Глава 16. Вопль, раздавшийся в маленькой замкнутой комнате, отзывался эхом снова и снова, и от этого ужасного звука свербело в мозгу

Вопль, раздавшийся в маленькой замкнутой комнате, отзывался эхом снова и снова, и от этого ужасного звука свербело в мозгу. Только после того, как крик стих, и Пилар отступил от меня, я заметила в его руке нож. Нож, покрытый кровью прямо до рукоятки.

Что-то теплое впитывалось в мой свитер, и какое-то странное шипение и бульканье заполнило мои уши. Пэйн проревел проклятие и отодрал полтергейста от того места, за которое тот цеплялся, будто это была какая-то досадная колючка. Рубен перелетел через всю комнату и с глухим стуком врезался стену. Пэйн на мгновение недоуменно уставился на свою кисть, в которой осталась одна из рук Рубена, затем отбросил конечность и кинулся ко мне, а его чудные серебряные глаза стали почти черными.

За его спиной из комнаты выскользнул Пилар, за ним выполз раненый Рубен, оставляя след из маслянистой черной крови и аппортов.

- Они уходят, - попыталась сказать я, но со мною было что-то не так, что-то очень нехорошее. Я не могла произнести ни слова, и мой мозг, видимо, перешел в замедленный режим работы. Ноги подкосились, и я привалилась к стене, но Пэйн поймал меня прежде, чем я рухнула на пол. Пэйн?

Ради всего святого, не говори. Не двигайся, Сэм. Все будет в порядке. Крови много, но я как-нибудь остановлю кровотечение.

Его взгляд был полон ужаса, из-за чего у меня на глазах выступили слезы. Я попыталась коснуться его лица, но руки меня не слушались. Пэйн?

Я позову Финна. Мы поможем тебе. Поблизости есть больница. Не оставляй меня, Сэм, только не оставляй меня. Поклянись, что не оставишь меня.

Я не уйду, начала говорить я, но остановилась на полуслове, потому что поняла, что это неправда. Комната вытягивалась, как подзорная труба: Пэйн в одном конце, я в другом; и мы все дальше и дальше удалялись друг от друга, пока не оказались в противоположных концах длинного туннеля.

Пэйн, куда ты уходишь? Что случилось? Почему я не могу двигаться?

Сэм, черт возьми, не оставляй меня! В его голосе, звучавшем в моей голове, слышались слезы; слезы, тоска и боль такая глубокая, что резала мне душу. Держись за меня, Сэм. Будь со мной. Не отпускай.

Кажется, я не могу…

Меня относило, будто мое астральное тело в очередной раз улетало прочь, но что-то было не как всегда. Меня наполнил ужас, когда я, наконец-то, поняла, что происходит. Я изо всех сил боролась, чтобы не улететь, но была бессильна. Пэйн! Я не хочу уходить! Пожалуйста, не позволяй мне умереть! Я люблю тебя! Я не хочу оставлять тебя!

Я не отпущу тебя, любимая, ответил его голос в моей голове, далекий, но спокойный и обнадеживающий. Прости меня, Сэм.

Простить тебя за что? Спросила я сквозь горькие слезы. Мне хотелось кричать и биться, протестуя против жестокости судьбы. Теперь, когда я нашла Пэйна; теперь, когда он принял меня, и у нас впереди была вся жизнь – бесконечная, вечная жизнь - неправильно, что я должна быть оторвана от него. Пэйн! Пожалуйста! Помоги мне!

Прости меня, любовь моя.

Глубоко во мне распускалась боль, ужасная, разрывающая боль, отличающаяся от всего, что я когда-либо чувствовала, и на мгновение я испытала трепет от того, что могу что-то чувствовать - значит, я еще не совсем умерла. Серебряные глаза Пэйна обожгли меня за секунду до того, как сверкнули его клыки, в моей груди взорвалась мучительная вспышка, и на меня навалилась странная апатия. Он кормился с меня на убой, пил мою кровь, вбирая в себя все, чем я была, что имела, и что когда-либо буду иметь, оставляя меня… пустой.

Он отпустил меня, позволив моей полой оболочке барахтаться и тонуть в черной бездне, и с последним душераздирающим всхлипом скорби меня больше не стало.

Сэм?

Ммм?

Как ты себя чувствуешь?

Не знаю. Я сплю?

Да. Теперь просыпайся.

Ладно.

Я открыла глаза. Мы были все в той же комнатушке под улицами Эдинбурга, и через открытую дверь лился слабый свет. Где-то вдалеке завывал ветер, будто начиналась буря. Земля подо мной была мокрой и липкой от крови. Моей крови.

- Я не умерла? - Мой голос звучал сдавленно, хрипло и грубо.

Не говори пока вслух. Дай телу время залечить рану на шее.

Ко мне вернулась память. Пилар меня ранил?

Ударил тебя в шею. Он перерезал яремную вену, черт, чуть не обезглавил тебя, иначе я бы тут же отправил тебя в больницу. Но не было времени, Сэм, совсем не было времени. Ты умирала. Ты уходила от меня, и я не смог бы это предотвратить.

Ветер поднялся снова, его вой отзывался болью у меня в ушах.

Но сейчас я жива, сказала я, все еще не понимая, что случилось. Большая часть произошедшего чудовищным образом расплывалась в моем сознании.

Пэйн ничего не ответил, просто смотрел на меня с таким виноватым лицом, что мне хотелось зареветь.

Я протянула руку. Она дрожала и была вся в крови, но это была моя рука. Видишь? Я здесь. Я жива… мой голос прервался, и по коже пополз ужас, когда я осознала, что произошло. Ветер, который ревел так громко, что причинял боль моим ушам, был не снаружи… Он был внутри меня.

В том месте, где обычно находилась моя душа.

- Милая, если ты не прекратишь свои попытки закричать, ты натравишь на нас охотников за привидениями. И тебе нужно отдохнуть, чтобы рана на шее зажила.

Отвратительный скрипуче-писклявый звук, который получился в результате моей попытки заорать в ужасе, прекратился. Я привалилась к стене, задыхаясь от усилий и напряжения.

- Где моя душа? – Прохрипела я.

Его глаза потемнели от боли… боли, сожаления и жалости. Жалости ко мне.

- Прости, Сэм. Это был единственный способ спасти тебя. У меня не было выбора. Я мог или обратить тебя, или дать тебе уйти, но я оказался не способен на это. Ты можешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, но, по крайней мере, ты жива. И клянусь, я найду твою душу и верну ее тебе.

- Обратил меня? - Мой голос все еще был хриплым, но стал немного громче. - Ты обратил меня? Ты сделал меня Моравийкой?

- Да, - сказал он, внимательно глядя на меня.

Я покачала головой, слегка поморщившись от боли в шее.

- Нет. Когда я была Возлюбленной, ты сказал, что это то же самое, что и быть Моравийкой. Но тогда у меня была душа. А сейчас нет. Где она? У кого? Я хочу ее вернуть!

- За все надо платить, Сэм, - ответил он, и его глаза были грустными, такими грустными. – Плата за обращение человека - потеря его души. Вот почему это делают так редко - слишком редко такая цена оправдана.

Я переваривала услышанное. Я ослабла от потери крови и была так голодна, что даже не подозревала, что такое возможно, но внутри меня было пусто. Абсолютно пусто, не считая этого проклятого, незатихающего ветра. Пэйн сделал это, чтобы спасти меня, чтобы я осталась в живых. Но стоило ли оно того?

- Я опять бессмертна?

Его большой палец гладил меня по костяшкам кисти.

- Да.

- Я смогу вернуть свою душу?

- Я… не уверен. - Он даже не пытался соврать.

- Такое бывало раньше? Кто-нибудь из тех, кто был обращен, возвращал свою душу?

Его глаза блестели так, что я почти видела в них свое отражение.

- Я об этом не слышал.

По моей щеке покатилась слеза.

- Я знаю, что ты хотел сохранить мне жизнь, но, Пэйн, … я не хочу прожить вечность без души.

Он притянул меня в свои объятия так, что мое лицо уткнулось ему в плечо, пока я рыдала. Его голос был хриплым от эмоций, но звучал во мне оркестром из тысячи вибрирующих струн.

- Клянусь тебе, что верну твою душу. Клянусь своей душой, Сэм. Ты спасла меня, когда я нуждался в тебе, теперь я спасу тебя.

В разных культурах душа означает разное. Чаще всего, это то, что делает нас больше, чем просто разумными, это часть нас, которая живет даже после того, как наши тела разрушаются и превращаются в тлен. Пока Пэйн вез меня домой, я поняла другую функцию души: она соединяла нас с человечеством, делала нас частью общества. Пустая внутри, я спокойно наблюдала, как люди спешили куда-то по улицам Эдинбурга. Я чувствовала себя отделенной от всех, я была наблюдателем, который находит их забавными, но не имеющими какой-либо ценности. Мне было на них глубоко плевать.

За одним исключением.

Глядя на Пэйна, у меня на глаза выступили слезы. Не слезы горя или жалости к себе - я пролила последние из них, прижавшись к земле в Mary King's Close. Душа Пэйна отличала его от остального мира. Она ярко сияла вокруг него, образуя корону тепла и любви, к которой меня влекло, как бабочку к огню. Я хотела быть рядом с ним, просто греться в лучах жизни, которую он источал. Когда я прикасалась или прижималась к нему, вой внутри меня чуть стихал, а моя холодная сущность капельку согревалась.

- Как ты так жил? – Спросила я, когда он помог мне подняться вверх по лестнице в мою квартиру. - Как ты жил так долго и не сошел с ума?

- Я не знал ничего другого, - ответил он, его губы прикоснулись к моему виску. - Пока не встретил тебя.

Пэйн настоял, чтобы я отдохнула и выпила чашку чая.

- Ты потеряла много крови, - сказал он, когда подворачивал вокруг меня одеяло, пока я, свернувшись, пристроилась на кушетке. - Кроме того, твое тело израсходовало много энергии, излечивая шею. Тебе нужна жидкость и сахар, чтобы восстановить запасы гемоглобина и закончить исцеление.

Я коснулась своей шеи, обрадовавшись, когда не увидела на пальцах свежую кровь. Кровотечение остановилось некоторое время назад, и теперь рана медленно затягивалась. Чай ни в коей мере не привлекал меня. Я нуждалась в белке.

- Мне бы сейчас стейк. Такой здоровенный, кровавый кусок мя… - я замолчала, потрясенная картинкой в своих мыслях, и по коже поползли мурашки от мысли, кем я стала. – О, боже, я жажду крови?

- Понятия не имею. А ты ее жаждешь? - Он включил электрический чайник и загремел на кухне в поисках кружек, молока, сахара и печенья.

- Ты не должен так спокойно к этому относиться. Для меня это очень серьезно, - капризно сказала я (думаю, это вполне простительно, учитывая ситуацию).

Он пожал плечами и поставил на стол рядом со мной чайную пару.

- А для меня нет. Я навсегда останусь Моравийцем и должен буду брать кровь у других или умереть.

- Ну, я надеюсь, сейчас ты не голоден, потому что эта закусочная закрыта на ремонт.

Он улыбнулся и пошел проверять воду.

- Я голоден, но могу подождать.

- Как долго? - Я опять коснулась шеи. Она была горячей, будто кожу лихорадило.

- Столько, сколько нужно. Вот. - Он сунул чашку очень сладкого чая мне в руки. – Пей.

- Сэм? Это ты… о, боже, ты вернулась. - Из своей комнаты выглянула Клэр. Ее длинный шелковый халат почти точно соответствовал оттенку розы, которую она рассеянно несла в руке. – Нам с Финном было интересно, когда же ты поя… милостивый боже! Что с тобой случилось?

Клэр остановилась передо мной в театральной позе: рука у горла, в глазах ужас. За ней из комнаты вышел Финн, заправляя рубашку в брюки. Он тоже застыл, увидев меня, и быстро повернулся к Пэйну.

- Я обратил Сэм, - спокойно поведал мой любимый, усаживаясь рядом со мной. - Человеку, пытавшемуся ее убить, в конце концов, это удалось. Точнее, удалось бы, если бы я ее не обратил.

Я устало улыбнулась обоим ошарашенным лицам, уставившимся на меня, и кивнула Пэйну, когда он предложил рассказать о недавних событиях.

- Мы найдем твою душу, - пообещала Клэр, когда он закончил. Она сжала мою руку в своих и села у меня в ногах. Крошки от еды скапливались у нее на коленях. - У меня нет абсолютно никаких сомнений, что мы найдем ее. Существует что-нибудь, вроде хранилища душ?

Последняя фраза была адресована Пэйну. Он покачал головой.

- Как такового - нет. Ее душа все еще существует, но она содержится в Акаше.

- В Акаше? – Озадаченно спросила Клэр.

- В лимбе[48], - сказала я, мой голос был все еще хриплым. – Ну, ты же знаешь Акашу - это место, куда ссылают фей в наказание.

Она стрельнула в меня негодующим взглядом, но ненадолго.

- Как мы найдем душу Сэм? – Спросила она Пэйна. - Просто пойдем в эту Акаше-лимбо-хрень?

- Ты можешь туда пойти, а Сэм – нет. Но только она или я сможем вернуть ее душу.

- Тогда сходи и верни ее для Сэм, - попросила Клэр, еще раз участливо сжав мою руку. - Мы тебя подождем.

Пэйн провел рукой по лицу. Он устал и был голоден, я знала это, даже не прикасаясь к нему. Но его свет и тепло притягивали меня. Его рука крепко обняла меня, пока я прижималась к нему, впитывая его жар со вздохом облегчения.

- Не так все просто. Существа темного происхождения не могут войти в Акашу.

- Сэм не темная, она эльф, солнечный эльф, - возразила Клэр.

- Была. Теперь она - Моравийка и, что еще важнее - у нее нет души. Все существа без души по своей природе - темные. Она не может войти в Акашу, пока у нее нет души, и она не сможет вернуть свою душу, если не войдет в Акашу.

Я еще крепче к нему прижалась, немного сожалея, что не могу заползти к нему внутрь, где эта восхитительная душа сияла жизнью, любовью и всем, чего у меня не было.

- Тогда ее можешь вернуть ты, - сказала Клэр, на ее лице светилось упрямство. - У тебя же теперь есть душа, значит, ты можешь войти в эту Акашу.

Пэйн покачал головой.

- У меня есть душа, но мое происхождение по-прежнему темное. Я родился без души и всегда буду нечист - по крайней мере, когда речь идет об Акаше. Мне запрещен вход туда.

- Ну, тогда что же нам делать? – Заплакала она, ее большие голубые глаза утонули в слезах. Я чувствовала легкую грусть от ее заботы. Она казалась такой расстроенной.

- Расскажи ей о своем исследовании, - попросил Финн, садясь в кресло напротив. Клэр оставила меня и свернулась у него на коленях с несчастным выражением лица.

- Я провел последние сорок или около того лет, изучая легенду, которую слышал давным-давно. Речь шла о манускрипте, который подробно описывал происхождение бессмертных рас.

Я немного отодвинулась, чтобы взглянуть на Пэйна, удивленная словами, которые повторяли то, что я слышала несколько часов назад.

- Какое отношение это имеет к возвращению души Сэм? – Спросила Клэр.

Глаза Пэйна загорелись решимостью.

- Где-то среди сведений о происхождении Темных должна быть информация о том, как можно вернуть душу без вмешательства Возлюбленной. То, что сработает на Темном, должно подойти и Сэм.

- А ты уверен, что это манускрипт? – Спросила я, внутри меня пробивалось смутное чувство любопытства. – А не статуя?

- Это именно манускрипт. Шестнадцатого века. Он называется Гесторова Кода Приматов. Наверное, маг, который его написал, увлекался обезьянами.

- Но, - пробормотала я, и мои мозги «зависли» от перегрузки, - я знаю о Коде.

- Что? – Голова Пэйна повернулась, и его взгляд уставился на меня. - Откуда?

- Это тот манускрипт, для поиска которого нас нанял Оуэн Рэйс. Он сказал, что тот был украден из его дома.

- Я искал его почти сорок лет! - пылко воскликнул Пэйн.

- Кому-нибудь еще любопытно это совпадение? – Спросила я. - Бог Цзилиня….

- Это статуя обезьяны, да, - ответил Пэйн. – Я, как и ты, обратил на это внимание, но они оба - отдельные предметы, связанные только тем, что имеют общую тему.

- Эта связь несколько глубже, чем ты думаешь, - заметила я, а затем рассказала ему, что я узнала в свою первую поездку в дом Каспара.

Когда я закончила, он уже ходил туда-сюда по нашей маленькой гостиной.

- Почему ты не рассказала мне этого раньше?

Я подняла руку и стала загибать пальцы.

- Потому что была поймана между мирами, потеряла статую птицы, встречалась с провидицей, была убита Пиларом, а затем воскресла. Кроме того, ты никогда меня об этом не спрашивал.

Он посмотрел на меня. Я пожала плечами.

- Хорошо, это было не честно, но, по совести сказать, столько всего произошло, что я не посчитала важным сообщить тебе о предмете, который пытаюсь найти для другого клиента.

- Оуэна Рэйса, - сказал Пэйн и подошел ко мне.

- Да.

- Того самого человека, который, как мы полагаем, знает, где находиться Бог Цзилиня.

- Да. Ой. - Я мрачно на него посмотрела. - Ты думаешь, что он связан с Пиларом, да?

- Было бы логично это предположить.

- Но ты говорила, что Пилар работает на Каспара Грина, - заметил Финн. Клэр выщипывала лепестки из розы.

- Да, но Каспар хотел заполучить статую любой ценой, - проговорила я, и кусочки головоломки начали складываться. По крайней мере, некоторые из них. - Пилар знал, что статуя птицы у меня, но он, похоже, не сказал об этом Каспару.

- Он действовал сам по себе, - кивнув, согласился Финн.

- Или от чьего-то имени, - поправил Пэйн.

- Например, Оуэна Рэйса, - предположила я.

- Он двойной агент? – Спросила Клэр, расширив глаза. Она повернулась к Финну. – Это так захватывающе! Прям, как в шпионских фильмах!

- Статуя Цзилиня и манускрипт явно связаны, - медленно сказала я, наблюдая за Пэйном, пока он стремительно ходил из угла в угол. Было видно, что мозги у него работают с такой же сумасшедшей скоростью. - Ты ни разу не встречал упоминание о статуе, пока изучал то, что связано с манускриптом?

- Нет, никогда. Именно поэтому я сейчас так удивлен. Я никогда не слышал о чем-либо еще в связи с рукописью. Но совпадение слишком явное, чтобы быть случайным. Только что за этим кроется, боюсь, я не знаю.

- Мистер Рэйс может знать, что у них общего.

- Очень даже может быть. За всем этим он кажется весьма загадочной личностью, - произнес Пэйн.

Я посмотрела на часы.

- Сейчас чуть больше двух. Слишком рано, чтобы заглянуть к нему? – Спросила я у всех в комнате.

- Думаю, мы должны поехать, - сказала Клэр, вставая с колен Финна. - Прямо сейчас! Клиент он или нет, но ему не поздоровится, если он от нас что-то скрывает.

- Чем скорее мы поговорим с ним и вернем статую, тем будет лучше для Сэм и мамы, - высказался Финн, тоже поднимаясь на ноги. – Мое мнение - поехали.

- Нет. Сэм должна отдохнуть, - объявил Пэйн, останавливаясь передо мной. Я посмотрела ему в лицо. Его глаза ярко сияли, и не только от заботы. - Сегодня вечером она прошла через ад. Несколько часов ничего не решат для мамы или Коды, но помогут Сэм восстановиться.

Его аромат дразнил меня почти так же, как привлекали его тепло и свет. Я встала на ноги с ленивым изяществом, лишь частично связанным с моей общей слабостью, и на моих губах медленно расплывалась улыбка.

- Мне нравится эта мысль.

- Но… - запротестовал Финн.

Я почувствовала теплую руку Пэйна на моей спине, когда он нежно подтолкнул меня в сторону спальни.

- Сэм нужно время, - сказал он. - Мы и так ей многим обязаны.

Под аккомпанемент протестов Финна дверь в мою спальню закрылась. Я включила свет и нахмурилась. Заросли растений, населявших мою комнату, теперь больше походили на пустошь, выжженную каким-то ужасным пестицидом. Куда бы я не взглянула, везде из горшков торчали иссохшие, безжизненные бодылины. Мертвые стебли стали жесткими и ломкими, а пятнистые жухлые листья так плотно устилали пол, что его почти не было видно.

- Кажется, мои растения не в восторге от меня новой, - заметила я, переступая через обвисший лист пальмы.

- Похоже на то, - сказал Пэйн, наблюдая за мной, прислонившись к двери.

- Что это будет? – Спросила я, приняв эффектную позу на фоне драпировки из москитной сетки. - Перепих или занятие любовью?

- А ты что предпочтешь? – Спросил он с непонятным выражением лица.

Я пожала плечами.

- Без разницы. Все такое вкусное[49].

Он оторвался от двери. Пэйн пробрался сквозь останки растений туда, где я стояла, охватил ладонями мою шею, и его большой палец прошелся по пульсу.

- Сэм, я знаю, на что это похоже. Я жил так, как ты сейчас, почти триста лет. Но ты была права, когда сказала мне, что наши отношения - это больше, чем просто сексуальное удовлетворение.

Он был такой теплый, такой живой, из него бил такой яркий свет, что мне просто хотелось тереться об него, как кошке, и греться в его лучах.

- Помнишь, как это было, - тихо сказал он, и в этот момент его рука ласкала мою шею. - Не позволяй воспоминаниям исчезнуть. Держитесь за то, что чувствовала со мною прежде.

Ветер внутри меня завывал все громче, пока мои глаза не обожгли слезы.

- Я не хочу так жить, Пэйн. Мне больно внутри. Я чувствую себя такой… холодной. Отрешенной. Одинокой.

У тебя есть я, милая, сказал он, когда я обняла его за талию. Его руки сомкнулись вокруг меня, и я упивалась восхитительным теплом, которое исходило от него и физически, и духовно. Я не отпущу тебя, Сэм. Тебе удалось найти путь к моему холодному, мрачному сердцу, и я не позволю тебе сейчас меня оставить.

Ты так приятно говоришь, сказала я, прижимаясь к нему все ближе. Но мы сейчас слишком много говорим и слишком мало занимаемся любовью.

Его губы сомкнулись на моих в самом сладком поцелуе, который я только могла вообразить. Ты определилась, чем мы займемся?

Да. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Пэйн. Я хочу, чтобы ты вновь показал мне, как прекрасно, что мы вместе. Я хочу, чтобы ты напомнил мне, как восхитительна твоя новая душа. Я хочу, чтобы ты спас меня от этого холода внутри. Люби меня, Пэйн. Пожалуйста, люби меня.

Нежность, с которой он раздевал меня, целуя каждый дюйм открывавшейся кожи, заставляла меня почти терять самообладание. Но я решила, что мы должны быть на равных, поэтому сконцентрировалась на том, чтобы заставить его умирать от желания, пока стаскивала одежду с него.

- Я думал, предполагается, что это я буду заниматься с тобой любовью, - сказал он, его голос напрягся, когда я взялась обеими руками за его эрекцию.

- По очереди. - Я щелкнула его языком по уху и нежно укусила за мочку и вдруг в удивлении отпрянула. - Пэйн?

- Не, серьезно - больше боли, хорошей боли, но если ты продолжишь меня так гладить, я не уверен, что продержусь.

Я отпустила его пенис и пару раз моргнула, прежде чем сказать:

- Хм. Шутишь. Поцелуй меня.

Его глаза осветились смесью юмора и возбуждения.

- Что ты думаешь о ролевых играх? Обычно я предпочитаю доминировать, но если хочешь, думаю, я смогу уступить эту роль тебе.

Прикосновение его рта к моему послало сквозь меня знакомую дрожь удовольствия, усиливая предвкушение того момента, когда я испытаю на себе его силу его желания. Я не могла больше ждать и просунула свой язык ему в рот, дразня, пока он не последовал моему примеру. - Ой! – Он в удивлении откинул голову.

- Я нечаянно, - сказала я, осторожно проведя языком по неожиданно острым, удлинившимся кончикам моих клыков. - Когда я прикусила твое ухо, они внезапно… они вдруг стали такими. Откуда они взялись? Почему они у меня появились? Ты же говорил, что я не буду пить кровь? Я могу избавиться от них, или они у меня теперь навсегда? Что я людям скажу?

Он засмеялся, притянул меня к себе покрепче и опять поцеловал, но на этот раз осторожно.

- Ты теперь Моравийка, любимая. У тебя появились острые клыки, чтобы пить кровь, когда тебе захочется. Твое тело будет переваривать ее и использовать так же, как и пищу. В твоем теле сейчас недосттаок гемоглобина, и оно хочет, чтобы ты пополнила его запас. Вот поэтому клыки и появились. Ты можешь втягивать их, если они тебя беспокоят, но они спрячутся, как только твое тело перестанет жаждать крови.

- Но почему они высунулись сейчас? – Спросила я, вздрогнув, когда острие одного из новых клыков укололо мне язык. Показалась бусинка крови с резким медным вкусом, ничем не отличавшимся от любого другого раза, когда я прикусывала язык.

- Сексуальное возбуждение очень тесно связано с жаждой крови. Твое тело жаждет от меня и того, и другого. Ты хочешь, чтобы я накормил тебя?

- Кровью? – Спросила я, наполовину испытывая отвращение, наполовину заинтригованная этой идеей. - Я не знаю, это никогда меня не привлекало, но…- я замолчала, не в состоянии облечь свои странные новые ощущения в слова. Вкус моей крови ничего мне не дал, и, когда мы Воссоединялись, кровь Пэйна не доставила мне большого удовольствия, но сейчас мысль впитать в себя его жизненную силу стала странно неодолимой.

- Тебе понравится, - сказал он, и на его губах появилась кривая ухмылка. - Почему бы тебе ни попробовать капельку, не слишком много?

Он прикусил кончик пальца, пока на коже не выступила пара ярко алых капель.

- Готова? – Спросил он, поднеся ко мне палец.

Я посмотрела на кровь.

- Я не знаю, буду ли когда-нибудь к этому готова, - проворчала я, но взяла кончик его пальца в рот и провела по нему языком, слизывая быстро выступающую жидкость. Не чувствовалось никакой горечи, никакого медного вкуса, только пряная кровь с насыщенным букетом, напоминающим глинтвейн. О! Она на вкус вообще не такая, как моя. Такая классная! Она и для тебя такая же?

Только твоя, любимая, ответил он, мягко вытаскивая свой палец у меня изо рта.

- Почему только моя? – Спросила я, облизывая губы, все еще ощущая ее послевкусие. Во мне ревела жажда большего, которая почти заглушала бесконечное завывание боли от потери души, но я подавила ее и втянула клыки, чтобы они стали нормальными. Пэйн тоже был голоден и не мог потерять крови больше, чем я.

- Ты - моя Возлюбленная. Твоя кровь для меня, как амброзия.

- О! - Мне это польстило. Я легла в центр кровати, приняв обольстительную позу. - Извини, что не могу сегодня вечером побыть твоим шведским столом. Я чувствую, как ты голоден. Но может, мы сможем немного отвлечься от этого?

- Любимая, сделать это будет не трудным. - Кровать прогнулась, когда он присоединился ко мне, встав на колени рядом. - Я думаю, что теперь опять моя очередь?

- О, да, - сказала я, позволив ему перекатить меня на спину, подтянув мои ноги так, что икры легли рядом с его бедрами. Я хотела ласкать его в возбуждении, которое радостно плескалась во мне, но откинулась назад, когда он приказал прекратить его отвлекать.

- Ты босс, - сказала я, выгибаясь, когда он опустил голову вниз и начал водить языком вокруг моего пупка.

- Да, и тебе это нравится.

- Нет. - Его язык проложил дорожку до моей груди. – Ну ладно, разве что немного.

- Только немного, хм? А если я скажу тебе, что собираюсь сосать твои восхитительные соски до тех пор, пока ты не окажешься на краю оргазма, а затем сконцентрирую свое внимание на твоих чрезвычайно чувствительных ушках, что ты сделаешь?

- Соски, - ахнула я, впившись пальцами в его плечи и потянув его вперед. - Уши! Прямо сейчас!

- И кто теперь босс? – Спросил он, прежде чем взять в рот кончик моей ноющей груди. Его рука заскользила к другому полушарию. Его пальцы игнорировали все, кроме затвердевшего соска, который требовал равного внимания. Я никогда не замечала, чтобы моя грудь прежде была особенно чувствительной, но, ощутив его горячий рот и танец языка, я передумала. Он сосал, он облизывал, он дразнил, пробовал на вкус и мучил, пока я извивалась под ним, и удовольствие, волна за волной, окатывало мое тело.

- Ты когда-нибудь думала о пирсинге на сосках? – Спросил он, порочно ухмыляясь, и, сделав паузу, уделил такое же внимание моей второй груди. В мягком свете блеснули его клыки, его глаза пылали от возбуждения, желания и, да, от любви.

- Нет! – Закричала я, выгибая спину, чтобы моя грудь получила то, чего хотела. - Да! Сделай это! Скорее, пока я не умерла!

Мгновение, прежде чем он укусил самый кончик моего соска, был мучительным, но не от боли, а от нетерпения.

Когда его зубы прокусили мою грудь, острый взрыв боли почти сразу же растворился в чем-то, похожем на наркотический экстаз. Когда он слизывал вытекающие капли крови, его язык касался моей трепещущей плоти, как самый нежный бархат.

Это был рай, это было блаженство, это было самое божественное чувство, какое я когда-либо испытывала… Пока он не переместился, и его рот не коснулся моих ушей в тот самый момент, когда он вошел в меня. Я вскрикнула, мои руки впились в его тело. И он заполнил меня не только твердой плотью, он заполнил пустоту во мне счастьем, теплом… и любовью. Она была похожа на сияющий луч солнца, пробивающийся из-за грозовых туч.

Мои ногти процарапали его спину, и я вцепилась в его ягодицы, сдвигая свои бедра и вбирая его в себя.

- Я хочу тебя внутрь! – Закричала я.

- Любимая, если я войду в тебя еще глубже, то выйду через твой рот, - пробормотал он, издав стон, когда я обхватила ногами его бедра, чтобы он сильнее вонзился в меня, и он укусил кончик моего уха.

- Я хочу тебя внутрь. Я хочу внутри всего тебя, - умоляла я. Мир начал разваливаться, когда я почувствовала знакомый наплыв экстаза. Не в состоянии сдержаться, я укусила его плечо - не нежным любовным укусом, а до крови. Когда мои зубы пронзили кожу, его спина неожиданно выгнулась. Я бросилась на него, заставив упасть на спину. Я встала на колени, чтобы впитать его образ. Он был таким красивым, таким мужественным, но не этого, внешнего, я жаждала - я хотела его сердце, его душу.

Он зарычал на меня, на самом деле зарычал, когда я сползла с его тела, и мои груди заскользили по всей длине его влажного пениса.

- Сэм, я говорил тебе, что люблю командовать сам.

- Прекрасно, - сказала я, сделав паузу, чтобы укусить его за бедро. Он ахнул от удивления. Я улыбнулась и слизала языком капельки крови, что выступили на коже. Я вела языком с одного соска до другого. Он на мгновение задержал дыхание в ожидании, укушу ли я его за сосок, как он меня раньше. Я успокаивающе ему улыбнулась, затем склонилась над ним и укусила в грудь. - Прикажи, что делать теперь.

Он задрожал, когда я слизала несколько капель крови, затем без слов вытянул ноги, подтянув меня к спинке кровати, схватил мои бедра и, прежде чем я смогла вздохнуть, пронзил меня.

- Люби меня! – Потребовал он, потянув меня вниз, чтобы поцеловать, его руки подстегнули меня ускорить ритм. Я укусила его за язык.

- Сэм! – Зарычал он, отдернувшись. Я наклонилась вперед и укусила его за губу.

- Я люблю тебя, Пэйн. Теперь заполни меня! Заполни каждый мой дюйм. Я хочу тебя всего!

Его мысли затопили меня эмоциями и ощущениями, которые переполняли его. Свет его любви почти ослеплял меня. Я чувствовала восторг, который он испытал, когда я укусила его, и не думая о том, что делаю, уткнулась в его волосы и укусила в мышцу, которая соединяла его шею с плечом. Он простонал что-то вроде извинений, а затем во мне вспыхнул болезненный, жаркий взрыв в таком же месте. Его оргазм взорвался жизнью, посылая волну за волной опьяняющего экстаза и сквозь него, и сквозь меня, вызывая мой собственный, когда каждый из нас одновременно и отдавал и получал жизнь.

Он наполнил меня, завершив меня, сделав меня снова целой… пока я не вернулась на землю и не оказалась такой же полой, такой же пустой, какой была до того, как мы начали.

Пэйн крепко сжимал меня в объятиях, и я ревела всю долгую, темную ночь.