ФУНКЦИОЫАЛЬНАЯ 2 страница

⁷ Возможно, найденное соответствие не является причинно-следственной связью. Дело в том, что объем непосредственного запоминания частично связан с повторением мате­риала про себя (см. 5.2.3). Нет оснований утверждать, что аналогичные процессы «внут­ренней речи» (в силу их относительно низкой скорости) вовлечены в решение задачи по-358 иска в памяти.

Величина, обратная объему непосредственной памяти

Рис. 5.2. Зависимость между величиной, обратной объему непосредственной памяти, и скоростью поиска в памяти (по: Cavanagh, 1972).

Одним из направлений этих исследований были попытки выйти за пределы ограниченного объема непосредственного запоминания. Что произойдет, если величина положительного множества выйдет за преде­лы «магического числа» Джорджа Миллера, то есть 7±2 единиц мате­риала? Эксперименты показали, что в этом случае в области 6—8 эле­ментов наблюдается надлом зависимостей времени реакции, так что кратковременному сегменту соответствуют более крутые, а долговремен­ному — более пологие зависимости, свидетельствующие об относитель­но быстром поиске среди репрезентаций положительного множества. Хотя поиск в памяти осуществлялся быстрее, общее время реакции уз­навания было более продолжительным. Этот последний факт говорит о переносе основной нагрузки со стадии поиска в памяти на стадии пер­цептивного кодирования и принятия решения либо даже об изменении микроструктуры процессов узнавания.

После рассмотрения в более широком диапазоне условий, исходная модель поиска в памяти потребовала дополнительных модификаций.

Например, оказалось, что при семантической группировке словесного материала (категории, впрочем, должны быть явно выделены) наклон функций времени реакции уменьшается, а положение точки пересече­ния с осью Y остается неизменным. Это означает либо увеличение ско­рости поиска, либо то, что он становится более селективным. Так как при введении двух категорий наклон уменьшается примерно на 25%, можно предположить, что имеет место частичная селективность: снача­ла в случайном порядке выбирается одна из двух категорий, а затем осу­ществляется исчерпывающий последовательный поиск, который пре­кращается после просмотра релевантной категории и продолжается, если была выбрана иррелевантная категория. Далее, в некоторых случа­ях оказалось, что отрицательные и положительные зависимости непа­раллельны, причем отношение их наклонов меньше, чем 2: 1, как это должно быть при самооканчивающемся поиске. Эти результаты, в свою очередь, можно объяснить наличием испытуемых, использующих стра­тегию самооканчивающегося поиска. Эта, казалось бы, более эффектив­ная стратегия ведет на самом деле к общему замедлению ответов⁸.

В прикладных исследованиях известного русского психолога А.Б. Леоновой (Leonova, 1998), использовавшей задачу поиска в памя­ти Стернберга в качестве теста на утомление, было обнаружено, что если в начале рабочего дня сборщицы электронных микросхем демон­стрируют классическую картину исчерпывающего поиска, то к концу смены они переходят на самооканчивающийся режим поиска (с отно­шением наклонов 2: 1), сопровождающийся заметным замедлением ответов. Это означает, что под влиянием утомления поиск в памяти и принятие решения о характере ответа перестают вносить аддитивный вклад во время ответа. Если при нормальном функциональном состо­янии эти операции «разнесены» по разным этапам и принятие реше­ния о характере ответа осуществляется только один раз, в самом конце обработки, то при утомлении эти процессы начинают осуществляться на одном и том же этапе — принятие решения (продолжать поиск или дать положительный ответ) осуществляется в связи с каждым элемен­тарным актом проверки репрезентаций положительного множества. В результате узнавание начинает требовать постоянного сознательного контроля и функционирование памяти деавтоматизируется (см. 4.3.3 и 5.4.2).

Таким образом, попытки распространить частную модель поиска на основной фактический материал психологии памяти привели к по­становке множества интересных вопросов, но пока не позволили интег-

⁸ Некоторые другие данные также требуют либерализации исходной модели Стерн­берга. Так, она не объясняет возникновение позиционных эффектов — ускорения време­ни реакции при совпадении тестового стимула с первыми или последними элементами положительного множества Если поиск исчерпывающий, то не вполне понятно также обнаруженное в ряде работ ускорение ответа на стимулы, дважды встречающиеся в тесто-360 вой последовательности или более часто предъявляемые в эксперименте.

рировать имеющиеся данные в рамках более общей теории (см. 5.2.1). Метод аддитивных факторов Стернберга сохраняет свое значение прежде всего как эвристический прием, используемый для описания микроструктуры сложных когнитивных процессов (Sternberg, 1999). Он, в частности, представляет интерес для работ по функциональному кар­тированию мозга, где до сих пор преимущественно используется дон-деровская методика вычитания (Sternberg, 2004). Поскольку временная шкала имеет абсолютный характер и не допускает произвольных транс­формаций, которые возможны в случае разнообразных шкал точности (например, шкалы вероятности правильных ответов), хронометричес­кие данные широко используются и за пределами данной области, на­пример, при анализе автоматических и сознательно управляемых ком­понентов обработки (см. 4.3.2), организации семантической памяти (6.2.1) и процессов понимания (7.3.1).

5.1.3 Непрямые методы: имплицитная память

Одним из наиболее важных современных направлений изучения па­мяти является анализ так называемого имплицитного запоминания. Речь идет о непрямой оценке влияния прошлого опыта на успешность тех или иных действий и операций. При этом применяются процеду­ры тестирования, которые не осознаются или, по крайней мере, не должны осознаваться испытуемыми как связанные с запоминанием мнестические задачи. Иными словами, имплицитное запоминание от­личается от традиционного, или эксплицитного запоминания, тем, что его проявления не являются результатом выполнения задач типа уз­навания и воспроизведения, прямо сформулированных как тесты на запоминание. Популярность этого рода исследований в последние 10—20 лет объясняется не только большой распространенностью эф­фектов имплицитной памяти, или «рййлшнг-эффектов⁹, но и рядом их неожиданных особенностей. Складывается впечатление, что для возникновения имплицитных эффектов иногда несущественны ха­рактер работы с материалом и даже само присутствие памяти в тра­диционном смысле слова.

Примером непрямого теста памяти может быть задача на дополне­ние фрагментов слова. В предварительных опытах выясняется референт-

⁹ «Прайминг» можно было бы перевести на русский язык как «предварение», мы, од­
нако, будем использовать устоявшийся в литературе terminus techmcus. К этой категории
эффектов примыкает большое количество биологическх феноменов, которые, вообще
говоря, не имеют отношения к психологии. Примерами могут служить в среднем более
быстрое окончание родов второго ребенка по сравнению с первым и сенсибилизация
иммунной системы человека и животных, «узнающей» чужие белковые соединения через
длительное время после однократной конфронтации с ними 361

ная, или базовая (base-line), вероятность успешного дополнения некото­рого фрагмента, например

_Р_к_ДИ_,

до осмысленного слова (этим дополнением здесь является слово «кроко­дил»). Основные эксперименты, направленные на изучение имплицит­ной памяти, проводятся с другими испытуемыми и состоят, как обычно, из трех стадий: кодирования материала, его удержания и тестирования памяти. На стадии кодирования материала испытуемый получает спис­ки слов, среди которых, допустим, есть и слово «крокодил». Со всеми этими словами должна проводиться какая-то работа — подсчет слогов, семантическое шкалирование и т.д., причем от испытуемого тщательно скрывается сам факт исследования памяти. Через определенный интер­вал времени испытуемому неожиданно предъявляется задача на приду­мывание слов, которые подходили бы к предъявляемым фрагментам, среди которых может быть и _р_к_ли_ · Прайминг определяется как воз­можное облегчение решения задачи дополнения слова в результате его предварительного показа на стадии кодирования. Количественная оценка прайминга может проводиться двумя способами: путем сравне­ния актуальной вероятности правильного дополнения с подсчитанными ранее популяционными нормами (референтной вероятностью дополне­ния конкретного слова) или же путем ее сравнения со средней вероят­ностью дополнений в случае слов равной частотности, которые не пока­зывались в данном эксперименте на стадии кодирования.

Эта ситуация интересна тем, что практически идентичный экспе­римент можно провести в режиме эксплицитного тестирования — с тем же материалом и теми же этапами первоначального кодирования, со­хранения и тестирования, но только с явным упоминанием на этапе те­стирования необходимости воспроизведения ранее показанных слов, для поддержки припоминания которых и показываются фрагменты. Вместо прайминг-эффекта подсчитывается вероятность правильного воспроиз­ведения. Хотя речь идет, казалось бы, лишь о феноменологических ню­ансах, сравнение имплицитной и эксплицитной ситуаций применения теста дополнения фрагментов слов выявляет их весьма существенные различия. Во-первых, показатели прайминга и прямого воспроизведе­ния не коррелируют друг с другом, что трудно объяснить в рамках пред­положения о существовании единого для них формата сохранения ин­формации («следа памяти»). Во-вторых, прайминг часто оказывается более стабильным показателем памяти, чем сознательное воспроизведе­ние: он может сохраняться в течение более длительного времени и по­чти не меняться при варьировании условий кодирования, радикально влияющих на уровень воспроизведения (таких как отвлечение внима­ния). Более того, нормальный прайминг находят в группах испытуемых преклонного возраста и даже у пациентов с амнестическим синдромом. Произвольная память у них ослаблена или практически отсутствует. 362

Таблица 5.2. Примеры непрямых тестов, применяемых при изучении имплицитного за­поминания

Некоторые особенности этих результатов могут быть объяснены спецификой самого теста дополнения фрагментов слова, ориентиро­ванного скорее на перцептивные процессы обработки. Поэтому было предложено несколько десятков вариантов непрямых тестов, направ­ленных на анализ других процессов (см. табл. 5.2). Исторически первы­ми непрямыми тестами были разнообразные методики анализа форми­рования навыков — умения ездить на велосипеде, плавать, печатать на машинке, читать тексты, написанные скорописью, и т.д. (Thorndike, 1932). Лежащие в основе формирования навыков процедурные формы памяти замечательны своим «долгожительством». В частности, как по­казал в начале 70-х годов прошлого века канадский психолог Пол Ко­лере (Kolers, 1979), выработанный в течение нескольких недель трени­ровки навык чтения зеркально инвертированного текста сохраняется без особых изменений в течение года, причем не только у обычных ис­пытуемых, но и у пациентов с амнестическим синдромом, для кото­рых каждое следующее посещение лаборатории во время тренировки субъективно выглядело как первое в их жизни!

Для изучения имплицитных компонентов семантической памяти далее может использоваться тест общих знаний, представляющий собой набор стандартных вопросов типа «В названии самого известного рома­на Достоевского упоминается " наказание" и что еще?». Прайминг вы­ражается здесь в увеличении вероятности правильного ответа, если ра­нее в каком-то контексте предъявлялось слово «преступление». (В случае данного вопроса базовая референтная вероятность правильного ответа составляет для студентов североамериканских университетов примерно 60%.) При изучении семантических, или концептуальных, связей интерес представляют также прайминг-эффекты, выражающие­ся в активации целых семантических областей соответствующего поня­тия. Так, показ слова «врач» может облегчать последующую работу со

словами «доктор» и «больной», ускоряя их узнавание или принятие ре­шения об их принадлежности к множеству осмысленных слов в задаче лексического решения (см. 4.3.2 и 7.2.2).

Возможные фундаментальные различия имплицитной памяти и сознательного припоминания заставляют обратить внимание на то, на­сколько избирательно различные методические процедуры позволяют тестировать каждую из этих гипотетических подсистем памяти. С одной стороны, в непрямых тестах часть испытуемых может иногда догады­ваться о подлинных целях экспериментов, в результате чего результаты оказываются не вполне чистыми — «контаминированными» влиянием эксплицитной памяти. С другой стороны, в случае традиционных пря­мых тестов, таких как эксплицитные задачи воспроизведения и узнава­ния, получаемые результаты могут искажаться неосознаваемым — авто­матическим — влиянием имплицитных процессов. Для определения степени этих различных влияний на результаты выполнения прямых тестов запоминания канадский психолог Лэрри Джакоби предложил в начале 1990-х годов методический прием, получивший название мето­дики диссоциации процессов (например, Jacoby, 1998). Этот методический прием позволяет операционализировать различия сознательных и бес­сознательных (или автоматических) процессов, дополняя тем самым два рассмотренных выше подхода — анализ времени реакции в задачах поиска (см. 4.2.3 и 5.1.2) и методику «проигрыша—выигрыша» Позне­ра и Снайдера (см. 4.3.2).

Разработанный Джакоби метод может применяться с самыми разны­ми прямыми тестами (как вербальными, так и невербальными), хотя в каждом случае его применение требует известной изобретательности. При этом всегда должны сравниваться результаты применения двух ва­риантов соответствующего теста, а именно варианты «включения» и «ис­ключения». Значение этих понятий лучше проиллюстрировать на конк­ретном примере. Рассмотрим в качестве такого примера ситуацию использования теста воспроизведения с семантической подсказкой: сна­чала испытуемому показывается для запоминания ряд слов, а на стадии тестирования предъявляются для облегчения припоминания слова, се­мантически с ними связанные. Вариант «включения» — это то, что все­гда делали испытуемые в исследованиях памяти, стараясь как можно лучше припомнить и воспроизвести целевое слово. Новым является только вариант «исключения»: в этом случае испытуемый должен поста­раться ответить на слово-подсказку любым семантически похожим сло­вом, но только не тем, которое показывалось ему ранее.

Какая логика стоит за всем этим? Это можно пояснить еще одним примером, на этот раз с количественными данными. Допустим, что эм­пирически установленная вероятность воспроизведения ранее показан­ного слова в варианте «включения» равна 0, 8. В варианте «исключения» испытуемые также иногда воспроизводят ранее показанные слова — происходит такое воспроизведение по ошибке, так как они стараются 364

этого не делать. Пусть вероятность таких ошибочных воспроизведений ранее предъявленных слов в нашем гипотетическом примере равна 0, 2. По мнению Джакоби, этих двух чисел достаточно, чтобы оценить количе­ственный вклад процессов сознательного припоминания (С, от conscious) и имплицитной памяти (U, от unconscious) в решение данной задачи.

В самом деле, в варианте «включения» нужное слово может поступать из обоих источников — как эксплицитной, так и имплицитной памяти, а значит, справедливо следующее уравнение:

0, 8 = С+ U-CU.

Следует обратить внимание на необходимость вычитания произведе­ния двух вероятностей С и U, поскольку в противном случае это произве­дение было бы подсчитано дважды — ведь это вероятность влияния бес­сознательных имплицитных тенденций в том случае, когда целевое слово и без того уже воспроизводится благодаря эксплицитному, сознательному припоминанию. В варианте «исключения» ситуация совсем проста:

0, 2= U(1 -С).

Очевидно, речь идет о совместной вероятности имплицитного влия­ния U и отсутствия влияния сознательного припоминания (1 — С), так как любое присутствие сознательного припоминания С должно было бы воспрепятствовать такому ответу. Решая эту простую систему двух урав­нений с двумя неизвестными, можно получить оценки влияния созна­тельного припоминания и имплицитной памяти в данной задаче. Они равны соответственно 0, 6 и 0, 5.

Эти простые соображения послужили основой для значительного чис­ла остроумных работ, направленных на выяснение роли «имплицитного познания» — бессознательных компонентов в процессах восприятия, за­поминания и понимания (см. 4.3.3). Данные некоторых реальных иссле­дований Джакоби и его последователей, демонстрирующие двойную диссоциацию вкладов сознательно контролируемых и автоматических процессов в самых различных условиях решения задачи воспроизведе­ния, а именно в зависимости от внимания к материалу, параметров его предъявления и возраста испытуемых, приведены в табл. 5.3.

Как можно видеть из этой таблицы, данный подход позволяет полу­чать чрезвычайно интересные и, судя по всему, систематические резуль­таты. Вместе с тем, лежащие в основе методики диссоциации процессов допущения, а равно интерпретация результатов вызывают в последние годы бурные споры. Сам Джакоби считает, что показатель U представ­ляет собой оценку обобщенного параметра знакомости, ведущую в зада­чах на узнавание к ответам «знаю», тогда как показатель С связан с оцен­кой вклада более рефлексивного ответа «вспоминаю» (см. 5.1.1). Если обратиться к табл. 5.3, то складывается впечатление, что данная проце­дура действительно выделяет в категории автоматические процессы не­что, очень похожее на имплицитную память — так, как она обычно опи­сывается в исследованиях, опирающихся на применение непрямых тестов. Например, из других исследований (см. 5.4.3) известно, что эф­фективность имплицитной памяти у молодых и у (здоровых) пожилых людей примерно одинакова, тогда как произвольная память последних заметно ослаблена.

Таблица 5.3. Оценки величины вкладов сознательных и автоматических процессов в за­висимости от условий кодирования и ответа, а также возраста испытуемых (по: Kelley & Jacoby, 2000)

Результаты двух десятилетий интенсивных исследований импли­цитной памяти говорят об отличии ее механизмов от процессов, лежа­щих в основе эксплицитного запоминания. Следует отметить, однако, что иногда использование различных непрямых тестов памяти, таких как перцептивный тест дополнения фрагментов слова и концептуаль­ный (семантический) тест знания общих фактов, также приводит к су­щественно различающимся результатам, что позволяет сделать предва­рительный вывод о множественности механизмов самой имплицитной памяти. Если, таким образом, существует несколько различных форм не только эксплицитной, но и имплицитной памяти, то естественно воз­никает вопрос о том, как все эти разновидности памяти могут быть свя­заны между собой. Данные соответствующих экспериментов и их воз­можная интерпретация будут рассмотрены нами в одном из следующих разделов этой главы (см. 5.3.3), после анализа основных подходов к опи­санию процессов непосредственного запоминания.

5.2 Теории непосредственного запоминания

5.2.1 Трехкомпонентные модели

Представление о трех блоках памяти долгое время выполняло функции основной теоретической схемы когнитивной психологии, которая позво­ляла упорядочивать поток эмпирических данных, обрабатываемых и от­части создаваемых находящимися на линии психологического экспери­мента вычислительными машинами. Не затрагивая вопроса об истории различения первичной и вторичной памяти, следы которой теряются в 19-м веке, можно сказать, что в 1960-е годы практически все основные работы в этой области вели к выделению трех компонентов памяти чело­века. Очертания этих блоков можно найти уже у Д. Бродбента, затем Дж. Сперлинг обосновал существование «очень короткой» зрительной памя­ти, Н. Во и Д. Норман разработали первую математическую модель, а Улрик Найссер продемонстрировал в «Когнитивной психологии», каким образом огромное число разнообразных психологических феноменов можно привести в соответствие с этой жесткой структурной схемой.

В истории когнитивных исследований непосредственного запоми­нания выдающуюся роль сыграла трехкомпонентная модель памяти, предложенная в 1968 году американскими психологами Ричардом Ат-кинсоном и Ричардом Шиффрином (см. Аткинсон, 1980). Она была не­значительно модифицирована тремя годами позже и показана в этой модификации на рис. 5.3. Очень похожие модели были разработаны за­тем и другими, в том числе российскими авторами.

Рис. 5.3. Модель памяти Р. Аткинсона и Р. Шиффрина (Аткинсон, 1980).

Согласно этой модели, информация из внешней среды попадает сначала в модатьно-специфические сенсорные регистры (гипа обсуждав­шихся выше иконической и эхоической памяти — см. 3.2.1 и 3.2.2), где хранится около секунды в форме очень полного описания, своего рода отпечатка физической стимуляции. Затем информация либо стирается («угасает»), либо переводится в кратковременное хранилище, где остает­ся на 10—20 секунд в форме амодатьного вербально-акустического кода. Управляя циркуляцией информации между блоками, можно удлинять этот срок. Типичными для блока кратковременной памяти являются именно процессы управления — проговаривание. перекодирование, при­нятие решения, выбор стратегии запоминания и т.д. Проговаривание выполняет функцию «вербальной петли» (verbal loop), позволяющей не только сохранять информацию в кратковременном хранилище, но и пе­реводить ее в долговременную памя! ь. Чем дольше сохраняется материал в кратковременной памяти, тем прочнее формирующийся долговремен­ный след. Сама долговременная память оказывается в этой модели пер­манентной — ее следы не подлежат распаду и сохраняются, в форме се­мантического кода, в течение месяцев и лег. Характеристики трех блоков памяти, как они понимались в 1970-е годы, представлены в табл. 5.4.

Исключительная популярность этой модели объясняется тем, что с ее помощью удалось единообразно объяснить — гомогенизировать — множество феноменов памяти, внимания и восприятия. При этом сама модель прямо воспроизводила архитектуру компьютера: три вида памя­ти соответствуют входным интерфейсам, активному процессору и пас­сивной памяти, а процессы управления — программным алгоритмам, определяющим движение и характер преобразований информации от поступления на вход системы до выдачи ответа. В работах 1960—70-х годов приводились десятки аргументов в пользу разделения кратковре­менной и долговременной памяти. При этом упоминались и клиничес­кие данные об особенностях запоминания информации пациентами с амнестическим синдромом" ¹. Подавляющее большинство аргументов было связано с анализом ошибок полного воспроизведения и зависимо­сти от позиции элемента в ряду, то есть с классическим эффектом края, первоначально обнаруженным Эббингаузом (см. 1.2.3).

Действительно, в эти годы было установлено, что успешность вос­произведения первых и последних элементов последовательно предъяв­ляемого для воспроизведения ряда букв, цифр или слов зависит от ряда различных факторов, что привело к разделению эффекта края на, соот-

¹¹¹ Чаще всего в лих работах упоминался Корсаковскии синдром — нарушение памяти, чаще всего возникающее под влиянием длительной алкогольной интоксикации. Для это­го варианта ачнестическот синдрома, описанного С.С. Корсаковым, характерны чрез­вычайно плохое долговременное удержание новой информации, конфабулянии (псевло-воспоминания), а также общие затруднения в припоминании материала, выученного за-368 долго до начала заболевания (признак ретроградной амнезии — см 5.4.1).

Таблица 5.4. Характеристики блоков сохранения информации в трехкомпонентных мо­делях памя1и

ветственно, эффект первичности и эффект недавности. Например, включение в запоминаемый список слов-синонимов (условие семанти­ческой интерференции) приводит к избирательному снижению эффек­та первичности, тогда как в случае списка, состоящего преимуществен­но из гомофонов, то есть таких похожих по звучанию, но различных по значению слов, как «магнолия» и «Монголия» (условие артикуляцион-но-фонологической интерференции), уменьшается также и эффект не­давности. Аналогичная разнонаправленность влияний на эффекты пер­вичности и недавности была обнаружена для ряда других факторов — скорости предъявления материала, распределения повторений, отсроч­ки воспроизведения в условиях решения интерферирующей задачи и т.д. (см., например, Андерсон, 2002).

В рамках модели Аткинеона и Шиффрина эти факты получают про­стое объяснение, согласно которому эффект недавности обусловлен из­влечением информации из вербально-фонологической кратковременной памяти, а эффект первичности — из семантической долговременной. В пользу гипотезы о фонематической основе кратковременного сохране­ния информации говорило также то, что даже в случае зрительного

предъявления буквенного материала ошибки при его непосредственном воспроизведении часто имеют характер акустического, а не зрительного смешения. Таким образом, с помощью одной модели объясняются дан­ные о форме репрезентации (перцептивная, вербально-акустическая, се­мантическая), о продолжительности различных видов памяти и об объе­ме хранящейся в них информации.

Аткинсон и Шиффрин разработали также математическую модель, описывающую функционирование системы с тремя блоками памяти. Параметрами модели были величина буфера повторения, веройтность ввода нового элемента в буфер, темп увеличения прочности и распада долговременного следа. Примером использования этой модели может служить один из экспериментов на парные ассоциации, в котором дву­значные числа из фиксированного набора ассоциировались с буквами. Испытуемые должны были по мере предъявления все новых символов называть букву, которая в последний раз ассоциировалась с данным чис­лом, и запоминать новые ассоциации к этому же числу. Независимыми переменными были задержка между заучиванием ассоциации и ее тес­тированием, а также объем набора чисел. В этих достаточно жестких ус­ловиях данные лучше всего описывались следующими значениями пара­метров — величина буфера повторения г=2, вероятность ввода нового элемента в буфер а=0, 32, скорость увеличения прочности 9=0, 40, ско­рость распада следа Т=0, 93. В одной из модификаций эксперимента ус­ловия были упрощены: после тестирования испытуемые должны были запоминать ту же самую ассоциацию. Это привело к сдвигу значений параметров: г=Ъ, α =0, 65, θ =1, 24, 7=0, 82. Очевидно, долговременное со­хранение стало здесь существенным подспорьем в решении задачи, по­этому испытуемые без прежней робости вводили новые элементы в бу­фер повторения. В общей сложности только первая статья этих авторов насчитывала 12 таких экспериментов. Во всех этих экспериментах уда­лось добиться довольно хорошей аппроксимации результатов.