава, почему то, для каждого человека выбирал свою тему – это было очень интересно. Нине Анатольевне, он почему-то очень много рассказывал о святых: о преп. Серафиме Саровском, о преп. Сергии Радонежском, о архангелах. С Мадиной он часто и много говорил о провалах в земле и динозаврах. А со мной ему некогда было разговаривать: я в основном людей встречала да провожала, а потом еще все мыла да убирала – чтобы Славочке можно было хоть отдохнуть немножко. Потому что на каждого приходящего человека нужно было столько душевной силы! Я не знаю, сколько ему было дано этой душевной силы, но по себе я это знала, и чувствовала, что это что-то невероятное. Бывало, что день проходил нормально, а бывало, что я пластом лежала от некоторых посетителей. И сейчас так бывает. А Славочка, помню, мне сказал: «Ты – говорит – будешь болеть, мамочка, – и по своим грехам, и по чужим». И так оно все и получается, но приходится терпеть. Иногда ко мне приходила мысль, думаю: «Господи, прости меня, – зачем мне это всё нужно?» А потом я поняла, - нужно…

Славочке – как я уже сказала – «было сказано, чтобы в его ладонях не было ни рубля». Но однажды, наша соседка Виктория с верхнего этажа незаметно положила ему в карман сто рублей, и Славочка от волнения даже забыл, что он может узнать, кто ему положил эти деньги. Он очень сильно расстроился, чисто как ребёнок, как маленький человечек, совершенно забыв о своих дарах. Он так сильно переживал: «Мамочка, ну кто мне положил эти деньги? Мамочка, ну кто мне положил эти деньги?» Он расстроился, он даже заболел, у него поднялась температура. И я тогда ему сказала: «Славочка, ты мамочку спрашиваешь? А может ты – говорю – помолишься? А может ты – говорю – сам подумаешь, кто же тебе эти деньги положил?» И смотрю: он уже быстренько надевает пальто, нахлобучивает шапочку, надевает сапоги, поднимается к соседке на площадку, и … отдает ей сто рублей.

Когда я Славочку в первый раз повезла в Свято-Троице-Сергиеву Лавру, то мне попутно кто-то сказал, что в Москве, на улице Краснобогатырской, существует особый «Центр» для «одарённых» детей. И я тогда ему сказала: «Славочка, я хочу тебя свозить в этот «Центр». А он мне ответил: «Оно нежелательно мамочка, но если ты настаиваешь – поедем». Славочка не очень-то хотел туда ехать. И я по глупости, как невежественный человек во всем этом – я настояла: «Хорошо, Славочка – я настаиваю!» И я его повезла в этот «Центр». Пришли мы туда – там такой хороший, спокойный дворик и особнячок в два, или три этажа. Там нас принимали «профессора», ну на дверях было написано, во всяком случае, что они – «профессоры». Зашли мы со Славочкой в какую-то комнату – там были шкафы, заваленные бумагами, несколько столов, там какая-то знаменитая врач-психиатр была, мужчина-профессор, и еще какие-то люди сидели – их было восемь человек. И начался такой диалог – я сначала спросила у них: «Где тут детей со способностями принимают?» Они спросили: «Ваш ребёнок со способностями?» Я говорю: «Ну, какие-то странности или способности есть». И они начали его проверять. Первым делом попытались проверить Славочку на наличие у него экстрасенсорных «способностей». Какие-то конвертики разложили, какие-то туда ложили бумажечки, треугольнички, шарики: зелёненькие, красненькие, и т.д. Славочка старательно пытался увидеть, что там, в конверте, но ничего у него не получалось. Я ещё подумала: ничего себе – внутренние органы у людей видит насквозь, а какой-то шарик в конверте – не знает? Я говорю: «Славочка, ты что? Не можешь увидеть, что там в конверте?» Потом какие-то проводки к нему куда-то прицепили. Потом, еще там была какая-то глупость с проверками. На мой взгляд – это все было настолько глупо и дико, что я уже пожалела, что Славочку туда привезла – думаю: нашла, куда его привозить. Но я заметила: что женщина-психиатр, которая проверяла Славочку – она с каждым разом становилась все возбужденнее. Потом я смотрю – её уже пот прошиб. Потом, я смотрю – ей стало совсем плохо: она стала вся красная, мокрая, взлохмаченная. И я уже не выдержала и спросила: «Женщина, что с вами? У вас так холодно здесь – а вас всю трясёт». И ещё добавила: «Ну не обладает он экстрасенсорными способностями, значит, не обладает: что – говорю – вы так расстраиваетесь?» И она мне тогда сказала: «Вы всё равно не поймёте – он не обладает экстрасенсорными способностями – он обладает даром прозорливости!» Я тогда попросила, чтобы она мне это объяснила. И она мне сказала: «У вас большие проблемы! Вы – говорит – даже не представляете, что сейчас в мире творится, и если – говорит – дадут ему немного пожить – то это ещё хорошо! Потому что – говорит – вот эта революция 1917-го года была сделана ещё и для того, чтобы таких как ваш сын – не было! И даже всех подозреваемых в таких способностях людей, чтобы их тоже – не было! Чтобы их всех вычистить!» Вот тогда я немножечко испугалась. Особенно когда она сказала – «Вы вообще не понимаете, сколько ему дадут пожить!» И когда мы со Славочкой уже вышли во дворик и сели на скамеечку, тогда я его спросила: «Славочка, а ты вообще кто?» И он мне сказал: «Мамочка, потом найдут книгу пророчеств в Лавре, и вы узнаете». И ещё мне запомнился разговор с профессором из этого «Центра». Когда уже всё закончилось, и мы собрались уходить, то этот профессор мне и говорит: «Как хорошо с вами было беседовать». Я его спросила: «Почему?» А он сказал: «Сюда мамы и папы приводят своих детей «со способностями» и эти дети тут такое делают! Вот видите, говорит, – шкаф?» А там стоял тяжеленный дубовый шкаф, да к тому же еще заваленный бумагами. Я говорю: «Ну и что? Вижу шкаф». А он и говорит: «Детки «со способностями» этот шкаф – одним взглядом передвигают! Вот это и есть – говорит – экстрасенсорные способности, когда они могут передвинуть взглядом шкаф. И родители этих детей ещё требуют, чтобы мы выдавали им документы, и этим самым, признавали их «способности». Вот такое здесь творится». Слава Богу, что у вашего сына ничего этого нет! Он обыкновенный, нормальный, но – другой». Я его переспросила: «Как это понимать? Я его хотела проверить – обыкновенный он, или необыкновенный? А вы говорите что он «обыкновенный, нормальный, но – другой?» Какой «другой»?» И они уже все тогда, открытым текстом мне сказали: «Он у вас провидец». Я их спросила: «А это что?» Они сказали: «А «это всё» вам в монастыре расскажут». Я говорю: «Так что же, получается Славочка – Боженькин?» Они сказали: «Боженькин». Я тогда говорю: «А эти, кто шкафы двигает – они чьи?» В ответ – молчание. Конечно, этот откровенный рассказ профессора и последовавший за этим диалог со всеми меня тогда очень удивил. И ещё я помню, что, перед самым нашим уходом, Славочка посмотрел на этих «психологов» и сам обратился к ним. Он сказал им: «Берегите свои души!» В ответ – тишина. Все уткнулись в свои столы заваленные бумагами. И дальше Славочка стал рассказывать им – кто такие «инопланетяне» на самом деле. Он сказал: «Не верьте – никаких инопланетян нет! Все эти инопланетяне, в которых вы верите, – они не инопланетяне, а самые обыкновенные бесы! И, – говорит – бойтесь за свои души! С ними – не разговаривайте! Не общайтесь с ними!» Я тогда даже сама удивилась и сказала: «Славочка, ты что говоришь?» Потом, Слава стал им рассказывать о том, что скоро с Землёй будут происходить и какие нам грозят катастрофы. Получилось так, что я его привела, чтобы он этим заумным дядям и тётям помог и объяснил всё это. Потому что вначале они все улыбались, а когда Славочка им всё рассказал – они улыбаться перестали – их очень сильно трясло. Когда Славочка закончил свой рассказ – пожилой профессор лишь молча, посмотрел на всех присутствующих, а те, молча, головы опустили. Профессор внимательно посмотрел на всех и сказал: «Слышали, что вам отрок сказал?» Он назвал его в первый раз отроком – не ребёнком, не мальчиком, а вот так: «Слышали, что вам отрок сказал?» А они лишь сказали: «Мы ещё такого, как ваш сын – не видели». Они все были тогда очень взволнованы, а я тогда ещё не понимала причины этого и думала: а что они так все переживают? Их очень сильно всех трясло. Вот так – прочитал им Славочка проповедь. И мы с ним поскорее пошли оттуда. Настроение у нас было хорошее. Мы гуляли по Москве, кушали мороженое и отдыхали. А когда мы с ним после посещения этого «Центра» приехали домой, то ночью со мной произошёл очень странный случай. Помню, что я никак не могла уснуть. Тускло светил ночник, стоял будильник, и было время – половина второго ночи. Я лежала с полузакрытыми глазами. Рядом, на своей кроватке спал Славочка. И вдруг, между Славочкиной и моей кроватью – как ниоткуда, как будто «ему» было очень-очень тесно - появляется какое-то странное существо, по виду – мужчина. Как гвоздь какой-то вылез – худой-худой, как будто ему было места мало. Единственное, на что я обратила внимание, так это то, что у него, как у монаха, или как у священника было длинное чёрное одеяние. Мне даже показалось, что эта длинная ткань на нём была совсем тоненькая и полупрозрачная, как кашемир. А так как глаза у меня были полузакрыты, то я видела только подол его одежды, но было ощущение, что он очень высокий. И ещё у меня было такое чувство, что он говорит с моей головой и с моим мозгом. Как бы мысленный диалог произошёл между нами. В общем, он нарисовался и говорит мне: «Ваш сын – не от Бога». А я ему и говорю: «А вы откуда знаете?» А он говорит: «Я - бог». Тогда я ему возразила: «В половину второго ночи ко мне «бог» пришёл? Да я, настолько человек недостойный, что ко мне и ангел не придет никогда». И этот «гвоздь» сразу пропал – как появился – так же и исчез. И как только он исчез – я, тогда как подскочила с кровати! В первый раз в моей жизни случилось проявление чего-то такого, мне незнакомого. Я не могу сказать, что испугалась этого. Я вообще не испугалась за себя – я испугалась за Славочку. И чувство страха за него – с самого его рождения и по сей день – оно у меня постоянно присутствует. Потому что у меня всегда мысли о нём: как Славочка, что со Славочкой!