Двумирность

Распространено мнение о двумирности средневекового сознания: мир живых противостоит миру мертвых. Первый подчиняется течению времени, второй принадлежит вечности. Земная социальная иерархия отрицается в потустороннем мире или выступает в перевернутом виде. Вместе с тем социальное устройство общества уподобляется небесной иерархии.

В видениях потустороннего мира различия между вечностью и временемподчас замутнены, так что и на том свете сохраняется церковное время. Умершие подчас продолжают вести себя подобно живым.

Между обоими мирами, по тогдашним верованиям, при всей их противоположности, существовало постоянное интенсивное общение. Из потустороннего мира могла поступать корреспонденция.

Как мы видели, отдельные лица, умирая лишь на короткий срок, попадали в потусторонний мир и странствовали в его пределах. Но имело место и движение в обратном направлении: покойники на время возвращались в мир живых для улаживания своих дел, либо с тем, чтобы известить близких о собственной участи в потустороннем мире.

Мертвец, согласно средневековым представлениям, мог быть субъектом права, стороной в судебном процессе, и ему вчиняли иск как живому.

Лица, умершие «дурной смертью» (казненные, самоубийцы), считались опасными для живых; их надлежало перезахоронить или расчленить их трупы, с тем чтобы предотвратить их вредоносное воздействие.

С внедрением понятия чистилища общение между обоими мирами еще более интенсифицировалось.

Распространяется торговля индульгенциями.

Двумирность средневекового сознания представляется относительной; с не меньшим основанием можно говорить о противоречивом единстве двойственно расчлененного средневекового мира. 11. Личность в средневековой культуре

Христианская этика действительно препятствовала свободному проявлению самопознания личности: гордыня считалась тягчайшим из грехов. Христианство поставило индивида в непосредственное отношение к Богу, воплотившемуся в человека. Но эта связь Бога и человека должна была выражаться в сыновней покорности и смирении. Христианский «персонализм» находился в конфликте с индивидуализмом.

Понятие, которое нельзя обойти при изучении средневековой личности, - персона.

На уровне богословского дискурса, персона оставалась понятием, далеким от человека. Тем не менее то, что человек вылеплен по образу и подобию Бога, как наиболее совершенное его творение, ради которого и сотворен мир, равно как и то, что Христос есть Сын человеческий, объединяющий в себе оба начала, Бога и человека, не могло не возвышать человека и не приобщать его к Богу. Персона — не природное человеческое состояние, это качество человек приобретает не в силу физического рождения, а в результате социально-религиозного приобщения к церкви и, следовательно, к социуму.

«Персонализм» христианства устремлен и к Богу, и к человеку, и средневековый «сократизм» («познай самого себя») означал: самоуглубление есть путь к Богу; следовательно, самопознание — не цель, но средство для достижения высшей цели. Вместе с тем, в отличие от античной философской традиции, интерес которой концентрировался на общем, многие средневековые мыслители углубляются в вопрос о соотношении общего с индивидуальным, причем последнему придается самостоятельное значение. Попытку нового осмысления человеческой личности, разумеется, опять-таки в ее отношениях с Творцом, но такого осмысления, которое сосредоточено на человеке и его персоне, мы находим у Бертольда Регенсбургского, немецкого францисканца, проповедовавшего между 1250 и 1272 гг. Сознание Бертольда, обращавшегося к огромным толпам верующих, тем не менее, было ориентировано на личность Если в литературе более раннего периода общество изображается в виде единства, расчлененного на массовидные «сословия» (ordines), то Бертольд видит в нем совокупность индивидов; они образуют иерархию служб, должностей, статусов, профессий, причем эта иерархия состоит из отдельных лиц, каждое из коих соотнесено как с Богом, так и с социумом. Риторика его проповедей в свою очередь опирается на обращение к личности. Бертольд видит перед собой не безликую массу, но индивидов, с которыми ведет задушевную беседу; он темпераментно борется за спасение их душ. Между проповедником и паствой существует «обратная связь», сквозь его речи доносится голос толпы, состоящей из отдельных лиц, особенности которых он не упускает из виду.

Перед лицом смерти индивид раскрывает свои тайны, и здесь рисуется предельно противоречивая ситуация. Согласно доктрине, душа предстанет пред высшим Судией после второго пришествия; на Страшном судекаждому будет воздано должное. Следовательно, оценка личности откладывается до «конца времен», и человеческая биография не представляет собой целостного единства и как бы не завершена, — она разорвана надвое: пока человек жив, итоги еще не подведены; но и когда он умирает, нужно ждать Страшного суда, для того чтобы узнать приговор. Отсутствие идеи завершенной в себе биографии - симптом несобранности личности. Но параллельно с официальной доктриной существовали иные представления о суде над душой и загробном мире. Они нашли выражения в видениях и дидактических примерах. В этих жанрах церковной литературы, адресованной всем верующим и питавшейся их верованиями, запечатлены аспекты картины мира, которая существенно отличалась от доктрины.

Согласно этим сочинениям, в которых христианство сплавлено с фольклором, суд над душой вершится в момент смерти индивида, и его душа тотчас оказывается в раю или в аду. Таким образом, биография в принципе была возможна в средние века, и жития святых тому свидетельства. Но в центре внимания в житии — не личность святого, а его связь с Богом и проявления божьего могущества в деяниях своего избранника. Поэтому в житии отсутствует связное изложение фактов биографии святого, и если указан день его блаженной кончины (отмечаемый как церковный праздник ), то не упомянут год, когда это событие имело место. Не представляла интереса и дата его рождения.