Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Стимул-реакция






Фобии – весьма специфические примеры того, как внешний стимул запускает внутренние процессы, вызывающие в итоге нежелаемые переживания. Например, женщина может посмотреть вниз с высоты, почувствовать себя падающей и быть охваченной ужасом. Ее пугает не просто смотрение вниз, но и чувство падения, которое смотрение вниз вызывает.

Ко мне пришла женщина, жалующаяся на фобическую реакцию на половое сношение в обычной классической позе (случилось так, что именно ее предпочитал муж). Как только он ложился на нее, у нее возникала вспышка паники, она начинала кричать и бить его. Никакая степень сознательного желания с ее стороны не могла изменить эту последовательность событий. Возможные причины такой реакции были вне ее сознания, так же как и внутренние процессы, возникавшие в проблемном контексте. Как только она чувствовала вес на груди и животе, все исчезало, и затем она обнаруживала, что сбросила мужа, а сама вспотела и тяжело дышит от напряжения и страха. Применяя метод возвращения во времени мы выяснили, что ее старшие братья однажды прижали се к полу, сели на нее и зажали ей рот подушкой, чтобы не было слышно криков. Это было для нес борьбой не на жизнь, а на смерть. Эта детская сцена была давно забыта, но много позже в сексуальном контексте она снова переживала ощущение тяжелого веса на ее теле. Когда это произошло, это запустило бессознательные процессы, которые были связаны с ощущением тяжести в той сцене, где она боролась за свою жизнь.

Фобии вызывается не только внешними переживаниями, они могут возникнуть из-за внутренне порождаемых образов, звуков или чувств, или ощущений. Для человека с фобией змей подумать о прикосновении к змее вызовет реакцию, во многом похожую на ту, какая была бы на контакт с реальной змеей. Люди могут вызвать внутри себя, при весьма малом подтвержедении от внешнего опыта, эмоциональные состояния, которых они могут хотеть или, наоборот которые нежелательны. Важно знать как они вызывают такого рода реакции в самих себе. Точно так же знание о том, как поведение одного из членов пары вызывает определенные реакции у его партнера важно для понимания того, как возникает их общий опыт.

Мета-модель (Приложение 1) содержит лингвистический метод собирания информации относительно вербально выраженного стимул-реактивного или причинно-следственного поведения клиента. Вот как это описано в «Структуре магии»: " Причина и следствие. Этот класс семантически неверно сформированных Поверхностных Структур включает веру говорящего, что один человек (или ряд обстоятельств) может совершить некоторое действие, что с необходимостью вызывает в другом человеке переживание определенной эмоции или внутреннего состояния. В обычном случае, человек, переживающий эту эмоцию или внутреннее состояние, представляется не имеющим никакого выбора в своей реакции, кроме данного реагирования. Например, клиент говорит: «Моя жена заставляет меня сердиться (чувствовать себя сердитым)» Заметьте, что это Поверхностная Структура представляет смутный образ, в котором один человек (обозначенный как «Моя жена») выполняет некоторое действие (необозначенное), которое с необходимостью вызывает в другом человеке (обозначенном как «меня») переживания определенной эмоции («гнева»). Неверно сформированные Поверхностные Структуры, являющиеся членами этого класса, могут принимать одну из двух общих форм:

(А)

Х

глагол (причина)

Y

глагол (переживание)

Прилагательное (некая эмоция или внутреннее состояние)

где Х и Y – существительные, имеющие различные референциальные индексы, то есть относящиеся к разным людям. Представленная выше Поверхностная Структура принадлежит к этой форме.

Другая форма, которая часто встречается, – это лежащая за предыдущей Поверхностная Структура, следующего вида: «… ваш смех (перев.: буквально „то, что вы смеетесь“, отглагольная форма) отвлекает меня». Общая форма такова:

(В)

Х

глагол (причиняет)

глагол

Y

где Х и У также относятся к разным людям. Можно применять эту форму к приведенному примеру:

Ваш (Вы)

смех (смеетесь)

отвлекает

меня

Полезно сомневаться в утверждениях причины-следствия. Однако важно заметить, что существование стимул-реактивных (причинно-следственных) феноменов не отрицается лингвистическими усомнениями. Кроме того, неправильное формирование фразы возникает тогда, когда человек полагает, что у него есть только одна возможность реакции на данный стимул (причину). Именно здесь происходит искажение (не в том, что поведение жены определенным образом действует на мужа, а в том, что он обязательно будет реагировать гневом).

Хотя клиенты приходят с самого различного рода проблемами, беспокойствами, жалобами, надеждами и мечтами, эффективный терапевт изменяет один и тот же аспект каждого их них. То есть, эффективный терапевт не меняет стимулы, которые мир предъявляет клиенту, он меняет то, как клиент реагирует на стимулы. Даже если терапевт поможет клиенту сменить работу, место жительства, супруга или школу, если клиент не будет реагировать на новую среду более полезным образом, паттерны, которые привели его на терапию, повторятся. Это особенно очевидно в области сексуальных дисфункций, где часто изменение сексуальных партнеров не меняет паттернов сексуального поведения.

Проблемы, которые приносят клиенты – примеры того, как они реагируют на стимулы окружающего. То, что они пришли на терапию, свидетельствует, что они хотели бы иметь другие реакции или переживания по меньшей мере по отношению к некоторым аспектам этих стимулов. Часто новая реакция на старый стимул может произвести столь глубокое изменение, что все жизненные переживания клиентов в значительной степени улучшаются. Многим может показаться, что принятие представлений о причине и следствии или стимуле и реакции – это поражение в самом начале. Действительно, мы должны реагировать на стимулы, и эта реакция обычно происходит на бессознательном уровне. Кроме того, реакция часто предопределена тем, что происходило в нашем раннем развитии, когда мы не обладали способностями подвергать это мнению. На поверхности все это делает нас беспомощными. Действительно, эти идеи заставляли гуманистических психологов противопоставлять себя бихевиористам Это похоже на крыс в лабиринте.

Однако я вижу два принципиальных отличия: (1) мы можем изменить свою реакцию на большинство стимулов (2) мы можем обрести выбор из нескольких реакций на определенный стимул, и затем выбрать наиболее подходящий для достижения желаемых результатов в определенном контексте. Большая часть человеческого поведения, с которым мы имеем дело в терапевтическом контексте, – это приобретенное в научении поведение. В нашей культуре обмен рукопожатия – пример приобретенного поведения, которое затем происходит на бессознательном уровне. Если же последовательность поведения, ведущего к выполнению и завершению рукопожатия, будет прервана, вовлеченный в это человек может войти в весьма измененное состояние. (См. МилторЭриксон, Собр. соч., т. IV, стр. 437-438: «Самоисследование в трансе, следующем за индукцией посредством удивления во время рукопожатия»). Попробуйте это сами: когда кто-то протянет руку для рукопожатия, попробуйте не реагировать. Без сомнения, вам это покажется трудным. Подойти к звонящему телефону – другая приобретенная реакция, которую трудно преодолеть. Заметьте, как сознательный ум проводит различие относительно того, ваш ли это телефон. Если вы в гостях и т.п., то стимул-реактивный паттерн часто прерывается.

Процесс понимания языка – также феномен приобретенного стимул-реактивного поведения. Слова не имеют значения сами в себе и для себя, и совершенно незнакомый язык не передает нам значений. Язык состоит из специфических звуков, организованных в последовательности со специфическими интонационными паттерными. Эти определенные последовательности звуков и интонационные паттерны становятся значимыми, когда они ассоциируются с определенным чувственным опытом. Маленький ребенок сталкивается с феноменом собаки, и когда он видит и слышит ее, дотрагивается до нее, чувствует ее запах, ему также предъявляют звуки, составляющие слово «собака»' Этот процесс повторяется вновь и вновь, и два взаимосвязанных момента становятся связанными настолько глубоко, что становится практически невозможным сказать «собака» и не подумать при этом о собаке. Так что мы вполне искренне можем выступить с предложением: «Я дам тебе горшок золота на конце радуге, если ты не будешь думать о большой белой утке».

Точно так же ребенок научается связывать последовательность звуков с отсутствием определенного чувственного опыта – «спокойный», например. Такие слова как «комфорт», «любопытство», «интерес», «печальный», «счастливый» становятся связанными с определенными внутренними состояниями. Это происходит во многом аналогично тому, как звонок ассоциировался с пищей для павловских собак. Звонок становился представителем стимула, пищи, настолько эффективно, чтобы вызвать реакцию слюнотечения, вызываемого пищей. Поскольку язык обладает значением только по ассоциации с чувственным опытом, процесс понимания имеет место, когда специфические последовательности звуков запускают внутренние представления определенного аспекта или аспектов ассоциированного со словом чувственного опыта.

Точно так же ребенком вы научились ассоциировать определенные аспекты поведения в вашей семье со значениями, и научились реагировать соответствующим образом. Тон голоса матери, выражение лица отца, то, как была закрыта дверь, – все это стало влиять на ваше последующее поведение. Можете ли вы вспомнить, как выглядела ваша мать, и как это звучало" когда она сердилась? Когда она была испугана? Когда она была горда? Когда вы вспоминали, заметили ли вы, как меняются ваши собственные переживания? Можно научиться не реагировать на стимулы среды. Мы называем такое поведение патологическим, – кататонией, аутизмом и пр., и действительно это необычно – не проявлять внешних свидетельств реагирования на мир вокруг нас. Даже в наиболее тяжелых случаях кататонии и аутизма было показано, что это состояние может быть изменено, если найдены подходящие стимулы. Иными словами, существуют определенные стимулы, определенное поведение со стороны врачей или психотерапевтов, которое может вызвать реакцию, хотя нахождение таких форм поведения может стоить больших творческих усилий или по видимости не вполне соответствовать моральным нормам (см. Френк Фаррелли и Дж. Брандсма: «Провокативная терапия»).

Я полагаю, что верно, что реакция, выбранная индивиуумом на определенный стимул – лучшая из ему доступных, по меньшей мере при первом появлении. Бэндлер и Гриндер пишут по этому поводу в «Структуре магии»: " Из нашего опыта следует, что когда люди приходят к нам на терапию, обычно они приходят с болью, чувствуя себя парализованными, не видят возможности выбора или свободы действия в своей жизни. Мы обнаружили, что не мир слишком ограничен или в нем нет выбора, но что эти люди блокируют себя от видения этих возможностей и выборов открытых им, поскольку таковых нет в их моделях своего мира.

Почти каждый человек в нашей культуре в своем жизненном цикле переживает периоды изменения и перехода с которыми необходимо справиться. Различные формы психотерапии создали различные понятия для этих переходных точек. Важно, что одни люди могут пройти эти периоды изменения довольно легко, переживая эти периоды как время интенсивной энергии и творчества. Другие же, сталкиваясь с подобными же обстоятельствами, переживают их как время ужаса и боли – и эти периоды продлеваются, если первичной заботой становится просто выживание. Разница между этими группами людей видится нам прежде всего в том, что люди, которые справляются эффективно и творчески со стрессовыми ситуациями – это люди, которые обладают богатым представлением или моделью своей ситуации, такой, в которой они находят широкий спектр возможностей в выборе своих действий. Другие же люди воспринимают себя как имеющих мало выбора, и возможности, которые им видятся, непривлекательны для них – игра «природного неудачника». Вопрос для нас стоит так: каким образом разные люди, сталкиваясь с одним и тем же миром, могут переживать его столь по-разному? Как мы понимаем, это различие следует прежде всего из различия в богатстве их моделей. Так мы приходим к этому вопросу: как возможно, что люди поддерживают обедненные модели, которые причиняют им несчастья, перед лицом многоценного, богатого и сложного мира?

В понимании того, почему некоторые люди продолжают причинять себе боль и страдания, важно иметь в виду. что они не плохи, они не сумасшедшие и не больные. Они фактически делают лучшие выборы… доступные им в рамках их особой модели. Иными словами, поведение людей, каким бы странными оно первоначально ни казалось, имеет смысл, когда оно рассматривается в контексте выборов, порождаемых моделью человека. Трудность состоит не в том, что они делают плохой выбор, а в том, что у них нет достаточного выбора…" Человек может добавить новую, более полезную возможность реагирования почти на всякий стимул. Фактически люди могут научиться любому количеству реакций на данные стимулы и в результате иметь возможность выбирать из них наиболее подходящие. Именно это происходит, когда люди растут и изменяются эмоционально, обогащая межличностный аспект своей жизни.

Очень часто ригидные паттерны реакций являются результатом раннего научения. Определенные стимулы отсылают нас обратно к детству, где наши взрослые ресурсы становятся недостижимыми. Я часто использую такой пример для демонстрации этого на семинарах. В детстве большинство из нас научились реагировать разной степенью страха на резкий, громкий голос, суровое лицо и направленный палец. Большинство из нас научились тому, что такая картина означает угрозу физического наказания и, в конце концов, является выражением гнева. Когда мы были детьми, эмоциональное и физическое благополучие могло быть под угрозой, или во всяком случае мы могли так думать. Некоторые, даже очень компетентные взрослые реагируют на подобное конгруентное выражение прежним страхом. И даже если они знают, что подобное выражение используется лишь для целей демонстрации, реакции по-прежнему возникает, будучи порождаемой не бессознательном уровне.

Таким образом, стимул Х вызывает реакцию Y

И каждый раз, когда появляется X, оно запускает Y.

Графически: Х -» Y.

Этот общий поведенческий паттерн показывает, как специфические стимулы могут вызвать состояние, в котором выбор очень ограничен. Редко громкий словесный окрик действительно должен вызвать страх у взрослого. Скорее, ряд иных реакций может быть более полезным: прислушаться к тому, что было сказано, оставаться спокойным, крикнуть что-то в ответ, засвистеть, и т.д. Я представлю далее множество методов достижения процесса переучивания, который ведет к тому, что стимул становится точкой выбора, а не ведет к автоматической реакции:

Стимул Х вызывает возможности реакций А, В, С, D, Y, Z.

Пример из области сексуальных дисфункций может пояснить это.

Двадцатидвухлетняя Мери пришла на терапию, потому что она не могла – хотя и решилась на это – иметь сексуальные отношения со своим избранником. Было выяснено, что причина дисфункции возникла, когда ей было чуть больше десяти лет. Ее дядя сексуально совратил ее. Самого по себе этого не было достаточно для того, чтобы вызвать сексуальную дисфункцию, но страх, боль и вина, которые Мери пережила в этом эпизоде, оказались связанными с видом эрекции пениса. Когда Мери видела эрекцию пениса, она реагировала чувствами страха и отвращения. Они с женихом попытались преодолеть эту реакцию, начиная сексуальные отношения в полной темноте. Однако когда Мери почувствовала эрегированный пенис, это внутренне вызвало в ней визуальной образ его, и тут же запустило нежеланную реакцию.

В этом нет ничего необычного. У большинстве из нас наличные стимулы вызывают воспоминания. Запах духов первого возлюбленного, или звуки музыки, которая тогда звучала, могут наполнить нас воспоминаниями и конгруентными этим воспоминаниям переживаниями. Как многие другие человеческие процессы, этот может усилить наши переживания в некоторых случаях. Однако в других он может жестоко обеднить их.

Что касается Мери, переживания, вызванные визуальным образом эрегированного пениса, были вполне уместны относительного того опыта, когда ей было тринадцать лет. Но они не уместны в отношении к сексуальному опыту с женихом; однако она не могла сознательно управлять ими. Точно так же реакция страха и испуга на громкий крик и указывающий палец также пример возникновения чувств, которые принадлежат прошлому, и которые не обязательно уместны в настоящем. Хотя страх может быть полезным предупреждением в случае опасности, он также может быть реакцией, ограничивающей способность человека эффективно действовать, когда он вызывается без необходимости или неуместно. Ситуация, которая может испугать ребенка (часто не без основания), не обязательно должна беспокоить также и взрослого, который в идеале приобрел новые ресурсы обращения с миром, те, которых у ребенка не только не было, но он мог даже не знать об их существовании.

Успешное вмешательство в таких случаях требует прерывания паттерна, в котором Х запускает Y, и превращения Х в точку выбора, где клиент может выбирать более удовлетворительную реакцию (на бессознательном уровне). Должны быть созданы новые возможности реагирования, из которых клиент мог бы выбирать. Эти новые возможности должны, разумеется, активироваться стимул-реактивным образом, так же автоматически, как Y. Старая реакция сохраняется как одна из возможностей. Поскольку она основана на основательном прежнем научении, возможно, что эта реакция может быть полезной в какой-нибудь ситуации в будущем. Я полагаю, что всякая реакция может быть полезной в определенное время и в определенном контексте. Когда новая приобретенная реакция интегрируется в поведение клиента, необходимость в терапевтическом вмешательстве прекращается. В случае Мери я прибегла к технике, называемой визуально-кинестетическая диссоциация. В результате Мери смогла поддерживать чувства, конгруентые переживаниям и ситуации в настоящем, чувствуя себя спокойно и уверенно, вспоминая живо свой прошлый опыт. Чувства, которые были связаны с тем опытом, были отделены от того, что она могла по-прежнему визуализировать воспоминания. Для Мери страх и отвращение были отделены от ее нынешнего опыта и стали частью вспоминаемой картины. Следовательно, она смогла переживать другие чувства, более подходящие опыту в настоящем. Реакция Мери на пенис была таким образом открыта к новым возможностям. Жених Мери – нежный, любящий мужчина, – получил инструкции, как создать позитивные ассоциации для Мери в естественно возникающих сексуальных стимулах. И это прекрасно удалось.

Вот что пишут Мастере и Джонсон относительно феномена интенсивного переживания, влияющего на последующий подобный опыт: «Часто одно определенное событие, один специфический травматический эпизод оказывается достаточным для того, чтобы ограничить способность, желание, интерес мужчины к тому, чтобы эякулировать интравагинально. Бывает, что мужчина теряет эякуляционную способность вследствие физического травматического эпизода, но часто травма является чисто психологической… Интересно отметить, что хотя очевидно и существуют случаи, когда первичная импотенция предопределена предыдущим влиянием окружающего, часто имеют место психосексуальные эпизоды, когда травма прямо ассоциируется с первым опытом коитуса, создающим негативный психосоциальный паттерн, влияющий на сексуальную дисфункцию и даже на жизненный стиль травмированного мужчины». (Мастерс и Джонсон, однако, не предлагают специфических техник для работы с такими случаями). Таким образом, когда определенные стимулы запускают нежелательную реакцию, вам нужно определить этот процесс и прервать его таким образом, чтобы возникла новая, более полезная реакция, или выбор из нескольких реакций.

 

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.011 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал