Неклассические этические концепции 19 века (Шопенгауэр, Кьеркегор, Ницше).

Конец XIX – начало ХХ вв. обычно называют в литературе переходным периодом от классической этики к постклассиче–ской. Если первую можно было охарактеризовать в основном как созерцательную, рационалистическую, сориентирован–ную на созидание и поиск сущности человека, формирующей основу моральных ценностей, то вторая отличается иррацио-налистической направленностью, поиском человеческой ин–дивидуальности, стремлением к несхематизированной жизни. Чтобы осмыслить особенности возникновения новой этики ХХ века, необходимо упомянуть о тех учениях, которые зани–мали промежуточное положение при переходе от классиче–ского к постклассическому периоду. Хотя эти концепции воз–никли во второй половине XIX века, они во многом заложили основу для последующих событий в этическом мире ХХ столе–тия, предвосхитили осуществление «переоценки ценностей», подвергли сомнению традиционные этические представления, хотя и произрастали на культурной почве, которая породила высшие образцы классических доктрин морали.

Немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788—1860 гг.) отверг своим учением многие принципы классической фило–софской традиции, в особенности ее представление о том, что нравственность должна формироваться на основе разумности. Обращаясь в основном к человеческой субъективности, он обратил внимание на неисчерпаемость психики, прежде всего ее волевого компонента, на значение интуиции, импульсив–ных составляющих духовного опыта.

Основная философская идея мыслителя выражена также в названии его основного произведения – «Мир как воля и представление». Она связана с различием двух миров. Пер–вый – пространственно-временная область явлений, предста–влений, а второй – особая сфера воли, не соотнесенная с про–странством и временем, которая неизменна, тождественна сама себе, свободна в проявлениях. Как, в частности, и у Пла–тона, «настоящим» А. Шопенгауэр считает лишь один из ми–ров – это загадочный, непостижимый человеческой мыслью мир воли, который он понимает как «слепое стремление к жизни», ничем не объясняемое, иррациональное «хотение», которое пронизывает собой все вокруг, в том числе и самого человека.

Мыслитель в своих произведениях то отходил, то возвра–щался вновь к этой идее, но все этические размышления А. Шопенгауэра так или иначе всегда оказывались с ней свя–занными. Изменяясь на «человеческом уровне», воля приво–дит к жизни побуждения поведения личности, такие, как эго–изм, злоба, но также и сострадание.

Именно последнее, а совсем не стремление человека к сча–стью или выполнению своего долга составляет исходные по–ложения морали. А. Шопенгауэр утверждает, что сострадание содержит в себе и некий мистический элемент. Он считает, что сострадание – «процесс изумительный и, более того, таин–ственный. Это поистине мистерия этики, ее первофеномен и пограничный столб».

Вместе с тем философ утверждал, что возникновение его естественно, потому что каждый человек обречен на страда–ния, которые являются результатом вечной неудовлетворен–ности воли и которые дают возможность ощутить острую боль другого. Задача личности – победить эгоистические установ–ки, которые побуждаются ее волей.

Но сделать это и тем самым преодолеть страдания возможно лишь путем полного отказа от воли к жизни, выбора позиции недеяния, ведущей к нирване. Несомненно, в этих утверждениях А. Шопенгауэра, навеянных восточной философией, обнаруживается пессимистический характер его этических размышлений. Согласно его идеям, жизнь практически оказывается лишь ожиданием смерти.

Таким образом, А. Шопенгауэр в своем учении предложил этике другие, по сравнению с классической европейской традицией, ориентиры. В своих этических трудах он выступал против всевластия разума и отрицал авторитет общезначимого, обезличивающего и подчиняющего индивида. Но пафос утверждения индивидуальности был принят соотечественником А. Шопенгауэра, который оказался более последовательным и радикальным «сокрушителем классических устоев».

Одним из важных этических вопросов А. Шопенгауэр считал взаимоотношение понятий справедливости и несправедливости в человеческом обществе. «Никакое участие к другому, никакое сострадание по отношению к нему не может налагать на меня обязательства терпеть от него обиды, то есть подвергаться несправедливости», – писал философ, указывая также, что активное сопротивление личности, которое необходимо для защиты ее прав и достоинства, нельзя рассматривать как несправедливость в отношении посягателя.

Требование недопущения несправедливости, непосредственно понимаемое как запрет на несправедливость в отношении других, обладает и другим, очень важным в этическом плане аспектом – не совершать по отношению к другим несправедливости, так же, как и в отношении себя.

В результате соблюдение справедливости в отношении к другим полагает исполнение и своих обязанностей. Но также справедливость в отношении себя должна предполагать отстаивание своих собственных прав.

Пожалуй, Ф. Ницше являлся самым оригинальным из всех моралистов. Он утверждал мораль, критикуя и даже отрицая ее. Философ руководствовался при этом тем, что формы морали, которые исторически сложились и доминировали в европейском обществе, стали главными препятствиями на пути возвышения человеческой личности, а также в процессе установления между людьми искренних отношений. Ф. Ницше вообще понимал философию как этику.

Источниками его этики можно поэтому считать не только труды, в названиях которых содержатся моральные термины («По ту сторону добра и зла», «Человеческое, слишком человеческое», «К генеалогии морали»), но также все его основные произведения, самые программные, а именно: «Так говорил Заратустра», «Рождение трагедии из духа музыки».

Ф. Ницше, произведения которого имеют почти мистическую притягательность для людей с самыми различными взглядами и убеждениями, видимо, всегда будет оставаться фигурой очень странной, однозначно не понимаемой. Бытует особая проблема восприятия его идей разными исследователями.

Необходимо отметить, что особенный, непривычный угол зрения, под которым Ф. Ницше рассматривал обычные, казалось бы, вещи, отразился и в уникальной стилистике его философских сочинений.

Причудливость, необычность стиля его трудов направляет читателя на иной ритм мышления, как бы запинающийся на непрерывных парадоксах и противоречиях, тем самым невольно вызывая подозрение в каком-то розыгрыше. Зачастую просто невозможно закрепить за Ф. Ницше любую из позиций, на которые он встает.

Трудно уловить с предельной определенностью и черты его собственного «лица», в целом утвердиться на какой-то устойчивой почве, совсем не рискуя наскочить на очередную «провокацию», – все это расстраивает привычный, удобный фон мыслей и направляет на самостоятельное искание смысла вне принятой системы координат, на свой собственный страх и риск.

Переоценка ценностей, предлагаемая Ф. Ницше, направлена главным образом на высвобождение творческой энергии личности, которая сметает на пути утверждения своего «я» все стереотипы, устоявшиеся ранее, установки разума, а также запреты и общепринятые императивы.

Для того чтобы быть полноценным, «тотальным» человеком, в полной мере реализовавшим свою волю к жизни, необходимо, по мнению философа, «превратить мораль в проблему», оказаться «по ту сторону добра и зла». Отрицание морали Ф. Ницше не может на самом деле уничтожить моральное сознание как таковое.

Сам он утверждает: «Мы должны освободиться от морали.. чтобы суметь морально жить». Таким образом, человек должен ликвидировать традиционные, ориентированные религией, навязываемые внешним миром нравственные ценности для полного «освобождения жизни».

Ф. Ницше отвергает придуманную ранее метафизику свободной воли. Подчеркивает, что на самом деле речь идет о сильной или слабой воле, и пишет, что мораль – это «учение об отношениях власти, при которых возникает феномен „жизнь“». Она – органичное свойство человека, мера его воли к власти. Нравственность, добродетель знатного человека, в частности, философа, аристократа, – это прямое выражение и продолжение его силы.

Он сам добродетелен благодаря не каким-то надуманным нормам и самопринуждению, а самому естеству, в силу условий жизни и своей натуры.

Нравственность, добродетель, таким образом, – это потребность, защита, способ жизни человека. Если у человека рабская натура, то она тоже выражает его волю, так как эта воля очень слабая, то она не может найти выражение в поступке человека и превращается в воображаемую месть, принимая форму морализации.

Сильным личностям, утверждает философ, не нужно прятаться, уходить в область внутренних переживаний и моральных фантазий, они смогут условия своего существования на–прямую осознать как должное. Сверхчеловек в понимании мыслителя – это цельная личность, с сильной и собранной волей, он открыто может утверждать себя в полной уверенности, что он тем самым утверждает жизнь в ее самом высшем проявлении.

Но даже новая мораль, которую предлагает Ф. Ницше, мораль «сверхчеловека», который отвергает умертвляющий жизнь разум и избирает virtu (силу) самой высшей добродетелью, не является для него приоритетной.

Провозглашая первенство эстетических ценностей над моральными (так как искусство более всего соответствует включению человека в живой, ничем не расчлененный поток жизни), Ф. Ницше в итоге определяет свою позицию как «эстетический имморализм».

Таким образом, намеченные А. Шопенгауэром и Ф. Ницше направления в этике (сомнение в нравственных «способностях» разума, ведущая роль индивидуального, субъективного в противопоставление общезначимому, сложившимся стереотипам) предвосхищают этические искания ХХ века и во многом обусловливают их новый, нетрадиционный облик.

В русле идей «философии жизни» оформляется самое, наверное, влиятельное духовное течение столетия – экзистенциализм.

Работы Кьеркегора: “Страх и трепет”, “Понятие страха”, “Болезнь к смерти”, “Или- или” и др. основаны на идеях протестантской догматики и имеют антигегелевскую направленность, хотя в них многое заимствовано у Гегеля, например диалектическое видение духовного мира.
Отправным пунктом в рассуждениях Кьеркегора является Библейская история первородного греха. Адам и Ева, как известно, нарушили запрет Бога и вкусили плод от древа познания. Как видит эту ситуацию Кьеркегор?

В этом ему видится некий качественный скачек, а именно- переход от незнания к знанию.

Адам и Ева, как наши далекие прародители, обрели свободу и независимость от Бога.

Этот скачек должен рассматриваться как поворотный пункт в судьбе человечества (и человека), как начало всемирной истории.
В основе перехода от незнания к знанию лежит эротическое начало: первородный грех есть нарушение этического запрета и добровольное подчинение гносеологическому запрету. Теперь, после изгнания Адама и Евы из Рая, все, что не поддается разуму, считается неистинным и должно быть отброшено как таковое. Вместо “старого” Бога появился “новый” Бог — рациональная истина.

Итак, первородный грех ознаменовал собой переход от древа жизни (его символом считается Иерусалим) к древу познания (его символ- столица Древней Греции Афины, родина рациональной философии).

Вступив на путь Разума и отвернувшись от веры, Адам и Ева, однако, сильно обманулись. Избегнув одних рамок необходимости- подчинения воле Бога, они попали “в капкан” других рамок еще более жесткой необходимости, ибо разум все сводит к поискам законов и конечных причин. Человек оказывается игрушкой в руках природы и общества, где над ним господствуют эти законы и причины. Иначе говоря, обретенная свобода оборачивается несвободой нового толка.

В этом заложен трагизм человеческого бытия. Диктаторская суть христианской этики, предписывающей человеку границы дозволенного, с одной стороны, и принуждение человеческого духа анонимной исторической необходимостью в философии Гегеля, с другой, в равной мере неприемлемы для Кьеркегора. Он против всякого диктата над человеческим духом. Но духовная жизнь, как ее видит Кьеркегор, очень сложна. Ее перипетии раскрываются им в категориях “первородный грех”, “страх”, “трепет”, “свобода”, “отчаяние”, “надежда”, “вина”, “вера”, “безверие”, “бесконечное самоотречение” т. п.

Началом философии (экзистенциализма) Кьеркегор полагает не удивление, как это было у Сократа, а отчаяние. Оно возникает тогда, когда человек осознает отсутствие возможностей. Первородный грех, порожденный желанием свободы, оборачивается страхом перед “Ничто”, т. к. Бог уже не с человеком, а далеко от него. Вот почему страх Кьеркегор называет “обмороком свободы”. Именно в этой точке духовного одиночества и незащищенности человека возникает отчаяние как осознание своей обреченности. Поиски спасения и рождают философию.
Отчаяние может отступить только в том случае, если блеснет вдалеке луч надежды. Но это произойдет только тогда, когда через бесконечное самоотречение и осознание своей вины человек возвращается к Вере. Безверие обрекает человека на гибель. Таким образом, чтобы преодолеть отчаяние, мы должны отвергнуть Разум и принять Веру, от древа познания вернуться к древу жизни.

Приведенные выше рассуждения содержат одну, очень важную мысль, которая служит ключом к пониманию сути экзистенциализма. Мыслить в рамках экзистенции, по Кьеркегору, означает столкнуться с ситуацией личного выбора. В реальной жизни каждый из нас находится в этой ситуации. Выбор осуществляется при наличии альтернативных возможностей. Кьеркегор призывал отличать в человеке “зрителя” (согласно Гегелю человек есть лишь игрушка в руках мировой необходимости) от “актера”, который, играя свою роль, тем самым творит спектакль (реальную жизнь). Только “актер” вовлечен в экзистенцию.

Выбор всегда связан с принятием решения. Эта процедура может опираться на научные, математические знания, на этические и эстетические представления. Но всегда за ней стоит конкретная человеческая жизнь, и поэтому отвлеченные рассуждения при выборе мало помогают. Вот этот субъективный элемент часто заменяется апелляцией к научному знанию, логике и пр., а между тем он присущ всем людям и поэтому очень важен для них. Что же касается экзистенции, то она уникальна, тогда как научное, философское и т. п. знание обладает всеобщностью.
Но именно в силу уникальности индивидуального душевного опыта (переживания) истина имеет исключительно субъективный характер, тогда как рациональная истина обладает всеобщностью. Экзистенциальная истина формируется, по Кьеркегору, при движении человеческой жизни от сущности к существованию. Традиционное объяснение этого движения содержится в теологии и оно сводится к грехопадению человека. Кьеркегор дает психологическую интерпретацию этой ситуации. Он отделяет беспокойство человека перед лицом неминуемой смерти как причину отчуждения от его сущности. Стремясь отдалить от себя неминуемый конец, человек только усугубляет проблему и тем самым добавляет к своим переживаниям чувство вины и отчаяния.

Причиной экзистенциальной ситуации в конечном итоге Кьеркегору видится отчуждение человека от Бога. Чем дальше это происходит, тем больше в человеке растет чувство отчаяния. Причем в толпе (в церкви, этнической группе, в социальной общности и т. п.) человек не обретает истины, а отдаляется от нее, ибо и там действует отчуждение человека от Бога. Только личное прояснение своей сущности в Боге дает человеку освобождение от отчуждения.

Этот процесс, согласно Кьеркегору, длится в форме трех последовательных фаз, которые он называет стадиями жизненного пути. Их он противопоставляет идее Гегеля о постепенном развитии человеческого сознания (см. его “Феноменологию духа”). Там, где Гегель видит диалектическое развитие человеческого сознания в процессе мышления исторического человека, Кьеркегор видит движение человека от одного уровня экзистенции к другому через акты воли и выбора. Итак, стадии, о которых идет речь, следующие: эстетическая, этическая, религиозная.

На первой (эстетической) личность руководствуется своими эмоциями и внутренними импульсами. Здесь человек движим чувствами, и общечеловеческие нормы морали для него особой роли не играют. Это относится и к религии. Мотивацией поступков выступает желание наслаждения, но человек сам ограничивает себя в этом. В итоге индивид сталкивается лицом к лицу с ситуацией “или-или”: или он остается на этой стадии с ее фатальными соблазнами, или он решает избегать их, двигаясь в направлении следующей стадии.

На второй (этической) стадии человек уже оставляет критерий индивидуального вкуса и принимает правила поведения, сформулированные разумом. Человек становится этическим; он воспринимает моральные нормы, имеющие общезначимый характер, и это придает его жизни начала формы и постоянства. Вместе с ними человек принимает и ограничения и связанное с ними чувство ответственности. Но в конечном итоге этический человек приходит к заключению, что он неспособен следовать моральным законам, и это порождает у него чувство вины. Греховность выступает причиной возникновения того диалектического момента, который опять ставит человека перед выбором: или человек остается на прежней стадии, или он обретает духовную силу и уверенность в Боге. Но для этого мало только мышления, человек должен совершить скачок в своем сознании к Богу.

И, наконец, религиозная стадия. Здесь человек на основе своего сугубо субъективного и поэтому уникального опыта, осознавая свою вину и переживая отчаяние делает окончательный выбор Веры и обретает себя в Боге.

Каждый человек, считает Кьеркегор, наделен сущностью, которую он должен в себе привести в действие. И это может быть сделано им только через приход к Богу.