![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Глава 6. Я вошел в прокуратуру. Грязный свет жужжащих дневных ламп
Я вошел в прокуратуру. Грязный свет жужжащих дневных ламп. Местами отодранный линолеум. Дермантиновые двери. Доска почета. Дежурный переписал мои паспортные данные и тяжелым похмельным голосом сказал самому себе: «Двадцать восьмой». – Я – двадцать восьмой? По счету? – Кабинет двадцать восьмой. Второй этаж. Двадцать восьмой кабинет чем-то напоминал своего хозяина: неуютный, невзрачный, мрачноватый. Писатель поднял голову. Мешки под глазами. Много работает? Еще больше пьет? – Здрасьте, – сказал он, немного щурясь, как будто от меня исходило сияние. – Спасибо, что пришли. У нас тут такие дела… – Что случилось? – Лилия Донская умерла. Жена вашего друга. Основная версия – самоубийство. Есть записка. Это очень неприятное ощущение – моментально высохший рот. Как будто тебе туда напихали ваты. Я попробовал пошевелить языком. Затем я облизал кончики губ. Покачал головой. Оперся рукой на спинку стула. Сел без приглашения. Затем, как Матвей, попробовал пощупать свой пульс. И наконец решился открыть рот. – Я вчера у нее был. – Да? – он ничуть не удивился. – В котором часу? – Днем. Между двенадцатью и двумя. Можно воды? – Конечно. (Он протянул мне стакан). А что вы делали? – Говорили. Я спрашивал, отчего умер Химик. То есть Илья. Что она думает… – И что она ответила? «Стоп!», – сказало что-то во мне ясным и чистым голосом. – «Стоп!» Я вздрогнул и решил прислушаться. – Да так… Что она сама ничего не понимает. У вас можно курить? – Курите. Я решил попытаться использовать сигарету как тайм-аут и сосредоточиться. Немедленно в голову пришел дурацкий анекдот: оптимистичный русский футбольный комментатор, сообщает, что хотя Россия и проигрывает Бразилии 0: 4, но рано расстраиваться. Еще ничего не потеряно. Идет всего лишь пятнадцатая минута матча. Жизнь на глазах выходила из под контроля. Такая хорошая спокойная московская жизнь. С работой и тусовками, романами и кинотеатрами, книгами и футболом. К концу сигареты мне стало окончательно страшно и захотелось рассказать кому угодно, хоть Писателю, хоть Председателю ФСБ, хоть Антону с Мотей обо всем, что происходит. Снять с себя ответственность за все это. Переложить на кого-то еще. Зачем я связался с ФФ? Зачем подписал эту дурацкую бумажку? Зачем потом забил на подпись? Fuck, fuck, fuck! И что мне теперь делать? Бежать к ФФ и требовать объяснений? Рассказать все органам? Позвонить Маше и наорать на нее за дурацкий скептицизм? Сигарета кончилась. И уж не знаю зачем, наверно просто так, чтобы еще потянуть время, я как-то жалобно сказал: – Давайте поедем к ним на квартиру. Посмотрим, что там? – Да были мы там. Ничего интересного. К тому же, если экспертиза подтвердит самоубийство, то вообще вопросов нет. Депрессия. Да и из записки следует, что она немного не в себе. – А что в записке? – В принципе, вам это показывать нельзя. Но ладно. Вот:
" Жизнь имеет разные формы. Смерти нет. Я ухожу к Илье. Я ему там нужнее, чем здесь. Дорогие родители, простите, если можете. Прошу не искать виноватых в моей смерти прямо или косвенно. Цианистый калий в капсулах приготовил мой муж собственноручно. Лиля PS Извинитесь, пожалуйста, за меня перед соседкой"
Соседкой… «Родителей жалко до слез» – подумал я. Но вслух сказал совершенно другое… – Не так уж она и не в себе. Беспокоится, чтобы никто не пострадал из-за яда. – Это да. А начало записки? – Поехали а? – попросил я уже совсем жалобно. Голова у меня возвращалась в норму. – Ну, поехали. Подождите, я тогда печать возьму. Квартира-то опечатана.
Мы вошли в квартиру. Я уже знал, на что хочу смотреть. Я включил компьютер. И чертыхнулся. Жесткий диск был отформатирован. Лиля оказалась аккуратной девушкой. Я полез в стол. Писатель наблюдал за мной молча. В столе была куча дискет, кассет, фотографий, сломанных часов, калькуляторов, ручек, карандашей, брелков и всякой дряни. Ничего интересного. От нас для археологов останется гораздо больше предметов чем от египтян, – подумал я. У них все было деревянное и тряпичное, кроме ножей, посуды да украшений. А у нас пластик, железо, алюминий. Археологов я всегда недолюбливал из-за того, что основным источником данных для них являются вскрытые могилы. Я понимаю, что в них клали разную ценную утварь, а главное – под землей происходит консервация прошлого, но все-таки – могилы… Мой взгляд упал на лампу, стоящую на полу. Я подошел к аудио-системе и посмотрел, что в ней. Чезарии Эворы там уже не было. Зато был Johann Sebastian Bach. Famous Organ Works. – Надо найти ампулу калипсола и шприц, – сказал я. – Тогда кое-что прояснится. – Что? – удивился Писатель. Но приступил к поискам вместе со мной. Я проверил под постелью и в ванной. Через минуту из кухни вошел Писатель, глядя на меня как доктор Уотсон на Шерлока Холмса. В руках у него была салфетка, а в ней пустая ампула от калипсола и маленький шприц. – Есть, – сказал он. – Нашел в помойке на кухне. Как вы догадались? – Она сказала мне, что употребляет калипсол. Такой редкий наркотик. – Что это дает следствию? Это все-таки самоубийство? – Да. Она сначала укололась калипсолом, потом легла в постель, включила нижний свет и музыку. Когда калипсол начал действовать, съела капсулу с цианистым калием. Минут через пять капсула растворилась. Вот и все.
***
Я попрощался с Писателем, решив, что слова больше лишнего никому не скажу. Объяснил, что находка шприца и пузырька подтверждает версию о самоубийстве на 100%, что депрессия – явная и очевидная причина, и что я в любое время дня и ночи готов с ним встречаться на эту, да и на любую другую тему. Я позвонил Антону в офис и сказал, что Лиля умерла и что я сейчас к нему приеду. У меня был такой голос, что он не задал ни одного вопроса. Сказал, что Моте он позвонит и чтобы я сразу шел в кафе прямо напротив его офиса, намекнув, что в кабинете вести разговоры неумно. Я вошел в кафе. Матвей и Антон сидели друг напротив друга. Глаза у Антона были темные. Спина у Моти – сгорблена. Вместо «здрасьте» он обратился ко мне, не обращая внимания на официантку: – Ты уверен, что это твой ФФ? – Как сказать… И не мой он, в общем… – Давай мне его мобильник. – Подожди, Мотя, подожди… Я в легком испуге посмотрел на Антона. Антон сидел совершенно невозмутимо, как будто дело его не касалось. Я пожал плечами и продиктовал номер телефона ФФ. Мотя немедленно стал кому-то звонить. – Постой! Наконец-то Антон вмешался. Вторым, после женщин, увлечением Моти были разборки. С ним было опасно ходить в бары и ночные клубы. Любой косой взгляд в свою сторону Мотя воспринимал как личное оскорбление и бил обидчика в челюсть, не задумываясь. Один раз, когда охрана закрытого клуба Инфант Террибль решила его не пустить под тем предлогом, что клубной карточки у него с собой нет, а списке гостей он не значится, Мотю переклинило. Он спокойно сказал охраннику: – Это не наш список. Наш список – список Шиндлера. Я объяснил это себе великой силой киноискусства, потому что еврейской крови в Моте не было ни капли. Затем он вытащил охранника из-за стойки и столкнул лбом с другим охранником, спешащим на помощь первому. Мне стало плохо, потому что я не люблю агрессию, скандалы и ментов. Мотя удовлетворенно посмотрел на лежащих охранников, вытащил из бумажника визитную карточку, отдал ее обалдевшей гардеробщице и сказал: «Попросите, пожалуйста, менеджера, чтобы нас внесли в список». Затем мы демонстративно медленно (ох, Мотя!) пошли на выход, чтобы убедиться, что охранникам не захочется догонять нас. И, действительно, убедились в этом. И хотя я восхищаюсь сочетанием отмороженности и физической силы, но в некоторых случаях Мотю просто боюсь, потому что знаю: ждать от него можно чего угодно. Вот и сейчас я растерянно, не зная что делать, смотрел на Мотю, который, не обращая внимание на нас, продолжал набирать телефон. – Мотя! – Что такое? Мотя смотрел на Антона светлым удивленным взглядом. Я знал этот светлый взгляд. Он предвещал общение с самыми темными сторонами Мотиной натуры. – Я предлагаю сначала разработать план. А не подставлять Иосифа идиотскими звонками на номер, который, скорее всего, знает только он один. Антон был спокоен и невозмутим. Мне сразу стало легче. Мотя понял, посмотрел на меня и бросил телефон на стол. Антон продолжал как ни в чем не бывало: – Но сначала, ребята, до всяких планов, мы должны ответить самому себе и друг другу на простой вопрос: надо ли нам ввязываться в эту историю, и если да, то зачем. Напоминаю, если кто забыл: убитых нам воскресить не удасться. – Я, как все, – сразу сказал я. В окружении Моти и Антона мой ужас почти исчез и сменился страхом быть заподозренным в трусости. – Ты, как раз, Иосиф, – не как все. Ты уже внутри. – Тем более, – максимально беззаботно произнес я. – Антон, я не понимаю, о чем мы говорим? У нас убили друга. Да мы должны уже две недели землю есть, а не на тупых ментов все вешать. А теперь Лиля. Да если бы мы вовремя впряглись, то она была бы жива. Ты понимаешь, что это значит: ж-и-в-а?!! – Хватит, Мотя. Мы тебя поняли. – Ты Антон, сам скажи. А то что нас с Иосифом пытать? – Преступников мы, конечно, не найдем. За преступление никого не накажем. Но мне стало как-то скучно жить… – После этих смертей…
***
Мы наметили основные линии расследования: Химик с Лилей, MNJ Pharmaceticals, копты и, конечно, ФФ. По Химику с Лилей сделать удастся немного, учитывая, что все бумаги, если они и были, Лиля наверняка уничтожила вместе с жестким диском. Тем не менее, остается почтовая переписка на сервере провайдера и, возможно, ее получится достать. При связях Антона я в этом почти не сомневался. Я напомнил Антону про некий дзен-буддистский монастырь в Японии, куда собирался Химик. Антон сказал, что невозможно объять необъятное и связи с монастырем он не видит. Про MNJ Pharmaceuticls Антон обещал навести самые подробные справки. Такие монстры, конечно, находятся в разработке конторы, а там у него есть свои связи. Не безграничные, но на уровне получения информации – достаточные. Это стоит денег, но к денежному вопросу мы еще вернемся. Копты – конечно тоже ниточка. Но с какой стороны ее распутывать? Дело пахло поездкой в Иерусалим, где находится одна из главных церковных епархий коптской церкви. Ехать выпадало мне: Антон не мог бросить работу, а Матвея он хотел использовать для разработки ФФ. Я был рад грядущей поездке, сам не зная почему. ФФ был, конечно, самым близким и самым лакомым куском. Антон с Мотей проследят связи ФФ, выяснят его биографию и вычислят его шефов. Хорошо бы устроить наружное наблюдение и прослушивание мобильного телефона. Здесь Антон нахмурился. С его точки зрения, бюджета на это у нас может не хватить. Мы подошли к важной проблеме. Частное расследование стоит денег. И немалых, в условиях российской коррупции. Но и без всякой коррупции, одна поездка в Иерусалим уже тянула прилично. Я сказал: – Я могу дать тысяч пять. Причем, что смешно, это как раз деньги ФФ. – Я, – сказал Антон, – тоже дам пять тысяч. Причем, что грустно, это мои собственные деньги. – Я, – сказал Мотя, – дам столько, сколько надо. – Вот и создалась концессия, – сказал Антон. – Надо как-то ее назвать, – предложил я. – Дейр-Эль-Бахри – предложил Матвей. – Жестко. Серьезно. – Серьезно, но хрен выговоришь, – возразил я. – Давайте лучше «Одиночество». Это слово мы еще не расшифровали. – Слишком грустно, – покачал головой Матвей. – И не круто. – «Одиночество-12», – сказал Антон. – Грусти – меньше, крутизны – больше. – Почему 12? – Просто так. Лучше звучит. Как Catch 22. Или... Или Ми-6. И вообще, двенадцать – счастливое число. Все согласились, хотя Мотя проворчал, что ему это больше напоминает не Ми-6, а Горки-10. Антон продолжал: – У меня есть три предложения. Во-первых, мне кажется, что Иосифу надо прекратить рассказывать об этом деле всем своим знакомым и полузнакомым. Ну, как минимум, тем, кто еще не в курсе. – Да ты что, Антоша, – перебил его я обиженно. – Прекрати болтать на всех углах, – продолжал Антон, как будто не заметив моей вставки. – Потому что ты уже поделился своими проблемами с Машей, Крысой, Лилей, Матвеем и мной. Это много. И не исключено, что это стоило Лиле жизни. Надеюсь, ты хоть следователя пощадил. А то ведь он не заснет ночью. Во-вторых, мы должны завести себе новые сотовые. Купить second hand по объявлению в интернете и использовать их только для разговоров между собой. В-третьих, мы сейчас поднимемся ко мне. У нас сидит один забавный чувак – Антон Носик. Мой старый израильский приятель. Он делает вид, что понимает что-то в интернете и приехал на семинар. Учить наших бездельников. Семинар вот-вот кончится. Тогда он научит нас пользоваться безопасной почтой. Заодно покажет разные специальные приемы поиска в тех местах, в которых обычные поисковые машины типа Google не работают. Телефонами новых сотовых обменяемся уже по этой безопасной почте. Все. Пошли. Пропуска на вас обоих готовы. Я почувствовал себя заметно лучше. Все-таки хорошо, что есть друзья. И хорошо, что друзья готовы мстить за своих друзей. Не бояться и тихо перешептываться, а поднимать голову и идти в атаку. В этом немного пафосном настроении мы вошли в здание Hi-Tech Computers и поднялись на седьмой этаж, где сидел Антон. Он сказал секретарю, чтобы нас напоили чаем, и отвел в комнату отдыха, объяснив, что ему надо разобраться с делами, а когда подойдет Носик, то он подключится. В комнате мы увидели странную сцену. За столом, друг напротив друга, сидели два менеджера. Классические белые воротнички. Темные пиджаки, белые рубашки, глупые скучные галстуки. Я недолюбливаю эту униформу, хотя ничего не имею против людей, которые вынуждены ее носить. Между воротничками стояла шахматная доска с только что начатой партией. Но воротнички, вместо того, чтобы двигать фигуры, смотрели друг на друга с каменным выражением на лицах. Через секунду я понял, что они изо всех сил пытались сдержать смех. На столе перед одним лежала бумажка, в которую один заглядывал и тряс головой, давясь смехом. У другого в руках тоже была бумажка. Он, на всякий случай, прикрывал рот рукой. Мы с Мотей переглянулись. Они перевели взгляд на нас и тот, кто закрывал рот, не выдержал. Рука у рта придала выходящему воздуху специфическую вибрацию, и мы услышали громкое и отчетливое «Хрю!». После чего первый схватил второго за руку, сказал нам «Извините» и они исчезли. Бумажка осталась на столе. Мы, естественно, в нее заглянули. Это оказалась распечатка очередного интернетовского прикола.
" Как развлечь себя, играя в шахматы: – Расставляя на доске фигуры, сообщайте сопернику имена, ласковые прозвища и краткую биографию каждой из них. – В течение длительного времени разглядывайте пешки противника. Делайте намеки, что они выглядят абсолютно одинаково. Предупредите его об опасности узкородственного размножения. – Делая ход пешкой, громко командуйте ей: «С Е2 на E4 бегом – марш! Марш, я кому сказал!! Расстреляю! Под трибунал отдам!» – Воспринимайте взятие каждой вашей пешки, как личную потерю: «Увы, бедный Йорик, я знал его». – Тихим шепотом ободряйте свои фигуры. – Жалуйтесь на то, что не можете доверять своим офицерам (слонам). – Попытайтесь дать взятку ферзю противника. Быстро отвернитесь, если оппонент будет смотреть на вас вопросительно. Все отрицайте. – Обвиняйте соперника, в том, что у него крапленые фигуры."
На этом месте вошел Антон и позвал нас. Я протянул ему распечатку. – Это еще что, – сказал он озабоченно. – Всю прошлую неделю мой отдел долбоебиков гонял. – А что такое долбоебики? – спросил я – Корпоративный кошмар. Пошли, делом займемся. Носик нас ждет. Носик оказался приветливым человеком лет тридцати с небольшим. У него были большие грустные глаза, длинные тонкие пальцы и голубая кипа, прикрепленная к почти бритой голове, судя по всему, двусторонним скотчем. Носик прочел нам небольшую лекцию про безопасную почту, ухитрившись практически ни разу не воспользоваться нормативной лексикой. Он говорил примерно так: «Сначала заебениваем вот такую хуйню, чтобы злоебучие пидоры отсасывали не нагибаясь, (Носик левой рукой каллиграфическим почерком выводил командную строку), потом – хуяк – ебем блядских мудозвонов в жопу этим пассвордом, а потом – пиздим эту поебень…» Мы с Антоном благоговейно вслушивались и понимающе качали головами. Мотя сидел с отсутствующим видом. – А если нас все же попытаются выследить? – робко спросил я. – Нам по хую, все что им не по хую. А если им не по хую, что нам по хую, то пусть они идут на хуй. – Ясно, – сказал Антон. Я никогда не был ханжой, и мне понравилось, что Носик – такой простой и доступный человек. Из лекции я понял, что надо заходить в интернет, сначала позвонив на международную телефонную карточку, чтобы не определился номер, с которого ты зашел, а потом – к провайдеру через карту интернет доступа. При этом не надо заводить никаких платных почтовых ящиков, а наоборот, завести самый простой ящик на Mail.Ru. Чтобы затеряться в толпе. И не использовать в переписке слов, по которым спецслужбы определяют подозрительных пользователей. Типа «гексоген». Или «замедлитель». Носик объяснил еще несколько полезных поисковых приемов, граничащих с хакерством. В основном это были адреса нелегальных поисковых машин, укомплектованных специальным софтом по взлому паролей. Вскоре Носик перестал учить нас безопасным коммуникациям и начал рассказывать про безопасность жизни «as is». Его объем знаний и легкость, с которой он этими знаниями распоряжался, вполне могли научить нас безопасному сексу, безопасным инвестициям, безопасным наркотикам, безопасным убийствам и безопасным самосожжениям. Мы вышли с лекции окрыленные, с чувством полной безопасности и безнаказанности. – Интересно, а Носик так со всеми разговаривает? – Моя бы воля, и я бы так со всеми говорил. При постоянном повторении не теряет смысл только мат, – заметил Мотя. Мы вернулись в кафе и утвердили план действий, из которого следовало, что послезавтра мне надо было лететь в Иерусалим, встречаться с главой иерусалимской коптской общины. Антон c Мотей начинали заниматься делом ФФ. Мне показалось, что на меня спихнули не самую перспективную часть расследования, но с другой стороны, на коптов напросился я сам. И тут вдруг я понял, почему так хочу уехать из Москвы. Мне была совершенно невыносима мысль о вторых похоронах. Хватит! Опять эти разговоры полушепотом. Запахи. Бр… Знание израильской специфики для разговора с коптами не требовалось. Рабочим языком встречи должен был быть английский. Встречу с ними мне должен был организовать израильский знакомый Антона – писатель и журналист Аркан Карив. Антон позвонил ему прямо с мобильного и после короткого разговора сказал, что у Аркана можно остановиться. Это позволит мне сэкономить на гостинице и посмотреть, как живут богемные представители русскоязычной общины в Израиле. Я был в Израиле до этого всего один раз и с русскоязычными израильтянами, не считая гида, не общался. Тем более, с богемой. В Иерусалиме же я вообще не был. Когда наша группа поехала в Иерусалим, я остался на Средиземном море купаться. Меня немного смущала святость места, которое я должен был посещать, являясь частью туристического стада. Фотоаппараты-колокольчики и пастух экскурсовод. «А вот здесь вы сможете купить флакончик святой воды и горсть святой земли всего за несколько шекелей. И обязательно торгуйтесь. Здесь принято торговаться!» Я не хотел торговаться. Я был готов платить за святую воду и святую землю по полной. Поэтому я договорился сам с собой, пообещав себе приехать в Иерусалим отдельно. Когда-нибудь. Но – обязательно. Половину следующего дня я провел в посольстве, получая по протекции Антона у женщины, про которую я знал только инициалы (NB), срочную визу, а вторую – на работе, тестируя безопасную почту, набираясь сведений о коптах и проверяя выходящие публикации для ФФ. Маша, узнав о смерти Лили и том, что я собираюсь в Израиль, изменилась в голосе и призвала меня к благоразумию. Я обалдел от такой наглости и сказал ей, что у меня в последнее время появились проблемы с друзьями – они начали умирать. Поэтому я предлагаю ей сначала разобраться со своей личной жизнью, а потом уже вмешиваться в мою. Маша, естественно, обиделась, а я, естественно, вскоре пожалел об этом разговоре, но перезванивать не стал, решив крепиться. В обеденный перерыв я сходил в ближайшее турагентство и купил билет Москва-Тель-Авив-Москва. Крысе я сказал, вспомнив про Матвея, что лечу с любимой девушкой в Турцию на несколько дней. Она злобно посмотрела на меня. Видно, премия уже перестала действовать.
|