Я снова к вам. Позволите.

Если Вы всё успеваете (а я-то знаю, что вы всё успеваете) – это печально. Это очень грустно и, поверьте, даже прискорбно. Это означает, что Вы – халтурщик и плохо делаете своё дело.

Миф о том, что можно блестяще справляться с несколькими делами параллельно, живёт свою счастливую жизнь назло всем злопыхателям, вроде меня. Но, помилуйте, как же можно поверить в то, что артист одинаково глубоко может «вкладываться» и в кино, и в театр, и в антрепризу, и в озвучание мультика, и в телешоу, и в концерты, и в презентации, и в коммерческие долгоиграющие проекты, и в интервью, и во встречи со зрителем, и в «Открытие», и в «Закрытие», и в «Начало», и в «Конец», и ещё чёрт знает во что, и при этом успевать отдаваться семье, друзьям, строительству загородной недвижимости, любимым родителям, любимым собакам, кошкам, канарейкам, лошадям, массажистам, стилистам, режиссёрам, модельерам, парикмахерам, гримёрам, стоматологам, врачам-профессорам, перелётам, переездам, самолётам, поездам, Хенесси, конфетам, виски, барам, ресторанам, туалетам, осени, зиме, весне и лету, а так же, что немаловажно, мелким шалостям на стороне и, что ещё важнее, крупным сделкам на Луне? А Вы, верно, думаете, что можно. Я даже отсюда слышу, с каким чувством Вы рассказываете сказку про «нано-артиста», которого требует время...

Как говорила героиня Нонны Мордюковой в гениальной картине Аскольдова «Комиссар»: «Жеребятину-то не неси». Кстати, автор этого поистине великого кинематографического творения не создал больше ни одного фильма. Но и того единственного хватило, чтобы оставить своё имя в Списке, о котором я говорила выше. Только это уже совсем другая история...

****

...ну, вот вы и раздеты. Без грима, без денег, без понтов и без слов. Идите теперь и творите. Если сможете. А если не сможете... «идите и умрите» где-нибудь в другом месте, подальше от священных стен Театра.

****

Не прошу прощения, хотя знаю, что многих обидела. Если честно, мне сейчас не до вас. Меня волнует судьба той малой части, того хилого процента, который «раздет» и мёрзнет на голом полу в ожидании «чуда».

Повидло готово, осталось намазать на хлеб и положить на язык. Вы ждёте, что за вас это сделает кто-то? Может быть, я? Тогда вся сладость апельсина достанется мне же, а вам – только дырка от бублика. Глотайте то, что сварили и оцените сами готовый продукт. И перестаньте дрожать. Возьмите себе за правило ничего не бояться. Ведь вас трясёт не от холода. От незащищённости, уязвимости, незнания. Вас приучили к «одёжке», без неё вы беспомощны, слабы. Внушили, что «надо себе помогать», «всё подготовить и чувство придёт», что надо «удобрить почву», чтоб было на что упасть желанному чувству правды, т.е. живому чувству, необходимому для «создания образа». В общем, накрыли мы с вами стол, зажгли свечи и ждём, что чувство придёт. Почти как-то так. Но чувство – не барышня по вызову, оно на заказ не работает. Единственное, на что мы можем рассчитывать, благодаря нашей «арт.подготовке» – концентрация внимания на выбранном объекте. Всё. А этого, увы, недостаточно для того, чтобы приблизиться к перевоплощению – явлению почти забытому на театре. Чему же тогда нас учат? Чему же тогда учим мы? Не на словах, а на деле? Мы получаем и раздаём «общие рекомендации» по заразительности, выразительности, поразительности. Всё это имеет отношение к зрелищу вообще, но никак не к театру в частности. Искусство перевоплощения – процесс сугубо личный, процесс «доставания из себя» и «заполнения себя же» чужеродным материалом. По правде сказать, мучительный процесс... не для общего обозрения. Я бы даже сказала интимный, как смена кожи. Если бы молодой народ, обивающий пороги театральных ВУЗов, знал, с чем, действительно, может столкнуться, окажись он на «правдашном» поле боя, сколько всего должен оторвать от себя и чем пожертвовать – он нашёл бы любой другой, более щадящий экстрим.

Поставить на поток перевоплощение невозможно. Значит, надо, либо сократить до разумного минимума поток, либо забыть о приближении к истинной сути театра. Главная задача обучения – помощь в обретении себя, как личности и, если хотите, в выращивании её.

Ребятам, сразу после школы, не стоит пробовать себя на столь привлекательном поприще. Как правило, у большинства поступающих слишком наивное представление и об этом виде искусства, и о своих влекательном поприще.им великим событием каждого дня - восхождением возможностях в нём. Они идут в Театр, как в боулинг – за развлечением и выигрышем. Если девочка, спустя два года после окончания школы вдруг передумает «идти в артистки» – пусть передумает, не надо ей мешать. Но на это у неё должно быть время, дайте ей его.

Если родина перестанет получать каждый год свежий «фаст-фуд» в виде новых «творческих поступлений» – она станет значительно здоровее. Помогите ей сбросить лишний вес – посадите её на диету.

****

Бывает так: есть свобода выбора, а выбора нет. Когда нет выбора – нам достаётся то, что есть, то есть – свобода выбора. Сказка про белого бычка. Что нам делать-то с этой свободой, куда с ней податься?

На моей памяти было – набрали актёрский курс (я о нём уже говорила, тот, где девочки плакали), «взяли всех, кто пришёл» – так мне сказали. Человек двадцать, кажется, точно не помню. Они пришли, не зная наверное, что с ними будет дальше. Почти все желали учиться. По-настоящему, цепко, любя, одержимо. Они жадно хватали всё, что я говорила, всё, что я предлагала, честно старались понять... Я локти себе кусала. Я понимала, что, в общем, бессильна..., что так они все запутаны, так запуганы, так «не отсюда», что люди случайные... эти дети.

«Зачем они здесь? Вот ведь какая петрушка: всё изначально – обман, все это знают, а если не знают, то чувствуют, но ничего не меняют – продолжают скрипеть зубами, продолжают войну с врагом, которого сами к себе привели. Педагоги несут тяжёлую повинность борьбы с «тупой бездарностью», студенты – с чужой профессией, которая, скорее всего, не пригодится. Страдают все. Ну, не безумие?» Нет. Меркантильный расчёт. Денежный интерес. Злая игра. Это страшный пример одного городка. Но это очень показательный пример для действующей системы в целом.

Вы просите на экзамен тексты: прозу, басни, стихи... Вы позволяете спрятаться за слово и делаете этот способ отбора главным. Именно «спрятаться». Прячутся – научились. Не специально, конечно, не умышленно, но приспособились, приноровились. Вы верите. Не можете не верить. И вы приспособились, и вы приноровились.

Но кто вам сказал, что через текст можно увидеть подлинную суть «новобранца», его желания, устремления, его стержень, понять, какой он на самом деле, когда один – без Чехова, Толстого, Мандельштама? Без чужих слов, которые непременно спровоцируют на создание образов, на подход, которому он ещё не обучен? Спрятаться можно. А вот раскрыться, хотя бы частично обнажив себя, можно только в поступках, в «действенных» заданиях, где, в первую очередь, работает природа личности, где происходит отбор «необходимых средств», близких только ей и никому другому. А это уже, в гораздо меньшей степени, имеет отношение к «мыльным пузырям», пусть даже соблазнительно-радужных переливов. Профессия чтеца и профессия драматического артиста – две большие, как вы знаете, разницы...