Глава VIII. Водворение христианства. 6 страница

Так называемый общинный быт, в котором история застает наших Славян, есть в сущности быть устроенный этою первозданною стихией братского равенства, братской независимости с одной стороны и братской союзности и, стало-быть, зависимости с другой. По этой самой причине одни видят в таком быту общинные, другие же родовые корни людских связей и отношений. И то и другое справедливо, ибо в понятии о братстве народа сливаются понятия о родовом союзе и понятия о союзе общинном, а всем бытом владеет единое чувство братского равенства, на котором основывают свои жизненные силы и род и община. Но не должно забывать, что этот корень людских связей и отношений господствуете в быту народа не в качестве учрежденной какой-либо формы, а в качестве простой стихии. Мы хотим сказать, что объясняя им политическое устройство народа, мы в сущности ничего не объясняем. Мы говорим напр., что политическими отношениями народа управляли отношения родовые. Точно так. Но другие вполне доказательно и основательно рассуждают, что политикою народа управляли общинные отношения. В обоих случаях мы встречаемся с неотразимой правдою, которая, однако, вовсе не относится к политическому строю Земли, а указывает только на стихии его бытового строя, и мы по-прежнему остаемся в недоумении, что же и как же было? кто владел Землею, управлял, руководил ею, какая политическая форма была настоящим ее обликом? Род, говорят одни; община, утверждают другие, вовсе забывая, что определенной вполне выработанной формы еще не существовало, а боролись еще бытовые стихии, происходило еще мировое брожение, дабы создать впосдедствии посреди бездны твердь, т. е. твердое основание для народной политической формы. Эта твердь первоначально была создана в деревенском, а потом в городовом вече, которое от деревенского разнилось только объемом своего содержания и большей сложностью отношений, но всегда руководилось той же идеей братского равенства с особым почитанием братьев старших перед младшими, и всякого старейшинства перед молодостью. Город явился не одним союзом братьев -- дворов, как было в деревне, но союзом нескольких отдельных деревень, слобод или концов, то есть союзом нескольких веч. В этом виде он сделался уже политическим деятелем земли и политической формою всенародного быта. Но и город высшим идеалом отношений почитал все-таки братство, то есть стихию не гражданскую собственно, но родовую, кровную. Идеалом братства он измерял и свои политическая связи, как Новгород со Псковом.

Итак, устройством народных бытовых связей, в языческое время нашей истории, руководила первозданная стихия равенства, которое мы называем братским, по той причине, что оно, действительно, было порождено кровным братством и в этом облике представлено даже народными поэтическими созерцаниями, именно в сказаниях о происхождении Полян не от одного, а от трех братьев, что значить вообще от братьев а не от одного отца -- патриарха.

Когда Евангелие огласило нашу землю своею святою проповедью, народное чувство братского равенства жило полною жизнью. Оно самое заставило народ призвать на помощь себе варяжскую дружину. Оно же с особенною любовью встретило христианское учение о смирении, потому что находило в нем великую силу для правильного устройства братских связей и отношений. Учение о смирении не только умягчало грубые, варварские сердца, но главное -- отрицало гордость, а гордость, высокомерие, величание, высокоумие, как нарушения братства, были ненавистны для русского человека с незапамятных времен. Они глубоко оскорбляли чувство братства, чувство равенства людей между собою. Поэтому первая проповедь, отдавая полнейшее сочувствие смирению, показывая до очевидности сколько оно значит пред Богом, всегда с особенным негодованием рисует нрав гордого и величавого. О величавое слово буйного фарисея! О окаянный, восклицает проповедь, не довольно тебе и этого, что самую природу осудил, сказавши, а я не грешник и не грабитель, как этот мытарь! "

" Не хвалися родом своим ты благородный, ни сам собою, ни своими делами, когда говоришь: Отца имею боярина, а мученики христовы братью, мать моя благородная! Сказано: овцы одесную, а козлища ошую, ибо коза не приносить и доброго плода чадьска, ни сыра не подает доброго, ни волны, а овца все благо творить... Нелепо человеку возрастом добру бытии, но больше всего душею к Богу; и дуб высок возрастом и красен листвием, но без плода, а малый злак, по земле лежащий властельский плод творить и повсюду дорог (то есть имеет цену). Здесь очень примечательно выражение: " отца имею боярина, а мученики Христовы -- братью". Быть может, в этих словах мы слышим живую речь о некоторых родовитых людях времени Ярослава, находившихся в родстве с княжеским домом и в братстве с мучениками князьями и похвалявшихся таким величием своего происхождения. Во всяком случае, эти речи, со множеством других подобных слов поучения, служат выражением того всенародного русского сознания, которое вовсе не было способно развивать в народной среде феодальные германские чувства и мысли о чистокровном благородстве каких либо сословий. В других странах такое благородство появлялось само собою вследствие естественного различия крови (то есть политического могущества) завоевателей от крови (или политического ничтожества) порабощенных, чего на Руси никогда не существовало.

Нигде, конечно, горделивый, а стало быть выдвигающий себя из общего уровня, не представлялся в таком бесславном понижении, как во вратах смерти. Поучительное Слово не минует этого обстоятельства и с особенным ударением выставляет перед паствою оный час, когда пред судом смерти все становятся равными. " Что высишься человече! ты пометь и навоз. Что подымаешься выше облаков! подумай, ведь составь твой земля и сказано, в землю тебе пойти. Богатый, благородный, гордый, напрасный (скорый, быстрый, буй-тур, яр-тур?) в один час лежать кротче овчати... лежать в гробе растаявшие и гнилые, и мы указываем друг другу перстом: А это такой-то мучитель, а это такой-то воевода, а это такой-то его внук! -- Где они подевались?... Видим как навсегда умолкло всякое мучительство, всякое княжение и величество власти! -- В Мясопустную субботу, когда церковь творила общее поминовение по усопшим и когда в народных обычаях господствовало еще языческое справление тризны и поднимался многий мятеж и плач по умершим, русская проповедь, пользуясь случаем, изображает народу общий смысл и значение смерти по христианским понятиям. Проповедник прямо говорить, что он много раз молил паству, чтоб унялся этот мятеж и плач, а теперь еще поучает принимать с терпением и похвалением смерть людей родных и любезных, и не думать о них, что погибли, но что отошли только к Богу, и плакать лучше о своих грехах. " Общая чаша всем! Один час горький, один конец -- Божий меч. Не обходить никого этот меч, не почитает ни царя, ни князя, ни святителя, не милует седин, не щадить молодости. Не боится мучителя, на всех равно приходить смерть. Нынче с нами был, а на утро прежде нас там; нынче в житии, а на утро в гробе; нынче славные благоуханием мажутся, а на утро смердят... И мы, не ведан, спрашиваем: где такой-то князь или обидливый судья, или оный злой царь? И слышим, что отошли туда, где равно все предстанем, славные и неславные, цари и князья, богатые и нищие, рабы и свободные. Там не будет царям величанья, ни князьям власти, ни судьям лице-зрения. Здесь был лют, там не помилуется; здесь немилостив, там зле-мучимый; здесь на уроках (оброках) готовь обидеть, а там палим огнем; здесь прекрасные носить ризы, а там предстоит нагой". " Цари и князи не величайтесь, посмотрите на умершего, а вам тоже будет. Что в том царе или князе, который не может себя избавить от муки? И он перед этою чашею трепещет и боится как один от убогих. А был всем грозен, вчера все боялись его, а теперь весь трепещет, видя ответ себе. Испытайте же, вельможи и судьи, побойтесь бога, немилосердные и жестокосердые, величавые и скупые, -- идите и смотрите, как рассыпаемся, смотрите бывшего царя или князя в костях, смотри страшный вид, узнай, где царь или князь, где воин и воевода, или нищий или богатый; можете ли кого узнать, не все ли земля и пепел и прах! "

Проповедь о смерти, проповедь о втором пришествии, которые произносились на другой же день, в Мясопустное воскресенье, должны были глубоко трогать новых людей и поселяли в их мыслях и в их чувстве те истины, что пред Богом все равны и что одна правда, мир со всеми, и любовь, и добрый христианский нрав, и обычай выше всех человеческих высот на земле.

" Всего больше имейте любовь, говорит проповедник, ко всем, и к богатым, и к убогим. А эта любовь лицемерна, когда любим богатого, а сирот и убогих оскорбляем, озлобляем, обижаем. Не могите укорять неимущего, безродного [неблагородного] и убогого. Тех Господь избирает, а премудрых, и сильных, и богатых посрамляет. Смотрите, как мал павко [паук], протягивает паутину и ловит мух. И много раз воробей и другие птицы прилетают и берут себе кормлю от ловитвы этого худого (ничтожного) ловца. Так и мы от тех неимущих и безродных (неблагородных) и худых и убогих, от их ловитвы обилия Божия кормимся, насыщаем душу и тело. Отнюдь не презирайте никого ни в чем, не укоряйте божье созданье, но себе каждый внимай".

" А когда творите пир и позовете братью и род или вельмож, или кто из вас может и князя позвать, а все это добро, все то в этом свете честно; но всего скорее призовите убогую братью, сколько можете, по силе: от обеих сторон не будете лишены мзды".

Обличая гордыню высокомерия, величания и власти, проповедь с постоянным негодованием относится и к другой гордыне мира, к богатству, и особенно к богатству, нажитому неправдою.

" Многие гневят Бога, говорить она, прося себе богатства, а иные иного бесчинства просят. Просите отпущенин грехов, сказал Господь, и все приложится вам. Сам Господь оделся в нищету и учеников Себе собрал от нищих, а не от богатых; и сказал им не носите злата, ни серебра, ни двух одежд; ни сокровища собирайте. И опять сказал: не входите в дом богатого, но к худому и кроткому и слушающему Моих слов. И еще сказал: блаженны нищие духом, а не сказал блаженны богатые. И как Господь блажит убогих! Он называет их Своею братьею! Богатых не называет братьею нигде и мало доброго говорить о богатых, но и то о тех, которые от Бога обогатели, как Иов и прочие: а о тех богатых не блажит, которые сбирают богатство от лихвы, и от неправды, и от мзды, от рати, от грабления, от разбоя, от татьбы, от клеветы и клятвы, от насилия властельского, от корчемного прикупа... Ни того богатства блажит: которое скрывают в земле, золото и серебро на изъядение ржавчины, а куны и порты (платье) на изъядение молю, брашно -- плесени, жито -- гниению, питье -- прокисельству, и гною и смраду, -- всего того не раздавая просящим. То тех ли хвалить! Но Господь и страдальникам [земледельцам] глаголет: если не хочете страдати, то родит вам хворость -- вино, а крапива -- пшеницу, а пауки исткут полотно, а ремезы храм сделают вам.

" Если не от слезь богатство, если при твоей сыти никто не оголодал, при твоем обилии никто не постенал, -- такое богатство -- Божий хлеб, праведный плод, мирный колос.

" Иные принимают богатство, собранное насилием и неправдою -- тот же грех, ибо он грабил, а ты держишь и за то злее осудишься. Если узнаешь, что получил что-либо обидное, лучше отдай, как Закхей, с приложением и своего. Не смешай своего богатства с чужими слезами.

" Не говорю на богатых, которые добры и податливы живут; но укоряю злых, которые, имея богатство, живут в скупости. О таких пророк Давид говорить: " Сбирает, и неведомо кому сбирает". Ибо многие из богатых кончают свою жизнь очень плачевно, или от князей или от разбойников бывают ограблены. И потому будьте милостивы, богатые, и царство небесное приимите. Подобно как вино на двое разлучается, умным на веселие, а безумным на погибель и на грех, так и богатство дается добрым на спасение, а скупым на большее безумие и грех, и на лютейшую муку. Иное богатство своею силою собрано, а иное златолюбием -- это богатство злое и промятое. Сребролюбца и немилостивого св. книги называют идолослужителем. Разве кто скупой господин своему богатству? Умрет и богатство иным достанется. Он только приставник, раб и сторож. Он лучше согласится своих мяс урезать. чем дать из своего имения [погребенного злата или запечатленного в ларе] что-либо церквам или нищим. И Максим исповедник говорит: как корабль топить буря, так и злое богатство душу губит. Жадный к имению подобен пьянице. Этот любить много пить, а лихоимец любить много сбирать: как пьяница работает питью, так жадный своему имению. Его очи мзда ослепляет. а у пьяницы -- хмель омрачает: он скупостью оглох, не слышит вопля нищих: а у этого душа пьянством глуха, святых словес чтомых не слышит. Оба рабы дьяволу. Пьяница и лихоимец -- братья с братьею дьявола и потому пусть не укоряют пьяницы лихоимцев, а лихоимцы пьяниц. Богатый хуже и пьяного: пьяный проспится, а этот всегда пьян умом; день и ночь печалуется о собрании.

" О богатый! ты зажег свою свечу в церкви на светиле. И вот придет обиженный тобою сирота или вдовица, вздохнет на тебя к Богу со слезами и твою свечу погасить. О лихоимец. лицемер! лучше бы тебе не грабить и не обижать, нежели храм Божий просвещать воском, собранным неправдою. Лучше помилуй, которых ты приобидел. Ведь это лютость и немилость, что иных сирот обижать, а других миловать; одних порабощать, а других наделять. Если ты и дашь когда милостыню кому убогому, за то твои рабы, пасущие твои стада, нивы сиротины травят: а другие (сироты) на работу неволею примучены неправдою, наги, босы, голодны, ранены безвинно; иные от приклада рез твоих (от роста долгов) мучимы... Те все к Богу вопиют на тебя, плачущи. А иные сел лишены, тобою ограбленные. Во что твоя милостыня, окаянный грабитель, проклятый, не правосудяй. Лучше оставь твои неправды и грабление и устраивай без печали челядь свою, нежели Бога безумно дарить имением, собранным неправдою. Тот истинный милостивец, который от своей силы дарит и правду творит".

Очень понятно о ком собственно говорить это слово. Оно главным образом обличает немилостивых дружинников, владевших землею, порабощавших себе сирот и кормившихся их трудами. Оно говорить о помещиках того времени, как равно и о самих князьях, ибо богатство от земли собиралось всегда по преимуществу только дружинным сословием. Под именем сирот древнее поучение всегда разумеет по преимуществу крестьян, хлебопапщев. Оно же, как упомянуто, называете их и страдальниками.

Желая сильнее подейетвовать на умы богатых от земского насилия, учительное слово кслед за тем прибавляешь с замечанием: А се приложи, поучение Кирилла Мниха, в котором ярко изображается адская мука грешников. " Любимые мои братья и сестры! Всегда имейте перед своими очами страх Божий, вспоминайте час смертный и эти страшные муки, уготованный грешникам. Побоимся огненного родства (геены), ибо оно вечно, и огня, ибо он неугасим; побоимся грозы, которая не прекращается, и тьмы, где не бывает свет; побоимся червей, что не усыпают, ибо бессмертны; и ангелов, которые над муками, ибо очень немилостивы ко всем не творящим Божьей воли. Лютое будет осуждение! О братья! если мученья боитесь, оставьте злые дела: если царства небесного желаете, позаботьтесь пожить добродетельно... Побоимся, братья, вечных мук, которые дьяволу уготованы: негасимый огонь, ядовитый червь. Если здесь в теплой бане и укропления горячей воды не может плоть наша стерпеть. то как стерпим этот лютый огонь и мучение от кипящей смолы? Если комаров или мух боимся и не терпим, то как, братье, стерпим лютость неусыпающих червей. Потщимся же избыть вечных мук добрыми делами, чистотою и милостынею и нелицемерною любовью. Лицемерством это нарицается, когда богатых стыдимся, если неправду делают, а сирот озлобляем. Имейте истину ко всем".

Если в русском поучении богатство почти не отличалось от скупости, всегда более или менее возбуждало негодование и пользовалось одним только оправданием, когда собиралось своею силою, т. е. своим трудом и главное было добреподатливо, то естественно, что отвержение богатства или нестяжание и в особенности непреложное для добрых дел и обязательное для богатства качество -- милостыня, приобретали в поучении великую любовь и прославлялись выше всякой добродетели. При этом учение о милостыни, " о душе милостивой и о сердце податливом", на ходило себе твердое основание в старых еще языческих обычаях, почитавших гостеприимство святым долгом каждого человека. Учение о милостыни возводить гостеприимство на степень святости и показывает для этого полные деиствительной нравственной красоты примеры из библейского быта. " Милостыня всего лучше и выше, ибо возводит до самого небеси пред Бога, говорит летописец, прославляя св. Владимира " как он рассыпал свои грехи покаянием и милостынею", и высказывая утвердившееся уже учение.

" Милостыня -- великий деятель, говорит поучение. Ничто не может так изгладить грехи, как милостыня. Поэтому и говорят Божия книги: милуяй нищого. Богу даешь в заем; Бога одолжаете, давая убогому. Милостыня совокупленна с пощением от смерти избавляет человеков, то есть от вечной муки. Милостыня имеет великие крылья -- до небес возносит, и не то что до небес, но и до престола Божия. Убогому дашь, нищему по дашь -- Христу в руку вложишь. Дай Богу и отдаст тебе Господь седмерицею. Отдашь тайно, явно возьмешь. Если, Бога ради, подал что, не пытай просящего, достоин ли он; -- хорошо ради достойных подавать и недостойным. Но милостыня бывает обидима, когда от похищения ее творим; кто милостыню творить от своего труда, то Господу приятно; а иже кто неправдою добываючи, на худых сиротах емлючи, и тем милостыню творить, и тем хочет Богу мил быти, того Бог ненавидит, того Бог не терпит, яко злого смрада. Неправедная милостыня подобна сему: если бы отец видел когда сына зарезывают, то как ему тяжко, так и Богу, взирая на неправедную милостыню. Да лучше, братия, от праведного имения подати милостыню, хотя бы и мало что с правдою добыто, то велико будет и честно пред Богом. Без милостыни, ни пост, ни молитва не помогут человеку: какая польза человеку алкать плотью и умирать делами, какая польза от яденья воздерживаться и наполняти неправедное имение; какая потреба малоядением тело свое сушить и не накормлять алчных твоим излишним; какая добродетель в ночи не спя, в теплой храмине молиться, а обиженные тобою и порабощенные босы, наги, ранены, голодны, на тебя со слезами вопиют к Богу? Какая помощь в мольбе такового, если и все ночи, не спя, молится. Если постишься, то не минуй убогого, алчным хлеб свой раздели и домашних без печали сотвори; если алчешь (постишься) то посмотри на сирот стонящих и помилуй их и излишних своих дай им. Избавление мужу -- богатство, ибо на том свете распаляющийся огонь угасит вода -- милостыни, очистить грехи. Попечемся же о душах наших доколе живы и сотворим милостыню по силе нашей, да спасемся".

Учение о милостыне в равной степени стало любезным народу, как и учение о смирении, ибо и это учение, развиваю ту же идею всенародного братства и ставило впереди всего милость к сиротам, заботу об их участи, след. устремляло внимание общества на нужды и бедствия народа. Мы уже упоминали, что в имени сироты разумелись в то время крестьяне, простой народ. который прозывался и вообще худым, в значении бедности и общественного ничтожества. Имя сироты в родовых понятиях также означало последнюю, самую низменную степень народного союза.

Приводя эти речи первоначальная) поучения, мы касаемся здесь только его основных идей, какими оно руководилось с первого же времени, как только огласились его словом первые христианские храмы. Мы видели, как глубоко было влияние этого слова на нравы самого Владимира и не сомневаемся, что в том же духе были воспитаны и те дети нарочитой чади, которые потом сами стали священниками и учителями, и которые с любовью продолжали дело первых учителей, чему доказательством служить весь составь проповедного Слова, завещанный нам от первых веков русского христианства.

Нельзя сомневаться, что первая проповедь не оставляла без назидания и без руководства так называемых градских или гражданских властей, именно в кругу действий градского или государственного закона. Мы видели, что епископы поучали самого Владимира употреблять меч против разбойников. Были, вероятно, некоторые от бояр и судей, понявшие христианскую проповедь о любви в том же смысле, как понял ее св. князь, и действовавшие снисходительно в отношении преступников градского закона; поэтому учительное Слово настаивает, чтобы казнили злотворящих. " Властели бо от Бога устроены для людей не творящих закона Божия, да видевши страх, князей убоятся... Если властели отмщения законного на злых не наводят -- суду Божию повинны будут и от святых отец проклятие на себя приводят. Не достойно злотворящих щадити, но казнити их, да не творят зла". Слово воспрещает отпускать злодеев и по мзде; но по своей основной мысли оно воспрещает вообще снисхождение к преступнику, какое в действительности могло обнаруживаться в чувствах первых христиан, " умягчивших сердечную ниву" в той же степени как умягчил ее и сам князь -- Просветитель Руси.

Учительное Слово касалось и княжих обязанностей, но в этом случае оно ограничивалось только речью приточника, как обозначались вообще книжные пословицы, мудрые изречения или апофегмы. Так, после нескольких поучений о печалях богатства, который сказывались на второй неделе Великого поста, некий христолюбец предлагаег поучения от притчей: " Братья моя! " -- говорит он -- " Это вы слышали (поучения) от всех пророков и апостолов и от Евангелия о печалях богатства, а это я хочу вас поучити разуму и страху Божию от пророческих притчей". Между прочим он поучает и князей. " Приточник рече: мудрые мужи -- слава князю, а в безумных сокрушение или падение. С мудрым мужем и думцем князь, думая, высока стола добудет, а с безумным думая и малого стола лишен будет. Князю в сердце благом почиет премудрость, в сердце же гордом почиет безумие. Слушая клеветника, гневит давшего ему княжение. Оправдывая кривого мзды ради, неизмолимый суд обрящет в день оный... Взовут праведные -- Господь услышит их: взовут грешные, то есть судья (князь) немилостивый и неправедный, и всплачутся, гонимые в муку. О! горе неправосудящему... Не спасет князя княжение, ни епископа -- епископство и никакой сан сановника".

Поучение очень редко обозначает житейские порядки того времени, очень редко касается случаев, событий и дел тогдашнего живого дня; но иногда, желая выразить свою мысль как можно яснее, пользуется сравнением различных житейских положений. Так, говоря о священническом чине, оно проводите живую черту и княжеского суда. " Если кто имеет тяжбу с кем и надо ему пойти к князю на прю, то как он молится вам, близ князя стоящим, и мздит вас, дабы князь оправил от тяжбы -- кольми паче князя иереи молятся к Небесному Царю, к нему же имеем бесчисленные грехи" ²⁰².

Сеятель книжного учения, Ярослав, любя книги и собирая их отовсюду, собирал собственно уставы христианского жития, уставы добрых и законных нравов и обычаев, уставы церковного порядка, как летописец прямо и говорить, что князь " любил церковные уставы". Все это и именовалось в общем смысле книжнымучением, все это и составляло первоначальную образованность Русского общества, о которой по малу мы можем судить по приведенным выдержкам начального поучения. Книжное учение для языческой Руси на первых порах необходимо должно было выразиться только в собрании и распространении уставов нравственного закона. Остальные сведения, так называемые научные и по преимуществу исторические, получали свое место в этом учении только как статьи объяснительные для главного и существенного предмета, и поэтому имели второстепенное и вообще стороннее значение. Но собирая, главным образом, уставы нравственного закона, мудрый князь на том же самом пути необходимо должен был собрать в книгу же и уставы закона градского или государственного, в его первоначальном смысле. Он собрал Правду, то есть Закон или Устав княжеского суда, существовавший давно, но, по всему вероятию, не имевший правильного порядка и во многом зависевший от княжеского произвола. Видимо также, что основная цель сборника заключалась в установлении определенных правил для взимания взысканий и княжеских доходов. Эту собственно Киевскую Правду он дал и Новгородцам, отчего на севере у Словен она получила имя Русской или Роськой, то есть Киевской или южной и сохраняет это северное прозвание до настоящих дней. Не смотря на тяжесть княжеских продаж или поборов в наказание преступников, этот сборник в известном смысле был льготною грамотою для тогдашнего общества, ибо вводя писанный определенный и неколебимый устав, он тем самым отменял судейский, а следовательно и княжеский произвол именно в назначении упомянутых продаж. Новгородский летописец так и понял значение Русской Правды и под 1017 годом внес ее в свою летопись в виде дарованной Ярославом льготы, сказавши: " И дав им Правду, и устав списав, глаголав тако: по сей грамоте ходите; якоже писах вам, такожде держите".

С теми же целями, как мы говорили, были внесены в летопись и Договоры с греками, своего рода такие же льготные грамоты. За этот сборник Русской Правды Ярослав навсегда сохранить за собою имя законодателя, а в последующее время справедливо сталь именоваться Ярославом Правосудом ²⁰³.