Править]Борьба с колонизаторами

Киломбу Палмарис постоянно привлекало к себе рабов со всей территории Бразилии и даже Нидерландской Гвианы, поэтому португальские и голландские колонизаторы стали направлять против них многочисленные карательные экспедиции. Однако жители Палмариса упорно отстаивали свою независимость: им удалось разбить в общей сложности 58 экспедиций^[3].

В 1677 году португальцам удалось нанести крупное поражение защитникам Палмариса, и в следующем году между враждующими сторонами был заключён мир. К 1679 году португальские войска возобновили военные действия, однако жителям Палмариса во главе с верховным вождём Зумби удалось изгнать колонизаторов (этому содействовало также восстание индейцев на севере Бразилии)^[2].

В 1692 году Зумби нанёс португальцам ещё одно крупное поражение. Однако к 1694 году колониальные власти собрали 6-тысячную армию, вооружённую артиллерией^[3], которой удалось блокировать Макаку в январе 1694. В феврале Макаку был взят, а большинство его жителей погибло с оружием в руках.

Последние киломбу на территории Палмариса были разрушены в 1697 году^[4].

22. Бразилия в конце ХV111 – первой четверти Х1Х в.

В колониальное время основным источником мясной белковой пищи в городах и на плантациях была вяленая говядина. Быки использовались и как вьючные животные.
Упадок в сахарной промышленности привел к миграции населения из районов его производства на неосвоенные земли.
В конце XVII в., когда капитанства перестали поставлять продукцию на экспорт, Сан-Паулу превратился в пункт, из которого экспедиции (bandeiras) отправлялись в глубь страны. В поисках индейских рабов и золотых самородков предприимчивые жители Сан-Паулу собирались в группы, которые проникали в самые глухие районы, с трудом прокладывая дорогу через леса, и преодолевая горные хребты, и там закрепляли свои права на обширные территории. Благодаря bandeirantes границы будущей независимой Бразилии расширялись. Участники таких экспедиций принимали участие в военной кампании на северо-востоке. Они изгнали голландцев, владевших прибрежными районами сахарных плантаций с 1630 по 1654. Одна из экспедиций проникла в центральную часть Бразильского нагорья, где в 1695 обнаружила золото. Этот район впоследствии был назван Минас-Жерайс.

Добыча полезных ископаемых определила содержание еще одного важного этапа в истории Бразилии. В это время происходила внутренняя миграция населения. Владельцы сахарных плантаций северо-востока переселялись в Минас-Жерайс вместе с невольниками. Скотоводы, жившие на периферии обитаемых районов, нашли новый рынок сбыта, а в Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро и других капитанствах появился стимул для развития земледелия. Реки Бразилии – Амазонка и ее притоки на севере, Сан-Франсиску на северо-востоке и Парана с притоками на юге, – служили внутренними путями сообщения. На их берегах строились города. В Минас-Жерайс стали доставлять сахар, рис, хлопок, вяленую говядину, живой скот, ром и другие продукты питания, а также ткани, рабов и оборудование для рудников. Перегоны крупного рогатого скота и мулов стимулировали строительство дорог и поселений.

Между прибрежными городами и рудничными поселками завязалась оживленная торговля, позже торговые связи расширились дальше к западу – в Гояс и Мату-Гросу. Благодаря развитию горнодобывающей промышленности Минас-Жерайс, словно магнит притягивал к себе людей, товары и услуги со всех частей Бразилии и из Португалии. Иными словами, развитие в 18 в. горнодобывающей промышленности способствовало объединению колонии, одновременно она приобрела большую ценность для Португалии. Всего с 1700 по 1800 годы здесь было добыто 1.000 тонн золота и 3 миллиона каратов алмазов. Растущая добыча золота в Бразилии стала важным фактором развития, который повлиял на ход событий не только в самой колонии, но и в Европе. Хотя золото находилось под контролем Португалии и отправлялось морем прямо в Лиссабон, там оно не задерживалось. Англия, в соответствии с Метуэнским договором 1703 года, поставляла в Португалию продукции текстильной промышленности, которая оплачивалась золотом с бразильских приисков. С помощью бразильского золота, направляемого в Лондон, финансировалась английская промышленная революция.
На бразильском рынке господствовали английские товары, что делало невозможным конкуренцию и душило любу инициативу в промышленности.

Вслед за успехами в области добычи золота и алмазов, а также в разведении сахарного тростника, последовало развитие еще более важного источника благосостояния - кофе. Так же как разработка месторождений, вызвавшая миграцию жителей Пернамбуку и Баии на юг, в Минас-Жерайс, так и рост кофейных плантаций повлек за собой заселение пустующих земель еще дальше на юг. Кофе было завезено в Бразилию из Французской Гвианы в XVIII веке. Первые плантации кофе были разбиты в районах, где не было недостатка в рабах, в глубине сегодняшнего штата Рио-де-Жанейро. Однако отмена рабства и иммиграция из Европы в штат Сан-Паулу в конце ХIХ века привели к тому, что плантации кофе сместились на юг, в районы, где были более благоприятные условия почвы, климата и подходящие географические высоты. В свою очередь, благоприятные природные условия превратили Бразилию в крупнейшего в мире производителя кофе.

В 1790-х годах в Минас-Жерайсе насчитывалось 500 тыс. жителей, а в портовом городе Рио-де-Жанейро – почти 60 тыс. В 1796–1807 на долю Рио-де-Жанейро приходилось 38% всего экспорта, на долю Баии – 27%, затем следовали ее соперник Пернамбуку – 21% и Мараньян – 8%. После 1770, в связи с истощением основных месторождений и падением мировых цен на золото и алмазы, доходы от горнодобывающей промышленности сократились, и в начале 19 в. экономика Бразилии вновь стала ориентироваться на сельское хозяйство.
Рабство. На сахарных плантациях, золотых и алмазных рудниках, а также в определенной мере и на скотоводческих ранчо Бразилии применялся труд невольников. За период с XVI в. до 1870 из Африки в Новый Свет было вывезено по разным оценкам от 5 до 12 млн. рабов, четвертая часть которых погибла в пути. Только в 1850 появились первые законы, запрещающие рабство. Некогда в Бразилии продолжительность жизни невольников на плантациях не превышала 10 лет, а на рудниках – еще меньше. Рекордно большое число рабов было ввезено в 18 в. – 1, 9 млн., что способствовало быстрому развитию горнодобывающей промышленности. В 1798 население Бразилии составляло 3, 3 млн. (из них 1, 6 млн. рабов).

Реформы. Экономические перемены 18 в. имели далеко идущие политические последствия. В то время, когда власть в Португалии фактически оказалась в руках маркиза де Помбала (1750–1777), страна, наконец, обрела более сильное и централизованное правление. Вследствие ряда важных реформ Бразильская компания, созданная в XVII в., была заменена двумя региональными монопольными компаниями, призванными упрочить торговые связи Португалии с этой колонией. Гран-Пара-Мараньян, некогда выделенная в отдельную административную единицу, вновь была включена в состав вице-королевства Бразилия. В 1759 Помбал изгнал иезуитов из Португалии и всех ее владений, конфисковал богатое имущество этого ордена и поставил церковь под контроль государства. Вместе с тем он поощрял развитие сельского хозяйства и промышленности и запретил использование рабского труда индейцев. Он перенес столицу колонии в Рио-де-Жанейро.

Спустя более 200 лет, столица страны маркизом была перенесена из Сальвадора в Рио-де-Жанейро, где она держала под контролем основной путь в Минас-Жерайс и находилась ближе к растущим населенным центрам южных районов. Памятуя об упадке горнодобывающей промышленности, Помбал ввел (а его преемники сохранили) репрессивную налоговую политику для увеличения доходов государства.

Реформы Помбала встретили (а возможно, даже подстегнули) сопротивление. Процветала контрабанда, коррупция поразила органы власти, и недовольство распространилось в широких слоях бразильского общества.
Начиная с голландского и французского нашествий в районе северо-востока в начале XVII века, рост национального самосознания бразильцев постоянно рос и креп в борьбе с захватчиками. Особенно серьезно выступления, продиктованные стремлением народа сохранить свою политическую независимость, проявили себя в начале XVIII века. Хотя представление о независимости носило весьма расплывчатый характер, многие выступления охватывали целые регионы. Заговор в Минас-Жерайсе самое значительное событие из этих отдельных выступлений, произошел в центре золотоносного района. Во главе заговора стоял прапорщик кавалерии Жоаким Жозе да Силва Шавьер, по прозвищу " Тирадентис" (" Вырви зуб"). Тирадентис нашел поддержку, главным образом, среди интеллектуалов, проникнутых теми же идеалами свободы, что вдохновляли Французских Энциклопедистов и вождей Американской Революции. Заговор раскрыли, а его руководителям были вынесены суровые приговоры. Тирадентис был повешен на площади в Рио-де-Жанейро.

Другие выступления, многие из которых получили широкую поддержку населения, произошли в Пернамбуку и Баии, где упадок в сахарной промышленности обострил проблемы, порожденные зависимостью от Португалии. Однако ни одно из выступлений не смогло поколебать господство Португалии в этот период.

Бразилия при Жуане VI (1808–1821). События в Европе стимулировали борьбу Бразилии за независимость. Вторжение наполеоновских войск в Португалию в 1807 вынудило членов королевской династии Браганса и ее 15 тыс. приверженцев бежать в Бразилию, где они оставались до 1821 года. В этом переезде прямое участие приняло британское правительство. Оно воспользовалось тяжелым положением Португалии и предоставило необходимые для переезда королевской семьи корабли, намереваясь получить еще большие привилегии в торговле. Там от имени короля был сразу же издан закон об открытии бразильских портов, что означало предоставление Бразилии экономической самостоятельности. Открытие бразильских портов усилило английское господство. Это соглашение способствовало получению Англией монополии на новых рынках с гарантированными правами и торговыми льготами.

Переезд на 14 лет королевской администрации в колонию ускорил продвижение Бразилии к независимости. Португальской монархией, сознательно или нет, были приняты определенные меры, которые смягчили переход к независимости. После того как в марте 1808 королевский двор обосновался в Рио-де-Жанейро, в Бразилии произошли значительные изменения. Были созданы королевская библиотека, типография, основаны два медицинских факультета (в Баие и Рио-де-Жанейро), ботанический сад и военный завод. В 1815 принц-регент, вскоре ставший королем Жуаном VI, объявил Бразилию частью Объединенного королевства Португалии, Бразилии и Алгарви, а Рио-де-Жанейро стал столицей нового государства.

Королевский двор создал атмосферу «тропического Версаля» с частыми балами и пышными праздниками, на которые стекались европейские и американские дипломаты, недавно разбогатевшие купцы разных национальностей, провинциальное дворянство и небольшая, но растущая группа аристократов. Женитьба кронпринца Педру на австрийской принцессе Леопольдине еще больше украсила европейское придворное общество в Рио-де-Жанейро.
Памятуя об унизительной французской оккупации Португалии в 1807, Жуан VI отправил войска захватить Французскую Гвиану, где они оставались до 1815. В 1816, воспользовавшись нестабильностью в районе Ла-Платы во время национально-освободительного движения в Испанской Америке, Жуан послал войска в Банда-Орьенталь (ныне Уругвай) и захватил его в 1817.

Однако Жуан не смог справиться с волнениями внутри страны. В 1817 в Пернамбуку вспыхнуло националистическое республиканское восстание, которое было подавлено местными войсками. В 1820 либеральные силы в Португалии подняли мятеж, чтобы установить конституционную монархию – или республику, если Жуан откажется вернуться в Лиссабон. Опасаясь отдать Португалию якобинским республиканцам, британское правительство заставило Жуана и его двор вернуться на родину. В 1821 Жуан неохотно покинул Рио-де-Жанейро, доверив власть своему сыну Педру и Жозе Бонифасиу ди Андрада-и-Силве, впоследствии возглавившему движение за независимость Бразилии. Говорят, в присутствии членов колониального двора король сына предупредил его: " Педро, сын мой, когда настанет час, надень корону сам, не дожидаясь, пока это сделает какой-нибудь самозванец".

23.Кризис испанской колониальной системы в конце XV111 – начале Х1Х вв.: истоки, характер противоречий между метрополией и ее владениями, влияние международных факторов.

Итак, со второй половины XVIII в., когда испанские и португальские колонизаторы провели реформы по либерализации торговли, колонии Латинской Америки переживали колоссальное расширение торговли и товарного производства. В этом, несомненно, большую роль сыграли и реформы, и колониальная администрация, и компании испанских купцов-монополистов, которым поручалась задача вовлечения местных отраслей хозяйства в товарооборот. Однако же именно с последней трети XVIII в. колонисты как никогда громко заявляют о своем недовольстве купцами-монополистами и колониальными властями, будто бы не заботившимися о процветании торговли и производства. В чем же дело?

Многочисленные жалобы в адрес властей метрополий показывают, что достигнутые колониями масштабы товарного производства в пореформенную эпоху быстро переросли возможности той торговой системы, которую метрополии пытались защищать монополиями, квотами, запретами и т.д. Тем более явственно несовместимость того и другого вырисовывалась в перспективе, которую прекрасно себе представляли креольские предприниматели. Так, в 1798 г. аргентинские асендадо в меморандуме испанской короне прямо заявляли, что лаплатские земли, самые плодородные в мире, могут давать огромные урожаи зерновых и способны в случае необходимости прокормить не только Испанию, но и большую часть Европы.

Колониальные производственные отношения становились и вовсе удушающе тесными для товарного производства Ибероамерики в результате участившихся с конца XVIII в. войн между европейскими державами. В 1779 г. Испания ввязалась в войну с Англией, в 1792 г. с Францией, в 1797 г. снова с Англией и т.д. Всякий раз войны сокращали торговые отношения Испанской Америки с Европой, а это при уровне товарности ее хозяйства всякий раз приводило к катастрофическим нарушениям экономической жизни колоний. Так, если в мирном 1777 г. сумма таможенных сборов в порту Буэнос-Айрес достигла 1.247.134 песо, то в военном 1779 г. она упала до 195.450 песо. Если в предвоенном 1796 г. Ла-Плата экспортировала товаров на сумму 5.470.000 песо, то за военный 1797 г. 335.000 песо.

В этой связи требования свободы торговли с нейтральными и дружественными государствами со стороны креольских предпринимателей выдвигались все чаще и настойчивее, а запреты вызывали все менее скрываемое раздражение. Например, при обсуждении в консуладо Буэнос-Айреса требования к властям о разрешении такой торговли асендадо Ф.А. Эскалада прямо утверждал, что выгоды, приносимые торговлей с иностранцами, таковы, что только нерадивое правительство может пренебрегать ими. На запрет торговли с нейтралами в 1799 г. консуладо Буэнос-Айреса ответило специальным меморандумом, в котором указывалось на то, что купцы-монополисты подняли крик против торговли с иностранцами, ибо защищают свои узкокорыстные интересы. Они, заявлялось в меморандуме, ищут легкого обогащения за счет разорения Америки: если колония нуждается в товарах на сумму в 30 млн., то они хотят привезти их на 1 млн., а продать за 30.

Точно так же повели себя землевладельцы Венесуэлы, используя для оказания давления на власти собственные организации. В 1797 г. они просили разрешить торговлю с нейтралами, ссылаясь на падение экспорта в Испанию до 600 тыс. песо по сравнению с 3 млн. в обычные годы. Когда же последовавшее разрешение было отменено в 1799 г., консуладо Каракаса отослало в Мадрид энергичное представление, в котором невозможность прекращения указанной торговли объяснялась тем, что эта мера обрекала земледельцев на разорение. Поскольку одного лишь какао Венесуэла способна вывозить 100 тыс. фанег в год, то Испания, подчеркивалось в представлении, должна либо сама потреблять венесуэльский экспорт, либо позволить стране торговать с иностранцами.

Так постепенно от жалоб по поводу отдельных налогов, квот, запретов и ограничений, от просьб разрешить торговлю с теми или иными нейтральными государствами на время очередной войны креольская верхушка Нового Света на рубеже XVIII-XIX вв. вплотную подошла к выдвижению требования о свободе торговли вообще. А поскольку эта свобода являлась краеугольным камнем политэкономической доктрины либерализма, то идеи французских, испанских и иных физиократов, а также Адама Смита получили в тот период весьма заметное распространение в креольской среде. Любопытно, что главный труд Смита Богатство народов в 1794 г. увидел свет увидел свет и на испанском языке.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что требование свободы торговли вообще, зачастую с прямыми ссылками на либеральных экономистов, буквально пронизывают документы креольских предпринимательских организаций. Принцип, разделяемый всеми государственными деятелями и политиками, писал в меморандуме консуладо Веракруса от 1808 г. его секретарь Кирос, состоит в том, что свобода это душа торговли и что без нее ни одна держава... не будет процветать и никогда земледелие Америки не достигнет того уровня развития, на который способно ее плодородие. Есть истины настолько очевидные, вторил ему аргентинец Мариано Морено в знаменитом Представлении асендадо 1809 г., что попытка доказывать их является оскорблением для разума. К их числу относится утверждение, что страна должна свободно ввозить товары, которые она не производит и которыми не располагает, и экспортировать свои собственные продукты, имеющиеся в изобилии и пропадающие без толку из-за отсутствия сбыта. И, обращаясь к вице-королю Рио-де-ла-Платы Сиснеросу, он заключал: Если Ваше Превосходительство желает сотворить нам добро, то путь к этому весьма прост: здравый смысл и знаменитый Адам Смит, который... без сомнения, является апостолом политической экономии, подсказывают, что в мерах, нацеленных на всеобщее благо, правительства должны ограничиваться лишь одним устранением препятствий.

Какая же сила стояла за настойчивыми требованиями свободы торговли для американских колоний?

В историографии, как правило, подчеркивается решающая роль давления со стороны мирового рынка, т.е. Англии, Франции и других передовых держав, обогнавших в развитии иберийские государства и рвавшихся теперь к ресурсам Ибероамерики. И действительно, проникновение на континент передовых держав привело в конце XVIII начале XIX в. к значительному изменению его международных экономических отношений. Это, в частности, хорошо просматривается на примере Кубы, которая, невзирая на принадлежность Испании, в период с 1783 по 1826 г. переориентировала свою экономику на США (в 1826 г. США ввозили на Кубу товаров на сумму 6.132.432 песо, между тем как Испания только 1.992.689; вывоз с Кубы в США составлял 7.658.759, а в Испанию всего 2.858.793 песо). Схожая тенденция проявляла себя и в португальской Бразилии, куда к 1821 г. Англия уже ввозила товаров на сумму 2, 3 млн. ф. ст., другие страны Европы на 1 млн. и США на 350 тыс., т.е. в общей сложности на 3, 65 млн. ф. ст., между тем как ввоз в Бразилию из собственно Португалии, да и то в сумме с ввозом из Рио-де-ла-Платы, Индии и Китая, достигал всего лишь 800 тыс. ф. ст. Скотоводы Ла-Платы на рубеже XVIIIXIX вв. из каждых 10 говяжьих шкур 7 сбывали контрабандным путем англичанам. Можно привести и многие другие цифры, которые подтвердят общепринятое мнение о том, что для новых господствующих на мировом рынке держав, в первую очередь Англии, португальский и испанский колониализм в Америке стал к концу XVIII в. ненужной, лишней посреднической инстанцией на пути к природным и людским ресурсам Ибероамерики.

Однако на этот процесс не только можно, но и должно взглянуть с его другого полюса, со стороны самой Ибероамерики. Все рассмотренные факты позволяют заключить, что глубинная причина войны за независимость состояла не в самих по себе торговых ограничениях, которые в более или менее жестких формах существовали в течение 300 лет колониализма. Эта причина коренилась в бурном росте товарного производства в колониях, особенно ускоренном реформами второй половины XVIII в. К рубежу XVIIIXIX вв. это товарное производство переросло рамки колониальных производственных отношений, а это означает, что навстречу давлению внешнему, со стороны передовых держав и контролируемого ими мирового рынка, нарастало и внутреннее давление, находившее числовое выражение в тех же цифрах, что и давление внешнее. Иными словами, Латинская Америка была не просто объектом соперничества между Англией и Францией, Испанией и Португалией, но также и субъектом процесса перестройки международных экономических отношений. Именно двойное давление извне и изнутри образовывало молот и наковальню, которые совместно и сокрушили иберийский колониализм.

Возвращаясь к постановке проблемы Пьером Шоню о нормальных хронологических сроках для политической независимости Латинской Америки либо в конце XVII в., когда монополия Испании значительно ослабла, либо же после гражданской войны 1861-1865 гг. в США, когда в Америке возник свой полюс господства, и о внутренней незрелости Ибероамерики для независимости в первой четверти XIX в., подчеркнем, что упомянутое давление изнутри колоний говорит, скорее, о достаточной внутренней зрелости той силы, которая его порождала. Она не была зрелой в конце XVII в., как не созрел еще и процесс перемен в экономических отношениях на международном уровне. Эта сила оказалась вполне зрелой ко времени событий в метрополиях, вызванных европейскими революциями и войнами. И она не могла дожидаться, пока США дорастут до полюса господства, коль скоро с промышленным переворотом с конца XVIII в. мировым полюсом становилась Англия. Если же американское направление обещало больше выгод, то эта сила, идя ему навстречу, преодолевала рогатки иберийского колониализма, как на Кубе, даже задолго до того, как США могли осмелиться мечтать о превращении в американский полюс господства.

24. Революция в Сан – Доминго. Создание первого независимого государства в Латинской Америке.

В конце XVIII в. Сан-Доминго была самой богатой колонией Франции. Рабовладельческое плантационное хозяйство, специализировавшееся глав­ным образом на выращивании сахарного тростника, являлось основой экономи­ки Сан-Доминго и определяло существовавшие там общественные отношения. Раб, трудившийся на плантации, был основным производителем, рабовладелец-плантатор — собственником раба, продуктов его труда, орудий и средств произ­водства. Полмиллиона рабов возделывали земли, находившиеся в руках 4— 5 тыс. плантаторов.

Первенствующее положение в колонии занимала французская колониаль­ная администрация во главе с губернатором. Высшим слоем среди постоянных жителей колонии были «большие белые»: крупные плантаторы, владельцы мест­ных сахарных и других предприятий, а также купцы, управляющие больших имений, наиболее состоятельные представители городской буржуазии. Более многочисленную часть населения составляли «маленькие белые», не обладавшие крупной, а иногда и вообще какой бы то ни было собственностью. К ним относи­лись мелкие рабовладельцы, надсмотрщики за рабами, адвокаты, ремесленники, содержатели постоялых дворов, трактирщики, торговцы, матросы, немногочис­ленные рабочие мануфактур и пр. «Большие белые», используя свое экономи­ческое господство и связи с французским королевским двором (эти связи под­держивались через аристократов-плантаторов, живших в Париже), эксплуати­ровали не только своих рабов, но и «маленьких белых».

Итак, накануне французской буржуазной революции колония представляла собой арену острой борьбы различных общественных сил. Революция стимули­ровала дальнейшее обострение этой борьбы. «Большие белые» сразу сумели добиться для себя представительства во французском Национальном собрании, захватить все возникшие представительные учреждения в Сан-Доминго (про­винциальные собрания ' и т. д.). Главной задачей они считали сохранение любой ценой своих привилегий и института рабства.

Сильнейшее беспокойство в среде «больших белых» вызывал революцион­ный девиз «Свобода, равенство, братство!». Сдедуя этому девизу и уступая на­стойчивым требованиям свободных мулатов, Учредительное собрание Франции 15 мая 1791 г. издало декрет, по которому «цветные», рожденные от свободных отца и матери, получали доступ во все будущие колониальные представительные учреждения.

«Большие белые» рассчитывали, что им удастся помешать проведению дек­рета в жизнь, используя созванное ими без участия мулатов Колониальное соб­рание. Его участники 22 августа 1791 г. съехались в главном городе Северной провинции Кап-Франсэ. Ночью того же дня «весь горизонт неожиданно покрыл­ся густым дымом, и в нем отчетливо различаюсь пламя... Толпы мужчин, жен­щин и детей, спасшихся от огня и гибели, бежали со всех сторон и искали в горо­де убежища. От них стало известно, что рабы восстали...».

Не имея достаточных сил для подавления восстания, Колониальное собра­ние постаралось превратить в союзника свободных мулатов. Оно обещало за­няться вопросом о предоставлении им равных прав с белыми. Мулаты Капа (главным образом плантаторы или коммерсанты) согласились участвовать в обороне города. Объединенные силы белых и мулатов отбили нападение. Вос­ставшие отступили в горы и леса. В боях под Капом погиб их руководитель Букман.

После гибели Букмана восставших возглавили Жан Франсуа и Биассу, а потом Туссен Лувертюр, которому суждено было стать самым выдающимся человеком в истории страны.

Туссен Лувертюр, раб и сын раба, родился в 1743 г. на плантации Бреда. В детстве был конюхом, а позже стал кучером управляющего плантацией. Крест­ный отец Туссена — священник — научил его читать и писать по-французски, а также начаткам латыни. Управляющий плантацией позволил ему пользовать­ся книгами своей библиотеки. Эта возможность при большом природном уме юноши сильно помогла ему расширить свой кругозор. Туссен жадно ловил но­вые идеи, приходившие из Франции. Всеми силами своей души он ненавидел рабство.

Колония делилась на Северную, Западную и Южную провинции. В 1791 г. Туссен присоединился к восставшим. Он очень скоро понял необ­ходимость введения военной дисциплины, приобретения военных знаний и начал создавать новую армию.

Во второй половине сентября восставшие вновь осадили Кап, оказавшийся в самом отчаянном положении. В это время в Западной провинции восстали сво­бодные мулаты, требуя осуществления декрета от 15 мая. Это всколыхнуло рабов-негров провинции и часть «маленьких белых», которые готовы были пойти на соглашение с мулатами, чтобы ограничить деспотизм «больших белых».

28 ноября 1791 г. из Франции в Сан-Доминго прибыли назначенные Учре­дительным собранием гражданские комиссары: Мирбек, Рум, Сан-Леже. В их распоряжении были, однако, средства, негодные для успокоения острова: кон­ституция Франции 1791 г. и декрет от 24 сентября того же года. Первая не рас­пространялась на жителей колонии, что оскорбляло белых колонистов, второй наносил удар по свободным неграм и мулатам, так как отменял декрет от 15 мая. Попытка комиссаров договориться с восставшими рабами вызвала их оконча­тельный разрыв с белыми рабовладельцами, а стремление настаивать на осу­ществлении сентябрьского декрета поссорило комиссаров с мулатами.

Мирбек и Сан-Леже уехали во Францию. В середине сентября 1792 г. в Сан-Доминго прибыли новые комиссары: Сантонакс — якобинец, решительный и волевой человек, глава комиссии, Польверель — его верный соратник и Эло — деятель жирондистского толка. С ними был декрет Законодательного собрания, объявляющий, что «свободные мулаты и свободные негры должны пользоваться так же, как и белые колонисты, равенством политических прав». Им поручалось подавить восстание рабов. Для поддержания власти комиссаров на остров были отправлены 6 тыс. солдат во главе с генерал-лейтенантом Д'Эспарбом и несколь­ко военных кораблей под флагом адмирала Жирардена.

Колониальное собрание саботировало проведение в жизнь упомянутого дек­рета. Сторону собрания приняли Д'Эспарб и генерал-губернатор колонии Бланшеланд.

Комиссары-якобинцы не остановились перед роспуском Колониального соб­рания, высылкой из колонии Бланшеланда и Д'Эспарба, а также изгнанием с острова плантаторов-контрреволюционеров. Недовольный Эло вернулся во Францию.

Сантонакс и Польверель, понимая, что для проведения своей политики они должны найти опору среди местного населения, создали якобинский клуб, куда вошло большое число «маленьких белых». Они обратились за поддержкой к сво­бодным неграм и мулатам, раздали им оружие.

Против восставших рабов комиссары направили войска под командованием офицеров Рошамбо и Лаво. Попытки очистить горы, окружавшие Кап, закон­чились позорным бегством под защиту городских стен. При этом в районе Капа действовала сравнительно небольшая часть восставших рабов.

Основные силы восставших находились у испанской границы. В мае 1793 г. они согласились на предложение властей Санто-Доминго перейти на службу к испанскому королю. Предложение это последовало в связи с начавшейся в марте 1793 г. войной между Францией и Испанией. Солдатам — бывшим ра­бам — было обещано, что после окончания войны с французами они официально будут признаны свободными людьми.

Все эти действия достаточно ясно показывали, что Гедувиль покушается на свободу негров. Приказ о разоружении вызвал восстание частей Форт-Дофина. К восставшим присоединились негры, жившие в районе города. Вмешательство генерала Риго могло ввергнуть колонию в новую кровопролитную гражданскую войну. Главнокомандующий не теряя времени призвал всех бывших рабов встать на защиту свободы. Тысячи негров примкнули к армии Туссена. Пред­ставитель Директории поспешно отплыл во Францию. Пока за пределами остро­ва еще шла война с Англией, во Франции считали неразумным восстанавливать против себя талантливого и влиятельного главнокомандующего войск Сан-До­минго, и потому Директория не прислушалась к жалобам Гедувиля. Тем време­нем войска Туссена осадили главную цитадель мулатов — город Жакмель и ов­ладели им. Риго и его ближайшие соратники на кораблях бежали из Сан-Доминго.

Положение колонии, однако, нельзя было считать окончательно упроченным, а население ее полностью гарантированным от попыток реставрации рабст­ва, пока в бывшем испанском Санто-Доминго, передача которого Франции еще не состоялась, продолжали оставаться испанская администрация и армия, пока там сохранялся институт рабства. Туссен решил покончить с угрозой, нависав­шей с этой стороны, и прийти на помощь неграм-рабам восточной части острова, используя условия Базельского договора. Его армия пересекла границу. 26 ян­варя 1801 г. испанцы сложили оружие. Через день было объявлено об отмене рабства в испанском Санто-Доминго.

После того как закончилась война, специальная комиссия по поручению Туссена составила конституцию, которая была торжественно провозглашена в июле 1801 г. Основные статьи конституции подтверждали отмену рабства и рав­ноправие всех граждан колонии перед законом.

Связь Франции с Сан-Доминго уже долгие годы оставалась фактически номинальной. Однако признание метрополией свободы и равноправия негров, надежда на ее помощь и защиту в случае попытки реакционного переворота или новой интервенции сделали Францию в глазах жителей Сан-Доминго потенци­альным гарантом их свободы. Поэтому, несмотря на некоторые признаки, да­вавшие право сомневаться в правильности подобного суждения, статья первая конституции 1801 г. объявляла, что Сан-Доминго является колонией и состав­ляет часть Французской империи.

Конституция признавала и законодательно утверждала принцип частной собственности, священной и неприкосновенной, т. е. главный принцип, опреде­ляющий буржуазные общественные отношения.

Туссен Лувертюр, «принимая во внимание важность его заслуг, оказанных колонии», «в знак безграничного доверия» к нему народа был объявлен пожиз­ненным правителем Сан-Доминго с правом назначить себе преемника. Прави­тель колонии являлся одновременно и главнокомандующим. Он нес ответствен­ность за внутреннюю и внешнюю безопасность страны, располагал полномочия­ми «непосредственно связываться с метрополией по всем вопросам, относящим­ся к интересам колонии». Ему принадлежала законодательная инициатива, он подписывал законы, назначал всех гражданских служащих и командиров воин­ских частей, был главным цензором. Законодательным органом по конституции 1801 г. являлось Центральное собрание, куда входили представители от каждо­го департамента.

Еще в октябре 1800 г. был издан регламент, который запрещал земледель­цам покидать свои плантации и переходить на другие. Конституция 1801 г. ут­верждала этот запрет. Кроме того, запрещалась распродажа государственной земли участками, меньшими чем 50 акров, причем, приобретая землю, собствен­ник должен был гарантировать ее рентабельное использование. Иначе говоря, предполагалось обязательное ведение плантационного хозяйства.

Взаимоотношения между работниками и управляющими плантаций (будь то назначаемые правителем или прежние хозяева) определялись как отношения в «деятельной и прочной семье, отцом которой оказывается по необходимости собственник земли или его представитель... Каждый работник — член семьи и дольщик в доходах...». Практика жизни была очень далека от предусмотренных конституцией идиллических отношений. Оставшиеся плантаторы использовали все возможности прикрепления работников к земле для безжалостной их экс­плуатации. Новые управляющие плантаций оказывались часто не лучше преж­них хозяев. Это не могло не вызвать недовольства бывших рабов. Однако Тус­сен Лувертюр вводил и укреплял плантационную систему.

Образовавшееся государство было государством переходного периода. В нем сохранялось единовластие, унаследованное от только что закончившейся войны и обусловленное еще не полностью устраненной угрозой, исходящей от внешних и внутренних врагов. В нем, с одной стороны, освобожденные рабы, получившие землю, тяготели к созданию крестьянского хозяйства, а с другой — интересы укрепления завоеванной ими свободы вызывали необходимость сохра­нения плантационного хозяйства. Государство не могло отстоять свободу нег­ров, не располагая значительной и хорошо вооруженной армией, аппаратом управления, флотом, средствами для восстановления разрушенных войной до­рог, мостов и общественных зданий, для организации почты и т. д. Удовлетво­рить все эти нужды зарождавшееся крестьянское хозяйство ни в коей мере не могло. На первых порах оно должно было носить в основном натуральный ха­рактер и не в состоянии было обеспечить даже скудный рацион питания населе­нию колонии. Кроме того, навыки рабов в ведении крестьянского хозяйства были явно недостаточны и ограничивались преимущественно умением возделывать небольшие огороды. Сохранение и восстановление плантаций сахарного трост­ника и кофе позволяло решить задачи, стоявшие в тот момент перед государст­вом бывших рабов. Торговля продуктами традиционного хозяйства давала воз­можность приобрести необходимые средства для покупки продуктов питания (их не хватало в разоренной войной стране), содержания вооруженных сил, государственного аппарата и т. д.

Итак, во имя окончательного упрочения добытой свободы необходимо было поддерживать плантационное хозяйство, несколько ограничивая свободу дея­тельности бывших рабов. При этом государство осуществляло повседневный контроль над плантаторами и управляющими плантаций через своих комисса­ров. Телесные наказания были строжайше запрещены законом. Жестоко кара­лись злоупотребления, хищения и дурное обращение с работниками. Туссен лич­но вникал во все детали, зорко следил за тем, чтобы освобожденный негр не был исподволь вновь превращен в раба. В резиденцию Туссена мог прийти любой человек и принести жалобу на кого угодно.

25. Франсиско де Миранда – предтеча латиноамериканской независимости.

Франсиско де Миранда (исп. Sebastian Francisco de Miranda y Rodriguez ), родился 28 марта 1750 года, в Каракасе и умер в испанской тюрьме 14 июля 1816года, в городе Кадис. Историки называют его Предтечей латиноамериканской независимости. Он принадлежал к числу образованнейших людей своего времени. Говорил на английском, французском, итальянском, знал сносно древнегреческий. Венесуэлец по рождению, участвовал в войне за независимость США, был генералом революционной Франции. Один из руководителей борьбы в странах Южной Америки за выход из состава Испанской империи. Миранда внес решающий вклад в создание первой суверенной республики во владениях Испании в Латинской Америке - Венесуэле.

Генерал-лейтенант армии Французской республики (1792 год). Его имя как победоносного генерала Французской революции высечено на Триумфальной арке в Париже. Яркая страница его жизни - почти годичное пребывание в России (1786-1787 годы), где он был обласкан Екатериной II, получил разрешение носить форму полковника русской армии. Наиболее известно его сочинение – «Дневник Миранды» - уникальная летопись нравов екатерининской эпохи, встреч с императрицей и ее приближенными. Окончил университет в Каракасе (1764 год). С 1773 года, служил в испанской армии и в то же время поддерживал связи с кругами Кубы и Венесуэлы, выступавшими за независимость от Испании. Участвовал в войне Испании с Марокко (1773-1775 годы). С 1780 года, в составе испанского экспедиционного корпуса в Северной Америке принимал участие в войне против Англии.
Участвуя в движении за освобождение испанских колоний в Южной Америке, и намереваясь использовать в борьбе с Испанией поддержку европейских государств, Миранда уехал в Англию (1785 год), а затем предпринял поездки по столицам Европы.

В 1786 году, Миранда появляется в Херсоне. Он быстро устанавливает контакт с губернатором, князем Вяземским, y которого и поселяется. Будучи большим знатоком военного искусства, стремясь познать все его тонкости в других странах, Миранда при всяком удобном случае встречается с комендантом города — бригадиром Корсаковым, также с полковником Нехлюдовым и другими офицерами. У Вяземских, Миранду знакомят со знаменитым русским генералом Александром Васильевичем Суворовым, о котором он много наслышан. Миранда тут же вступает в оживленную беседу с полководцем на излюбленную тему — о военном искусстве. По выражению Суворова, они говорили: «как давно не видевшиеся старинные знакомые по службе».
Два дня спустя, Миранда знакомится с Потемкиным, принявшим путешественника с подчеркнутым уважением и радушием. Потемкин, как настоящий дипломат преследовал этим одну цель — желание получить достоверные сведения об испанских колониях, на границе с которыми, Россия уже имела определенные намерения.
Миранде оказывают необычайные для его ранга и положения знаки внимания. Он путешествует вместе с Потемкиным в его карете, участвует в войсковых смотрах, на всех приемах, обедах и церемониях. Его знакомят с Екатериной II, с которой он ведет продолжительные беседы. Во избежание конфликта с испанскими властями, ему предложено носить мундир полковника Екатеринославского полка.
Правильно оценив большие познания Миранды в военном деле, его дипломатический талант, эрудицию, ненависть к Испании, то есть все то, что могло пойти на пользу России, Екатерина II предложила ему службу и покровительство. Однако Миранда вежливо и твердо отклоняет предложение, объясняя это стремлением возглавить освободительное движение колонии и нежеланием, даже на время терять свою независимость.
Получив от правительства России, довольно крупную сумму денег и рекомендательные письма к русским дипломатам во всех европейских и скандинавских странах, Франсиско де Миранда, 7 сентября 1787 года, покидает Россию. Благодаря депешам русских дипломатов, Миранду сопровождает слава человека, обладающего огромными связями не только в испанских колониях (и который может причинить вред мадридскому двору), но и имеющего авторитет в европейских cтолицax.

Испытания, выпавшие на его долю в последующие четверть столетия, отличались особенным трагизмом.
В марте 1792 года, Миранда уехал во Францию, где в августе поступил на службу в революционную армию, получил чин бригадного генерала и командовал дивизией в Северной армии. Принимал участие в сражении при Вальми. В ноябре 1792 года, Миранда руководил осадой Антверпена, а с января 1793 года, командовал французскими войсками в Бельгии. После прихода к власти якобинцев, Миранда в июне 1793 года, за связь с жирондистами и генералом Дюмурье, изменившим революции, был арестован. Освобождён летом 1794 года, после переворота 9-го термидора.

В 1798 году, Миранда возвратился в Англию, вёл переговоры с правительством по организации борьбы за освобождение Венесуэлы. Не получив помощи, Миранда уехал в США. В феврале 1806 года, сформировал отряд добровольцев и дважды высаживался на венесуэльское побережье с целью поднять освободительное восстание. В декабре 1810 года, Миранда возглавил борьбу за независимость, был избран в первый венесуэльский конгресс, который 11 июля 1811 года, объявил Венесуэлу независимой республикой. Миранда был назначен командующим вооруженными силами и сумел подавить выступление реакции. В апреле 1812 года, Миранда был назначен главнокомандующим вооруженными силами республики (генералиссимусом) с диктаторскими полномочиями.

Но в дальнейшем, честнейший патриот своей Родины, почти создав в сражениях, первую Венесуэльскую республику, столкнулся с коварством заговорщиков латифундистов-рабовладельцев и испанских церковников, смятением и неуверенными действиями руководителей армии, и наконец, коварством и предательством ближайшего соратника — Симона Боливара. Боливар, истолковав заключенный Мирандой временный договор с испанским командующим для передышки как капитуляцию и «измену», выдал патриота и генерала Испании. Но анализируя ситуацию тех лет, многие историки склоняются к выводу, что сделано это было Боливаром преднамеренно, будучи человеком очень амбициозным, он сильно ревновал к популярности Миранды, и его арест и сдача испанцам, были всего лишь сведением личных счетов.

Но вернемся к Миранде. Его незамедлительно помещают в самую страшную тюрьму — «Ла Карраку». Там, заключенный в подземную камеру и посаженный на цепь с железным ошейником, тяжело больной Миранда умирает 14 июля 1816 года. Изуиты, дежурившие у его постели, не добившись покаяния от «государственного преступника», тайно похоронили его за пределами крепости. А дело Миранды, продолжил и довел до конца, не кто иной (вот парадокс истории!), как виновник пленения Миранды — Симон Боливар. Человек, которого сегодня благодарит вся Америка, за якобы полученную независимость, забыв о том, кто реально начал ее завоевывать для них. А во Франции, в 1896 году, на триумфальной арке его имя было высечено среди имен всех прославленных маршалов и генералов этой эпохи.

26. Война за независимость Латинской Америки. Первый этап.

В тетрадке

27.Война за независимость Латинской Америки. Второй этап.

Война за независимость испанских колоний в Америке (1810—1826) — война, приведшая к независимости от Испании её американских колоний: современных Мексики, Венесуэлы, Перу, Чили, Боливии, Аргентины и других.

Война была вызвана недовольством широких слоёв населения политикой метрополии: широкими запретами, дискриминацией, высокими налогами, тормозившими экономическое развитие колоний. Началу войны способствовало также пробуждение национального самосознания, влияние войны за независимость США, Великой французской революции, восстания рабов в Сан-Доминго (1791—1803).

Толчком к началу войны послужили события в Испании в 1808, последовавшие за вторжением войск Наполеона и приведшие к зависимости страны от Франции.

В 1809 произошли волнения в Чукисаке (ныне Сукре), Ла-Пасе и других районах Верхнего Перу (ныне Боливия), в Кито, возник антииспанский заговор в Вальядолиде (ныне Морелия, Мексика). Хотя восставшие нигде не достигли успеха, ситуация в колониях резко обострилась. Вести о поражении испанских войск в метрополии (начало 1810) и оккупации большей части страны французами явились сигналом к вооруженным выступлениям в испанской Америке.