Править]Дальнейшая судьба стран, получивших независимость

Распад Великой Колумбии был концом мечты Боливара. Департамент Кундинамарка (как было решено в Ангостуре) стал новой страной, называвшейся Республика Новая Гранада. В 1863 Новая Гранада изменила официальное название на Соединённые Штаты Колумбии, а в 1886 приняла название, существующее до сегодняшнего дня — Республика Колумбия. Панама оставалась областью этой страны до 1903, когда при поддержке Соединённых Штатов Америки в обмен на передачу прав США на строительство и дальнейшую эксплуатацию Панамского канала Панама стала независимой.

За исключением Панамы (которая получила независимость позже), цвета флагов стран, образовавшихся на территории Великой Колумбии, напоминают о флаге Великой Колумбии:

30.Панамская конференция 1826 г. Участники, повестка дня и принятые решения.

- заседал с 22. VI по 15. VII в г. Панаме; был первой попыткой объединения латиноамериканских государств в единый союз.

На П. к. присутствовали представители только четырёх испано-американских государств: Перу, Колумбии, Мексики и Соединённых Штатов Центральной Америки.

В силу острых противоречий между господствующими помещичьими кликами различных стран Испанской Америки, создавших непреодолимые затруднения для образования конфедерации этих стран, и враждебного отношения к подобным проектам со стороны правительств США и Англии, не желавших объединения слабых и раздробленных государств Испанской Америки, П. к. не привёл ни к каким результатам.

И вот именно в г. Панама, как и мечтал Боливар, в июне - июле 1826 г. проводил свою работу объединительный конгресс. Правда, Чили, Парагвай, Восточный Берег и Аргентина не прислали своих представителей на конгресс, но зато в его работе помимо Колумбии, Перу и Боливии приняли участие Мексика и Соединенные провинции Центральной Америки. Важнейшим документом, принятым конгрессом, стал договор О постоянном союзе, лиге и конфедерации. Согласно статье 2 договора, целями создававшейся конфедерации в составе названных государств были охрана суверенитета и независимости их от посягательств иностранных держав, а также содействие взаимопониманию между испаноамериканскими народами. Устанавливались размеры вооруженных сил, которые каждый участник конфедерации должен был выделить на нужды совместной обороны. В ведение конфедерации передавались также вопросы общего гражданства, процедура разрешения территориальных и иных споров, ликвидация работорговли. В текст договора не был внесен лишь пункт об учреждении верховного органа власти конфедерации, вызывавший тогда наибольшие разногласия.

Казалось, уже недалек был день создания Соединенных Штатов Испанской, а возможно, и всей Латинской Америки. Но Панамский конгресс оказался наивысшей точкой развития объединительных стремлений, вслед за которой наметился быстрый регресс. Даже из подписавших договор государств только Колумбия его ратифицировала. Более того, вскоре начало рушиться и то здание, которое создавалось Боливаром в качестве основы будущей федерации.

Сначала власть Боливара была ликвидирована в Перу, где вновь восторжествовала Конституция 1823 г., а президентом стал генерал Ла-Мар. В 1828 г. в Боливии был свергнут, а по возвращении в Колумбию и убит соратник Боливара и победитель в битве при Аякучо маршал Сукре. Президентом Боливии был избран Санта-Крус, а для закрепления независимости страны от Колумбии на ее территорию были введены перуанские войска, что послужило одним из поводов к колумбийско-перуанской войне 1828-1830 гг. И хотя Колумбия эту войну выиграла, предпринятые военные усилия способствовали ее собственному распаду на Венесуэлу во главе с президентом Х. А. Паэсом, Эквадор с президентом Х.Х. Флоресом и прежнюю Новую Гранаду, продолжавшую именоваться Колумбией. Да и здесь с 1828 г. против Боливара зрел один заговор за другим, в результате чего в 1830 г. он подал в отставку с поста президента Колумбии, удалился в поместье Сан-Педро-де-Алессандрино близ г. Санта-Марты и вскоре умер. Перед смертью он заявил: Америка неуправляема. Те, кто служит революции, пашут море".

Тенденция к государственно-территориальному распаду возобладала и в других частях бывшей Испанской Америки. Прежнее вице-королевство Рио-де-ла-Плата развалилось на Парагвай (1811), Аргентину (1816), Боливию (1825) и Уругвай, бывший Восточный Берег (1828 г.). Еще в 1823 г. из состава Мексиканской империи вышли и создали федеративное государство Соединенные провинции Центральной Америки, которое, в свою очередь в 1838-1841 гг. распалось на Гватемалу, Гондурас, Сальвадор, Никарагуа и Коста-Рику. В 1844 г. из состава Гаити вышло бывшее испанское владение Санто-Доминго, образовав независимую Доминиканскую Республику. Неудачей окончилась и попытка объединить в конфедерацию Перу и Боливию (1836 1839). Наконец, в 1903 г. из состава Колумбии выделилась в самостоятельное государство Панама. Таким образом, территориальные границы колониального периода удалось сохранить лишь Мексике, Бразилии, Перу и Чили, хотя и здесь еще долгие годы десятилетия центробежные тенденции вызывали многочисленные и кровопролитные гражданские войны.

Почему же испаноамериканцам не удалось повторит объединения США? В чем истоки и на чем базировалась сила сепаратизма в освободившихся латиноамериканских странах?

Длительное время в зарубежной историографии господствующее положение занимала концепция, которая была разработана авторами либерального направления и которая главную причину данного явления видела в каудильизме (от испанского " каудильо" вождь, вожак, предводитель). По мнению этих авторов, каудильизм представлял собой специфику послереволюционной Латинской Америки, связанную с борьбой за власть между различными группировками помещиков-латифундистов, каждая из которых возглавлялась своим каудильо, пользовавшимся неограниченной властью в том или ином регионе, провинции, округе. При этом поддержка каудильо массами народа объясняется, как правило, традиционными личностными отношениями господства - подчинения, издавна существующими в латиноамериканской латифундии и порождающими раболепную покорность и безоговорочное подчинение крестьян своему помещику. Точно так же каудильизм и его различные варианты бразильский коронелизм, перуанский гамонализм, боливийский или мексиканский касикизм - рассматриваются и в советской исторической науке применительно к странам Латиноамериканского континента начала прошлого века.

Примерно с начала 40-х годов нашего столетия за рубежом, особенно в странах Латинской Америки, господствовавшая концепция все чаще стала подвергаться сомнениям, разрабатывались иные точки зрения, в частности, объяснение сепаратизма стремлением промышленников и ремесленников защитить свое производство покровительственными пошлинами, квотами и запретами на импорт иностранных изделий и прочими мерами, составляющими систему протекционизма. В научной и популярной литературе последних десятилетий четко прослеживается возрастание числа различных подходов и накала научных дискуссий по этому, казалось бы, отдаленному от сегодняшних проблем кругу вопросов. Объясняется это тем, что и сегодня различные социально-политические силы (от реакционных до революционно-демократических) в том или ином виде периодически снова поднимают вопросы о единстве латиноамериканских народов. Попутно отметим, что подобные вопросы ставятся и в других регионах развивающегося мира (достаточно вспомнить идеи панафриканизма или панисламизма).

31.Либерализм и консерватизм в Латинской Америке. Характеристика терминов. Привести примеры либеральных и консервативных режимов и охарактеризовать их.

В колониальный период иберо-американское общество не представляло собой единого целого, и его существо­вание нельзя назвать безоблачным — вспомним много­численные народные восстания против угнетателей, местных или прибывших из Европы, а также попытки креольской верхушки противостоять диктату Испании и Португалии. В то же время жизнь в колониях текла размеренно, по издавна заведенному порядку, все было предопределено, привычно и понятно.

До Войны за независимость, за исключением, пожа­луй, двух предреволюционных десятилетий, столкнове­ние экономических интересов метрополий и предприни­мателей-креолов не находило отражения в политической деятельности заинтересованных сторон уже в силу их неравноправного положения, хотя, например, в Испан­ской Америке растущая буржуазия через консуладо все-таки приобщалась к политике, отстаивая свои интересы и оказывая давление на королевских чиновников. Одна­ко креольская аристократия оставалась в тисках колони­альной системы, и ею, хорошо или плохо, но руководили, управляли, то есть до разрыва отношений с метрополия­ми она не могла в полной мере определять даже собст­венную судьбу, а тем более — будущее своей родины.

После освободительных революций верховная власть перешла в руки креолов. Казалось бы, теперь они, и вполне заслуженно, стали хозяевами положения в бывших колониях. Но разве настоящих хозяев может быть слишком много? Конечно же, нет, и когда враг был повержен и военные баталии завершились, долгождан­ный мир так и не наступил. При отсутствии общего противника относительно единый, хотя и раздираемый противоречиями революционный лагерь распался, и началась борьба уже между составлявшими его груп­пировками. Политика стала не только «выражением экономики», то есть материальных интересов «верхов», но и различных представлений о месте Латинской Аме­рики в мире, о путях ее развития. Вскоре в странах ре­гиона обозначились два течения — либеральное и кон­сервативное, приверженцы которых начали создавать собственные политические объединения.

Исследователи латиноамериканской истории давно уже задаются вопросом, правомерно ли именовать их партиями. Многие склоняются к тому, что это назва­ние чисто условное, поскольку любая «партия» Ла­тинской Америки XIX в. по своей структуре, организа­ционным принципам, методам политической борьбы мало напоминала партии, которые действовали в то время в Европе и США. Латиноамериканские партий­ные группировки нередко консолидировались на ос­нове родственных связей, личных дружеских отноше­ний, клановой или региональной принадлежности тех, кого называли консерваторами и либералами. Боль­шинство людей, примкнувших к той или иной партии (будем называть их так), не ощущали себя частью еди­ной организации, а просто поддерживали очередного харизматического лидера, который, как они верили, защищал их интересы, или поступали согласно пове­лению своего каудильо.

Чтобы в общих чертах проследить процесс полити­ческого и экономического развития стран региона в XIX в., следует разобраться в сути таких понятий, как «консерватизм» и «либерализм». Мы уже привыкли к тому, что в сознании большинства людей первое из них вызывает ассоциации с «реакционными» умонаст­роениями, второе — с гуманистическими, такими, как терпимость, свобода личности, умение прощать чужие ошибки и заблуждения. Однако в научных кругах под консерватизмом и либерализмом подразумевают две различные идеологии, которые в разное время находи­ли свое воплощение в политике правительств многих стран мира.

Либеральная идеология зародилась в Европе еще в XVII в. и со временем претерпела заметную эволю­цию. Поскольку в данный момент нас интересуют лати­ноамериканские либералы второй четверти — середины XIX в., напомним современные им «классические» либе­ральные принципы, уже воспринятые тогда многими ев­ропейцами и североамериканцами. Утверждение этих принципов было связано с дальнейшим развитием в Старом Свете буржуазных отношений, когда после промышленной революции европейский капитализм вступил в стадию свободной конкуренции. В это время неотъемлемыми правами человека либералы Европы и США считали частную собственность и ничем не ог­раниченную предпринимательскую деятельность, по­этому требовали отмены всех монополий и выступали против вмешательства власти в сферу торговли и про­изводства. Государство должно было лишь следить за порядком и соблюдением законов, которым обязаны подчиняться все члены общества, даже если эти законы несовершенны. Либеральные партии «стран победив­шего капитализма» защищали свободу личности, слова, печати, политической деятельности, вероисповедания, выступали за лишение церкви всех привилегий и отде­ление ее от государства, за светское образование, осво­бождение человеческого сознания от довлевших над ним религиозных догм.

Либералы Латинской Америки разделяли перечис­ленные нами принципы и, кроме того, требовали демо­кратизации избирательной системы — введения пря­мого и тайного голосования, а также отмены рабства и подушной подати с индейцев, ликвидации общинно­го землевладения. Они отстаивали идею федерализма: боролись за ослабление централизации управления, ограничение полномочий президента, предоставление автономии провинциям, которые должны были иметь собственные органы исполнительной, законодатель­ной и судебной власти, свои конституции и вооружен­ные силы. Исключение составляли аргентинские либе­ралы, поскольку они были унитариями.

Политические противники либералов — консервато­ры стремились по-возможности сохранить, «законсер­вировать» прежние, традиционные для Старого Света порядки и учреждения, хотя не отрицали саму идею проведения реформ, особенно в экономической облас­ти — здесь они вполне допускали либерализм. Реформы

Либералов поддерживали, как долгое время счи­талось, средние асендадо, мелкие землевладельцы, торговцы и ремесленники, местная промышленная буржуазия, интеллигенция, часть военных и священ­нослужителей, близких к народным массам, посколь­ку вожди либералов выдвигали вроде бы привлека­тельные для этих слоев населения лозунги. Однако в некоторых исследованиях, посвященных социально-политической истории Латинской Америки, можно встретить утверждение о том, что в действительности либеральные политики выражали прежде всего инте­ресы... олигархии — или провинциальной, также эконо­мически мощной, но не захватившей «место под солн­цем», или же тех латифундистов и торговцев, которые, несмотря на полученные привилегии, добивались го­раздо большей экономической свободы, чем предлага­ли им консерваторы. В Бразилии борьба между либе­ралами и консерваторами вылилась в противостояние республиканцев и монархистов. Республиканские ло­зунги выдвигала та часть буржуазии, которая считала, что монархия попирает политические права бразиль­цев и душит свободное предпринимательство.

Единства не наблюдалось и в рядах самих противо­борствующих партий. Консерваторы могли быть край­ними (правыми) или умеренными, либералы — уме­ренными или радикальными (левыми). В Колумбии, например, либеральная партия раскололась в 1840-е гг. на две фракции — «голгофцев» и «драконовцев», и они существенно расходились по важнейшим пунктам ли­беральной программы. «Голгофцы» выступали за по­степенные преобразования, требовали полной свободы предпринимательства и торговли, считали отмену рабства нарушением священного права собственнос­ти, утверждали, что соблюдение интересов личности и расширение ее свобод превыше всего, добивались ослабления централизации государственного управле­ния. «Драконовцы» - демократическая фракция либе­ралов — были сторонниками ускоренного проведения реформ, государственного протекционизма, отмены рабства, усиления центральной власти и введения же­стких мер для обеспечения безопасности государства. «Голгофцев» поддерживали состоятельные собствен­ники — крупные торговцы, латифундисты, горнопро­мышленники, фабриканты, а за «драконовцами» шли ремесленники, владельцы мануфактур, часть крестьян­ства и некоторые представители средней и мелкой бур­жуазии городов и сельских округов. В Мексике либе­ралы также делились на умеренных - «модерадос» и радикалов — «пурос», но различия между этими дву­мя фракциями были не так велики, как в Колумбии, и проявлялись главным образом в вопросе о темпах проведения буржуазных преобразований.

Весьма сложной и даже запутанной выглядела ситу­ация в Бразилии, где противоборство шло не только между республиканцами и монархистами, но и внутри каждого из этих течений. Большая часть республикан­цев разделяла идеи федерализма, а среди монархистов были и федералисты, и унитарии. В ближайшем окру­жении императора преобладали крайние монархисты (ультрамонархисты), сторонники неограниченной вла­сти монарха, постоянно толкавшие его на установле­ние абсолютистского режима, а в правительственных кругах сложилась группа умеренных монархистов-конституционалистов.

Многие историки считают, что и приверженность либеральным или консервативным принципам, и при­надлежность к различным течениям — унитаристскому или федералистскому — не всегда напрямую зависела от социального и имущественного положения их сто­ронников. Часть революционеров связывала центра­лизм с господством Испании и монархической формой правления, а федерализм, напротив, являлся для них символом независимости, демократического общества и республиканского строя. Следует иметь в виду, что после завершения освободительных революций неко­торые лидеры выступали за установление в Иберо-Америке конституционных монархий европейского об­разца — сторонники этой формы правления были достаточно влиятельны в Аргентине, Чили и Перу, но монархия на короткое время утвердилась лишь в Мексике и надолго — в Бразилии, а в других странах верх одержали республиканцы.

В латиноамериканском историческом прошлом не­обходимо различать федерализм либералов, часто весьма условный и декларативный, и федерализм как форму проявления сепаратистских тенденций. Неко­торые исследователи, напомним, связывали сепара­тизм лишь с защитой провинциальной олигархией собственных экономических интересов от возможных посягательств центрального правительства. Однако есть и другое объяснение — федералистские движе­ния отражали также стремление ремесленников и владельцев мануфактур с помощью таможенного протекционизма оградить свое производство от кон­куренции со стороны иностранных предпринимате­лей, то есть запретить импорт «чужих» промышлен­ных изделий или установить на них максимально высокие пошлины. Не рассчитывая на содействие столичных властей, национальные производители бо­ролись за введение протекционистских тарифов на уровне провинций или штатов, требовали сохранения местных таможен и в итоге добивались полной само­стоятельности своих территорий. Не случайно самой мощной опорой федералистов стали городские и сель­ские ремесленники и промышленники, страдавшие от конкуренции иностранных фабрикантов и требо­вавшие отмены или ограничения принципа свободы торговли.

Существует точка зрения, согласно которой после­революционный федерализм, порой стихийный, был глубоко народным движением, проявлением социаль­ного неблагополучия значительной части латиноаме­риканских трудящихся, а провинциальные каудильо, выступавшие за протекционизм, защищали интересы народа, хотя, если разобраться, и «вожди», и народ­ные массы стремились к реставрации порядков дока­питалистического патриархального прошлого с его общинным укладом, преобладанием натурального хо­зяйства и мелкого производства. Народные «низы» не всегда даже понимали, что такое федерализм, но ста­рались не допустить еще большего ухудшения своего положения. Рассматривать федералистские движения второй четверти — середины XIX в. как опору либера­лов-федералистов (а такое мнение в научной литературе присутствует) не совсем верно, поскольку дви­жения эти имели ярко выраженный антибуржуазный характер.

32. Бразилия в Х1Х в.

В 1808 году, когда армия Наполеона начала войну против Португалии, было принято решение перевезти короля и его двор в Рио-де-Жанейро, где они оставались до 1821 года. В этом переезде прямое участие приняло британское правительство. Оно воспользовалось тяжёлым положением Португалии и, имея намерение получить ещё большие привилегии в торговле, дало необходимые для переезда королевской семье корабли.

Дон Жуан VI перенёс в Рио-де-Жанейро португальские государственные учреждения, основал королевскую библиотеку, военную академию, медицинские и правовые школы. Своим декретом 16 декабря 1815 года он дал португальским владениям статус Объединённого королевства Португалии, Бразилии и Альгарвы, таким образом делая Бразилию равной Португалии.

В 1821 году, король Жуан VI был вынужден поддаться политическому давлению Португалии и вернуться в Лиссабон, оставив в Рио своего наследника Педро и наделив его титулом вице-короля регента.

В сентябре 1821 португальский парламент проголосовал за роспуск королевства Бразилии и королевских учреждений в Рио-де-Жанейро, тем самым подчинив все провинции Бразилии непосредственно Лиссабону. В то же время в Бразилию были отправлены военные части, а все бразильские военные единицы были переведены под португальское командование. Отказавшись выполнять приказ, 7 сентября 1822 года дон Педро провозгласил независимость Бразилии и 12 октября 1822 был коронован как её первый император Педру I.

[править]Педру I (1822—1831)

Первый правитель независимой Бразилии был сильной личностью, и его вклад в социально-политическое развитие общества ХIХ века трудно переоценить. Так, благодаря Педру I, сначала в 1824 году в Бразилии, а через 2 года в Португалии, были приняты исключительно передовые для своего времени Конституции, в которых уже не было слов про божественное происхождение королей. После смерти Жуана VI в 1826 году Дон Педро унаследовал его корону. Однако он отказался от португальского трона в пользу своей дочери, в то время ещё маленькой девочки, Марии да Глории, которая взошла на престол под именем королевы Марии II. В 1831 году Педро I отрёкся от престола в пользу своего сына Дона Педру II, который в то время был ещё несовершеннолетним. Это решение было принято частично из-за разногласий с бразильским парламентом, частично благодаря его любви к риску, которая принудила бывшего короля вернуться в Португалию, чтобы скинуть с престола своего брата Мигела, который узурпировал трон малолетней королевы Марии.

[править]Педру II (1831—1889)

В отличие от своего отца, Педро II был жёстким и уравновешенным монархом. За время его полустолетнего правления Бразилия достигла политической и культурной зрелости, а единство её территории было твёрдо гарантировано. Социальные и политические институты пребывали в стадии спокойного развития и стабильности. Он создал компетентную администрацию, рабство в стране постепенно изживалось, до полного уничтожения в 1888 году. Продолжался приток иммигрантов из Европы, программы роста благосостояния и охраны здоровья принимались в общенациональном масштабе. Благодаря влиянию, которым император пользовался в народе и в «верхах», переход страны от монархии к республике произошёл позднее и бескровно.

[править]Отмена рабства и конец Империи (1888)

Основная статья: Каучуковая лихорадка

Отмену рабства часто называют главной причиной падения монархии. В отсутствие императора, который находился в Европе, его дочь, принцесса Изабель, стала регентом. В стране наступила последняя стадия кризиса системы рабовладения, и под натиском аболиционистов 13 мая 1888 года Изабель подписала так называемый «Золотой закон», по которому рабство в Бразилии отменялось. На самом деле, отмена рабства стала результатом постоянного давления Великобритании на бразильские власти с целью положить конец работорговле.

Тем не менее, «Золотой закон» вызвал негативную реакцию рабовладельцев, которая подточила политические основы монархии. Через несколько месяцев после парламентского кризиса, 15 ноября 1889 года военные лишили императора власти и провозгласили конец монархии и установление республики. Смена строя произошла бескровно. К императору и его семье отнеслись с заслуженным уважением, но предложили им покинуть страну. В сопровождении нескольких самых доверенных лиц они отправились в ссылку во Францию. Помощь и поддержку новому режиму предложили такие известные государственные деятели страны, как барон ди Риу-Бранку. Его знания и дипломатические качества помогли Бразилии положить конец всем разногласиям по поводу границ путём мирных переговоров.

33.Мексика в Х1Х в.