Б) Состояние составных частей человеческого естества, его существенных свойств и сил в истинном христианине и человеке-грешнике

Указанная прежде противоположность людей, живущих по духу Христову, под действием Божией благодати, и людей, чуждых сего духа и отметающих благодать, откроется еще с большею очевидностию, когда увидим, како­во состояние общего устройства всей приро­ды человеческой и главных ее свойств и како­во состояние ее сил и способностей.

Общее устройство природы человеческой определяется сочетанием разных сил ее и спо­собностей и разных частей ее состава. Так, все разнообразие наших внутренних действий со­знаваемых сводится к трем исходным началам, или силам: познающей, желающей и чувствую­щей. Все же силы сии сосредоточиваются и схо­дятся в нашем лице, в нашей личности, в том, что говорит в нас: я, которое есть слияние и не­раздельное единство всех сил. Они в нем сцен­трированы и исходят из него, как из фокуса.

Далее, то, что познания, желания и чувство­вания являются в нас не только на различных степенях, но даже в противоположных направ­лениях, заставляет, кроме других оснований, допускать в составе существа человеческого три части: дух, душу и тело*, из коих харак­тер первого — отрешение от чувственного, последнего — погружение в нем, средней же — совместность того и другого. Цель и назначе­ние первого есть общение с Богом и миром ду­ховным, последней — посредничество в сно­шении с миром чувственным; средняя долж­на от чувственного через дух восходить к Богу и одуховляться и от Бога через дух низводить одуховление чувственному. Части сии в соста­ве нашем не лежат одна подле другой, но все, так же как и способности, сходятся в нашем лице (я), ему присвояются и суть для него по­стоянные средства. Лицо человека (я) есть единство духа, души и тела.

К существенным свойствам человека при­надлежит то, что он одарен сознанием, может говорить о себе — я, или есть лицо. Это такое свойство, по коему человек, утверждая свое собственное бытие и бытие вещей вне себя, от­личает их от себя, а себя от них, говорит о се­бе — я, а не они, а о тех — они, а не я. Оно по­лучает название самосознания, когда обраща­ется внутрь, к себе исключительно. В сем об­ращении в себя оно опять может отличать себя от своих действий, или свое бытие от того, что исходит из него, возносясь как бы над тем и другим. При сем, так как к бытию нашему мо­гут прилагаться чуждые, сторонние силы, то сознавая свое бытие, он может сознавать себя не как себя, а как иное лицо (у бесноватых).

Разумно-свободная самостоятельность. Самостоятельность принадлежит существу, которое не есть явление другого существа, а само есть источник всех явлений от него ис­ходящих. Таких самостоятельных существ много (субстанции). Отличительное свойство человеческой самостоятельности состоит в том, что он не только производит действия, но и видит их, не только видит, но и правит ими по своему усмотрению и разуму. Это свойство однозначительно с разумною свободой.

Жизненность. Человек есть живое суще­ство. Есть силы мертвые, например, электри­чество, магнетизм. Они в каждое мгновение суть то, чем быть им должно, не развиваются. Человек в минуты происхождения не есть то, чем ему быть должно, а развивается, образу­ется, растет, преспевает. И растение сначала, в семени, есть только будущее возможное ра­стение; становится же действительным расте­нием через принятие в себя чуждых элемен­тов и усвоение их себе. Возрастание духовной природы человека происходит другим поряд­ком. Она зреет разнообразием собственных произведений: мыслей, чувств, желаний и дел, которые, обращаясь внутрь, осаждаются как бы в ней и составляют для нее пищу или эле­мент возрастания. Посему свойство жизни ее всегда можно определять свойством ее дей­ствий. Особеннейшая же черта жизни, свой­ственной человеку, есть бессмертие, предпола­гающее бесконечную его усовершимость.

Теперь спрашивается, в каком состоянии соотношение составных частей существа чело­веческого и его способностей и существенные свойства, прежде чем человек станет жить по-христиански и после того, как он решится на сие дело и окрепнет в нем.

Естественное отношение составных частей человека должно быть, по закону подчинения меньшего большему, слабейшего сильнейше­му, таково: тело должно подчиняться душе, душа — духу, дух же по свойству своему дол­жен быть погружен в Бога. В Боге должен пребывать человек всем своим существом и сознанием. При сем сила духа над душою за­висит от соприсущего ему Божества, сила души над телом — от обладающего ею духа. По отпадении от Бога произошло и должно было произойти смятение во всем составе че­ловека: дух, отдалившись от Бога, потерял свою силу и подчинился душе; душа, не воз­вышаемая духом, подчинилась телу. Человек всем существом своим и сознанием погряз в чувственность. Человек, до приятия новой жизни в Господе Иисусе Христе, именно на­ходится в этом состоянии низвращенного со­отношения составных частей его существа, подобие которому представляет зрительная трубка, когда составные ее части вдвинуты одна в другую.

Так, Слово Божие, говоря о грешниках, забывающих Бога, постоянно почти называет их плотскими, редко — душевными, а духовны­ми не только не называет, даже почитает их противоположными таковым.

Еще о первом допотопном мире сказал Бог: не иматъ Дух Мой пребывати в человецех сих, зане суть плоть (Быт. 6: 3). Явно, что предан­ность плоти погашает дух и отчуждение от Бога. У пророка Давида говорится: человек в чести сый не разуме, приложися скотом не-смысленным и уподобися им (Пс. 48: 13), то есть честь богоподобия, отраженную в его духе, заменил скотством, предавшись плоти. Апостол Павел о состоянии людей до приня­тия благодати в христианстве говорит, что тогда они были во плоти, потому страсти греховные действовали в них (Рим. 7: 5), жили в похотех плоти, творяще волю плоти и по­мышлений (Еф. 2: 3), или, как говорит апостол Петр, вслед плотския похоти сквернения хо­дили (2 Пет. 2: 10). Апостол Иуда неверных прямо называет телесными, духа не имущи­ми (ст. 19). И вообще, в Слове Божием пло-тяности приписывается все зло. Сущий по плоти, плотская мудрствуют, мудрование же плотское смерть и вражда на Бога есть (Рим. 8: 5, 7), подчинившиеся коему Богу угодити не могут (Рим. 8: 8), почему пожнут от пло­ти истление (Гал. 6: 8).

Душевность же в человеке, не приявшем благодати или потерявшем ее, как облако ка­кое стоит между лицом человека и Богом, пре­секая общение между ними. Тот, кто порабо­щен преимущественно ею, или душевен чело­век, не приемлет, яже Духа Божия (1 Кор. 2: 14). Преобладание души, равно как и преоб­ладание тела, есть отрицание жизни по духу. Святой апостол Иаков, перечислив страсти, коим удовлетворяет и по которым действует человек, не приемлющий яже Духа Божия, с большой точностию прибавляет: несть сия премудрость от Бога, но земна, душевна, бесов-ска (Иак. 3: 15). Слова: душевный, земной, не Божий — однозначительны...

Где же дух у такого рода людей? В них же, но, состоя в подчинении душе и телу, он замо­рен и совсем почти не действует свойствен­ным ему образом. Его присутствие в них мож­но узнавать, с одной стороны, по безгранично& amp; shy; сти некоторых душевно-чувственных стремле­ний, несвойственных душе и плоти по их природе, с другой — по бывающим нередко состо­яниям сих людей, в коих они отрешаются от земли наперекор требованиям души и плоти. В последнем случае дух покушается как бы войти в свои права. Мучения совести, боязнь Судии — Бога, постоянная тоска — это суть его действия на душу, его стоны, отзывающиеся в сознании душевном. Так, в людях чувствен­ных и душевных дух тлеет, как искра под пеп­лом. Возбуди его или, лучше, не мешай ему возбуждену быть Словом Божиим, проходя­щим до разделения души и духа (Евр. 4: 12), и он явится во всей своей силе и власти.

В человеке же, прилепившемся к Господу Иисусу Христу и благодать Его приявшем, все сие имеет себя иначе. Как свойственно рабу Христову, он распял плоть свою со страстьми и похотъми (Гал. 5: 24). С первого раза, ког­да только полагает еще намерение работать Господу, он определяет уже себя на самоумер­щвление, а потом и постоянно не по плоти ходит, но по духу (Рим. 8: 1, 4), духом умерщ­вляя деяния плотския (Рим. 8: 13). Он как бы несть во плоти, но в дусе, и не должен плоти, еже по плоти жити (Рим. 8: 9, 12).

Прияв слово, проходящее до разделения души и духа (Евр. 4: 12), он берет душу в свою власть и приносит ее в жертву Богу (Мф. 10: 39), начинает огребатися от похотей, яже воюют на душу (1 Пет. 2: 11), подчинять ее сло­ву, могущему спасти (Иак. 1: 21), и таким об­разом преобразует ее всю, назидает ее духом чрез веру или послушание истине (1 Пет. 1: 22; Иуд. 1: 20), приучает ее предавать себя в бла­готворение (1 Пет. 4: 19), и сердце ее обрезы­вает духом (Рим. 2: 29), и все богоугодное, еже аще творит, заставляет творить от души, чего прежде она не хотела (Кол. 3: 23). Работая та­ким образом Богу всею душею и от души (Еф. 6: 6; Мф. 22: 37), он обретает покой душе своей (Мф. 11: 29), прозревая кончину веры — спасе­ние души (1 Пет. 1: 9), что, как котву, имел для души своей (Евр. 6: 19).

Вследствие сего у него жизнь духовная со­вершенно поглощает жизнь плотскую и душев­ную. Он прославляет Бога в душе и телеси сво­ем (1 Кор. 6: 20); у него все производится в духе и духом; служит он Богу и работает духом и в обновлении духа (Рим. 1: 9; 7: 6; Флп. 3: 3), тща­нием он неленив от того, что горит духом (Рим. 12: 11); ходит духом и похотей плотских не со­вершает (Гал. 5: 16); сеет в духе (Гал. 6: 8); ис­полняется духом (Еф. 5: 18); к слушанию исти­ны преклоняется духом (1 Пет. 1: 22).

Отчего так? Христианин ходит духом отто­го, что живет духом (Гал. 5: 25), что Дух Божий живет в нем (Рим. 8: 9; 1 Кор. 3: 16); что он стал храмом живущего в нем Духа Святаго, напоился Духом (1 Кор. 12: 13; 1 Кор. 3: 16; Еф. 2: 22). Сей Дух, пришедши через слово, разделившее душу и дух, высвободил сей последний из тес­нивших его душевно плотских уз, ибо где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3: 17), и тем по­ложил начало новой, духовно благодатной жизни (Рим. 8: 23). С таким обручением духа (2 Кор. 1: 22) зреет потом потаенный сердца че­ловек в неистлении кроткого и молчаливого духа (1 Пет. 3: 4). Христианин больше и больше ут­верждается Духом Божиим — во внутреннем человеке; вселяется верою Христос в сердце его, в любви вкореняемое и утверждаемое (Еф. 3: 16), ибо прилепляяйся Господу един дух есть сГосподем (1 Кор. 6: 17); почему вышних ищет, идеже есть Христос одесную Бога седя, горняя мудрствует, а не земная, и живот его сокровен есть со Христом в Боге (Кол. 3: 1, 3).

Отсюда видно, что истинный христианин и нехристианин, или христианин ложный, по составным частям существа человеческого состоит в противоположности. Что у одного первое, то у другого последнее. У того первое — дух, у сего он заглушён; у того первое — плотяность, у сего она отрицается, подавляет­ся, распинается, умерщвляется. Средняя душа подчиняется, очевидно, господствующему: у одного — духу, у другого — телу. Посему ис­тинное соотношение частей существа челове­ческого: совершенный дух, душа и тело (1 Сол. 5: 23) — есть только у тех, кои соделались Хри­стовыми. В них, следовательно, и истина че­ловеческого существа; вне же христианства не истина, а ложь — как бы призрак человека.

Не показалось бы кому жестоким слово сие. Жаль некоторых язычников, так высоко сто­ящих во мнении, и некоторых именующихся христианами, силы же его отвергшихся, кои тоже не без заметных достоинств. Но потер­пите. Чем дальше, все будет яснее и яснее рас­крываться проводимая нами истина, что ис& shy; тинно человеческая жизнь на деле может быть видима только в христианстве, в тех, кои сочетаваются с Христом и приемлют Дух Его.

Теперь об общем состоянии и соотношении действующих внутри нас сил. Силы сии, ис­ходя из нашего сознания или лица (я) и в него возвращаясь, должны пребывать во взаимной связи и согласии между собою, под управле­нием своего неточного начала. Взаимопроникновение и взаимовспомоществование при за­висимости от действующего лица есть есте­ственное состояние их.

Но в человеке-грешнике, отпадшем от Бога и пребывающем в сем падении, как представ­ляет опыт, силы сии являются как бы отпадшими от его лица, ставшими в некоторую от него независимость и самоуправствующими. Что значат, например, обыкновенные у нас слова: сделал бы, да не хочется; или пусть это не так хорошо, но мне очень хочется; или сер­дце не лежит — поди ты с сердцем; или пове­рил бы, но разум не покоряется; ум — царь в голове, куда деваться мне с моим разумом? Эти и многие другие выражения значат, что силы сии перестали быть во власти человека, но или управляются сами собою, или подлежат влиянию сторонней силы. Отпадши же от лица человека, они потеряли взаимную точку соеди­нения, а вместе с тем перестали получать и взаимную друг от друга помощь и не имеют уже того, чем одна обыкновенно пользуется от других. Так разум заоблачен, мечтателен и от­влечен, потому что не удерживается сердцем и не правится волею; воля своенравна и бессер-да оттого, что не слушает разума и не смотрит на сердце; сердце неудержимо, слепо и блажно, потому что не хочет следовать указаниям разума и не отрезвляется силою воли. Но мало того, что силы сии потеряли взаимную по­мощь, они приняли некоторое враждебное друг против друга направление: одна отрицает дру­гую, как бы поглощает ее и снедает. Оттого преобладание сердца имеет с собою в связи слабость ума и непостоянство воли, как бы бес­характерность; преобладающее стремление к познаниям ведет за собою ослабление деятель­ности или беспечность воли и нечувствие или холодность сердца; преобладание воли всегда сопровождается односторонним направлени­ем, упорным, не внимающим никаким дово­дам, -— там душа не слушает никаких убежде­ний и недоступна для потрясений сердечных. Таким образом, внутренний мир человека-грешника исполнен самоуправства, беспоряд­ка и разрушения. О таком состоянии свиде­тельствует преимущественно опыт, но и в Сло­ве Божием можно находить немало на то ука­заний, хотя оно изображает не столько душев­ные силы и их состояние, сколько дела чело­века — произведение всех сил. В сем отноше­нии очень замечательны следующие места.

Так, апостол Павел в Послании к Римля­нам в 1-й главе изображает большое смятение и нестроение внутреннее, какое бывает в греш­никах и нечестивцах, производя его из отпа­дения от Бога. Разумеете, говорит, Бога, они не яко Бога прославиша (ст. 21), то есть пре­зрели Бога, отпали от Него, отвергли Его. Следствием сего естественным было то, что сердце у них стало слепо, воля — своенравна, ум обезумел осуетишася помышлении (жела­ниями), омрачися неразумное их сердце (ст. 21) и объюродеша (ст. 22). За сим естественным следствием настало другое, как казнь от Бога... предаде их Бог в похотех сердец их (ст. 24), то есть своенравию сердца, страсти безсчестия (ст. 26), то есть упорному разврату воли, в неискусен ум (ст. 28), то есть неблаго­разумию, мечтам и отвлеченностям (отнял практический разум).

Тот же апостол в Послании к Ефесянам (4: 17-20), называя язычников или неверующих отчужденными от жизни Божией, здесь же изображает состояние их души, именно что они ходят в суете ума, то есть в призрачных, фантастических построениях умственных, идеальных, страждут окаменением сердца, то есть бессердием и нечувствием; предали себя студодеянию, то есть буйству и увлечениям воли.

Человек же, к Богу обратившийся и в Свя­той Церкви с Господом Иисусом Христом со­единившийся и в Нем обновившийся, в Сло­ве Божием изображается совсем в противо­положном виде. Так, апостол Павел молится об ефесянах (Еф. 3: 16-19), да даст им Бог силою утвердитися Духом Его во внутреннем человеце, да дарует то есть нравственную силу воле через союз со Святым Духом, да даст вселитися Христу верою в сердца их, да будет то есть у них сердечное сочетание с Христом Спасителем, да возмогут разу мети, то есть из сего опытного вкушения Христа Господа да черплют духовный разум и да ис­полнятся во всяко исполнение Божие, то есть из совокупности всего сего или из соедине­ния их с Богом всеми силами пусть состав­ляется полнота свойственных христианам внутренних совершенств или, под сим усло­вием, их внутреннее да будет приятелищем. или сосудом, который беспрерывно напол-. нялся бы приливом от Бога совершенств ду­ховных... Видимо, как во Христе Иисусе дух человека становится крепким или скреплен­ным в себе сосудом.

В том же Послании (Еф. 4: 22-24) существо христианства, или истину о Христе, апостол описывает так: отложити вам, по первому жи­тию, ветхого человека, тлеющаго в похотех пре­лестных — этим заповедуется обновление сер­дца; обновлятися же духом ума вашего — здесь изменение ума; и облещися в нового, созданного по Богу в правде преподобии истины — тут пре­ображение воли! Сим местом указывается, что в христианине совместно и единовременно об­новляются все силы его существа и притом все в одном духе и в одном направлении.

В Послании к Филиппийцам апостол изоб­ражает, что мир Божий, превосходящий вся­кий ум, водворяется в сердце вместе с вселе­нием в нем Бога мира (Флп. 4: 7-9). Чтобы не возмущать сего мира, он заповедует им: все по­мышления свои, или иначе, действия всех сво­их способностей обратить на богоугодное, именно: ум — на истинное, волю — на правед­ное, сердце — на прелюбезное. Какая душа это сделает, та способною становится быть жили­щем Бога мира. Посмотрите притом, все сии богоугодные предметы апостол прежде указал филиппийцам, и они уразумели их, приняли их и покорились им, то есть заняли себя ими всех всецело, по всем силам.

Такое же совмещение деятельности всех сил в одном, как характер жизни христианской, указывается и в следующих местах: Кол. 1: 9-11 — апостол молится о колоссянах, да исполнятся в разуме воли Божией во всякой премудрости и разуме духовном, яко ходити им достойне Богу во всяком угождении и проч.; Кол. 2: 1-7 — апостол молится о всех, да уте­шатся сердца всех, снемшихся в любви, и во всяком богатстве извещения разума, в позна­ние тайны Боги и Отца и Христа... и проч.; Кол. 3: 12-16 — Облецытеся во утробы щед­рот... мир Божий да водворяется в сердцах ваших... Слово Христово да вселяется в вас богатно во всякой премудрости и проч.; Еф. 5: 15-19 — Блюдите, како опасно ходите, не яко-же не мудри, но якоже премудри... не бывайте несмысленни, но разумевайте, что есть воля Божия... исполняйтеся Духом, глаголюще себе во псалмех и пениих и песнех духовных и проч.

Из них видно, что в душе истинного хрис­тианина совсем не бывает того нестроения, какое неизбежно в человеке, непричастном Духа Христова. Все его способности действу­ют совместно, устремлены на одно, состоят в подчинении ему, как лицу, почему и приписы­ваются ему целость, полнота, здравие.

В правилах святых подвижников о том, как питать душу свою истиною Божиею через благоговейное размышление о ней, видно, как самым делом должны быть совмещены все силы в одном. Старцы Божии заповедуют, обыкновенно, держаться при сем следующе­го порядка: сосредоточь внимание свое на из­бранном тобою предмете, например, присут­ствии Божием, смерти, крещении и рассмат­ривай его с разных сторон. При сем каждую родившуюся у тебя мысль старайся прово­дить до чувства или внедрять в сердце; напри­мер, из мысли о близости смерти роди страх или раскаяние, из помышления об обетах кре­щения — радость или печаль и проч. Заклю­чай же всякое размышление выводом правил для себя применительно к твоей жизни и тво­им обстоятельствам, например, Бог везде есть, все видит, следовательно, и меня; не буду же я допускать худых помыслов — луч­ше умру, нежели согрешу; а в таком-то слу­чае буду поступать так и так, чтобы не про­гневать Бога, видящего меня. Таким образом действования, очевидно, скрепляются все силы духа или весь состав внутренней жиз­ни человека, вся жизнь беспрерывно движет­ся и подновляется.

Есть и другое правило, которое показывает, как все силы духа должно держать в своих руках, именно: утром, по молитве, сядь и расчис­ли, что тебе необходимо делать в продолжение дня: где быть, с чем и с кем встречаться — и применительно тому наперед определи, что где помышлять, что сказать, как держать свою душу и тело и проч. Это значит, что истинный христианин должен сам держать себя в руках, сам заведовать всеми движениями своей души, а не позволять им происходить самим собою, как бы без его ведома. Он должен быть сам владыкою всего внутри его происходящего, владыкою своих сил.

Из всего предложенного может всяк усмот­реть, что в истинном христианине все силы в деятельности своей зависят от него самого, а не самовластно движутся, что в сей деятельно­сти везде действуют совместно, не раздробля­ясь и не отделяясь одна от другой, вспомоще­ствуя себе взаимно и взаимно возвышая об­щую жизнь духа, так что она от сего есть цела и крепка, есть достойный сосуд пребывающе­го и покоящегося в нем Бога. В грешнике же этого нет, а есть все противное, как видели. Сам он сего не видит и говорит о себе, что цел и здоров, в чем и беда его. Но и тем, кои отка­зались от грехов, надо внимать себе, чтобы не попасть хоть временно в такое разложение сил, какое бывает в преданных греху... ибо и это опасно. Уразумевая сие, внимай себе всяк.

Вслед за изменением соотношения составных частей человека и главных его способностей не могут не изменяться и существенные свойства его лица, ибо сие лицо есть центр и частей, и способностей. Потому состояние сих последних непосредственно отражается в первом и его оп­ределяет, как и обратно им определяется.

Между сими свойствами первое место зани­мает сознание. Оно есть свойство, исходное для других, есть прямое свойство лица и как бы истолкование его. В производстве своем оно, полагая бытие себя и бытие существ вне су­щих, отличает себя от них и их от себя. Следу­ющее условие к совершенству сознания или к стоянию его в своем чине есть возвышение на­шего лица и над собою, и над внешним миром. Где нет сего возвышения, там сознание долж­но быть мутно, неопределенно, безотчетно или приближаться к животному самочувствию.

Но о человеке до восприятия им благого намерения жить свято, по-христиански, о че­ловеке, работающем греху и страстям, несом­ненно известно, что он не возвышается над внешним миром, а напротив, увлекается им, живет в нем, как бы сорастворяется с ним, почему и называется внешним, вне себя живу­щим, ушедшим из себя. В себя приходит он уже в обращении. Благосостояние внешних вещей своих он считает благосостоянием собственного лица и, напротив, неблагососто­яние их — своим несчастием. Оттого покуше­ние на ущерб или самый ущерб в одежде, доме, мебели, месте и проч. глубоко потрясают его, поражают в самое сердце.

Не возвышается он также и над внутрен­ним своим миром, но так же, как внешними вещами, увлекается и механизмом внутренних своих движений. Обыкновенно говорят: я за­думался, был в забытье, не помню, что со мною было и около меня...то есть в это время он увлекался движением мыслей, или был вне себя от радости, убит горем, в сердцах вышел из себя... то есть предал себя движениям сер­дца; или не вспомнишься в хлопотах и забо­тах: то нужно, другое нужно... то есть беспре­рывно гонять все вперед и вперед многообраз­ные желания воли. Очевидно, что преданный греху не властен над внутренними движения­ми, а втеснен как бы в них, влечется ими, как воин, стесненный внутри полка. И это не на один только час, а постоянно. Таков уж закон его жизни внутренней: вестися как ведомому.

Итак, у человека-грешника ясного созна­ния быть не может. Его и нет. Он ходит как в тумане, как бы обуморенный, кружится как в вихре. Как полусонный слабо различает предметы от себя и полусознает только себя таков и преданный страстям. Это явление очень странно: в гордости он никого не счи­тает выше себя, а между тем сам себя слабо сознает.

Особенный оборот сознания есть самосоз­нание, или самопознание. Оно преимуществен­но обращено внутрь и различает себя от сво­их действий, опять возносясь над тем и дру­гим. Сие самосознание еще более слабо у че­ловека страстного, лишенного благодати. Ибо для сего надобно знать свои действия, знать себя и отделять себя от своих действий.

Но у него:

Нет достаточного знания собственных сво­их действий. Он не знает не только, что сде­лано вчера, даже ныне или за несколько часов. Он находится непрестанно в заботливом дей-ствовании, а не знает, что делать, как будто сии действия не от его лица происходили. Это от­того, что слишком увлеченный потоком соб­ственных действий и оглянуться на себя не имеет он времени.

Нет знания себя, ибо это знание слагается из знания собственных действий и своего от­ношения ко всему прочему существующему. Но ни последнего, ни первого в нем нет. По­тому он не скажет, что, собственно, он значит, что его ожидает, в каком он состоянии, какое главное его настроение, главный недуг и чем помочь ему.

Потому нет и различения себя от своих дей­ствий. Это опаснейшее из обольщений лица грешного. Все, что возникает внутри, считает он собственно собою и стоит за то как за себя, как за свою жизнь. Оттого и отказать себе ни в чем не хочет.

Между тем мало ли всевается в нас со вне от сатаны и мира, кроме того, что возникает от живущего в нас греха, которого тоже не сле­дует считать собою?

По всем сим причинам и опытам надо по­лагать, что грешник не знает себя как следует.

Такое состояние сознания и самосознания у грешников, потерявших благодать, и у не­верных, не приявших благодати, называется сном, почему к каждому из них говорит апос­тол: востани спяй (Еф. 5: 14), также слепотою, сидением во тме и даже прямо — тмою. Каждый из таковых слеп есть, мжай, забвение прием (2 Пет. 1: 9). Грешник живет в самозаб­вении, видит как во мгле и даже больше — хо­дит как слепой. Посему Спаситель, как обе­щано было, и пришел отверсти очи слепых, извести от уз связанных и из дому темницы седящих во тме... (Ис. 42: 7). Грешник, как в темнице какой, заключен во внутренней сво­ей тьме самоневедения и самозабвения, из ка­кой изводится Спасителем. Напоминая о сем благе, апостол Павел говорит: Весте иногда тма, ныне же свет о Господе (Еф. 5: 8), то есть как прежде в вас, по густоте мрака, ничего не было видно, так теперь все видно, по благо­дати Господней.

И действительно, сознание благодатно жи­вущего во Христе совсем не то, что сознание работающего греху и страстям. Они отличают­ся как света и тьма. Первое действие благодат­ного пробуждения грешника состоит в извле­чении души из механизма его внутренней и внешней жизни и в возвышении над течени­ем ее... Здесь, следовательно, полагается пер­вая возможность сознанию истинному и пол­ному. С сей минуты оно и начинается, ибо первый взор человека под действием благода­ти обращается на его существенные отноше­ния: на них прежде всего падает свет ее. Затем уже внимательный к себе не сходит с сей вы­соты духа. Око его вознесено над всем своим и над всем соприкосновенным к нему, и все то сознает и видит он ясно, как страж какой.

Это свойство облагодатствованного в Сло­ве Божием и в наставлениях подвижнических называется бодрствованием и трезвением. Механизм внутренней и внешней жизни по­минутно порывается опять вовлечь их в себя, как в вихрь или пучину какую; они держатся в себе. Напряжение пребывать в себе есть под­виг трезвения или бодрствования, самый важ­ный и начальный в духовной жизни. По мере совершенства в трезвенной бдительности над собою возвышается и сознание.

Так заповедуется христианам трезвиться и бодрствовать, трезвиться в молитвах или бод­рствовать в молитвах (1 Пет. 5: 8; 4: 7) и, вооб­ще, быть всесторонне бодрственными: Вы же, братие, несте во тме, да день вас якоже тать постигнет. Вси бо вы сынове света есте и сы­нове дне; несмы нощи, ниже тмы. Темже убо да не спим якоже прочий, но бодрствуим и трез­вимся. Спящий бо в нощи спят. Мы же сынове суще дне, да трезвимся, оболкшеся в броню веры и любве, и шлем упования спасения (1 Фес. 5: 4-8). Такое стражничество над собою заповедуется христианам. Следовательно, оно в них есть как свойство.

То же изображается и в правилах святых подвижников, что есть новое доказательство того свойства христианина, что он ясно зрит себя, все свое и все вокруг себя. Так у преподоб­ного Филофея пишется: от утра надлежит твер­до содержать в памяти Бога и, непрестанно со­держа душевную молитву к Иисусу Христу, му­жественно и непреклонно стоять при дверях сердца и на сей духовной страже убивать всех грешников земли (Добротолюбие, т. 3, гл. 2).

Вследствие сего и самосознание, как даль­нейшее развитие или особый только оборот сознания, состоит у истинного христианина на высшей степени совершенства. Так —

Ясно знает он свои действия, действия не только одного дня, но недель и годов, со вре­мени пробуждения знает не только численно, но по их силе и смыслу, с побуждениями, чи­стотою и нечистотою вполне. За тем у него есть повседневная исповедь.

Различает себя от действий. На этом осно­вана вся мудрая тактика в духовной брани, ибо самое первое здесь дело есть сознание врага. Затем всякое движение у него сейчас оцени­вается, откуда оно и что значит. Взор внутрь себя в сем отношении у него так глубок, что он не только вообще неправые движения ви­дит, но и между ними различает свои от не своих. В этом и состоит известное у святых подвижников различие вещей или помыслов.

Знает, что он значит сам, что его ожидает, в каком он состоянии, в каких отношениях к другим...

Из всех сих свойств слагается тот внутрен­ний свет, который приписывается истинным христианам и по которому вся их жизнь назы­вается хождением во свете или деланием в день.

Второе свойство человеческого лица есть разумно-свободная самостоятельность. Со­стояние этого свойства определяется уже со­стоянием сознания, ибо они служат взаимным друг для друга отражением. Следовательно, в истинном виде и оно бывает только у христи­ан истинных, а у преданных греху можно ви­деть только тень его. Самостоятельность, свой­ственная человеку, отличается разумностию и свободою. Разумность требует, чтобы действия располагались по своему усмотрению, своим целям и своеличному распоряжению разумно­му. Признаком его отличительным служит то, если мысль всегда предшествует желанию; на­против, где желание правит мыслию, там отсутствие или неблагосостояние сего свойства не подлежит никакому сомнению. У человека-грешника, неводимого и неукрепляемого бла­годатно, так и есть. Мы видели уже, что он пре­дан механизму внутренних движений; и Сло­во Божие говорит о нем, что он творит толь­ко волю плоти и помышлений (Еф. 2: 3) и ходит в своих похотях (2 Пет. 3: 3), то есть как захо­тел, так и делает, тогда как следует действовать так, как находит человек сообразным с соб­ственным своим назначением.

Свобода состоит в том, чтобы располагать действиями без всякого насилия и увлечения совне или изнутри, прямо от лица. Отличитель­ный ее признак — независимость и непринуж­денность. Если бы кто хотел сделать что по сво­ему усмотрению, а между тем бывает вынужда­ем делать иначе, то свобода сия, очевидно, была бы в узах. Такою она изображена апостолом Павлом в человеке-грешнике, о котором в сво­ем лице говорит он: не еже хогцу, сие творю, но еже ненавижу, то содеваю. Сии узы налагаются: Грехом, живущим в нас: уже не аз сие тво­рю, говорит там же апостол, но живый во мне грех... Вижду бо ин закон во удех моих, проти-вовоюющ закону ума моего и пленяющ мя за­коном греховным, сущим во удех моих (Рим. 7: 14-23). Силу сего греха больше всего испыты­вает, чувствует и знает по опыту тот, кто при­шел в сознание своей господствующей страс­ти и собирается одолеть ее. Он видит, как ве­дется вслед своей похоти, влеком и прельща­ем как невольник (Иак. 1: 14). Посему таковые в Слове Божием называются рабами греха (Рим. 6: 7-20), проданными под грех (Рим. 7: 14); имже бо кто побежден бывает, сему и работен есть (2 Пет..2: 19).

Миром. Над человеком, не приявшим благо­датной силы, господствуют сила и власть страстных обычаев мирских и духа, действующего в мире, до того, что ему и на мысль даже не мо­жет прийти решиться на что-нибудь против­ное. «Никак нельзя: так принято». Этим выра­жается общее сознание своего рабства духу мира. Поддерживается сия власть некоторой боязнию или страхом за жизнь. Ибо иначе на­добно выйти из мира, куда же?! Посему в Сло­ве Божием они и называются порабощенными под стихиями мира (Гал. 4: 3), ходящими по веку мира сего (Еф. 2: 2), по преданию человеческому и по стихиям мира (Кол. 2: 8).

Диаволом. Он действует через мир и грех, в нас живущий; потому большею частию сокры­ты узы его. Но если покаявшийся человек осмотрится и сообразит прежнюю свою жизнь, то найдет, что в пути его к погибели была соблю­даема самая хитрая сообразительность, не его, впрочем, и не других людей. Чья же? Очевид­но, чья — человекоубийцы искони. Следователь­но, надобно сказать, что каждый грешник, как и все грешники, суть лица, состоящие в распоря­жении злого духа, или суть рабы его. Рабство сие выражается в отвращении грешника от всего священного и в его бессилии привлечь себя к чему-либо такому. В Слове Божием грешники, чуждые Духа Христова и благодати его, прямо называются рабами диавола, содержащимися в области его (Деян. 26: 18) и сетях, и суть живи уловлени от него в свою его волю (2 Тим. 2: 26).

Таким образом, и второе свойство, разум­но-свободная самостоятельность, у людей, не приявших в себя благодатных, восстанови­тельных сил, в худом и униженном состоянии. Напротив, у приявших сии силы она являет­ся в истинном своем значении.

Что касается до разумности, она у них действует со всею силою уже потому, что они извлечены силою благодати из внутреннего своего механизма и вознесены над своими действиями; особенно же потому, что с мину­ты обращения к Богу и воссоединения с Ним благодатию всякое у них действие произво­дится не иначе как по сознанию воли Божией на него, всякое действие — и внутреннее, и внешнее. Они уже не к тому человеческим по-хотем, но воли Божией прочее по плоти живут время (1 Пет. 4: 2). Жизнь по воле Божией есть в высочайшей степени жизнь разумная. Здесь воля Божия через покорный внушениям ее разум правит всеми делами и всем ходом жиз­ни и ведет человека к последней его цели. Отсюда строй, целость жизни.

И свободным в полном смысле можно на­звать только того, у кого жизнь устрояется по­казанным образом. Тот только и свободен ис­тинно, кого освободит Иисус Христос (Гал. 5: 1); там только и свобода, где Дух Господень (2 Кор. 3: 17). Пребывающий в Господе Иисусе Боже­ственною силою Духа христианин наслаждает­ся отрадным состоянием свободы (Рим. 8: 2). Грех им не обладает (Рим. 6: 7-12), из мира он изъят (Ин. 15: 19) и небоязненно готов говорить истины пред владыками (Мф. 10: 18), диавола и всю силу вражию он попирает (Лк. 10: 19). Поэтому он стоит, как столп твердый, не колеб­лясь никакими противностями; никакие стече­ния обстоятельств не овладевают им; а напро­тив, он ими располагает по своему усмотрению или ведет себя среди их, не изменяя своего на­строения и главных своих преднамерений.

Последнее наконец свойство человеческой природы — жизнь — у человека-грешника, по указанию Слова Божия, совсем утрачивается. Оно почти иначе и не называет его, как мерт­вым, который только имя имеет, яко жив, а в самом деле есть мертв (Апок. 3: 1). Мертвость сию оно производит от греха (Еф. 2: 1-5; Кол. 2: 13), который рождает смерть (Иак. 1: 15), есть жало смерти, всех уязвляющее на смерть (1 Кор. 15: 56), и за которым смерть следует как оброк (Рим. 6: 23).

Мертвящая сила греха состоит:

В отчуждении человека от Бога. Грешник отчужден от жизни Божией (Еф. 4: 18) и жи­вет как бы без Бога (Еф. 2: 12). Богообщение, вещи Божественные и духовные составляют естественную пищу нашего духа, или как бы его стихию. Отпадши оттуда, он принужден теперь быть не в естественном себе месте и умирать, как без пищи и без воздуха.

В расстройстве сил и способностей. Жизнь человека состоит в гармоническом сочетании сил его природы и их взаимодействии соответ­ственно их природе. Если сие законное соот­ношение их отнято, как видели, то и жизни, и деятельности в человеке, свойственной чело­веку, нет. На вид он человек, а по настроению внутреннему — не истинный человек. Как ин­струмент расстроенный по виду есть тот или другой, а по звукам не знать какой, так судить должно и о человеке, которого внутреннее рас­строено грехом. В сем отношении надобно ска­зать, что в нем умерло или утрачено истинно-человеческое или то, что свойственно челове­ку. Как мертвый не видит, не слышит, не дви­жется, так и человек-грешник не видит, не слышит и не движется по-человечески: дела­ет дела, но мертвыя (Евр. 6: 1; 9: 14).

В отъятии и как бы убитии сил душевных и телесных. Грех назван ядом: и точно, он есть яд. Как ржа съедает железо, так он съедает душу и тело. Он отнимает у ума живость, сообразитель­ность, быстроту; у воли — крепость и стойкость; у сердца — вкус и такт. Ядовитость же греха для тела всем очевидна. В сем отношении человек, работающий греху, есть то же, что умирающий или томящийся предсмертно. Как ощутитель­но это выражается в беспрерывном безотрадном состоянии человека-грешника! Жизни свой­ственна радость, но нет радости у нечестивого.

По определению Божию на всяком челове­ке лежит закон: смертию умреши (Быт. 3: 19). Всякий входящий в мир сей вступает в об­ласть смерти и через смерть временную дол­жен подпасть смерти второй, вечной. Такой и есть естественный порядок жизни человека падшего и пребывающего в падении. Измене­ние в нем производится только Божественною благодатию. Она, пришедши, зарождает в че­ловеке истинную жизнь во Христе Иисусе. Восприявший в себя благодать полагает в сво­ем растлении нетленное семя, которое возра­стает в древо жизни. Кто удостаивается сего, тот изъемлется из челюстей смерти, а кто — нет, тот пребывает в смерти (1 Ин. 3: 14); не веруяй не узрит живота (Ин. 3: 36).

Так верующий, сочетаваясь со Христом, принимает новую жизнь (Рим. 11: 15) и пото­му переходит от смерти в живот (1 Ин. 3: 14), из мертвого становится живым (Рим. 6: 13). Это зависит от того, что при сем соединяется человек с Богом, источником жизни. Он уже имеет в себе Сына, а с ним живот (1 Ин. 5: 12) и принял Духа животворящего (Рим, 8: 10); живот его сокровен есть со Христом в Боге (Кол. 3: 3); ибо не ктому он живет — но жи­вет в нем Христос (Гал. 2: 20).

Сила нового рождения и жизни начинает истреблять в человеке грех, а вместе с тем уничтожать и следствия греха — расстройство сил и частей его существа, или восстановлять в нем жизнь истинную, которая в нем множит­ся, растет, приходит от силы в силу и преис­полняет его отрадою. А здесь, сподобившись приять духа жизни, он и вечно будет жить, ибо над ним смерть вторая не возымеет власти.

Сия новая жизнь ныне сокровенна в искрен­но работающих Господу и даже большею час-тию сокрыта и от них. Она зреет как бы под покровом тления, строя и составляя там нового человека или человека вечности. Но потом, как плод из древа или древо из семени, из него явится сия жизнь во всем свете. Силу свою она воспринимает постепенно, подобно закваске, постепенно исполняющей тесто, ибо постепен­но изъемлет из смерти части наши одну за дру­гою... Переполнивши же все, тленное оставля­ет тлению, а живое предает или переносит в область жизни, в мир Божественный.

* Это предмет спорный, хотя весь только о словах. Тем, которые не хотят различать духа и души, можно предло­жить, чтобы под словом дух они понимали высшую сторо­ну нашей нетелесной стороны, а словом душа означали низ­шие ее действия и направления. У Антония Великого (см. Добротолюбие, т. 1, изречение 166-е) говорится, что есть существа, одаренные только жизнью (растения), есть дру­гие, одаренные жизнью и душой (животные) и есть еще одаренные жизнью, душой и умом. Это человек. Что здесь означается словом ум, то мы выражаем словом дух. У Иса­ака Сирианина тоже полагается три части, также и у Еф­рема Сир., и многие из свв. отцов допускали дух, душу и тело... В Слове Божием понимаются три части: всесовер-шен ваш дух и душа, и тело непорочно в пришествие Госпо­да Иисуса Христа да сохранится. (1 Сол. 5: 23). В другом месте резко различается в нас дух и душа, когда говорится, что Слово Божие, живое и действенное, проходит до раз­деления души и духа (Евр. 4: 12).