На пути к языку

Ответ был
солнце, вопрос

раздетых всех запахов
крысами в Пентагоне

— Клода кувшины
мельчайшей памяти

ныне нет в них уже слив
и крохотный

столбик тел, иссушенных под половицей
(нам нужно продать эту машину)

Летние месяцы так же трудны
слишком быстро уходят, чрезмерная

ветреность и абсолютная тьма
когда падает на поля

Мы совсем не стыдимся
Судя по тону их плача

вполне они счастливы
работой своей, ну, словно тебе

в покаянии дети. Ответ был
опрятностью рабочих кварталов

память, машина
земля которой поводырем

остается, а вопрос долины желанья
частым дыханьем моста пресечен.

наших безмерных богатств
даже в чем то горды

Екатерина Соколова

* * *

очнитесь, чтобы отметить друзей, Володя,
если считаете их политически неблагонадежными.
вы средоточен и собран,
но куда же вы собираетесь,
вы здесь один,
как заборчик затэганный, посреди пустыря
ограждающий ничего

* * *

засыпая, слышал незнакомые голоса, дерево
видел, огнем охваченное,
ветер с реки,
время, в Новогиреево
потраченное на пустяки.

о ты, которого я не видел,
легким судом суди меня,
составь протокол в присутствии двух запятых.
и не из–за последнего имени, сказанного во сне,
но за то, что не понял, с кем жил, не узнал своих,
махни на меня:
не высовывайтесь, не прислоняйтесь, не
задерживайтесь,
проходите

Кеннет Рексрот

* * *

Олени топчутся в просеках
Под полной июльской луной.
Запах сухой травы
В воздухе, и, много слабее,
Дух далекого скунса.
Пока я стою на краю чащи,
Высматривая темноту, вслушиваясь
В тишину, маленькая сова
Садится на ветку надо мной,
На крыльях много тише моего дыхания.
Когда я направляю на нее свой фонарь,
Ее глаза вспыхивают как капли железа,
И она поднимает голову на меня,
Как любопытный котенок.
Лужайка блестит как снег.
Мой пес рыщет в траве, темный
Блик на блике белизны.
Я иду к дубовой роще, где
Индейская деревня была некогда.
Там, в пятнистом и мшистом свете
И тени, тусклые в синей мгле,
Двадцать голштинских коров,
Черно-белые, все лежат
Бесшумно вместе под
Огромными деревьями, проросшими в могилах.

Кенетт Рокснет

ОБОЗНАЧЕНИЕ ВСЕХ СУЩЕСТВ

Мои голова и плечи и моя книга
В прохладной тени, и мое тело
Простерто, купаясь, на солнце, я лежу,
Читая, близ водопада —
Беме, «Обозначение всех существ».
Сквозь глубокий июльский день листья
Лавра, всех тонов
Золота, медленно обращаются в подвижной
Густой тени лавра весь день. Они плывут
По отраженному небу и лесу
Некоторое время, а затем, столь же медленно
Вращаясь, оседают в прозрачной глубине
Водоема на листовое золото дна.
Святой видел мир струящимся
В электролизе любви.
Я откладываю его и вглядываюсь сквозь тень,
Склоненную в полумраке стройных
Стволов лавра и листвы, наполненной солнцем.
Королек высиживается на своем крытом мхом гнезде.
Тритон борется с белым мотыльком,
Тонущим в заводи. Ястребы кричат,
Резвясь вместе в высоте
Неба. Долгие часы проходят.
Я думаю о тех, кто любил меня,
О всех горах, куда я забирался,
О всех морях, где я плавал.
Зло мира убывает.
Мои собственные грех и тревога сваливаются,
Как ноша Христианина, и я наблюдаю
Свои сорок лет осыпающимися, как облетающие
Листья, и падающую воду, ставшую
Навечно в летнем воздухе.