Архиерейский дар

Этот день обещал стать одной из важнейших вех в более чем двухсотлетней истории кладбищенского Свято-Лазаревского храма, стоявшего на окраине города Н-ска. Потому что сегодня его впервые почтил своим визитом Владыка Михаил, который незадолго до Рождества прибыл в Н-скую епархию на смену скоропостижно скончавшемуся епископу Иринарху, и теперь на Святках по очереди служил в городских храмах. Надо сказать, что до этого новый архиерей уже успел побывать и в Преображенской, и в Никольской, и в Свято-Троицкой церквях… и вот теперь «свято-лазаревцам», в свой черед, предстояло принимать у себя важного гостя.

Архиерей. 1921 г. Худ. Борис Кустодиев

По рассказам тех, кому уже довелось встречаться с епископом Михаилом, он был очень строг. Мало того — на редкость наблюдателен. Так что сразу подмечал малейший непорядок в храме и подвергал виновников оного строгим прещениям. Как произошло, например, с настоятелем Преображенского храма, протоиереем Анатолием, который тщательно подготовился к встрече Владыки, украсив свою церковь, несмотря на январские морозы, множеством живых цветов, в том числе, белыми лилиями, по слухам — любимыми цветами нового епископа. Однако архиерей не восхотел «смотрети крин сельных»[7]. Проще говоря, не обратил внимания на любимые цветы. Зато заглянул за старую конторку на клиросе, где хранились Богослужебные книги. И узрел там вековую паутину, а также выцарапанную кем-то прямо на иконостасе с облезшей позолотой надпись «Светка». Мало того — открыв злополучную конторку, епископ обнаружил там лежащие прямо на Богослужебных Минеях стоптанные войлочные тапочки, в которые старый псаломщик Федор Степанович имел обыкновение переобуваться, приходя на службу, чтобы не застудить больные ноги. После сих находок псаломщик был уволен, а настоятель, отец Анатолий, отправлен за штат. Преемником же его стал приехавший с Владыкой молодой иерей Виктор, который немедленно приступил к ремонту Преображенского храма, во всеуслышание пообещав, что вскоре преобразит старую церковь до неузнаваемости…

А ведь Свято-Лазаревский храм в Н-ске слыл настоящим «музеем старины»! Потому что в нем служили по дореволюционным, клеенным-переклеенным книгам, пели по рассыпавшимся от ветхости нотным сборникам тех же времен, и пользовались разномастной церковной утварью «времен царя Гороха». Неудивительно, что тамошний настоятель, отец Стефан, ожидал визита Владыки со страхом и трепетом. И заранее принял меры предосторожности, лично осмотрев все укромные уголки, куда, по его расчетам, мог заглянуть архиерей, и проследив за тем, чтобы там все было начисто выметено и вымыто. Мало того: он даже успел приобрести новые семисвечник и напрестольное Евангелие, а также, вместо допотопных рефлекторов, поставить в алтаре современные электробатареи. Увы, разве предусмотрительный отец Стефан мог знать, откуда все-таки нагрянет беда? Ведь беды всегда являются оттуда, откуда их ждут меньше всего…

Впрочем, поначалу ничто не предвещало катастрофы. Хор почти без ошибок пропел все, что положено петь при встрече архиерея, и епископ торжественно вошел в алтарь. Надо сказать, что вместе с ним в Свято-Лазаревский храм пожаловали все настоятели городских церквей, несколько священников, приехавших вместе с Владыкой из той епархии, где он служил ранее, стайка шустрых иподьяконов, а также уже успевший стать Н-ской знаменитостью архиерейский протодьякон отец Иоанн, обладатель монументальной фигуры и могучего, громоподобного баса, прозванный за это «Иваном Великим». Пожалуй, за всю историю Свято-Лазаревского храма в его алтаре еще не бывало такого многолюдья. Неудивительно, что никто из находившихся там поначалу не обратил внимания на странное подрагивание огоньков лампад, что стояли на семисвечнике… Равно, как и на то, как предательски покачивается он сам, едва грузный протодьякон приближается к Престолу…

Литургия шла своим чередом. Вот уже отец Иоанн вышел из алтаря, чтобы вместе с народом пропеть «Верую…», как вдруг, немного не дойдя до амвона, пошатнулся и едва не упал. Увы, одна из старинных белокаменных плит, которыми были вымощены алтарь, амвон и солея, не выдержала веса грузного отца протодьякона и треснула пополам у него под ногами… Лишь каким-то чудом отцу Иоанну удалось удержать равновесие и не растянуться на солее во весь свой богатырский рост. Зато отец Стефан едва не провалился сквозь землю под строгим взглядом епископа Михаила. И со страхом ожидал неминуемой расправы.

Выход из церкви в Пскове. 1864 г. Худ. Александр Морозов

Однако, вопреки опасениям злосчастного настоятеля, архиерей не отправил о. Стефана за штат и даже не запретил в служении, а, подозвав его к себе после окончания Литургии, велел как можно скорее завершить начатый ремонт храма. И тот понял: Владыка не зря слывет крайне наблюдательным человеком. Как видно, он успел заметить и электробатареи, и новый семисвечник в алтаре. А потому решил, как говорится, дать шанс отцу Стефану. Так мог ли он отказаться от этого шанса?

Разумеется, несмотря на продолжающиеся Святки, уже назавтра отец Стефан нанял бригаду строителей для ремонта алтаря. А когда прихожане и городские священники спрашивали его мнения о новом Владыке, отвечал им так:

— Может, кому он кажется и строгим. А по мне — так он рассудителен и справедлив.

* * *

…Бригаде рабочих, нанятой отцом Стефаном для замены пола в храме, было строгонастрого запрещено прикасаться к Престолу. Однако, как известно, нет ничего заманчивее запретного плода. Вот и Витьке Одинцову, самому молодому и любопытному из всей бригады, никак не давал покоя вопрос: почему это им вдруг нельзя трогать странный… не то ящик, не то куб, стоящий посредине алтаря? Наверняка, это не случайный запрет. А что, если под ним спрятано что-то ценное? В пылком воображении Витьки мгновенно воскресли сцены из недавно виденного им фильма «Сокровища папского престола». Тем более, что неприкосновенное сооружение посреди алтаря тоже называлось Престолом… Неудивительно, что не прошло и пары дней после появления Витьки в СвятоЛазаревской церкви, как ему уже «не пилося, не елося, а поглядеть хотелося», какие такие сокровища скрыты под тамошним Престолом? Поэтому, когда церковные уборщицы в очередной раз позвали строителей пообедать на церковную кухню, Витька ухитрился улизнуть оттуда, якобы за нуждой, а сам незаметно прошмыгнул в алтарь. И, замирая от предчувствия тайны, приподнял белую ткань, покрывавшую Престол, и заглянул под него.

Каково же было разочарование новоявленного искателя сокровищ, когда его глазам открылись лишь вековые пыль да паутина! Впрочем, зоркий глаз Витьки разглядел под ними что-то блестящее… Он протянул руку — и извлек из-под Престола Крест из желтоватого, местами позеленевшего металла. Секунду-другую Витька раздумывал, что делать с обретенным сокровищем. А потом, воровато оглядевшись по сторонам, сунул его за пазуху.

В тот же вечер, придя домой, Витька очистил свою находку от пыли и паутины и внимательно осмотрел ее. С одной стороны Креста была вычеканена картинка, которую ему уже не раз приходилось видеть. Она называлась — «Распятие». Правда, по бокам от нее виднелись еще какие-то странные знаки: кошелек с высыпавшимися монетками, клещи, молоток, кувшин и даже маленький петушок, восседающий на колонне… С другой стороны были какие-то надписи на непонятном, явно старинном, языке. Увы, к великому разочарованию Витьки, Крест оказался сделан из того самого «золота», которое называют «самоварным». Иначе говоря — из меди. А он-то было счел его золотым…

Теперь следовало решить, как поступить с найденным Крестом? Оставить на память или продать? Разумеется, такой вопрос не следовало решать на трезвую голову. Витька достал из холодильника бутылку пива, отхлебнул из нее и потянулся за кусочком вяленого ерша, что со вчерашнего дня так и лежал недоеденным у него на столе. И тут заметил на рекламной газете, в которую была завернута рыба, объявление следующего содержания: «Куплю антиквариат и предметы старины. Дорого. Деньги сразу». Ниже был напечатан телефон антикварной лавки. Витька не спеша допил пиво и расправился с ершом, а потом с газетой в руках протопал в коридор, нашарил в кармане мобильник и позвонил по указанному в рекламе телефону.

На другой день (благо, это было воскресенье!) он уже нес свою находку антиквару, мысленно подсчитывая, сколько сможет выручить за нее. Потому что слово «дорого», напечатанное в объявлении, внушало надежду на немалую прибыль от продажи, пускай даже и медного, но наверняка очень старинного Креста.

Мог ли он знать, что «тот, кто многого желает — и малого не получает»?

* * *

Антиквар Борис Семенович Жохов, по прозвищу Жох, с нарочитым пренебрежением окинул взглядом принесенный Витькой Крест:

— Увы, молодой человек, — сочувственно произнес он, — это всего лишь посеребренная медь. Вдобавок, вещица не новая — начало двадцатого века, фабричная штамповка. И качество плохое — видите, вот тут вмятина, и вот тут… Да и металл весь окислился — в подвале, что ли, Вы его держали? Что тут написано? А это такая молитва: «Да воскреснет Бог…» Ее часто на крестах пишут… В общем, ничего ценного. Так что красная цена Вашему Кресту — полторы тысячи… Кстати, а где Вы его взяли? Что Вы говорите? Неужели от бабушки достался? М-да, молодой человек, похоже, Ваша покойная бабушка была не иначе, как настоятелем какого-то храма. Ведь это же, к Вашему сведению, напрестольный Крест, который хранится в алтаре, на Престоле. Позвольте полюбопытствовать, откуда он у Вас взялся на самом деле? Мне бы очень не хотелось иметь дело с милицией… Короче, могу дать Вам за него тысячу рублей. Не хотите? Что ж, тогда отнесите его в пункт приема цветного металла. Может, там Вам за него больше дадут… Что? Согласны на тысячу? Тогда, как говорится, по рукам…

Распятие Христово. XIX в., литье. Россия

В итоге незадачливый Витька вышел из антикварной лавки Жохова всего лишь с тысячей рублей в кармане, проклиная день и час, когда ему взбрело в голову нарушить запрет священника и заглянуть под Престол. Право слово, лучше бы он этого не делал! Ведь не зря говорят: любопытство до добра не доводит! И точно! Пусть бы этот Крест оставался там, где он лежал — в церкви, под Престолом. Впрочем, есть повод радоваться — проклятущий антиквар все-таки согласился купить его. Хотя наверняка на самом деле он стоит не тысячу рублей, а гораздо дороже. Этот жох просто объегорил его. Но как же он догадался, что Крест — краденый?

Простодушному Витьке было невдомек: Жохов просто-напросто прочел церковнославянскую надпись на обороте Креста. И УЗНАЛ его…

* * *

А в то самое время, как Витька радовался избавлению от своей злополучной находки, антиквар Борис Семенович Жохов переживал аналогичное чувство. Хотя по прямо противоположному поводу. Ведь ему удалось за бесценок приобрести реликвию, некогда известную на всю Н-скую епархию: Крест-мощевик, который местные историки и краеведы именовали «даром Владыки Нафанаила». Или просто «архиерейским даром».

Об этом Кресте Жохов впервые услышал от старого антиквара Якова Ефимовского, у которого работал несколько лет, до тех пор, пока не открыл собственную лавку по продаже предметов старины. Ефимовский, бывший сотрудник краеведческого музея и внук репрессированного священника, прекрасно знал все, что касалось церковной истории Н-ска. В том числе — и его святынь. А «дар Владыки Нафанаила» имел столь интересную историю, что она вполне могла бы лечь в основу сюжета, если не исторического романа, то, на худой конец — рассказа. И была она такова:

В конце сороковых годов XVIII столетия послушник местного Ионинского монастыря Николка Шаньгин, по примеру своего земляка Михаила Ломоносова, что в юные годы пешком ушел учиться в Москву, отправился искать счастья и доли в Северную Пальмиру — Санкт-Петербург. И там, по чьей-то протекции, был принят послушником в Александро-Невскую Лавру. А со временем пострижен с именем Нафанаила и рукоположен во иеромонаха. Вскоре он прославился, как красноречивый проповедник, лишь немногим уступавший знаменитому архимандриту Гедеону[8]. Неудивительно, что впоследствии отец Нафанаил был назначен епископом в одну из окраинных епархий. Однако, возвысившись от простого послушника до Владыки, он не позабыл отдаленной северной обители, где положил начало своему иноческому житию.

Крест-мощевик. XIX в., литье. Россия

И послал ей в дар посеребренный медный Крест, который с тех пор стал главной святыней Ионинского монастыря. Ибо внутри его, как в некоем футляре, имелся другой, кипарисовый Крест, где в специальных углублениях находились частицы святых мощей Святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Алексия, Ионы, Филиппа Московских, Великомучеников Георгия, Димитрия и Пантелеимона, а также многих иных Святых угодников Божиих. А еще — часть Животворящего Крестного Древа, на коем некогда был распят Спаситель. На обороте Креста имелась надпись по-церковнославянски с перечислением имен Святых, частицы мощей которых находились в нем. А внизу было приписано: «построися сей Животворящий Крест по вере и по обещанию смиренного епископа Нафанаила в дар обители Преподобного Ионы». Бесценный архиерейский дар бережно хранился в ризнице Ионинского монастыря до тех пор, пока при императрице Екатерине Великой, обитель не лишилась своих земельных угодий и вскоре настолько обеднела и обезлюдела, что была преобразована в Ионинский приход. А Крест Владыки Нафанаила передали в Свято-Троицкий собор губернского города Н-ска.

Впоследствии Жохову еще не раз приходилось слышать и читать о «даре Владыки Нафанаила». О нем упоминалось и в дореволюционном сборнике «Православные русские обители», и в «Н-ских Епархиальных Ведомостях», и в местных краеведческих сборниках. Однако никто из Н-ских историков и краеведов не сообщал о том, что произошло с этой святыней после того, как летом 1920 г. собор был закрыт, а вскоре и разрушен. Он не числился среди экспонатов местного краеведческого музея. И в то же время не имелось свидетельств о том, что Крест был уничтожен. Некоторые исследователи, ссылаясь на воспоминания старожилов Н-ска, утверждали, будто «дар Владыки Нафанаила» после закрытия собора был передан в Свято-Лазаревскую церковь, где в послереволюционные годы служил священник-обновленец Григорий Талалаев, печально известный своими славословиями в адрес богоборной советской власти и доносами, стоившими жизни многим из его собратьев по сану и даже самому епископу Н-скому Агафодору. А потому (до поры) пользовавшийся покровительством большевиков, которые вполне могли дозволить ему забрать «дар Владыки Нафанаила» в свой храм… Однако кто мог доказать, что это правда? Ведь все очевидцы закрытия собора уже давнымдавно умерли. Что до самого Григория Талалаева, обновленческого «епископа Н-ского», то, когда советская власть перестала нуждаться в его услугах, он разделил судьбу тех, кого когда-то обрек на смерть… А Крест Владыки Нафанаила бесследно канул в никуда.

Но теперь Жохов начинал догадываться, что могло с ним произойти. Парень, принесший Крест в антикварную лавку, судя по его виду, был рабочим. Возможно, он что-то ремонтировал в Свято-Лазаревской церкви. И случайно нашел там Крест, припрятанный в некоем укромном месте… или все-таки украл его? Впрочем, разве это так важно? Куда важнее другое — Крест Владыки Нафанаила теперь принадлежит ему, антиквару Борису Жохову.

В этот миг Жоху вдруг снова вспомнился покойный Яков Ефимовский. Интересно, что бы сказал старик, узнав об его удаче? Впрочем, он наверняка заявил бы что-нибудь вроде «неправдой жить — Бога гневить». Или — «с чистой совестью безмятежно спится». Да, сколько лет уже прошло, как совестливый Ефимовский безвременно опочил вечным сном… А те, кто его убил, до сих пор живут припеваючи и не терзаются пресловутыми угрызениями совести. Так что старые поговорки — это лишь красивые, но лживые слова. И глуп тот, кто верит, что должно жить по совести и Божьей правде. Как жил и верил старик Ефимовский.

Итак, Крест Владыки Нафанаила теперь в его руках. Сколько же он сможет за него выручить? Ведь наверняка найдется немало желающих заполучить в свои руки столь ценную реликвию. Например, нынешний настоятель Ионинского монастыря, игумен Георгий. Судя по тому, какими темпами он ведет реставрацию своей обители, у него имеются немалые денежки или богатые благотворители. Так неужели отец игумен не раскошелится, чтобы приобрести некогда главную святыню своей обители? А уж антиквар Борис Жохов своего не упустит. Недаром же он прозывается Жохом…

Жохов еще раз внимательно осмотрел Крест. И заметил, что в одном месте его половинки скреплены шурупом, а в другом — и вовсе сапожным гвоздем. Разумеется, шуруп и гвоздь следовало заменить на что-то менее подозрительное. Иначе сведущий человек сразу поймет, что Крест сохранился не в первозданной целости. Его уже вскрывали, причем весьма грубо. И потому мощей там может не оказаться. А ведь именно в них и заключалась главная ценность «архиерейского дара».

Жохов аккуратно извлек шуруп и гвоздь. Медные половинки Креста разошлись и из-под них на стол посыпалась труха. Еще миг — и одна из них отделилась от другой… А Жох изумленно уставился на то, что предстало его глазам. Такого ему еще не приходилось видеть никогда!

* * *

Борис Жохов был весьма опытным антикваром. И ему не раз доводилось вскрывать старинные Кресты-мощевики. Поэтому он наперед знал, что увидит внутри медного чеканного футляра кипарисовый Крест со специальными углублениями для частиц мощей, залитыми воскомастикой. Однако сейчас перед ним лежал простой Крест из потемневшего от времени, трухлявого на вид дерева. И никаких признаков мощей!

А он-то радовался, что так ловко одурачил глупого работягу, купив у него за бесценок бесценную реликвию. Но вместе этого сам оказался в дураках. Только вот кто же перехитрил его? Некто неизвестный, неведомо когда и зачем подменивший Крест-мощевик обыкновенным деревянным Крестом? Или обновленческий «епископ» Григорий Талалаев? А может, все было гораздо проще? И еще в восемнадцатом веке какие-то жохи обманули простодушного Владыку Нафанаила, ловко продав ему под видом Крестамощевика — Крест без частиц мощей? Но, как бы то ни было, тем плутом, который, по поговорке, «наскочил на тройного плута», оказался именно он, Борис Жохов. А он уже было подсчитывал барыши, которые получит, продав «дар Владыки Нафанаила» настоятелю Ионинского монастыря… Однако вместо этого, как говорится, остался на бобах. Дернула же его нелегкая купить у работяги этот Крест! Право слово, лучше бы он этого не делал! Куда же теперь его девать?

* * *

Пока Жохов раздумывал над этим, в его лавку нагрянул очередной посетитель. Это был собственной персоной Н-ский бизнесмен Анатолий Дубов, которого друзья звали Толяном, а враги презрительно величали «Дубом». Не так давно оный Толян по пьяни угодил в автокатастрофу, в которой уцелел лишь чудом. После этого он, доселе не веривший ни в Бога, ни в лукавого, вдруг сделался необычайно благочестивым, освятил и увешал образками свою новую иномарку, и принялся благотворить местным храмам и обителям, впрочем, не особо щедро… Между прочим, за это время Толян успел купить у Жоха по дешевке несколько икон-«подокладниц»[9]начала ХХ века — судя по всему, кому-то на подарки. Поэтому держался с ним, как с давним приятелем.

— Слушай, Борь! — обратился он к антиквару. — У тебя нет чего-нибудь такого… этакого? Короче, тут один батек меня к себе в гости зазвал. Вот и я хочу ему презент сделать. Что-то старинное. Только, чтобы не очень дорогое, а так…

И тут Жохова осенило. А что, если продать «архиерейский дар» Толяну? Да еще и наплести ему с три короба всяких небылиц про необыкновенную древность и ценность сего Креста. И под этим предлогом содрать с него подороже. Дубов не зря прозывается «Дубом». У него просто-напросто не хватит ума понять, что Жох его дурачит…

— А как тебе вот такое? — спросил Жохов, с видом заговорщика извлекая из-под прилавка злополучный «дар Владыки Нафанаила». — Крест с частицами мощей двадцати Святых и Древа Креста Господня. Большая редкость! Вдобавок, очень старинный. И всего-то за десять тысяч. По старой дружбе. Ну как? Берешь?

— Дорого, — заявил Толян, исподлобья поглядывая на антиквара.

— Да ты что! — возмутился Жохов. — Это же серебро с позолотой! Семнадцатый век! Уникальная вещь! Архиерейский дар, между прочим…

Однако Толяна не зря прозвали «Дубом». Ибо во всем, что не касалось, так сказать, «зелени», он был туп, как оное дерево. Поэтому слова «семнадцатый век», «архиерейский дар» и проч., являлись для него пустым звуком. Вдобавок, он крайне неохотно расставался со своими нежно любимыми денежками. Так что упорно продолжал твердить «дорого» до тех пор, пока Жохов, утомленный затянувшимся торгом, наконец не махнул рукой и не произнес тоном человека, безмерно уставшего от длительной и безнадежной борьбы:

— Ладно! Шут с тобой! Забирай за две тысячи. По старой дружбе.

Толян довольно ухмыльнулся. Потом полез в свой пухлый бумажник. После долгих поисков, он извлек оттуда пару засаленных тысячных купюр и выложил их перед Жохом. После чего, не говоря ни слова, удалился с покупкой.

Антиквар молча смотрел ему вслед. Что ж, если даже ему и не удалось нажиться на продаже «дара Владыки Нафанаила», хорошо и то, что он сумел от него избавиться. Да, его одурачили. Но он тоже не остался в долгу, и в свою очередь одурачил этого тупого скупердяя «Дуба». Так что теперь он, как говорится, может спать спокойно. Как-никак, во всей этой истории с «архиерейским даром» он все-таки оказался НЕ ПОСЛЕДНИМ дураком!

* * *

Спустя несколько дней после этой сделки Жох, по старой холостяцкой привычке, вечерней порой сидел перед телевизором, машинально переключая одну программу за другой и слушая давно уже ставшие ему привычными сообщения о катастрофах и происшествиях, случившихся где-то на другом конце планеты, в отдаленной области, на соседней улице… И тут до него вдруг донеслось:

— …Это знаменательное событие для всей нашей епархии…

Православная святыня — Крест преподобной Евфросинии Полоцкой. XII в.

Жох насторожился и уставился на экран, с которого на него глядело одухотворенное лицо Владыки Михаила. Епископ радостно вещал о некоей чудом обретенной Н-ской святыне. Но что именно он имел в виду? Этого Жохов никак не мог понять.

Однако в этот момент вместо епископа на экране вдруг появился какой-то другой человек в монашеском клобуке. С первого же взгляда Жох узнал в нем настоятеля Ионинского монастыря, игумена Георгия, который принялся рассказывать о том, как несколько дней назад, на Святках, благочестивый и богобоязненный бизнесмен Анатолий Дубов принес ему в дар медный Крест. К великому изумлению отца Георгия, он оказался тем самым Крестом-мощевиком, что в восемнадцатом веке был подарен Ионинской обители ее бывшим насельником, епископом Нафанаилом. Некогда сей «архиерейский дар» являлся главной монастырской святыней, а впоследствии хранился в кафедральном соборе Н-ска, однако после революции бесследно исчез. И вот теперь, когда в минувшие Святки праздновалось пять лет от начала возрождения Ионинской обители, Промыслом Божиим в нее вернулся Крест Владыки Нафанаила с частицами мощей множества святых угодников Божиих и Животворящего Креста Господня…

Жохов ехидно усмехнулся. Интересно, знают ли эти попы, что внутри Креста нет никаких мощей? Или все-таки они соизволили заглянуть внутрь? Словно в ответ, игумен Гавриил произнес:

— Когда мы вскрыли его, то с обратной стороны лежавшего внутри кипарисового Креста обрели частицы святых мощей…

Жохов обомлел. Выходит, некто неизвестный, вскрывший «дар Владыки Нафанаила», до того, как он попал к нему в руки, переложил кипарисовый Крест так, чтобы находящиеся в нем частицы мощей оказались не на виду… Впрочем, обнаружить их не составляло труда. Для этого требовалось всего лишь осмотреть кипарисовый Крест с обеих сторон. Вот только он отчего-то не додумался это сделать. И в результате снова остался в дураках. Но кто же в очередной раз перехитрил его?

Увы, для жохов и мнимых «мудрецов века сего» этот вопрос обречен оставаться неразрешимой загадкой…