Сцена вторая

На видеоэкране – укрупнённое изображение горящей на канистре свечи. Мервин стоит рядом и произносит монолог.

Мервин. Жалко бывает, когда рядом нет обезьянки. Вам бывает жалко? Мне бывает. Причем без шимпанзе как-то менее жалко, а лучше всего, больнее – когда рядом нет гиббона. Или какие там еще они есть? Что с ними делать, если они у тебя дома живут? Ну, полазят везде, всё потрогают. Да. Ну, купите им связку бананов. Они вообще эти бананы едят, или это только так говорится? Может, им эти бананы до фени. Об этом ведь пресса совсем не пишет. А в зоопарки я как-то уже не хожу, должен признаться сразу. Был когда-то пару раз еще юношей, когда особенно делать было нечего. Но постепенно зоопарки стали меня прессинговать, понимаете? Я приходил туда сильно пьяным, но было еще хуже. Потому что в пьяном виде я только и думал о том, что животных надо спасать, вызволять из беды, а на самом деле никого я не спасал, чёрт, и все это превращалась в бесполезную болтовню и шатание. Всё, что я мог себе позволить, - через решетку протянуть пальцы в клетку к гиббону и позволить ему или ей потянуть меня за них. И мне совсем не было страшно за свои пальцы! Гиббон... он словно бы всё понимал: что я пьян и что мне нужна простая человеческая поддержка. Его глаза словно бы спрашивали, отчего я пьян, по какой такой причине. А я как бы говорил ему: «Бог мой, посмотри, что они с тобой сделали. Посадили в клетку, в которой ты не хочешь сидеть, заставляют тебя пальцы тянуть, а тебе сейчас надо бы дома быть, в джунглях, и не тянуть ничего, чего бы ты тянуть не хотел». Может, бананы с ветки тянуть или другого гиббона за хвост. А еще я думал так: «Неужели каждая одинокая мартышка в каждом зоопарке в каждой стране мира засыпает ночью и думает: «Слушай, парень, не хочу я в этой клетке сидеть, дергать алкашей за пальцы, ничего не зная о том, что творится на белом свете, а хочу я дома быть, в Африке или где-нибудь еще, где джунгли есть, перепрыгивать с ветки на ветку, бананы лопать или еще что». А еще я думал: «Э, нет, каждую ночь, когда они засыпают, они мечтают так: «Вот я вернулся, я уже дома, я ем бананы с ветки». И бац! Каждое утро просыпаются в чертовой Аризоне. И рядом – пьяные дебилы». Затем я позабыл зоопарки и начал жрать амфетамин. Из-за него меня замели, потом освободили под поручительство и вот теперь я здесь вынужден работать, в долбаном отеле, под страхом нового ареста. Так и живу до сих пор. А надо вам сказать, ребята, что это адская мука в отеле работать. Кто захочет тут работать? Ну, разве что извращенцы какие, которые отели любят больше жизни. Я все время хочу, чтобы здесь произошло что-то невероятное, понятно вам? Может, шлюху какую-нибудь на нож посадят, а я её спасу. Или две лесбиянки друг друга покалечат. Так я ж не против, всё равно их спасу! Надо ходить за людьми, заботиться, даже если они немножко не такие, как мы. Может даже, мне медаль вручат от какой-нибудь ассоциации лесбиянок. «За спасение лесбиянок». Есть у них такие медали? Должны быть. (Пауза.) У меня есть мечта. Чтобы у нас случилось нечто вроде того, как у меня однажды в школе было: бойня кровавая. В вашей школе такого не было? А у меня было. На обычных уроках, на которых вообще всегда скучно и ничего такого интересного. А это было нечто, словно наваждение какое-то. Да, наваждение. Двое перевозбужденных дебилов ворвались в школу и начали палить по всем подряд; что-то в их жизни их очень расстроило, понимаете. Ну, может, на тренировках там у них чего-то не вышло или что там еще может быть? Ну, это же любого из себя выведет. И вот они вошли к нам прямо в камуфляже, хотели как-то выпендриться. Я тоже мечтал всегда быть очень отважным и спасти кого-нибудь. Ну, может, не всех, потому что со мной же будет явно не так кошмарно, как эта школьная резня в моем детстве, когда они положили человек двенадцать. Два снаряда не падают в одну лунку, я считаю. И тогда бы я, истекая кровью, загородил им дверь, лежал бы с пробитой ногой, а пули бы так и свистели через дверь. Или через окно. Знаете что? Я бы не посмел умереть, не совершив чего-нибудь очень храброго! Но я точно не хотел бы, чтобы мне голову прострелили в самом начале схватки и я бы уже никогда не узнал, чем же всё закончится. Это как-то подло, что ли. Сидеть за партой, решать алгебру и… бац! - больше ничего нет. Ты просто жертва обычной школьной бойни. Но, богом клянусь, многие из тех, кто спасся, и даже те, кто сделал что-то храброе, если бы их после всего этого кошмара спросили, что бы они предпочли, они бы ответили, что хотели обычного школьного дня, чтобы они, скучные, пришли домой и ничего бы не случилось и никто бы не ворвался в класс и не стал стрелять по всем. Или в столовую там или еще куда. (Пауза.) Нас вообще-то в столовую не пускали, когда мы только в школу пошли, а вас как, пускали? Нас - нет. Столовая для нас работала только в обед. Я вот до сих пор хочу узнать, что они от нас скрывали. Что в столовой происходит часиков в девять? (Пауза.) Может, завтракают там, а, может, еще что. (Пауза.) Грустно всё это. (Пауза.) Так, а почему же я об этом заговорил? О бойне. Ну да, этот однорукий. Так вот, где-то около полуночи я увидел, как он спрыгнул с пожарной лестницы и убежал в ночь с пушкой в руке. Это сто процентов была пушка, мне ли не знать? А раньше совершенно точно была не сирена на стоянке. Солгал чёрт. Это значит, что та девушка все еще находится в его номере, может, уже в виде трупа или подыхает прямо в эту секунду. Я бы предпочел, чтобы она подыхала, а не была уже трупом. Почему? Потому что я знаю, что делать. Я бы кровь ей остановил, оторвав рукав от своей рубашки, и мы бы еще немножко поболтали о том, о сём. Что лучше для неё: просто умереть или быть перевязанной перед смертью? Правда, ведь лучше быть перевязанной? И я здоров, не подумайте ничего дурного! Конечно, её цветной приятель, я вообще не понимаю, где он сейчас. Но я отчетливо помню, где я его видел. Эта та самая сволочь, которая меня на амфетамин хотела подсадить позапрошлой зимой. Я дал ему шестьдесят баксов, и он велел мне ждать. Я ждал, а он взял и убежал. Он, сука такая, даже не вернулся. Я ждал его около часа. Весь в снегу. Появились копы. Я не грубил им, они сами нарвались, но я, блин, злой был. А эта маленькая гнида, наверняка, всё видела из-за угла или еще откуда и ржала, блин. Поэтому я сразу его опознал, как только он внизу у стойки появился, а он, блин, вообще сквозь меня смотрел. Может, из-за боксерских трусов, может еще почему. Эта сволочь отпечаталась у меня в мозгу. (Пауза.) В любом случае, когда мама этого однорукого позвонила, я ее сразу с комнатой соединил. А что еще мне нужно было делать? Сказать что ли: «Простите, вашего сына нет в номере, он только что спрыгнул с пожарной лестницы и убежал в ночь с пушкой в руке»? Да она тут же завопит как обожженная! А она и так уже орала как чёртова истеричка. Поэтому я взял и соединил её с номером. Пусть эти двое козлов там разбираются.

Короткое затемнение. Свет возвращается на сцену.