II. Осетинско-адыгские межэтнические контакты 4 страница

Этнокультурные встречи отмечены и в молочной пище. Как и большинство народов Кавказа, адыги и осетины не употребляли цельного молока, перерабатывая его в другие продукты. Важнейшим из них был сыр (цыхт, кхъуей), очень популярный продукт в системе питания кавказских народов. Основные различия у двух народов сводились к способам его сохранения впрок. В Осетии сыр хранился в рассоле или сушился, отсюда и два названия «хæ ндыджы цыхт/хус цыхт». В Адыгее, Кабарде и Черкесии был известен способ хранения в рассоле, но его предпочитали коптить (кхъуей плъыжь). «Свежесделанный сыр они хранят в виде широких круглых пирогов, зашитых в холст и подвешенных над дымом, благодаря чему он летом сохраняется от мух и червей, ни в малейшей степени не потеряв своего приятного вкуса» (4, с. 212).

Дореволюционные исследователи особенно часто отмечали среди популярных блюд осетин топленый свежий сыр с добавлением муки (дзыкка). Свою широкую популярность оно сохраняет и в настоящее время. Аналогичное по пищевкусовым качествам блюдо готовят в Осетии и из сметаны (цæ рвæ хсидæ н). В старину они считались почетным женским угощением, хотя и мужчинам не возбранялось их есть. Аналогичные блюда очень хорошо известны в Кабарде «жэмыкуэ/кхъуэйжьапхъэ» (35, с. 360). Любопытно отметить, что проживающие в Кабарде осетины-дигорцы для обозначения указанных осетинских блюд употребляют и кабардинские номинации (земукуа/хъойзапхæ» (43, с. 78). На мой взгляд, данное свидетельство говорит об определенном уровне адаптации осетин к этнолингвистическим нормам соседних кабардинцев. Это тем более вероятно, что они живут в окружении кабардинцев вот уже около ста лет.

Собственно усиленное влияние кабардинской кулинарии на осетинскую восходит к XVI — XVIII вв., когда Кабарда переживала расцвет феодальных отношений. По этому поводу В. И. Абаев писал, что «кухня кабардинского феодала была или казалась образцовой для его осетинских подражателей» (6, с. 88). Вероятно, к этому периоду восходит проникновение в быт осетин мясного соуса «лывзæ», название которого является кабардинским «лыбжъэ» и говорит об источнике распространения (20, с. 29). Это название отмечено и в номинации другого осетинского кушанья из курятины «карчы лывзæ». Подчеркну, что по своему характеру приготовления и своим пищевкусовым качествам, особенно в мусульманских селах равнинной Осетии, оно соответствует кабардинскому «джэдлыбжъэ». Этот факт вроде бы говорит о прямом заимствовании, но в других селах для его обозначения чаще используется название исконного словарного фонда «карчы цурд/тушеная курятина».

Тот факт, что «карчы лывзæ» употребляют в селениях, где проживают осетины-мусульмане, позволяет предполагать, что в данном случае можно говорить лишь о частичном влиянии этнолингвистического характера. Скорее всего, здесь речь должна идти об этнокультурных встречах. Хорошо известна роль и масштабы птицеводства у адыгов. «Черкесы разводят всякого рода домашних птиц: индейских петухов особенной величины и красоты, курей, гусей и уток». Вместе с тем известно, что в осетинском языке из всех домашних птиц номинации «курица/карк» и «петух/уасæ г» имеют древнеиранское происхождение (4, с. 223; 6, с. 67). Этот факт, кажется, дает возможность считать выдвинутую точку зрения правомочной.

Общими у двух народов являются и некоторые виды мясной пищи. В частности, шашлык из внутренностей (æ хсырфæ мбал, кIуэцIфэцI гъэжьа), бараний курдюк (чъапæ, кIапэ), разновидности колбасы (руд, нэкъулъ; дзормæ, жэрумэ). Здесь же отмечу, что наиболее популярные специи для мясной пищи, такие как лук (хъæ дындз, бжъын), чеснок (нуры/бодзен, бжъыныху), перец (цывзы, шыбзый), чебрец (джеджын/гедгин, джэдгын), дикий: лук (дзлакъуы, шIырыкIуэ) совпадают у двух народов в своей кулинарной оценке. Более того, некоторые из них, как об этом было сказано выше, заимствованы осетинами у кабардинцев.

В свою очередь, некоторые овощи стали известны в Кабарде через осетинское посредство. В частности, кабардинские названия редиса (балыджэ) и огурцы (нашъэ) примыкают к осетинским, вернее, диалектным дигорским номинациям (39, 1, с. 68, 275; 21, с. 193). Этот факт косвенно подтверждает Дж. А. Лонгворт, который отмечал в своем дневнике: «Вначале я удивился, не видя на столе овощей, но впоследствии узнал, что хотя в этих краях их существует множество видов, черкесы редко, если вообще когда-либо, едят их» (4, с. 535).

Несколько слов о традиционных напитках, которые з Кабарде преимущественно готовили из проса. По словам дореволюционных авторов, адыги готовили брагу (фадэ). В зависимости ог приемов технологии она была несколько видов: «фадэ хужь», что означает «белая фадэ», «фадэ фыцэ» — арака или «черная фадэ», а также медовый напиток — «фадэ плъыжь» — «красная фадэ» (4, с. 268, 365). Среди осетин и их предков алан наибольшее распространение имели разновидности ячменного пива «æ лу-тон/бæ гæ ны», медовый напиток «ронг» и арака «арахъ». Брага была известна «брæ гъ/уæ рæ с», но только как напиток повседневных структур. До уровня престижных напитков ритуальных трапез она никогда не поднималась.

Любопытно подчеркнуть, что в сфере традиционных напитков этнокультурный обмен происходил очень своеобразно. Как отмечал Г.-Ю. Клапрот в начале XIX в., арака среди кабардинцев была малопопулярным напитком. Фактически ее не готовят и неупотребляют, за исключением населения Малой Кабарды, где-под влиянием соседних осетин арака «цыребун» достаточно хорошо известна. С другой стороны, в плоскостных селах Осетии, особенно в мусульманских, которые были теснее связаны в Кабардой, вплоть до 1930-х годов в качестве названия для браги употребляли номинацию «махсымæ». Как известно, это тюркская номинация получила распространение из Кабарды — «махъсымэ», где она имеет широкое распространение, потеснив исконно адыгское «фадэ». Об этом говорится и у Хан-Гирея: «Единственный бражный напиток собственно черкесский есть баххсима — род браги, приготовляемый ими из проса различным образом» (15, с. 238–239; 39, 1, с. 262).

Описывая «махъсымэ», тот же автор заметил, что черкесы «в горах.изредка варят пиво». В современном быту кабардинцы пива практически не готовят и для обозначения этого напитка пользуются тюркской номинацией (сырэ). Эти и вышеизложенные свидетельства позволяют предположить заимствованный характер этого напитка. Действительно, в соседней Осетии пиво является непременным напитком всех календарных и семейных торжеств. Традиции этой культуры столь устойчивы, что его продолжают варить даже в городских семьях, несколько модернизировав технологию приготовления, адаптировав ее к современным условиям быта. Еще одним свидетельством знакомства адыгов с пивом через аланско-осетинское посредство является название старинного кабардинского жидкого блюда «бэджынэ».

В старинном произношении оно звучало как «бэгьынэ» и означало похлебку из ячменя или овса. Судя по характеру кушанья, оно совпадает с такими старинными осетинскими блюдами, как «туаг цымгæ», которые были своего рода похлебкой с таким же кисловато-сладковатым вкусом. Новейшие изыскания лингвистов показали, что кабардинское слово неотделимо от ираноязычного культурного мира (39, 1, с. 72). В этой связи замечу, что в кабардинском языке существует неотделимое от пива понятие «хмель», причем звучит оно совсем по-осетински «хумæ ллæ г, хъуымбылэ». Свидетельством аланско-осетинской традиции культуры пивоварения является и его отражение только в осетинских версиях нартовских сказаний. Причем изобретение его связано с героиней Сатаной, фигурирующей в наиболее архаических сюжетах эпоса, связанных с индоиранскими древностями.

Древнейшим напитком на Кавказе является виноградное вино, хорошо известное осетинам и кабардинцам «сæ н, санэ». Изыскания В. И. Абаева подтвердили древность этого слова, восходящего к скифскому миру. Причем специально была подчеркнута культовая роль зина и пива в среде алан-осетин и их далеких предков. Подобная точка зрения согласуется с мнением о влиянии ираноязычных предков осетин и на адыгские племена, «с которыми они находились в тесном контакте с глубокой древности» (32, с. 114).

Этнокультурные контакты нашли свое выражение и в застольном этикете. Хорошо известно, что осетинское застолье представляет собой развитый институт с устоявшимися традициями половозрастной дифференциации его участников, со строго регламентированной последовательностью номенклатуры блюд и тостов. Исторические корни осетинских застольных обычаев и высокий ритуально-престижный потенциал подаваемых блюд и напитков прошли испытание временем и сохранили свое значение вплоть до наших дней. Все торжества календарного и семейного цикла, будь то в городе или селе, происходят с непременным убсем жертвенных животных — «кусарт».

Распределение мяса за столом происходит по половозрастному принципу, когда наиболее престижные части жертвенного животного: голова и шея (сæ р æ мæ бæ рзæ й) подаются старшему га столом. Обычно возглавляют стол трое — старший (хистæ р), занимающий торец стола, сидящий справа от него, второй старший (дыккаг хистæ р) и сидящий слева от старшего (æ ртыккаг хистæ р). Этот триумвират руководит всем происходящим за столом, провозглашая тосты, которые в строгой последовательности пьют участники трапезы от старших до младших. Молодые люди, обслуживающие застолье, в такой же последовательности наливают напитки и подают кушанья. Они являются своего рода виночерпиями и стоят на протяжении всего застолья, вероятно отсюда и их название «уырдыгыстæ г — уырдыглæ ууæ г», что означает «вертикально стоящий».

Трое старших обычно сидело за круглым столиком на трех ножках «фынг». Все остальные сидели за длинными низкими столами, поставленными в один ряд. К этой традиции восходит фразеологизм «æ ртæ лæ гæ н иу фынг/трем мужчинам один стол (блюдо)». В современном быту за праздничным столом подаются кушанья в строгом соответствии с этим принципом. Скажем, общая тарелка (тæ бæ гъ/тефсег; тэбакъI, тепчъэч) с кушаньем на троих мужчин.

Осетинское застолье во многом сочетается с застольными обычаями кабардинцев. Как отмечают исследователи традиционного этикета адыгов, оно представляет «... пример одного из самых сложных и детально разработанных институтов такого рода» (24,. с. 55). Сохранившееся описание застольной церемонии адыгов в XVII веке вполне соответствует данной оценке. По сведениям Хан-Гирея, адыги подавали кушанья на особом столике, заменяющем блюда во время пиршеств и приема гостей. Таких столиков бывало от 12 до 30, а иногда и более. За одним столом сидело не более трех человек. Старшим ставили вареную баранью голову, а стол обслуживали молодые люди (см. 4, с. 16–77; 15, с. 237–238).

Сравнительный анализ показывает, что структурообразующие элементы застолья осетин и адыгов имеют много точек соприкосновения. Идентичные функции выполняют столик-блюдо (фынг, Iэнэ), баранья голова и способы ее разделки старшими (хистæ р, тхьзмадэ), последовательное по возрасту питье напитков, обслуживание сидящих за столом специальными людьми из числа молодежи (уырдыгæ стæ г, щхьэгъэрыт).

Исследования нартовского эпоса осетин показали, что любимыми занятиями алан были военные походы (стæ р) и богатые многолюдные пиры (куывд). Все это способствовало выработке четких и строгих канонов застольного этикета, выразившегося в определенной номенклатуре тостов, которые следуют друг за другом в устоявшейся последовательности. Каждый тост является своеобразным славословием, отражающим своеобразные формы поклонения говорящего объекту. Замечу, что после того, как старший произнес тост, он передает право сказать своему соседу справа, а тот соседу, сидящему напротив него, то есть третьему старшему и так далее. Причем старшие, передающие право на слово в тосте следующему, завершают свою речь фразой «Хуы-цауы арфæ сымахмæ /Да снизойдет божья благодать на вас».

Особой формой тоста, которым хотят выделить из числа присутствующих наиболее почтенных и уважаемых людей, является почетный бокал (кады-, цыты- нуазæ н). Его подают вне очередности всех тостов, принявший благодарит за честь и под застольную песню «Айс æ й, аназ æ й» выпивает бокал. Наполнив бокал, он возвращает его хозяину. Этот застольный обычай в быту осетин икает многовековую традицию и восходит к скифскому быту. Впервые о ней упомянул отец истории Геродот, описав обычай почетного бокала у скифов. Этот сюжет многокрасочно представлен и в осетинских нартовских сказаниях о волшебной чаше «Уацамонгæ».

Аналогичная картина была характерна и для традиционного застолья адыгов. Источники свидетельствуют, что за торжественным столом они поднимали бокалы «и во славу божию, и во имя святых, и во здравие родителей, и в честь умерших друзей, и в память каких-либо важных и замечательных подвигов, и пьют с большой торжественностью и почтением, словно совершая священнодействие». У другого автора есть любопытное упоминание передачи бокала у адыгов, также представляющее прямую параллель осетинскому застольному этикету. «...Подающий наполненную чашу говорит: «Бог да дарует вам». Принимающий же молит творца о сниспослании всему их собранию благополучия» (4, с. 49; 15, с. 329). Приведенная фраза звучит совсем по-осетински «Хуыцауы арфæ сымахмæ» и является, на мой взгляд, не случайным совпадением.

Об этом косвенно говорит и то, что в застольном этикете кабардинцев отмечена и форма почетного бокала «батырыбжъэ». В источниках первой половины XVII в., кажется, есть попытка его функциональной интерпретации. «На пирах молодым людям не предлагают пить до тех пор, пока последние не совершат какого-либо ловкого воровства или какого-нибудь важного убийства» (4, с. 72; 24, с. 80–81; 41, с. 227). Сама номинация этого бокала представляет сложное слово и в переводе с кабардинского языка дословно обозначает «богатырская чаша/бокал». В таком случае данная номинация семантически и структурно-типологически совпадает с осетинским «кады нуазæ н», где первая часть означает «слава/честь», а вторая «чаша/бокал». Данные факты представляют национальные версии развитой формы застольного этикета. По свидетельству дореволюционных и советских исследователей, данный обычай своими корнями восходит к скифской культуре. Через посредство ираноязычных племен Северного Кавказа «почетный бокал» проник в быт соседних с ними народов. Подробно этот вопрос был рассмотрен в специальной работе И. В. Хабалашвили (44). В таком случае можно говорить о том, что рассмотренный выше факт культуры и связанная с ним обрядность также отражают этнокультурные контакты предков осетин и кабардинцев.

Рассмотренные свидетельства этнокультурных контактов дают богатый материал давних и прочных связей, существовавших между двумя народами. Обусловленные общим фоном кавказского культурного мира, они были стимулированы социально-экономическими и культурно-бытовыми факторами. Конкретное проявление каждого из них, как следствие, имело свои определенные факты взаимообмена в различных сферах быта. Предпринятая попытка их анализа способствовала выяснению как общего механизма взаимовлияний, так и отдельных каналов культурной трансмиссии. Среди них такие, как: хозяйственная кооперация, семейно-брачные отношения, факты искусственного родства, билингвизм л другие.

Привлечение лингвистического материала заметно облегчило интерпретацию некоторых фактов этнокультурных параллелей. В частности, свидетельства прямых аланско-адыгейских параллелей нашли подтверждение и лексическими данными. Территориальный разрыв, существующий ныне между Осетией и Адыгеей, ставил под сомнение правомочность приведенных примеров. Однако историко-сравнительный метод позволил сделать выводы о двух этапах в развитии этнокультурных связей.

Первый датируется с первых веков нашей эры до XIV в. и характеризуется, в основном, отрывочными сведениями письменных источников, археологическим материалом и данными языкознания. Нашествие монголо-татар и Тимура существенно изменили этнополитическую карту Северного Кавказа. Разгромленные этими полчищами аланы и их культура потеряли свой престижный уровень в оценке соседних народов. С этого периода, а точнее с XV — XVI вв., начинается второй этап непосредственно осетинско-кабардинских взаимоотношений. С этого времени резко меняется объем и направление культурного обмена. Не последнее место в этом принадлежало и природно-географичеекому фактору, ведь горцы всегда экономически зависимы от жителей равнины.

С изменением исторической обстановки в крае, начиная с XVIII в., осетины получают возможность выселиться на предгорные равнины. Здесь они начали широко пользоваться многими достижениями кабардинской культуры. Это, в частности, относится к навыкам домостроения. Как показывает приведенный материал, некоторые из этих традиций и фактов культуры были не просто заимствованы, а регенерированы в быту осетин вновь или же творчески преломлены с позиций этнических вкусов и привычек.