Глава 21. Боль оказалась куда сильней, чем ожидал Гаррош, но он был даже рад ей.

Боль оказалась куда сильней, чем ожидал Гаррош, но он был даже рад ей.

Ему было лестно, что Орда так хорошо приняла его решение перестроить Оргриммар. Были и недовольные, например Кэрн и Эйтригг, но большинство воспрянуло духом от идеи возврата к старым орочьим традициям. Гаррош был доволен.

Порой он выходил из крепости и подолгу всматривался в череп врага, убиенного его отцом. Однажды он задумчиво потер подбородок и решил сделать еще один шаг, чтобы почтить своего покойного отца.

Решение пришло легко, но его исполнение оказалось обжигающе болезненным. Он лежал на полу в своих чертогах, принуждая свое тело расслабиться, успокоиться и не напрягаться. Над ним склонился пожилой орк, чьи накачанные мускулы и твердые руки контрастировали с его морщинами и белоснежным конским хвостиком. В одной руке тот орк зажал острое, тонкое лезвие, наконечник которого он то и дело макал в черные чернила. В другой он держал маленький молоточек. Единственными звуками в комнате были потрескивание освещающей помещение жаровни да постукивание молоточка орка-татуировщика, колдующего над лицом Гарроша.

Обычно рисунки татуировок бывали простыми. Семейная эмблема, слово, знаки отличия Орды. Гаррош же захотел, чтобы всю его челюсть покрывала сплошная черная татуировка, и это было только начало. Он планировал сплошь украсить свои грудь и спину сложными татуировками, чтобы и друг, и недруг видели их и знали, какую боль он готов причинить самому себе. Каждый удар молоточка добавлял к татуировке еще одну точку, и при такой скорости его желание сбудется через много часов – часов, наполненных мучительными уколами иглы, будто раскаленной добела.

В какой-то момент Гаррош сглотнул. Он понял, что потеет, но от чего – от боли или жара в замкнутой освещаемой огнем комнате – он не знал. Татуировщик приостановился и с негодованием посмотрел на него сверху вниз.

– Не двигайтесь, – прочеканил он. – И не потейте так. Ваш отец не потел.

Гаррош удивился, как Грому удавалось контролировать свое потовыделение. Но ему нужно было постараться сделать то же самое. Он ничего не ответил старому орку, ибо для этого ему нужно было двигать челюстью, и потому просто моргнул, давая понять, что он понял.

Татуировщик, ученик орка, который наносил ритуальные наколки на тело Грома Адского Крика, отступил, позволив своему ученику утереть пот с коричневого лба Гарроша и убрать с его подбородка кровь и лишние чернила.

Во время передышки Гаррош тяжело дышал. Прошло уже четыре часа, а татуировка была шириной всего в три пальца. Татуировщик снова склонился над ним. Гаррош замер, и его пытка – сладкая, почетная пытка – возобновилась.

***

– Гаррош!

Громкий рев Кэрна раскатистым эхом прокатился по крепости Громмаш, когда он переступил ее порог. Охранники поспешили к нему, не зная, что им делать: поприветствовать его или задержать. Он окатил их свирепым взглядом и насмешливо фыркнул, и они сочли нужным отступить.

– Гаррош!

Крепость Громмаш никогда не засыпала. Даже если в ней царила тишина, кто-нибудь все равно следил за огнями или готовился к следующему дню. Крик Кэрна разбудил тех, кто спал этой ночью. Зал постепенно начал заполняться еще сонными, но любопытными зрителями, одетыми в первое, что попалось под руку. Многие протирали глаза спросонок.

– Гаррош, я требую встречи с тобой!

– Никто не смеет требовать ответа от предводителя Орды, – раздраженно заявил один из гвардейцев Кор’крон.

Кэрн повернулся к говорившему с проворством, которого мало кто мог ожидать от таурена его лет.

– Я Верховный вождь Кэрн Кровавое Копыто. Я помог создать Орду, которую сейчас разрушает Гаррош. Я буду говорить с ним, и я буду говорить с ним сейчас!

– Старый бык, твое мычание и фырканье разбудит и мертвого!

Голос Гарроша не уступал в силе голосу Кэрна и источал сарказм. Кэрн повернулся, забыв о гвардейце, и взглянул на появившегося предводителя Орды. Глаза таурена слегка расширились.

– Так-так, – сказал он негромко, рассматривая татуировки Гарроша, – похоже, ты унаследовал от отца не только оружие.

– Его оружие, – ответил орк, – и его знаки на лице и теле, знаки, несущие ужас врагам.

Гаррош медленно двигал челюстью, как будто разговор все еще причинял ему боль. Татуировки выглядели свежими.

– Твой отец причинил немало зла, но умер он как герой, – отвечал Кэрн. – Сейчас он бы стыдился тебя.

– Что?! – крик Гарроша многократно отразился от сводов зала. – О чем ты говоришь, таурен?

– Я предупреждал Тралла насчет тебя, – тихо сказал Кэрн, будто не заметив вопроса. – Я сказал Траллу, что было глупостью давать тебе такую власть. Я думал, что когда-нибудь ты будешь готов к этому, но не раньше, чем наберешься опыта и выдержки. Я ошибался. Ты, Гаррош Адский Крик, не достоин командовать даже стаей гиен, не говоря уже о великой Орде! Ты приведешь нас прямо к погибели, стуча кулаками в грудь, как гориллы из джунглей Тернистой долины!

Лицо Гарроша побледнело от ярости и затем вспыхнуло гневом.

– Ты пожалеешь о своих словах, старый бык, – прошипел он. – Я заставлю тебя проглотить их вместе с пригоршнями грязи.

– Это ты приказал убить часовых в Ясеневом лесу, не так ли? – закричал Кэрн и сделал шаг вперед по направлению к орку, который стоял на месте, сжимая свои огромные темные кулаки. – И это ты приказал расправиться с десятком друидов из Круга Кенария, собравшихся вместе для того, чтобы заключить соглашение и решить проблемы мирным путем ради Орды!

Недоумение и ярость скользнули по лицу орка.

– Во имя предков, что за чушь ты несешь? Как ты смеешь обвинять меня в такой низости?

Кэрн фыркнул.

– Гаррош, всем известно твое неуважение ко всякого рода союзам, заключенным во имя мира и согласия, и твое отношение к так называемому перемирию Тралла.

– Да! Я презираю это перемирие. Но я бы никогда не действовал украдкой, как вор! Я гордился бы каждой атакой, нанесенной Альянсу с моей команды! Я кричал бы со всех крыш города, что для Орды еще не все потеряно! Честь Орды...

– Как ты смеешь произносить это слово?! – загремел Кэрн. – Честь? Даже сейчас ты лжешь, Гаррош. У тебя меньше чести, чем у кентавра. По крайней мере, имей мужество признать то, что ты совершил. Признай свои глупые, эгоистичные поступки!

Голос орка внезапно стал ледяным.

– Ты дурак, если воображаешь меня интриганом. Старость иссушила твой разум. Из-за уважения, которое Тралл по необъяснимой причине питает к тебе, я забуду твои безумные бредни, порожденные старческим маразмом. Тралл оставил меня во главе Орды, и я всегда стану делать то, что полагаю наилучшим для нее. Ступай и избавь себя от необходимости быть вышвырнутым отсюда за хвост.

Вместо ответа Кэрн взмахнул рукой. Тяжелый удар тыльной стороной кисти пришелся Гаррошу в лицо, прямо по свежим татуировкам. Такая мощь была в этом ударе, что орк зашатался и едва устоял на ногах, издав вопль боли и взмахнув руками в попытке удержать равновесие.

– Мы еще посмотрим, кого выволокут отсюда за хвост, щенок, – проговорил Кэрн. – Долго же я ждал этого удара!

Из рассеченной и распухшей губы Гарроша стекала кровь. Вождь Орды машинально дотронулся до своей щеки, затем зашипел и отдернул руку. На секунду показалось, что он колеблется, но затем ярость возобладала.

– Значит, ты вызываешь меня на бой, старый бык?

– Разве это не ясно? Возможно, мне следует повторить. Я вызываю тебя на поединок чести, Гаррош. Я вызываю тебя на мак’гору.

Гаррош усмехнулся.

– Правила мак’горы были упрощены. Размыты. После указа Тралла она стала всего лишь представлением. Ты хочешь драться? Тогда мы будем драться по-настоящему. Я ответственен за Орду, и я говорю, что приму твой вызов на мак'гору, прежнюю мак'гору. Так, как проводили ее наши предки, со старыми правилами. Всеми ее правилами!

Глаза Кэрна сузились.

– Что ж, значит до смерти?

Гаррош ухмыльнулся.

– До смерти. Может быть, сейчас ты принесешь мне извинения?

Кэрн задумался на мгновение, а затем запрокинул голову и от души рассмеялся. Это застало Гарроша врасплох.

– Если ты просишь, чтобы я боролся с тобой по старым правилам, сын Грома, так знай – ты развязал мне руки. Я собирался лишь преподать тебе урок. Я буду сожалеть, что лишил Орду такого хорошего воина, но я не могу позволить разрушить все, на что Тралл потратил столько сил, позволить опозорить честь тех, кто пожертвовал собой во имя мира. И все ради того, чтобы ты мог насытить свое честолюбие. Этого не будет! Ты слышишь меня – не будет! Я повторяю свой вызов. Мак’гора, по старым правилам. До смерти!

– Я принимаю вызов, – спустя мгновение прорычал Гаррош. – С удовольствием. Я никогда не чувствовал к тебе ничего, кроме жалости. Время избавить Орду от старых паразитов, примазывающихся к славе тех, кто шел, сражался и умирал на поле боя.

– Пора избавить Орду от молодого самонадеянного глупца, Гаррош, – невозмутимо ответил Кэрн. – Я сожалею о том, что нужно сделать, но я должен. По правде говоря, я только рад, что мы будем драться по старым правилам. Ты убил невинных и планируешь окончательно разрушить последнюю надежду на мир. Я не позволю этому продолжаться.

Теперь Гаррош рассмеялся, проводя ладонью по подбородку. Затем он поднес окровавленные пальцы к губам, медленно слизнул с них кровь. Это должно было причинить ему немало мучительной боли, но он не подал и виду, вытерпев ее.

– Ты, конечно, знаешь, что необходимо для поединка?

Гаррош замялся.

– Какое оружие? Какая броня? Сколько свидетелей? – сказал Кэрн.

Щеки Гарроша потемнели от смущения, и он покачал головой. Кэрн фыркнул.

– Ты призываешь к традиционной борьбе, и все же я, таурен, лучше разбираюсь в ваших орочьих традициях, чем ты!

– Ты слишком уходишь в детали, – проворчал Гаррош. – Я сделаю все, что тебе нужно. Давай скорее закончим с этим и начнем бой.

Кэрн с презрением посмотрел на орка, затем покачал головой и успокоился.

– Каждый берет себе только одно оружие. Выбранным нами шаманам разрешается благословить его. Никакой брони, никаких одеяний. Только набедренная повязка. И у каждого должен быть по крайней мере один свидетель, – он горько улыбнулся. – Думаю, у нас их будет намного больше.

Гаррош отрывисто кивнул.

– Я буду следовать всем этим правилам.

– На арене, через час.

Кэрн развернулся, чтобы уйти. Остановившись в дверном проеме, он произнес:

– Приготовься, Гаррош Адский Крик. Не бойся, что я оскверню твое тело. В смерти я воздам тебе все почести, которые ты должен был заработать при жизни.

Он склонил свою голову.

Гаррош расхохотался ему в спину.

***

Через час арена была переполнена. Пылающие факелы и жаровни освещали помещение и нагнетали в нем душное тепло. Слухи распространились быстрее, чем пожары, бушевавшие до отъезда Тралла, и было ясно, что предпочтения зрителей разделены заранее. Некоторые пришли оказать поддержку Кэрну, но куда больше народу пришло ободрить Гарроша.

Кэрн глядел наверх, пытаясь найти знакомые лица, но его зрение ухудшилось с годами, и ему сложно было различить их. Большинство сидевших на его половине были тауренами, как и следовало ожидать. Были также несколько представителей других рас, однако объединяло их одно – все они были немолоды. Он не мог разглядеть зрителей на дальней стороне, поддерживающих Гарроша, но ясно видел в оранжевом свете огней, что среди зелено-фиолетово-серо-розовокожей массы орков, троллей, Отрекшихся и эльфов крови виднелись черные, коричневые и белые шкуры тауренов.

Кэрн вздохнул. Он полагал, что у него есть все шансы выиграть этот бой, иначе он бы не бросил вызов на мак'гору. Жизнь не казалась ему тусклой или лишенной радости, и он не собирался опускать руки. Совсем нет. Он бросил вызов и принял предложение Гарроша возвратиться к " старым правилам”, потому что необходимо было прервать высокомерное, близорукое, рискованное правление Гарроша над Ордой, которую Кэрн так любил. Он планировал занять место Гарроша, пока не возвратится Тралл, чтобы свершить правосудие по своему усмотрению. Кэрн был готов к этому.

Он не тешил себя иллюзией, что бой будет легким. Гаррош был одним из лучших воинов Орды. Но бой один на один отличается от обычного сражения. Гаррош был порывистым. А Кэрн будет бороться в своем собственном стиле, и это принесет ему победу.

Гаррош готовился к бою в своей части огромной арены. По ритуальным правилам мак'горы он был обнажен, за исключением набедренной повязки, и его коричневое тело было до блеска смазано маслами. Он производил поразительное впечатление: воплощение всей орочьей мощи, мускулистый и гордый, он разогревался для битвы, размахивая огромным топором, который когда-то принес смерть Маннороту. Тот тоже был смазан и светился мрачным блеском.

Кэрн собирался сражаться оружием своего рода – руническим копьем. На нем также была только повязка. Его мех начинал седеть от возраста, но все еще оставался гладким и густым и теперь блестел от масла. Под кожей перекатывались твердые мускулы. Пусть его суставы могли время от времени ныть в дождь или снег, а глаза должны были напрягаться, чтобы смотреть вдаль, но он не растерял своей силы и лишь немного сдал в скорости. Он поднял руническое копье попеременно на четыре стороны, обращаясь к каждой из четырех стихий, стукнул кулаком, в котором сжимал копье, по груди, приветствуя Духа жизни внутри своего собственного тела и тел всех других живых существ, а затем обратился к шаману Бераму Небесному Охотнику, чтобы получить его благословение.

На оружия, как и на тела воинов, также было нанесено масло. Берам тихо пробормотал что-то, опустил палец в фиал со священными маслами, а затем аккуратно намазал блестящую жидкость на наконечник копья.

– Я опечален, что до этого дошло, – сказал он тихо, чтобы его слышал только Кэрн. – Но главное теперь то, что твоя причина справедлива, Кэрн Кровавое Копыто. Пусть она ведет твое копье верно в цель.

Кэрн поклонился ему, низко и смиренно, его толстые, сильные пальцы плотно обхватили рукоятку копья. Двадцать поколений вождей клана Кровавое Копыто владели копьем в сражении, и теперь шла его очередь. Оно вкусило кровь многих благородных врагов и действительно разило верно в цель. На мгновение его взгляд остановился на рунах. Некоторое время назад среди них он вырезал большую часть своей истории, как то предписывала традиция. Но все же ему еще было что сказать. Он пообещал себе, что после сражения, когда все успокоится, он найдет время, чтобы завершить свою историю.

– Старый бык!!! – прозвучал насмехающийся голос Гарроша. – Ты собираешься простоять там всю ночь, блуждая в раздумьях? Я думал, ты прибыл, чтобы убить меня, а не стоять, уставившись на старое копье!

Кэрн вздохнул.

– Твои слова подхватят ветра судьбы, Гаррош Адский Крик, и эти слова будут одними из последних. Я бы подбирал их с большей заботой.

– Тьфу ты, – сплюнул Гаррош. Он поднял Клиновопль, поклонившись шаману, который благословил его оружие...

Кэрн прищурил глаза, чтобы видеть на таком расстоянии. Словами ритуала и священными маслами оружие Гарроша благословил таурен-шаман. Это одновременно удивило и огорчило Кэрна, который ожидал увидеть на его месте орка. Это была черношкурая женщина...

– Магата! – у него перехватило дух. Она была сильным шаманом, как и Берам. Ее благословение поможет Гаррошу, как благословение Берама поможет Кэрну. Она должна была понимать последствия своего поступка; это было жестом, ни больше ни меньше. Важнее всего было то, что она наконец-то открыто заявила о своих предпочтениях.

Теперь Кэрн еще более уверился в правильности своего пути. Эта дуэль должна было произойти, пока от слов и дел Гарроша не пострадало еще больше невинных. И, по крайней мере, Магата теперь показала свое истинное лицо. Давно было пора разобраться с этими изменниками, а теперь у него не оставалось выбора. Зловещий Тотем должен быть выслан из Громового Утеса, коли не захотел поклясться в верности Орде. Теперь это стало необходимостью, а не просто желанием.

Магата обернулась и посмотрела в его сторону. Кэрн не мог разглядеть выражение ее лица, но предполагал, что она ухмылялась. Он позволил себе тихо улыбнуться. Она выбрала не ту сторону.

Он повернулся, чтобы оценить своего противника.

Гаррош покачивался на носках ног, медленно перемещая свой вес; рукой он обхватил рукоятку топора, в его злато-карих глазах теперь светилось возбуждение.

– Мать-Земля, направь мои удары. Ты знаешь, я борюсь не только за себя.

Кэрн отбросил назад голову, открыл рот и издал глубокий, бессловесный рев, вызов традиционной маг'горы. В свою очередь Гаррош ответил оглушительным воплем, почти столь же громким, как и вопль его отца, и, как того и ожидал Кэрн, бросился в атаку.

Кэрн не шелохнулся, подпустив к себе Гарроша, поднявшего над головой могучий Клиновопль. Кэрн знал, что отверстия в лезвии того топора издают звук, похожий на крик, благодаря которому оружие и заслужило свое название. То был звук, который вселял страх в сердца врагов Грома Адского Крика, но Кэрн не дрогнул.

В последний момент с ловкостью, не присущей такому огромному телу, таурен отскочил, и Гаррош на скорости пронесся мимо, не нанеся ему никакого вреда. Орк попытался остановиться, но это удалось ему не раньше, чем копье Кэрна пронзило его правый бицепс.

Гаррош вскрикнул от удивления, оскорбления и боли. Он ослабил хватку на оружии. Кэрн нагнул голову и мощным толчком рогами сбил Гарроша с ног, отчего тот почти выронил Клиновопль. Если бы это случилось, то битва была бы закончена. Правила традиционной мак’горы безжалостны: единожды выронив оружие, нельзя поднять его снова.

Кэрн поднял руническое копье и обрушил его вниз. Гаррош успел откатиться в последний момент. Порезав бок орка, копье плотно воткнулось в землю арены. Несколько секунд потребовалось Кэрну, чтобы выдернуть его – а Гаррошу этого было достаточно, чтобы подняться. Гаррош, самый известный воин Орды, чуть было не потерял оружие, и Кэрн пролил первую кровь.

– Неплохо, старый бык, – сказал Гаррош, задыхаясь. – Признаюсь, я недооценил твою скорость. Я думал, она такая же, как твое остроумие.

– Твои насмешки не были слишком умны поначалу, а теперь стали еще глупее, сын Адского Крика, – парировал Кэрн, не спуская взгляда со своего противника. – Береги дыхание, не трать слов в битве, а я в свою очередь приберегу красноречие для твоих похорон.

" Как же легко привести его в ярость”, – подумал Кэрн. Тяжелые брови орка нахмурились, и он с ревом атаковал снова. Он умело вращал топором, и Кэрн почувствовал порыв воздуха и услышал сердитую песнь оружия, еле увернувшись от удара. Гаррош не был глупцом, он быстро учился на своих ошибках. Он не повторит свою оплошность во второй раз.

Кэрн опустил голову и, стукнув копытом, обрушился на Гарроша. Тот выкрикнул боевой клич, поднял топор и размахнулся, чтобы ударить таурена по горлу. В последний момент Кэрн затормозил, ушел влево и совершил тычок копьем в направлении обнаженного тела Гарроша. Глаза орка расширились. Ему хватило времени только на то, чтобы подставить под удар копья правое плечо вместо груди. Удар был опасен, но не смертелен, каким стал бы удар в грудь. Но теперь, когда его правая рука была ранена одновременно в бицепс и плечо, она начала опасно слабеть.

Гаррош вскрикнул от боли и ярости. Одной рукой он зажимал рану, другой по-прежнему держал Клиновопль. Кэрн опустил копье и почувствовал укол жалости. Смерть Гарроша станет тяжелой потерей для Орды – по меньшей мере, потерей прекрасного воина. Если бы только Тралл не поставил во главу орков столь молодого лидера! Так легко было бы избежать ненужного кровопролития.

Его краткое колебание позволило Гаррошу совершить невозможное. Он поднял двуручный топор одной тяжело раненной рукой. Кэрн быстро схватился за копье обеими руками и поднял его, чтобы заблокировать удар. Это мощное и крепкое древнее оружие видело немало сражений, и Кэрн использовал его для такого приема и раньше.

Клиновопль издал свой жуткий вой, стремительно опускаясь вниз.

Руническое копье – оружие двадцати поколений, гордость Кровавого Копыта, которое искоренило бесчисленное множество врагов и годами верно защищало народ тауренов, – разлетелось на части.

Встретив сопротивление, Клиновопль замедлился, но копье не смогло остановить его. Топор обрушился на грудь Кэрна, неглубоко прорезав мех и плоть и скользнув вниз по руке. Такая рана не могла убить. Гораздо страшнее было то, что копье было уничтожено. Кэрн едва смог оправиться от ужаса, который охватил его при виде гибели оружия его предков. Но бой еще не закончен. Его рука еще удерживала оставшуюся треть копья. Даже если у тебя остался всего один зуб – кусайся. Гаррош продолжал бороться, хотя был тяжело ранен. Удар, разрушивший руническое копье, истощил его. Он не сможет долго продержаться в бою. Еще один мощный удар обломком копья, и…

Кэрн сморгнул. Все расплывалось перед глазами. Пыль, пот или кровь попали в глаза? Теряя драгоценные мгновения, он протер глаза тыльной стороной ладони, но это не помогло. Когда он опустил руку, она дрожала, и в ногах… чувствовалась странная слабость…

Ошеломленный, он посмотрел на Гарроша. Орк обливался потом и тяжело дышал. Кэрн видел, как Гаррош поднял топор и встретился с ним взглядом. Таурен сжал свое оружие, но с каждой секундой оно казалось все тяжелее...

Кэрн понял, что с ним происходит.

Итак, я, проживший всю жизнь с честью, умираю от предательства.

В свои последние вздохи он не мог даже выкрикнуть обвинение своему убийце. Он удерживал обломок своего копья только благодаря силе воли, просто ради того, чтобы не пасть безоружным.

Глаза Гарроша сузились, когда он взглянул на рану на груди таурена и на остатки копья, валяющиеся на земле. На мгновение удивление мелькнуло на его лице, после чего он решительно сжал зубы. Он побежал к противнику, обеими руками поднимая Клиновопль, размахнулся и опустил его. Не в состоянии отклонить удар или уйти с его траектории, осознавая, что с каждым ударом сердца жизнь покидает его, Кэрн Кровавое Копыто, великий вождь тауренов, безмолвно смотрел на опускающееся лезвие.