Уастырджи в гостях у стариков

Жили старик и старуха. Были они очень бедны. Узнал об этом великан, явился к ним и предложил корову. А корове этой едва ли нашлась бы равная на всем свете: молока она давала так много, что и девать его было некуда. Отдавал старикам эту корову великан на следующих условиях: по прошествии года он снова явится к ним, и если на каждое слово его старики найдут ответ, то корова — их навсегда, если же нет, то они сами поступают в его полное распоряжение. Подумали старик и старуха и согласились: «Все равно приходится умирать с голоду, — сказали они себе, — возьмем пока корову, а там, что бог пошлет, то и будет!»

Прошел год. Под вечер назначенного дня во двор стариков въезжает Уастырджи в виде простого всадника.

— Не пустите ли, хозяева, к себе в гости? — обратился он к старику, который вышел ему навстречу.

— Гость — божий посланец, кто его не пустит! — ответил ему старик.

Слез Уастырджи с лошади и последовал за хозяином, который, входя в дом, извинялся за бедность, не позволяющую им принять, как бы подобало, хорошего гостя. У стариков, действительно, не оказалось даже сносной скамьи. Гость ударил кончиком плети о землю, и появились два кресла: серебряное — для гостя и деревянное — для старика. Во время трапезы хозяйка, извиняясь за скудное угощение, подала на деревянном столике сыр с хлебом. Гость ударил плетью о конец деревянного столика — и оказались всевозможные яства и напитки как перед гостем на серебряном столике, так и перед стариком — на деревянном. Хозяева были очень удивлены, но более всего их тревожило предстоящее объяснение с великаном. Чем дальше, тем большее беспокойство обнаруживали хозяева, и гость, наконец, будто ничего не зная, спросил о причине их тревоги. Старики обрадовались вопросу гостя и рассказали ему все, как было. Гость взялся выручить их, только велел им, как придет великан, молчать, предоставив отвечать ему. Затем гость вновь ударил кончиком плети о землю, и явились две кровати — серебряная и деревянная, богато убранные. Все легли спать. В полночь во дворе послышался шум: это пришел великан. Окликнул он хозяина и, услышав, как ему показалось, другой голос, удивился, однако же начал испытание.

— Один, один! — сказал он.

— Ах, чтоб тебе провалиться! Да где ты найдешь одного лучше меня? — послышалось из дома.

Великан струсил и убежал. Но затем раздумал: жалко ему стало так легко уступить корову, и он вернулся назад, а Уастырджи снова подошел к двери.

— Два, два! — начал опять великан.

— Из парных что лучше моих двух глаз? — ответил Уастырджи.

— Три, три! — продолжал великан.

— Трехперая стрела летит и в небо, и под землю, — был ему ответ.

— Четыре, четыре!

— Четырехколесная телега катится и по горам, и по полям.

— Пять, пять!

— А, такой-сякой, коснулись бы тебя мои пять пальцев, я бы тебе задал!

— Шесть, шесть!

— Как обеднеть тому, у кого сено косит шесть косарей?

— Семь, семь!

— Да не пройдет около моего дома женщина, семь раз похоронившая мужа!

— Восемь, восемь!

— Разве назовет тебя бедным тот, кто стрижет восемьсот овец?

— Девять, девять!

— А девятого меня здесь не было.

— А где ты был? — спросил великан.

— Я охотился, перелетая на хромом комаре море от края до края... — ответил Уастырджи.

— А может то море было маленькое?

— Такое маленькое, что орел не мог перелететь от одного берега его до другого и упал в воду.

— Орел, может быть, был молодой?

— Он был настолько велик, что в дождливый день мог прикрыть своим крылом целый аул.

— Да аул, может быть, был маленький?

— Ну уж и маленький — когда осел во весь голос орал в одном конце, в другом конце аула его не было слышно.

— Осел мог быть маленький?

— Разве тот осел маленький, который с мельничными жерновами на спине погнался за зайцем и поймал его за хвост.

— А если заяц был маленький?

— Заяц был такой, что из шкуры его сделали шубу и шапку старшему из нартов Урызмагу, а известно, что Урызмаг был такой рослый, что крик петуха, стоящего на его ступне, не достигал его ушей.

Великан не мог уже дальше продолжать и хотел убежать. Тогда Уастырджи проклял его, и он превратился в большое полено для очага стариков — в сосновый пень с воткнутым в него новым топором.