ГЛАВА 26. Остаток дня я провела, прячась от всех в своей комнате

Остаток дня я провела, прячась от всех в своей комнате. Не хотелось видеть осуждающую мину Коты и отвечать на мамины расспросы. Но тяжелее всего было с Люси. У нее был такой печальный вид. Должно быть, она расстроилась, узнав, что я утаила это от нее. Мне не хотелось даже, чтобы она прислуживала мне, а ее саму, казалось, вполне устраивало помогать маме и играть с Мэй.

В любом случае я должна о многом подумать, а ее присутствие помешало бы. Я пыталась решить, как лучше всего преподнести эту новость Максону. Стоит ли упомянуть о том, что мы с Аспеном делали во дворце? Если я умолчу, а он спросит меня об этом прямо, не будет ли хуже, чем если я признаюсь сразу?

Потом мысли мои вернулись к папе, к тому, что он говорил и делал. Неужели все эти незнакомые люди на его похоронах тоже были повстанцами? Неужели их так много?

Рассказывать Максону об этом или нет? Захочет он быть со мной, если узнает, что моя семья связана с повстанцами? Если некоторых представительниц Элиты до сих пор не отчислили из-за их связей, вдруг меня отчислят из-за моих? Теперь, когда мы так сблизились с Августом, это казалось маловероятным, но все равно.

Интересно, чем сейчас занят Максон? Наверное, работает. Или ищет способ уклониться от работы. С кем он совершает прогулки и с кем сидит теперь? Может, мое место заняла Крисс?

Я опустила глаза, пытаясь сосредоточиться. Господи, как же все это вынести?

Послышался стук в дверь. Я не очень понимала, чего ждать, но все-таки крикнула:

– Войдите!

В комнату вошла Кенна. Впервые за все время с моего приезда при ней не было малышки Астры.

– У тебя все в порядке?

Я покачала головой и немедленно расплакалась. Кенна присела рядышком на кровати и обняла меня.

– Я скучаю по папе. Его письмо было такое…

– Знаю, – сказала она. – От него вечно слова не дождешься, пока он был жив. А оказывается, он нашел слова для каждого из нас. В глубине души я даже этому рада. Не знаю, запомнила бы я все, если бы он не написал это в письме.

– Угу.

Я получила ответ на вопрос, который страшилась задать. Никто больше не знал, что папа был повстанцем.

– Значит… ты и Аспен?

– Наши отношения уже в прошлом, честное слово.

– Я тебе верю. Я же вижу по телевизору, какими глазами ты смотришь на Максона. Даже та девушка… Селеста? – Она закатила глаза, и я невольно улыбнулась. – Она пытается делать вид, будто по уши влюблена в него, но сразу видно, что это все неискренне. Ну или не настолько искренне, как ей бы того хотелось.

– Ты даже не представляешь, насколько ты близка к истине, – фыркнула я.

– Интересно, и когда это началось? У вас с Аспеном, я имею в виду.

– Два года назад. После того, как ты вышла замуж, а Кота переехал в свою квартиру. Мы встречались в нашем домике на дереве примерно раз в неделю. И копили деньги на свадьбу.

– Значит, ты была в него влюблена?

Разве я не должна была ответить на ее вопрос без заминки? Разве не должна была сказать, что была совершенно уверена в своей любви к Аспену? Но теперь мне почему-то так не казалось. Может, когда-то так и было, но время и расстояние заставили меня взглянуть на все по-другому.

– Наверное. Но не так, как…

– Не так, как с Максоном? – предположила она.

Я покачала головой:

– Просто теперь кажется, что это было не со мной. Я даже не представляла, что могу быть с кем-то еще, кроме Аспена. Даже Шестеркой была готова стать, лишь бы быть с ним. А теперь?

– А теперь ты без пяти минут принцесса. – Она произнесла это таким невозмутимым тоном, что мне стало смешно, и мы вместе посмеялись над столь крутой переменой в моей жизни.

– Спасибо тебе.

– Для того и нужны сестры.

Я посмотрела ей в глаза и почувствовала, что в глубине души она задета.

– Прости, что не сказала тебе раньше.

– Но сказала же.

– И не потому, что я тебе не доверяю. Думаю, это придавало моим чувствам остроты. То, что приходилось хранить наши отношения в тайне.

Произнеся эти слова вслух, я поняла, что так оно и есть. Да, я испытывала к нему определенные чувства, но были и другие вещи, которые делали обладание Аспеном намного слаще: эффект запретного плода, наши торопливые объятия, мысль о том, что у тебя в жизни есть что-то, к чему можно стремиться.

– Я все понимаю, Америка, честное слово. Надеюсь только, ты никогда не считала, что у тебя нет другого выхода, кроме как хранить все в тайне. Потому что я всегда готова тебя выслушать.

Я выдохнула, разом избавившись от множества тревог, тяжким грузом лежавших на сердце. По крайней мере, на мгновение. Я положила голову Кенне на плечо.

– Значит, между вами с Аспеном все кончено? А какие чувства он испытывает к тебе?

Я со вздохом распрямилась:

– Он все время твердит мне о том, что всегда любил меня. И я понимаю, что должна сказать ему, что это не имеет никакого значения и что я люблю Максона, но…

– Но?

– Вдруг Максон выберет кого-нибудь другого? Не могу же я остаться у разбитого корыта? Во всяком случае, если Аспен все еще думает, что у нас есть шанс, может, у нас получится начать все заново, когда все закончится.

Она взглянула на меня в упор:

– Ты используешь Аспена как запасной вариант?

Я закрыла лицо руками:

– Знаю, знаю. Это ужасно, да?

– Америка, ты не должна до такого опускаться. И если ты когда-нибудь испытывала к нему хоть какие-то чувства, то должна сказать ему правду. И Максону тоже.

В дверь снова постучали.

– Войдите!

На пороге появился Аспен. За спиной у него маячила поникшая Люси. Я покраснела.

– Тебе нужно одеться и собрать вещи, – сказал он.

– Что-то случилось? – внезапно разволновалась я.

– Мне известно лишь, что Максон хочет, чтобы ты немедленно вернулась во дворец.

Я вздохнула, озадаченная. У меня же был в запасе еще один день. Кенна снова обняла меня и украдкой сжала мою руку, прежде чем вернуться в гостиную. Аспен вышел, а Люси молча взяла свою униформу и отправилась переодеваться в ванную, закрыв за собой дверь.

Вновь оставшись в одиночестве, я задумалась. Кенна была права. Я отдавала себе отчет в том, какие чувства испытываю к Максону. Пора сделать то, что советовал папа, то, что нужно было делать с самого начала. Бороться.

А поскольку задача казалась слишком трудной, сначала нужно поговорить с Максоном. Когда я разберусь с ним, каков бы ни был исход, тогда я придумаю, что сказать Аспену.

Все происходило так медленно и постепенно, что я не сразу осознала, как сильно мы изменились. Но в глубине души я уже много недель это знала и по-прежнему молчала о своих чувствах. Поступала несправедливо по отношению к Аспену. Я должна сказать ему. Я должна отпустить его.

Открыв крышку чемодана, я принялась рыться в поисках свертка. Нащупав, я развернула его и вытащила оттуда склянку. Теперь, когда там лежал браслет, медяк не выглядел так одиноко, но это уже было неважно.

Я взяла склянку и поставила ее на подоконник, оставив ее там, где она должна была находиться уже давным-давно.

Большую часть полета я проговаривала про себя то, что собиралась сказать Максону. Предстоящий разговор страшил меня, но мы не сможем двигаться вперед, пока он не узнает правду.

Я подняла голову. Аспен с Люси, поглощенные разговором, сидели впереди по другую сторону прохода. Вид у Люси был по-прежнему расстроенный. Судя по всему, она давала Аспену какие-то указания. Он молча слушал и кивал. Потом она вернулась на свое место, и Аспен поднялся. Я поспешно втянула голову в плечи, надеясь, что он не заметил, как я подглядывала за ними.

Я сделала вид, будто увлеченно читаю книгу, и подняла на него глаза, лишь когда он приблизился.

– Пилот говорит, до Анджелеса еще примерно полчаса лету, – сообщил он.

– Ясно. Хорошо.

Аспен заколебался:

– Прости, что так вышло с Котой.

– Тебе не за что извиняться. Он просто подлец.

– Нет, есть за что. Пару лет назад он дразнил меня, говорил, что я запал на тебя, а я все отрицал, но это, похоже, его не провело. Судя по всему, он пристально за нами следил. Я должен был быть осторожнее. Я должен был…

– Аспен.

– Что?

– Все будет хорошо. Я расскажу Максону правду и возьму всю ответственность на себя. У тебя дома куча ртов, которые нужно кормить. Если с тобой что-то случится…

– Мер, ты пыталась удержать меня, а я был слишком упрям и не послушал тебя. Это моя вина.

– Не твоя.

Он сделал глубокий вдох:

– Послушай… Я должен сказать тебе одну вещь. Знаю, это трудно, но ты должна знать. Когда я говорил тебе, что всегда буду тебя любить, я не врал. И я…

– Хватит, – взмолилась я. Я понимала, что рано или поздно должна буду сказать ему правду, но мужества на два признания сразу у меня не было. – Я не могу сейчас разбираться еще и с тобой. Мой мир только что перевернулся с ног на голову, и мне предстоит сделать то, при мысли о чем сердце у меня замирает от ужаса. Прошу тебя, оставь меня сейчас в покое.

Мои слова не обрадовали Аспена, но спорить он не стал:

– Как скажете, миледи. – С этими словами он ушел прочь, и на душе у меня стало еще тяжелее, чем прежде.