Я буду бодрствовать по утрам

Если и была в нашей школе хоть одна учительница, которая говорила то, что, думала, и думала то, что говорила, то это была мисс Баркли. Эта воспи­тательница восьмого класса была строгой, но справед­ливой. Один из ее уроков мне особенно запомнился, запомнился на всю жизнь.

— Одна из величайших речей всех времен была произнесена Авраамом Линкольном, — заявила она нам однажды. — Она известна как Геттисбергское обращение. Речь содержит всего 267 слов в десяти предложениях.

Затем мисс Баркли продолжала объяснение. Она рассказала, как Эдвард Эверетт — основной оратор в тот давний день в Геттисберге — говорил в течение двух часов. Когда он закончил, встал президент Соединенных Штатов и произнес свою великолепную речь за такое короткое время, что мало кто тогда осознал значение того, что было сказано.

— В вашем учебнике имеется краткое изложение истории и подоплеки этой чудесной речи. В конце главы вы найдете ее перепечатку, — сказала она.

Я сидел, расслабившись. Прочитать учебник не составляло труда. Никаких проблем.

— После того как вы прочтете объяснительный материал, следующим вашим заданием будет выучить Геттисбергское обращение.

Вот теперь проблема появилась. Запоминалось легко — вплоть до последней точки, — но у мисс Баркли это значило, что вам лучше быть загодя готовым, чтобы, когда подойдет ваша очередь, не оконфузиться. Она давала вам для запоминания уйму времени, но, после того как вас вызывали, второго шанса уже просто не было.

Просмотрев Геттисбергское обращение, я понял, что могу выучить его довольно быстро. Проблема состояла в том, что у меня было много чего другого, чем я хотел заниматься после школы. День за днем проходили, а знаменитая речь все меньше и меньше останавливала мое внимание. И скоро я совсем забыл о задании. Я получал и выполнял другие домашние задания, а речь была забыта. Но не для мисс Баркли!

— Сегодня мы все идем вниз в маленький зал кафетерия, — объявила она однажды утром. Явно предстояло что-то особенное.

— Все равно, лишь бы не сидеть в классе, — шепнул я сидевшему впереди меня.

Почему мы все должны были маршировать вниз, но лестнице в эту комнату, было загадкой, но когда нас рассадили, загадка разрешилась. Мисс Баркли с классным журналом в руках приготовилась слушать Геттисбергское обращение! Она даже пригласила сюда директора, чтобы он тоже послушал!

— 0-п-па! — поперхнулся я. — Я совсем об этом забыл!

Теперь моя память работала очень активно. Я попомнил, как вновь и вновь откладывал выполнение задания, пока, наконец, оно начисто не исчезло из моей головы. Я опустился пониже на своем месте, надеясь, что мисс Баркли меня не заметит.

— Если меня пронесет на этот раз, и меня не вызовут, я сегодня же выучу Геттисбергское обращение и завтра буду готов, — пообещал я самому себе.

Первой, кого вызвали, была девочка, которая отбарабанила это обращение так быстро, что я почувствовал себя неприятно задетым. Следующей была другая девочка, и она тоже пересказала речь без единой ошибки. Может быть, мисс Баркли сегодня вызывает только девочек. Это было бы облегчением!

Оглянувшись назад, я заметил краем глаза, что мисс Баркли стоит, прямая и высокая, в задней части комнаты. Рядом с ней был м-р Лоуэри. Я быстро сполз еще ниже на сиденье, надеясь смешаться со своими одноклассниками, заполнившими этот небольшой зал. В тот момент я был не против слиться с деревянной отделкой стен!

— Следующий Джен Доуард, — ее голос раздался в ушах, как пушечный выстрел.

Что делать? Если я не знаю Геттисбергекого обращения, то, может, мне следует устроить великое представление, как если бы я был сам Линкольн? Я пытался играть так естественно, как только мог. Очень медленно я выполз на свое место, выпрямился и неторопливо, несколько надменной поступью двинулся в переднюю часть комнаты. Встав, перед аудиторией, я обернулся и схватил свою рубашку так, как если бы это были лацканы сюртука. Я видел картины, на которых Линкольн стоял именно так, и хотел воспроизвести позу как можно точнее. И хотя я отчаянно хотел выглядеть спокойным, мое сердце билось так быстро, что я боялся, как бы кто не услышал его ударов. Я начал очень медленно, делая сильные ударения в словах, и самым низким голосом, какой только у меня мог получиться, произнес:

— Восемьдесят лет назад наши отцы породили на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и преданную делу, которому… которого я не знаю.

Затем я сделал еще одну замечательную вещь. Я сел. Хотя весь класс дрожал от смеха, мисс Баркли не смеялась. М-р Лоуэри также не казался особенно веселым. Затем наступила ужасная тишина, от которой было даже трудно дышать. Наконец, м-р Лоуэри заговорил:

— Если бы ты закончил так же, как начал, ты был бы в лучшем положении.

Провал с этой речью изменил мое отношение к извечной необходимости быть готовым. Быть готовым не только к занятиям, — ко всему в жизни.

Утреннее бодрствование и является одним из таких необходимых приготовлений.