Но и в этом случае, рабочее место на заводе за ним сохранялось.

Даже в тюрьмах с преступниками обязательно проводилась ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ РАБОТА. В любом месте заключения, по этому поводу висел плакат: «На свободу с чистой совестью!».

Вполне естественно, что такое принуждение – становиться лучше – БЫЛО ТОТАЛЬНЫМ. Ведь общество то «тоталитарное»!

Советский «тоталитаризм» заставлял худших становиться лучше, а лучших делиться со всеми, для всеобщего блага.

Ещё одна сторона борьбы с тунеядством была в советские времена не очень заметна, а для большинства людей и вовсе не видна. Эта сторона – уменьшение питательной среды преступности.

Дело в том, что многие «убеждённые бездельники» обладают соответствующей их стилю жизни паразитической психологией. Выражается эта психология очень ярко во фразе обронённой одним из таких молодых паразитов: «Настоящие мужчины не должны работать! Они должны руководить и получать деньги!».

Вполне в духе нынешнего времени. Но в любом случае, эта самая психология предполагает именно паразитизм – получение удовольствий (бары, рестораны и прочие развлечения) за чужой счёт. Если это невозможно за счёт ближайших родственников, то такие люди ищут средства для собственных развлечений «на стороне». В самых простейших случаях это выражается во взятии займов без последующего возврата.

Но в том то и дело, что данная «халява» очень быстро заканчивается – люди, которым не вернули взятые кредиты, не только перестают давать взаймы, но и распространяют среди своих информацию о нечестности тунеядца.

В советские времена абсолютное большинство тунеядцев на этом же и останавливалось, вынужденное идти зарабатывать деньги уже честным трудом. В немалой степени этому способствовал страх перед неотвратимостью наказания за преступление. Раскрываемость преступлений тогда была на неизмеримо более высоком уровне, нежели сейчас. Сейчас же существует очень большая вероятность того, что вообще не поймают, что значительно снижает порог перехода человека в откровенно криминальную область деятельности.

Также понижает этот порог и то, что в настоящее время практически невозможно найти работу с достойной зарплатой, а безработица вообще часто делает переход в криминал абсолютно неизбежным для весьма большого количества людей – откровенный голод!

В советские же времена, наоборот, данный порог для большинства слабых духом людей с детской психологией превращался в непреодолимый, именно целенаправленной деятельностью государственных органов правопорядка по борьбе с тунеядством. Людей нечестных, тунеядцев, именно что ЗАСТАВЛЯЛИ заниматься честным трудом! А постоянное наблюдение со стороны милиции за попавшимся на тунеядстве человеком, делало переход в криминал для них и вовсе невозможным.

Из всего вышесказанного можно сделать ещё один весьма безрадостный вывод: современный строй в России следуя Западным, совершенно идиотическим представлениям о Свободе, прямо способствует развитию преступности и непрерывно воспроизводит для неё питательную среду.

Эта черта рыночного конкурентного общества делает его ЗАВЕДОМО неблагополучным. А попросту преступным.

Преступным во всех смыслах.

Глава 9. Отличия демократии советского типа от демократии западной

Я мог бы и по этому поводу тоже очень много сказать, но в том то и дело, что не я первый эту тему затрагиваю. Были написаны и другие труды по этому поводу. Одним из лучших трудов на эту тему, по моему мнению, является «История Советского государства и права» С.Г. Кара-Мурзы. Этот автор очень сжато и точно описал сие различие, так что я не буду изобретать велосипед и просто предоставлю слово ему.

«Назвав новое общество " республикой собственников", теоретик гражданского общества Локк так и объяснил суть государства: " главная и основная цель, ради которой люди объединяются в республики и подчиняются правительствам – сохранение их собственности " (слово " республика", т.е. " общее дело", изначально применялось к любому государству, в том числе и монархии).

Таким образом, гражданское общество основано на конфронтации с неимущими. Внутреннее единство общества отрицается принципиально, как утрата свободы, как тоталитаризм. В норме государство должно поддерживать условия для конкуренции, а периодически – вести войну и испытывать революции. В фундаментальной многотомной " Истории идеологии", по которой учатся в западных университетах, читаем: " Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата – собственности и капиталу. Демократическое государство – исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией... Гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как " народ" утверждается через революцию, а политическое право – собственностью... Таким образом, эта демократия есть ничто иное как холодная гражданская война, ведущаяся государством".

Напротив, единство общества (" народность") всегда является идеалом и заботой государства традиционного общества. Источник его легитимности лежит не в победоносной гражданской войне, а именно в авторитете государя как отца. Единство – главная ценность семьи, поэтому во всех своих ритуалах это государство подчеркивает существование такого единства.

Различие двух типов государства хорошо видно при сравнении голосования в парламентах и Cоветах. Голосование – древнейший ритуал любой разновидности демократии, от родовой до современной либеральной. Этот ритуал лишь завершает процесс согласования интересов и выработки решения, приемлемого для всех влиятельных групп. В парламенте голосование есть ритуал, символизирующий конкуренцию, в которой побеждает сильнейший (пусть даже с перевесом в один голос). В Cоветах (любого вида – от совета старейшин племени до Верховного Совета СССР) голосование есть ритуал согласия. Здесь стремятся обеспечить единогласность [110].

Тот же смысл имеют выборы в представительные органы власти. В гражданском обществе выборы представлены как политический рынок, на котором партии " продают" свои программы и получают плату в виде голосов граждан. В свободной конкуренции здесь побеждает сильнейший. Выборы в традиционном обществе, как мы это видели в СССР, являются на деле плебисцитом (ответ типа " да-нет"). Назначение их – явиться и одобрить общую линию государства. Поэтому так была важна в СССР явка на выборы, хотя мало кто из избирателей вообще заглядывал в бюллетень – он говорил " да" самим фактом голосования неиспорченным бюллетенем. Каждый не принявший участия в выборах означал наличие сильного недовольства. Для либерального государства массовое участие в выборах существенного значения не имеет, правомочный кворум сокращается порой до 1/4 граждан, а в некоторых случаях вообще до 1 человека.

Различны и подходы к наделению граждан " голосом". Возникновение нового типа человека – индивидуума – привело к " атомизации" голоса. Предельным выражением демократии Западного типа стал принцип " один человек – один голос". До этого в разного рода солидарных коллективах " голос" или часть его отдавались тем, кто считался выразителем разума и воли этого коллектива (например, отцу крестьянской семьи, священнику, старейшинам и т.д.). В любом государстве Советского, а не парламентского, типа носителями голоса являются не только граждане, а и коллективы, общности людей.

На ранних этапах становления государства в Советской России даже выборы в Советы проводились в коллективах предприятий или в общинах деревень, так что голос члена коллектива " весил" больше, чем голос изолированного гражданина. В дальнейшем возник " коллективный голос" народов и национальностей. Народы получили представительство в государстве не как совокупность атомов, но как целостность (Совет национальностей), а каждый гражданин имел " голос" и как представитель своей национальности, что было даже зафиксировано в личном документе (паспорте).

Смысл голосования как одного из механизмов волеизъявления граждан, соединяясь с другими элементами мировоззрения, определяет источник легитимации государства в двух типах общества. В гражданском обществе государство профанное, лишенное святости – рационально построенная в интересах общества машина. Оно обретает легитимность на каждый новый срок " снизу", через избирательную урну – путем сложения голосов людей-атомов.

В традиционном обществе государство сакрализовано, оно обладает неким высшим смыслом, святостью, которая возникает не из сложения голосов индивидуальных граждан, а из благодати того или иного вида. В крайнем случае теократического государства эта благодать, легитимирующая политическую власть, целиком исходит из божественного откровения. На языке, понятном людям, это откровение выражает Церковь. Легитимность, полученная таким образом, может даже не подвергаться экзамену через выборы, пока силен авторитет Церкви.

Наиболее распространенным вариантом государства традиционного общества является государство идеократическое. В нем источником благодати является набор идеалов, признаваемых за общепринятые и не подвергаемых проверке через диалог или выборы. Иногда хранителем таких идеалов выступает Церковь, иногда нет. Так, царская Россия не была теократическим государством, но роль Православной церкви в легитимации власти была очень велика [111].

Советская власть была типично идеократическим государством традиционного общества. Но набор идеалов, в котором заключалась благодать, придающая власти легитимность, выражался на языке " мечты пролетариата" о правде и справедливости. Советское государство обладало важной сакральной компонентой [112].

Со временем сакральная компонента ослабевала, перейдя из мессианской веры в мировую революцию в " культ Сталина", связанный с идеей прежде всего укрепления своей страны, а после завершения восстановительного периода (середина 50-х годов) Советское государство исключительно быстро становилось все более открытым, все менее идеократическим. Тем не менее, его тип оставался прежним. Его легитимность достигалась прежде всего через идеалы и соответствующую им социальную практику и подтверждалась выборами плебисцитарного типа (по типу " да – нет").

В структуре процесса легитимации необходимой была роль партии прежде всего как хранителя и толкователя благодати. Поэтому сама партия, ВКП(б) и потом КПСС, имела совсем иной тип, нежели партии гражданского общества, конкурирующие на " политическом рынке". Будучи единственной партией у власти, КПСС по сути была особым " постоянно действующим" собором, представляющим все социальные группы и сословия, все национальности и все территориальные единицы. Внутри этого собора и происходили согласования интересов, нахождение компромиссов и разрушение или подавление конфликтов – координация всех частей государственной системы. Понятно, что естественная для " классовых" партий фракционность в партии соборного типа, обязанной демонстрировать единство как высшую ценность и источник легитимности всего государства, не допускалась.

Все требования многопартийности, " свободной игры политических сил", плюрализма и т.п. ставили вопрос не об " улучшении" государства, а о смене самого типа государственности (и даже глубже – смене типа цивилизации). То есть, о революции гораздо более фундаментальной, нежели социальные революции. На протяжении всего советского периода возможные последствия такой революции оценивались обществоведами (в том числе антисоветскими философами-эмигрантами) как катастрофа, масштабы которой трудно было даже предсказать. Опыт 90-х годов в целом подтвердил эти оценки.