Стихотворения. В этом мире все шиворот-навыворот:

* * *

В этом мире все шиворот-навыворот:

Привязываешься, потом срываешься с привязи

В дремучий лес, где серые волки,

Пьешь из лужи, и в результате

Становишься серым козлом. И дальше

Понятен конец твоего приключения.

Если же двигаться в обратной последовательности,

То она приведет к счастливой развязке:

Сперва утоляешь полдневную жажду,

Потом выбегаешь из леса, где волки,

И мчишься навстречу крепкой привязанности,

Наученный горьким и страшным опытом.

И уже никогда не сорвешься с привязи.

И узел лишь туже будет затягиваться…

* * *

Идешь по шаткой досточке жизни,

Слушаешь сказку про белого бычка,

А жизнь подсовывает бычка смоляного.

Прилипаешь.

Потом пытаешься отклеиться.

Потом отмыться.

Потом начать все сначала.

А доска твоя, глядишь, и закончилась.

* * *

Чем дальше в лес, тем сказка темнее.

В тереме все происходит на ощупь.

Змей его в ней живет каждый день,

Изливает свой яд, жалит,

К сердцу ее ищет ходы,

Бьет хвостом своим в гневе,

Разбивает головы о ее камни.

А она глядит мимо него и сквозь.

Он кусает слова у нее на губах,

Тоже холодные – не слова, а камни.

«Сколько же это будет продолжаться?

Пора, наверное, вызволять девицу», –

Думает, ворочаясь, в соседнем замке

Витязь по имени Синяя Борода.

* * *

Когда б вы знали, из какого сора…

Анна Ахматова

Как полночь пробьет,

Так сразу все станет ясно:

Кто кучер, кто кони и что на уме у Золушки.

Посему засыпать надо с первой звездой.

А если замешкался,

То просто закрой глаза на мышей и ящериц,

И других земноводных, с которыми утром здоровался,

Жал руку, давал свой номер мобильника,

Звал в гости… Теперь вот твой дом окружили

И шуршат позвонками,

Мяукают, воют.

И Принц, будто нищий,

С дырявой калошей по городу носится –

Той, что осталась от хрустального башмачка.

Город полночный усеян дырявыми тыквами,

Лягушачьими шкурками, из которых

Утром выпорхнут розовотелые феи,

И пошлепают в душ нагишом, не изведав стыда.

И охота тебе смотреть, как из этого сора

Растет твое окружение!

Шел бы ты лучше спать.

* * *

Вот в чем вопрос.

У. Шекспир «Гамлет»

Три дороги.

По какой ни пойдешь – потеряешь.

Вопрос: идти наобум

Или – вернуться назад,

Сесть на тот камень еще на тридцать лет и три года,

Просчитать все ходы,

Снять ферзя Кощея Бессмертного,

Обрести Василису, себя потерять,

Вернуться к исходному,

Сделать новую рокировку,

Сбросив козу и капусту в ладью с Василисой,

И следить, как жизнь-медовуха

Течет по усам, и пьяная

Муха-дрянь залетает в скважину рта и кружит,

И думать: «Все суета сует»?

Или – выбрать дорогу,

Отвесить поклон, взять котомку,

Вдохнуть пьянящий озон приключения

И шагнуть по хрустящим стеблям кузнечиков

Во все то же самое, только уже наяву

И без права вернуться в исходное положение?

* * *

Время-Катигорошек

Катится по ручьям, по травам,

Оставляет борозды-трещины

На теле пространства-увальня.

А оно морщит лоб свой каменный,

Смотрится в зеркало прошлого

И вопрошает: «Свет мой, зеркальце…»,

А горошек все катится, катится.

Плачет принцесса, бедная –

И к ней под матрац закатился он.

И стонет она, и охает,

Царь Горох за нею подглядывает,

И зовет к ней Шута Горохового,

И хохочет она, чуть не лопается,

И лицо ее стягивается и растягивается,

А горошек все катится, катится…

* * *

Он плакал, она вздыхала.

Потом он вышел из дома,

И шел по пыльной дороге,

И пыль оседала на шляпе,

Котомке его и ботинках.

Так шел он до горизонта,

Где пыльное солнце всходило

И птицы кружили, и крылья

Как тени взметались, и лица

Печалью подернуты были.

За ним стена вырастала.

За нею другой кто-то плакал,

Едва на свет появившись.

Вздыхала мать с облегченьем.

– О чем была твоя сказка? –

спросила жизнь, и помедлив,

Выключила проектор.

* * *

В этой коммунальной квартире жизни

Только видимость изоляции.

Что аукнется на одном конце – на другом откликнется.

Горшочек волшебный варит, и переваливается

Каша жизни, и течет по землям,

И ее поедают звери и люди,

И березам она достается, и елям,

И ее ручейки превращаются в перепутья.

А она течет по горам, по проселкам,

По извилинам улиц, несущих на площади

Недопитые банки от кока-колы

И обрывки газетных надежд прошлогодних,

И по ней гадают, как на кофейной гуще,

Тычут пальцем в манное небо,

Строят планы на зыбкое будущее,

И каша булькает, «сбудутся, ей-бо…».

Ничего не сбывается, но все довольны,

Лопают досыта, до желудочной колики.

Поколенья сменяются, как батальоны.

А горшочек все варит. Жаль ему, что ли?

* * *

Вот он, вот он –

Лисой обернулся,

И сразу ему достался сыр,

Который Бог однажды послал вороне.

А раньше был стариком,

Рыбу ловил у самого синего моря

И старуха его донимала.

А теперь ему хорошо и зимой, и летом.

И сыр у него,

И удит он рыбу волчьим хвостом на святки,

И ловится рыба отменно,

Большая и малая.

А прошлой зимою щука ему попалась.

И зажил он счастливо,

И все у него теперь по-щучьему –

И сам он, и дом, и жена его новая.

И щука в корыте из золота плещется.

* * *

Расскажи мне такую сказку,

Чтоб в конце было так, как в начале:

Ожиданье дороги, бескрайность

И знаменье на горизонте,

Чтобы птица в окно постучала

На размытой границе рассвета,

Чтоб герой пробудился и слушал,

Как ее удаляются крылья,

И чтоб не было мыслям ответа,

И знаменья не разгадались,

Чтоб вздохнула во сне Василиса,

Заплескалась в зеркале зорька.

И чтоб день снова ждал на пороге,

И закончилось все с «жили-были».

Александр КОЖЕЙКИН