Офицерская жена

Ты говорила, и словам дрожали свечи на столе.

А он звенел и обмирал, всегда встревоженный немного.

Ты говорила о любви. Ты умоляла: " Не спеши".

Он соглашался, суету топя на дне своих вопросов.

И с плеч упал ее платок. И пролежал так до утра.

Ты говорила. Он молчал. И сердце ныло: " Мне пора".

А кости - детская игра, и за плечами путь обратный.

И вот тогда ты поняла - его оставить невозможно.

Неумолимое " вчера" уже прощалось с другом " завтра".

И провожать ты не пошла. И ты осталась у окна.

Ты говорила и звала. Ты отвечала улыбаясь.

Год снова месяцы и дни забросил в новенькие соты.

Вокруг летали мотыли родные ей, но далеко.

Она уже сняла кольцо. Она на небо не смотрела.

И небо стало далеко.

Бу-бу

Он был печальный и серьёзный, он вернулся к жене.

Цветы по-прежнему не пахли на немытом окне.

" Как на войне", - подумал он, -

" в той стороне, откуда я, растут деревья".

Мотор свернулся эмбрионом в животе гаража.

Он вымыл шею, две руки и сел за стол не спеша.

Хотелось спать, смотреть кино,

что абсолютно всё равно, когда устанешь.

Как это весело спешить к тебе на полном ходу.

Я знаю точно, что к тебе сегодня снова приду,

А остальное - за спиною, не догонит, не поймает,

тот, кто помнит - понимает, понимает.

Наутро серые кварталы проносились стеной.

Он, как всегда, пришёл последним и с больной головой.

" Как на войне", - подумал он, -

" в той стороне, откуда я, друг другу рады".

И понедельник покатился первым камнем с горы.

Так неохотно и туманно, но до первой поры,

когда пройдёт ещё пять дней,

и можно будет, будет к ней. Плевать, что дальше.

Пришли чужие, попросили с ними выпить вина.

Она стояла у плиты, хотя не мёрзла она.

Кричали дети во дворе

и шахматисты, как один, глотали пешек.

Она погладила собаку по широкому лбу,

и почему-то вспомнила про птичку и про бу-бу.

Какая странная весна.

А лето будет допоздна холодным летом.

Зовет дорога

Зовет дорога меня в путь.

Зовет асфальт меня куда-нибудь.

Зеленый поезд, огни и ночь.

Пустынный тамбур, темно и скорость,

Вперед одна, а сердце рвется

и расстается с тобой, с тобой, с тобой,

Кто знает, вдруг оно вернется -

тебе простит былую боль.

Я знаю, ты меня дождешься,

и будет дверь твоя открыта мне,

и будет дуть опять по проводам

осенний блюз молчащих телеграмм.

Вокзал, перрон, дорога снова

зовет меня к себе в привычный плен.

А ты молчишь, а ты сурова:

ты ждешь опять каких-то перемен,

Я снова здесь, я снова рядом.

Опять поют все те же провода.

Ну, подожди - и будем снова мы

с тобой вдвоем, вдвоем, всегда, всегда...

Солнце

Солнце, я становлюсь твоим лучом.

Я режу кожу и оголяю нервы непритворно,

Соли не будет мало тем, кто станет первым,

Слово утонет в голосе минувшей боли.

Больше не осталось ничего.

Больше не осталось ничего -

теперь мне путь свободен.

Ветер закружит вальс в коре тугих деревьев,

Плечи вишневых стен сольются с белым фраком.

Видишь, в моем саду теперь играют дети,

игры все те же под кристально-черным флагом.

Я прошу тебя закрой глаза.

Я прошу тебя закрой глаза -

мне в эту ночь не спится.

Запах ночных костров заведомо приятен.

Возраст течет из рук, торопится в дорогу.

Можно теперь тебя обнять, нас только двое.

Кто-то уже успел отдать дань некрологу.

Вот и не осталось ничего,

Вот и не осталось ничего -

а лето пахнет солнцем.