Джей­ме 35 страница

— В со­левар­нях ни­кого не ос­та­лось, но Алин ска­зал, ста­рый ры­царь ук­рылся в зам­ке.

— И все же, там нуж­но на­чать по­ис­ки.

— Есть один че­ловек, — ска­зал Сир Хайл. — Сеп­тон. Он про­шел че­рез мои во­рота за день до то­го, как по­яви­лась ты. Его зо­вут Ме­рибальд. Рож­денный ре­кой и ею вос­пи­тан­ный, он слу­жил здесь всю свою жизнь. Зав­тра ут­ром он от­прав­ля­ет­ся на об­ход сво­ей пас­твы, и он всег­да за­ходит в Со­левар­ни. Мы дол­жны от­прав­лять­ся с ним.

Бри­ен­на прон­зи­тель­но пос­мотре­ла на не­го.

— Мы?

— Я со­бира­юсь с ва­ми.

— Нет, ты не идешь.

— Ну, тог­да я по­еду с сеп­то­ном Ме­рибаль­дом в Со­левар­ни. А вы с Под­ри­ком мо­жете ид­ти, ку­да, Не­ведо­мый вас по­бери, по­жела­ете.

— Раз­ве лорд Рэн­дилл сно­ва при­казал те­бе за мной сле­дить?

— Он при­казал мне дер­жать­ся по­даль­ше от те­бя. Лорд Рэн­дилл при­дер­жи­ва­ет­ся мне­ния, что те­бе пош­ло бы на поль­зу, ес­ли бы те­бя хо­рошень­ко из­на­сило­вали.

— Тог­да по­чему ты хо­чешь ид­ти со мной?

— Или это, или вер­нуть­ся на во­рота.

— Ес­ли твой лорд при­казал те­бе…

— Он боль­ше мне не лорд.

Это ее нем­но­го ох­ла­дило.

— Ты бро­сил служ­бу?

— Его лордство дал мне по­нять, что боль­ше не нуж­да­ет­ся ни в мо­ем ме­че, ни в мо­ей наг­лости. Что в ито­ге од­но и то же. Впредь, я бу­ду нас­лаждать­ся пол­ной прик­лю­чений жизнью ме­жево­го ры­царя… Хо­тя, ес­ли мы най­дем Сан­су Старк, ду­маю, мы по­лучим хо­рошую наг­ра­ду.

«Зо­лото и зем­ля, вот за­чем он соб­рался!»

— Я со­бира­лась спас­ти де­воч­ку, а не про­давать ее. Я да­ла клят­ву.

— Не пом­ню, что­бы ее да­вал я.

— Имен­но по­это­му ты со мной не едешь.

На сле­ду­ющее ут­ро, ед­ва рас­све­ло, они вы­еха­ли.

Это бы­ла стран­ная про­цес­сия: Сир Хайл на гне­дом ры­саке и Бри­ен­на на вы­сокой се­рой ко­быле, Под­рик Пэйн вер­хом на сво­ей тол­стоб­рю­хой кля­че, и иду­щий сле­дом сеп­тон Ме­рибальд с ма­лень­ким ос­ли­ком и боль­шой со­бакой. Ос­лик вез на се­бе тя­желую пок­ла­жу, и Бри­ен­на бо­ялась, что спи­на у бед­но­го жи­вот­но­го ее вы­дер­жит и сло­ма­ет­ся.

— Здесь еда для бед­ных и го­лода­ющих жи­телей реч­ных зе­мель, — по­яс­нил сеп­тон Ме­рибальд воз­ле во­рот Де­вичь­его пру­да. — Зер­но, оре­хи, су­шеные фрук­ты, ов­ся­ная кру­па, му­ка, яч­менный хлеб, три кру­га жел­то­го сы­ра из та­вер­ны око­ло Во­рот Ду­раков, со­леная трес­ка для ме­ня, со­леная ба­рани­на для со­баки… О, и соль. Лук, мор­ковка, ре­па, два меш­ка бо­бов, че­тыре — яч­ме­ня, и де­вять апель­си­нов. Приз­на­юсь, у ме­ня сла­бость к апель­си­нам. Я вы­менял эти у од­но­го мо­ряка, и бо­юсь, что это пос­ледние апель­си­ны, ко­торые мне удас­тся поп­ро­бовать до вес­ны.

Ме­рибальд был странс­тву­ющим сеп­то­ном без сеп­ты, стоя лишь на од­ну сту­пень­ку вы­ше ни­щенс­тву­юще­го бра­та в и­ерар­хии Цер­кви. Та­ких как он бы­ли сот­ни — боль­шая груп­па обор­ванцев, чь­ей сми­рен­ной за­дачей бы­ло странс­тво­вать от од­ной за­сижен­ной му­хами де­рев­ни к дру­гой, про­водя служ­бы, ос­ве­щая бра­ки и от­пуская гре­хи. Под­ра­зуме­валось, что те, ко­го он со­бирал­ся по­сетить, дол­жны бы­ли его на­кор­мить и пре­дос­та­вить кров, но боль­шинс­тво бы­ли так же бед­ны, как и он сам, по­это­му Ме­рибальд не мог дол­го ос­та­вать­ся на од­ном мес­те, об­ре­меняя свою пас­тву. Доб­рые хо­зя­ева та­верн иног­да поз­во­ляли ему спать на сво­их кух­нях или на ко­нюш­нях, а так­же бы­ли до­зор­ные баш­ни и да­же нес­коль­ко зам­ков, где он знал, что ему ока­жут гос­тепри­имс­тво. Ес­ли же по до­роге та­ких мест не ока­зыва­лось, он спал под де­ревь­ями или под за­бора­ми.

— В реч­ных зем­лях мно­жес­тво прек­расных из­го­родей, — ска­зал Ме­рибальд. — И ста­рые — са­мые луч­шие. Здесь лег­ко мож­но нат­кнуть­ся на за­бор, ко­торо­му сот­ня лет. В та­кой вот ог­ра­де мож­но выс­пать­ся с та­ким же ком­фортом, как в гос­ти­нице, и риск, что там бу­дут бло­хи го­раз­до ни­же.

Сеп­тон не умел ни чи­тать, ни пи­сать, в чем он ве­село соз­нался по до­роге, но он знал сот­ню мо­литв и мог на па­мять ци­тиро­вать длин­ные от­рывки из «Се­мико­неч­ной звез­ды» — это все, что от не­го тре­бова­лось в де­рев­нях. У не­го бы­ло об­ветрен­ное, пок­ры­тое шра­мами ли­цо, коп­на гус­тых се­дых во­лос, и мор­щинки в угол­ках глаз. Хо­тя он и был вы­соким че­лове­ком шес­ти фу­тов рос­том, у не­го бы­ла при­выч­ка су­тулить­ся, что де­лало его нам­но­го ни­же. У не­го бы­ли боль­шие и ог­ру­бев­шие ру­ки с гряз­ны­ми ног­тя­ми и пок­раснев­ши­ми сус­та­вами, и у не­го бы­ли са­мые боль­ше но­ги из всех, ко­торые ког­да-ли­бо при­ходи­лось ви­деть Бри­ен­не — бо­сые, чер­ные и твер­дые как рог.

— Я уже двад­цать лет не но­шу баш­ма­ки, — в от­вет на ее изум­ле­ние ска­зал он. — В пер­вый год я на­тер боль­ше мо­золей, чем паль­цев на но­гах. И вся­кий раз, ког­да я нас­ту­пал на твер­дый ка­мень, мои по­дош­вы кро­вото­чили, как ре­заная свинья. Но я усер­дно мо­лил­ся, и Са­пож­ник на­вер­ху прев­ра­тил мою ко­жу в по­добие ко­пыта жи­вот­но­го.

— На­вер­ху нет ни­како­го са­пож­ни­ка, — воз­му­тил­ся Под­рик.

— Есть, па­рень… хо­тя ты мо­жешь на­зывать его по-вся­кому. Ска­жи мне, ко­го из Се­мерых ты лю­бишь боль­ше все­го?

— Во­ина, — не ко­леб­лясь, от­ве­тил Под­рик.

Бри­ен­на про­чис­ти­ла гор­ло.

— В Ивен­фолле сеп­тон мо­его от­ца го­ворил, что бог все­го один.

— Один Бог, но в се­ми ипос­та­сях. Это так, ми­леди, вы пра­вы, ука­зав на это, но тай­на Се­мерых-Ко­торые-Есть-Од­но-це­лое не прос­та для по­нима­ния прос­тых лю­дей, а я — са­ма прос­то­та, по­это­му я го­ворю о се­мерых бо­гах. — Ме­рибальд по­вер­нулся к Под­ри­ку. — Я еще не встре­чал маль­чиш­ки, ко­торо­му бы не нра­вил­ся Во­ин. Од­на­ко, я уже стар, и бу­дучи ста­риком, я люб­лю Куз­не­ца. Без его тру­да, что стал бы за­щищать Во­ин? Куз­не­цы есть в каж­дом го­роде и в каж­дом зам­ке. Они де­ла­ют плу­ги, с по­мощью ко­торых мы вы­ращи­ва­ем зер­но; гвоз­ди, ко­торые нуж­ны нам для то­го, что­бы стро­ить ко­раб­ли; же­лез­ные под­ко­вы, что­бы убе­речь ко­пыта на­ших ло­шадей; и прек­расные ме­чи для лор­дов. Ни у ко­го нет сом­не­ния в цен­ности куз­нечно­го де­ла, и по­это­му мы на­зыва­ем од­но­го из Се­мерых в его честь, но так­же лег­ко мы мог­ли бы звать его Фер­ме­ром или Ры­баком, Плот­ни­ком или Са­пож­ни­ком. Что имен­но он де­ла­ет — не важ­но. Важ­но, что ра­бота­ет. Отец пра­вит, Во­ин учас­тву­ет в бит­вах, Куз­нец тру­дит­ся, а вмес­те они де­ла­ют все то, что и дол­жен де­лать муж­чи­на. Точ­но так­же, как Куз­нец од­на из ипос­та­сей бо­жес­тва, Са­пож­ник — од­на из ипос­та­сей Куз­не­ца. Это он ус­лы­шал мои мо­лит­вы и ис­це­лил но­ги.

— Бо­ги ми­лос­ти­вы, — ска­зал Сир Хайл су­хим го­лосом, — но за­чем их бес­по­ко­ить, ког­да мож­но бы­ло прос­то но­сить обувь?

— Хож­де­ние бо­сым бы­ло мо­им на­каза­ни­ем. Да­же свя­тые сеп­то­ны мо­гут быть греш­ни­ками, а моя плоть так же сла­ба, как у всех. Я был мо­лод и по­лон жиз­ни, а де­вуш­ки… сеп­тон то­же мо­жет ка­зать­ся прек­расным прин­цем, ес­ли он единс­твен­ный из­вес­тный те­бе муж­чи­на, ко­торый пу­тешес­тво­вал за пре­делы тво­его се­ления. Я ци­тиро­вал им «Се­мико­неч­ную Звез­ду». Кни­га Де­вы под­хо­дит для это­го луч­ше дру­гих. О, по­ка не выб­ро­сил свою обувь, я был боль­шим гре­ховод­ни­ком. Мне стыд­но вспо­минать о том, сколь­ких де­вушек я ли­шил девс­твен­ности.

Бри­ен­на не­лов­ко по­ер­за­ла в сед­ле, вер­нувшись мыс­ля­ми к ла­герю у стен Хай­гар­де­на, и па­ри, ко­торое сир Хайл зак­лю­чил с ос­таль­ны­ми о том, кто пер­вый за­тащит ее в пос­тель.

— Мы ищем де­вуш­ку, — по­ведал ему Под­рик Пэйн. — Дво­рян­ку, три-на-де­сять лет, c тем­но-ры­жими во­лоса­ми.

— А я ду­мал, что вы ище­те раз­бой­ни­ков.

— И их то­же, — сог­ла­сил­ся Под­рик.

— В ос­новном пу­тешес­твен­ни­ки де­ла­ют все воз­можное, что­бы из­бе­жать по­доб­ных лю­дей, — ска­зал сеп­тон, — а вы их выс­ле­жива­ете.

— Мы ищем толь­ко од­но­го раз­бой­ни­ка, — ска­зала Бри­ен­на. — Пса.

— Точ­но так сир Хайл и мне ска­зал. Пусть Се­меро бе­регут те­бя, ди­тя. Го­ворят пос­ле не­го ос­та­ют­ся уби­ен­ные мла­ден­цы и из­на­сило­ван­ные де­вы. Я слы­шал, его на­зыва­ют Бе­шеный Пес Со­лева­рен. Ка­кой доб­рым лю­дям прок от по­доб­но­го соз­да­ния?

— Де­вуш­ка, о ко­торой го­ворил Под­рик, мо­жет быть с ним.

— Прав­да? Тог­да мы дол­жны по­молить­ся за бед­ную де­воч­ку.

«И за ме­ня», — по­дума­ла Бри­ен­на, — «по­моли­тесь и за ме­ня. Поп­ро­сите Ста­рицу под­нять по­выше свой фо­нарь и про­вес­ти ме­ня к ле­ди Сан­се, а Во­ину — при­дать си­лы мо­ей ру­ке, что­бы я мог­ла ее за­щитить». — Но вслух, где ее мог ус­лы­шать и выс­ме­ять Хайл Хант за жен­скую сла­бость, она не ска­зала ни сло­ва.

C та­ким по­пут­чи­ком, ко­торый идет пеш­ком вмес­те с наг­ру­жен­ным ос­лом, они прод­ви­гались очень мед­ленно. Они пош­ли не по глав­ной за­пад­ной до­роге, по ко­торой од­нажды Бри­ен­на с си­ром Джей­ме про­ез­жа­ла в про­тиво­полож­ную сто­рону, об­на­ружив Де­вичий пруд раз­граб­ленным и пол­ным тру­пов. Вмес­то это­го, они свер­ну­ли на се­веро-за­пад, прой­дя вдоль бе­рега Крабь­его За­лива по столь уз­кой из­ви­лис­той тро­пин­ке, что она не бы­ла обоз­на­чена да­же на столь точ­ной кар­те си­ра Хай­ла. По эту сто­рону Де­вичь­его пру­да бы­ло не най­ти кру­тых хол­мов, чер­ных тря­син и сос­но­вых ле­сов, как на Сло­ман­ном Ког­те. Зем­ли, че­рез ко­торые ле­жал их путь, бы­ли ни­зин­ны­ми и сы­рыми, ди­кая пус­тошь пес­ча­ных дюн и со­лон­ча­ков под се­ро-го­лубым сво­дом не­ба. До­рога ны­ряла вниз и те­рялась меж за­рос­лей трос­тни­ка и ли­манов, и по­яв­ля­лась сно­ва в ми­ле впе­реди. Бри­ен­на по­няла, без Ме­рибаль­да они неп­ре­мен­но бы заб­лу­дились. Поч­ва час­то бы­ла мяг­кой, по­это­му мес­та­ми сеп­тон вы­ходил впе­ред, прос­ту­кивая зем­лю сво­им по­сохом, что­бы убе­дить­ся, что мож­но ид­ти даль­ше. На ли­ги вок­руг не бы­ло ни де­рев­ца, толь­ко мо­ре, не­бо и пе­сок.

Ни од­но мес­то на зем­ле не мог­ло нас­толь­ко силь­но от­ли­чать­ся от Тар­та c его го­рами и во­допа­дами, с его гор­ны­ми лу­гами и те­нис­ты­ми до­лина­ми. — «И все же, это мес­то об­ла­да­ет сво­ей не­пов­то­римой кра­сотой», — ре­шила Бри­ен­на. Они пе­ресек­ли дю­жину мед­ленно­теку­щих ручь­ев, пол­ных жаб и ля­гушек, ви­дели кра­чек, по­качи­ва­ющих­ся вда­ли на вол­нах за­лива, слы­шали от­ку­да-то из глу­бин дюн кри­ки птиц-пе­ревоз­чи­ков. Од­нажды, им пе­ребе­жала до­рогу ли­са, и пес Ме­рибаль­да за­лил­ся ди­ким ла­ем.

Здесь то­же жи­ли лю­ди. Не­кото­рые жи­ли сре­ди ка­мышей, в пос­тро­ен­ных из гли­ны и со­ломы ла­чугах. Дру­гие — ры­бачи­ли в за­ливе в об­тя­нутых шку­рами лод­ках-ко­рак­лах, и стро­или свои до­ма в дю­нах на шат­ких сва­ях. Боль­шинс­тво, ка­залось, жи­вут од­ни, са­ми по се­бе, вне пре­делов ви­димос­ти дру­гих по­селе­ний. По боль­шей час­ти, они ка­зались людь­ми роб­ки­ми, но око­ло по­луд­ня со­бака сно­ва при­нялась ла­ять, и из ка­мышей выш­ли три жен­щи­ны с пле­теной кор­зи­ной мол­люсков в ру­ках. Каж­дой из них он от­дал по апель­си­ну, хо­тя мол­люсков бы­ло как гря­зи, а апель­си­ны бы­ли ред­ки и до­роги. Од­на из жен­щин уже ста­рухой, вто­рая — бе­ремен­ной, а третья ока­залась де­вуш­кой, све­жей и хо­рошень­кой, как ве­сен­ний цве­ток. Ког­да Ме­рибальд увел их в сто­рон­ку ис­по­ведать в гре­хах, сир Хайл хо­хот­нул и ска­зал:

— По­хоже бо­ги нас не за­были…. по край­ней ме­ре, Де­ва, Мать и Ста­рица. — Под­рик так уди­вил­ся, что Бри­ен­не приш­лось ра­зоча­ровать его и ска­зать, что эти трое прос­тые бо­лот­ные жи­тели.

Пос­ле то­го, как они во­зоб­но­вили пу­тешес­твие, она по­вер­ну­лась к сеп­то­ну, и ска­зала:

— Эти лю­ди жи­вут лишь в дне пу­ти от Де­вичь­его пру­да, а вой­на их да­же не кос­ну­лась.

— С них не­чего взять, ми­леди. Все их сок­ро­вища — это ус­три­цы, кам­ни и лод­ки, а их луч­шее ору­жие — но­жи из ржа­вого же­леза. Они по­яв­ля­ют­ся на свет, жи­вут, лю­бят и уми­ра­ют. Они зна­ют, что их зем­ля­ми пра­вит лорд Mутон, но нем­но­гие из них ви­дели его, а Ри­вер­ран и Ко­ролев­ская Га­вань для них лишь наз­ва­ния.

— А еще они зна­ют бо­гов, — ска­зала Бри­ен­на. — Ду­маю, это твоя зас­лу­га. Сколь­ко уже ты хо­дишь по реч­ным зем­лям?

— Вот уж ско­ро со­рок лет, — от­ве­тил сеп­тон, и его со­бака гром­ко гав­кну­ла. — От Де­вичь­его пру­да до Де­вичь­его пру­да об­ход за­нима­ет пол­го­да, а вре­мена­ми и боль­ше, но не ста­ну ут­вер­ждать, что я хо­рошо знаю Тре­зубец. Я лишь из­да­ли ви­жу зам­ки ве­ликих лор­дов. Мне боль­ше зна­комы яр­ма­роч­ные го­род­ки, по­сел­ки и де­рев­ни, слиш­ком ма­лень­кие, что­бы как-то на­зывать­ся, из­го­роди и хол­мы, ручьи, где мо­жет на­пить­ся то­мимый жаж­дой че­ловек, и пе­щеры, в ко­торых мож­но най­ти убе­жище. А еще до­роги, ко­торы­ми поль­зу­ет­ся прос­той люд, из­ви­лис­тые гряз­ные тро­пин­ки, ко­торые не ука­заны на кар­тах из пер­га­мен­та. Их я то­же знаю. — Он хи­хик­нул. — Еще бы. Мои но­ги ис­топта­ли каж­дую ми­лю де­сяток раз.

«Про­селоч­ны­ми до­рога­ми обыч­но поль­зу­ют­ся раз­бой­ни­ки, а пе­щеры — от­личное мес­то, что­бы спря­тать­ся тем, на ко­го охо­тят­ся». — Укол по­доз­ре­ния зас­та­вил Бри­ен­ну за­думать­ся, нас­коль­ко хо­рошо сир Хайл знал это­го че­лове­ка.

— Та­кая жизнь выг­ля­дит очень оди­нокой, сеп­тон.

— Со мной всег­да Се­меро, — от­ве­тил Ме­рибальд, — и у ме­ня есть мой пре­дан­ный слу­га, и пес.

— У ва­шей со­баки есть имя? — спро­сил Под­рик Пэйн.

— На­вер­ное, — от­клик­нулся Ме­рибальд, — но это не моя со­бака. Не моя.

Пес за­ла­ял и за­вилял хвос­том. Он был ог­ромным, лох­ма­тым соз­да­ни­ем, по мень­шей ме­ре, де­сяти сто­унов ве­са, од­на­ко дру­желюб­ным.

— А чей же он? — спро­сил Под­рик.

— Ну, он сам по се­бе, и еще Се­мерых. Что ка­са­ет­ся его име­ни, он мне его не со­об­щил. Я зо­ву его прос­то — пес.

— O! — Под­рик не знал, что со­баку мож­но наз­вать прос­то «со­бакой». Маль­чик нем­но­го по­раз­мыслил над этим, а по­том ска­зал: — У ме­ня, ког­да я был ма­лень­ким, бы­ла со­бака. Я звал его Ге­рой.

— А он был им?

— Кем?

— Ге­ро­ем.

— Нет. Он был хо­рошим псом. Он сдох.

— Пес ох­ра­ня­ет ме­ня в до­роге, да­же в та­кие тя­желые вре­мена, как сей­час. Ни волк, ни раз­бой­ник не ста­нет мне до­кучать, ког­да ря­дом со мной пес. — Сеп­тон нах­му­рил­ся. — С не­дав­них пор вол­ки ужас­но рас­пло­дились. Есть мес­та, где че­лове­ку нич­то не гро­зит, да­же ес­ли он в оди­ночес­тве зас­нет под де­ревом. За всю свою жизнь, са­мая боль­шая стая, ко­торую я ви­дел, бы­ла мень­ше дю­жины вол­ков, но те ог­ромные стаи, ко­торые нын­че бро­дят вдоль Тре­зуб­ца, ис­числя­ют­ся сот­ня­ми.

— Ты сам их ви­дел? — спро­сил Сир Хайл.

— Мне пос­час­тли­вилось, Се­меро из­ба­вили ме­ня от по­доб­ной встре­чи, но я слы­шал их по но­чам, и не раз. Так мно­го го­лосов… звук, от ко­торо­го кровь зас­ты­ва­ет в жи­лах. Да­же пес дро­жал от ужа­са, а ведь он заг­рыз с дю­жину вол­ков. — Он пот­ре­пал со­баку по лох­ма­той го­лове. — Не­кото­рые го­ворят, что это де­моны. Го­ворят, что стаю воз­глав­ля­ет вол­чи­ца: гро­мад­ная, се­рая и страш­ная. Го­ворят, она мо­жет од­на ута­щить в зу­бах зуб­ра, и кап­ка­ны с ло­вуш­ка­ми ей ни­почем. Что она не бо­ит­ся ни ста­ли, ни ог­ня, и уби­ва­ет лю­бого вол­ка, ко­торый пы­та­ет­ся на нее взоб­рать­ся, и не ест ни­чего, кро­ме люд­ской пло­ти.

Сир Хайл Хант зас­ме­ял­ся:

— Вы до­бились сво­его, сеп­тон. Гла­за бед­но­го Под­ри­ка уже ста­ли раз­ме­ром с ва­реное яй­цо.

— Ни­чего по­доб­но­го, — воз­му­щен­но воз­ра­зил Под­рик. Пес гав­кнул.

Той ночью они раз­би­ли свой хо­лод­ный ла­герь в дю­нах. Бри­ен­на от­пра­вила Под­ри­ка прой­тись вдоль бе­рега, по­ис­кать нем­но­го топ­ля­ка, ко­торое мог­ло при­бить к бе­регу, что­бы раз­жечь кос­тер. Но он вер­нулся с пус­ты­ми ру­ками по ко­лено ис­пачкав­шись в гря­зи.

— На­чал­ся от­лив, сир. Ми­леди. Там нет во­ды, толь­ко гряз­ные лу­жи.

— Дер­жись по­даль­ше от гря­зи, па­рень, — по­сове­товал сеп­тон Ме­рибальд. — Грязь не лю­бит нез­на­ком­цев. Нас­ту­пишь не ту­да, она раз­вер­знет­ся и прог­ло­тит те­бя.

— Это ж прос­то грязь, — нас­та­ивал Под­рик.

— Да, по­ка она не набь­ет­ся в рот и не нач­нет дос­та­вать до но­са. Тог­да — это смерть. — Он рас­сме­ял­ся, что­бы смяг­чить хо­лод, иду­щий от его слов. — Выт­рись и от­ве­дай ку­сочек апель­си­на, па­рень.

Сле­ду­ющий день ни­чем не от­ли­чал­ся от пре­дыду­щего. Они уто­лили го­лод со­леной трес­кой и съ­ели нес­коль­ко до­лек апель­си­нов, и бы­ли в пу­ти еще до пол­но­го вос­хо­да сол­нца, ког­да по­зади них не­бо бы­ло ро­зовым, а спе­реди пур­пурным. Пес шел впе­реди, об­ню­хивая все встреч­ные за­рос­ли ка­мыша, и ос­та­нав­ли­ва­ясь то тут, то там их по­метить. По­хоже, он знал до­рогу не ху­же са­мого Ме­рибаль­да. С при­ливом в воз­ду­хе раз­да­лись кри­ки кра­чек.

Око­ло по­луд­ня они ос­та­нови­лись в не­боль­шой де­рев­не, пер­вой, по­пав­шей­ся им по до­роге. Во­семь до­мов на сва­ях, при­мос­тивши­еся у не­боль­шой ре­ки. Муж­чи­ны ры­бачи­ли на ре­ке в сво­их лод­ках, а жен­щи­ны и маль­чиш­ки спус­ти­лись вниз по ве­ревоч­ным лес­тни­цам и соб­ра­лись вок­руг сеп­то­на Ме­рибаль­да на мо­лит­ву. Пос­ле служ­бы он от­пустил им гре­хи и ос­та­вил нес­коль­ко реп, ме­шок бо­бов, и два сво­их дра­гоцен­ных апель­си­на.

Вер­нувшись на до­рогу, сеп­тон ска­зал:

— Бу­дет неп­ло­хо, ес­ли се­год­ня на ночь мы ос­та­вим ко­го-то ка­ра­улить, друзья мои. Се­ляне го­ворят, что они ви­дели трех де­зер­ти­ров, пря­тав­шихся в дю­нах к за­паду от ста­рой сто­роже­вой баш­ни.

— Толь­ко тро­их? — улыб­нулся Сир Хайл. — Трое — это мед для на­шей де­вы с ме­чом. Они вряд ли по­бес­по­ко­ят во­ору­жен­ных лю­дей.

— Ес­ли толь­ко они не ого­лода­ли, — ска­зал сеп­тон. — В этих бо­лотах есть пи­ща, но толь­ко для тех, у ко­го есть гла­за, что­бы ее отыс­кать, а эти муж­чи­ны здесь чу­жаки, вы­жив­шие пос­ле од­них из битв. Ес­ли они прис­та­нут к нам, сир, я умо­ляю вас, ос­тавь­те их мне.

— И что ты сде­ла­ешь с ни­ми?

— На­кор­млю их. Поп­ро­шу их ис­по­ведать­ся в сво­их гре­хах, что­бы я мог им их прос­тить. Приг­ла­шу их от­пра­вить­ся с на­ми на Ти­хий Ос­тров.

— Это здо­рово, приг­ла­сить их ид­ти с на­ми, что­бы они пе­рере­зали нам глот­ки во сне, — от­ве­тил Хайл Хант. — У лор­да Рэн­дилла есть луч­ший спо­соб рас­пра­вы с прес­тупни­ками — сталь и пень­ко­вая ве­рев­ка.

— Сир? Ми­леди? — ска­зал Под­рик. — Де­зер­тир — это прес­тупник?

— Бо­лее или ме­нее, — от­ве­тила Бри­ен­на.

Сеп­тон Ме­рибальд был не сог­ла­сен.

— Ско­рее мень­ше, чем боль­ше. Прес­тупни­ков раз­но­го сор­та столь­ко, сколь­ко птиц на све­те. И у пти­цы-пе­ревоз­чи­ка и у мор­ско­го ор­ла есть крылья, но они не оди­нако­вые. Ме­нес­тре­ли лю­бят вос­пе­вать хо­роших лю­дей, ко­торые вы­нуж­де­ны пой­ти про­тив за­кона, что­бы по­бедить ка­кого-ни­будь зло­го лор­да, но боль­шинс­тво прес­тупни­ков ско­рее срод­ни это­му не­насыт­но­му Псу, чем Лор­ду-мол­нии. Это злые лю­ди, ве­домые жад­ностью, уг­рю­мые от собс­твен­ной оз­лоблен­ности, пре­зира­ющие бо­гов и за­ботя­щи­еся толь­ко о се­бе. Де­зер­ти­ры ско­рее зас­лу­жива­ют жа­лос­ти, хо­тя они мо­гут быть не ме­нее опас­ны­ми. Поч­ти все они из прос­то­го на­рода, обыч­ные лю­ди, ко­торые и на ми­лю не отъ­ез­жа­ли от сво­его до­ма с са­мого рож­де­ния, до тех пор, по­ка од­нажды не при­шел ка­кой-то лорд и не заб­рал их на вой­ну. Пло­хо обу­тые и пло­хо во­ору­жен­ные, они мар­ши­ру­ют под его зна­мена­ми, час­то не имея ни­чего луч­ше сер­па, за­точен­ной мо­тыги или са­модель­ной бу­лавы, ко­торая пред­став­ля­ет со­бой ка­мень, при­мотан­ный по­лос­ка­ми ко­жи к пал­ке. Братья ша­га­ют с брать­ями, сы­новья с от­ца­ми, друзья с друзь­ями. Они нас­лу­шались пе­сен и рас­ска­зов, по­этом они идут с ра­дос­тны­ми сер­дца­ми, меч­тая о чу­десах, ко­торые им пред­сто­ит уви­деть, бо­гатс­тве и сла­ве, ко­торые они об­ре­тут с по­бедой. Вой­на ка­жет­ся им прик­лю­чени­ем, са­мым ин­те­рес­ным из то­го, что боль­шая часть из них ког­да-ли­бо ви­дела в жиз­ни.

— По­том они вку­ша­ют вкус сра­жения.

— Для не­кото­рых это­го пер­во­го ра­за бы­ва­ет дос­та­точ­но, что­бы их сло­мить. Дру­гие дер­жатся го­дами, по­ка не те­ря­ют счет бит­вам, в ко­торых сра­жались, но да­же та­кой че­ловек, пе­режив­ший сот­ню битв, мо­жет сло­мать­ся на сто пер­вой. Братья ви­дят ги­бель брать­ев, от­цы те­ря­ют сы­новей, друзья ви­дят, как их друзья пы­та­ют­ся удер­жать свои внут­реннос­ти, пос­ле то­го, как их жи­вот вспо­роли то­пором.

— Они ви­дят как уби­ва­ют лор­да, ко­торый их воз­глав­лял, а ка­кой-то дру­гой лорд кри­чит, что те­перь они при­над­ле­жат ему. Их ра­нят, и ед­ва ра­ны на­поло­вину за­жили, уже по­луча­ют но­вую. Они всег­да не­до­еда­ют, их обувь раз­ва­лива­ет­ся на кус­ки от пос­то­ян­ных мар­шей, одеж­ды из­но­шены и все в ды­рах, и по­лови­на на­рода га­дит се­бе в шта­ны из-за пло­хой во­ды.

— Ес­ли они хо­тят се­бе плащ по­теп­лее, или, мо­жет быть, ржа­вый шлем, им нуж­но снять их уби­того. Вско­ре они на­чина­ют во­ровать и у жи­вых то­же, у прос­тых лю­дей, на чь­их зем­лях они сра­жались, у точ­но та­ких же лю­дей, ка­кими они ког­да-то бы­ли. Они ре­жут их овец и ло­вят кур, и на­ходят­ся в пол­ша­ге от­то­го, что­бы на­чать красть и их до­черей. И вот од­нажды, они ог­ля­дыва­ют­ся вок­руг и по­нима­ют, что все их друзья и род­ные по­гиб­ли, что они сра­жа­ют­ся под чу­жим ко­ман­до­вани­ем и под чу­жими зна­мена­ми, ко­торые и уз­на­ют-то с тру­дом. Они не зна­ют ни где они, ни как вер­нуть­ся до­мой, а лорд, за ко­торо­го они сра­жа­ют­ся, не зна­ет их имен, но он при­ходит, кри­чит им стро­ить­ся в ше­рен­ги, дер­жать ли­нию ко­пий, кос или за­ос­трен­ных мо­тыг, и дер­жать­ся. На них не­сут­ся ры­цари, лю­ди без ли­ца, все за­кован­ные в сталь, и ме­тал­ли­чес­кий гро­хот их ата­ки, ка­жет­ся, за­пол­ня­ет весь мир…

— И че­ловек ло­ма­ет­ся.

— Он по­вора­чива­ет­ся и бе­жит, или от­полза­ет пос­ле бит­вы по те­лам уби­тых, или ус­коль­за­ет под пок­ро­вом но­чи, и на­ходит се­бе ка­кое-ни­будь мес­то, где он мо­жет спря­тать­ся. Тог­да все вспо­мина­ют о до­ме, ко­торо­го к то­му вре­мени уже нет. И все ко­роли, вмес­те с бо­гами и лор­да­ми те­перь зна­чат для них мень­ше, чем ку­сок про­тух­ше­го мя­са, ко­торый поз­во­лит им про­жить еще один день, или мех дрян­но­го ви­на, в ко­тором на па­ру ча­сов мож­но уто­пить свой страх. Де­зер­тир жи­вет од­ним днем, от еды до еды, ста­новясь боль­ше по­хожим на зве­ря, чем на че­лове­ка. Ле­ди Бри­ен­на пра­ва. В на­ше вре­мя стран­ник дол­жен ос­те­регать­ся де­зер­ти­ров, и опа­сать­ся их… но ему так­же сле­ду­ет их по­жалеть.

Ког­да Ме­рибальд за­кон­чил, в их ма­лень­кой ком­па­нии нас­ту­пила глу­бокая ти­шина. Бри­ен­на слы­шала толь­ко ше­лест вет­ра сквозь за­рос­ли крас­ной ивы, и сла­бый крик га­гары вда­леке. Она мог­ла рас­слы­шать, как ти­хо и тя­жело, вы­валив язык, ды­шит пес, сле­дуя за сеп­то­ном с его ос­лом. Ти­шина все тя­нулась и тя­нулась, по­ка на­конец, она не спро­сила:

— Сколь­ко вам бы­ло лет, ког­да вас заб­ра­ли на вой­ну?

— Ну, я был не стар­ше тво­его па­рень­ка, — от­ве­тил Ме­рибальд. — Слиш­ком мо­лод для это­го, по прав­де го­воря, но все мои братья уш­ли, а я не хо­тел от­ста­вать от них. Виль­ям ска­зал, что я мо­гу быть его сквай­ром, хоть Вилл и не был ры­царем — все­го лишь слу­гой, во­ору­жен­ный ку­хон­ным но­жом, ук­ра­ден­ным в та­вер­не. Он умер на Сту­пенях, так и не по­бывал в бою. Его сра­зила ли­хорад­ка, как и мо­его бра­та Ро­бина. О­уэн умер от уда­ра бу­лавы, ко­торая раз­би­ла ему го­лову, а его дру­га Джо­на Пок­са по­веси­ли за из­на­сило­вание.

— Вой­на Де­вяти­пен­со­вых Ко­ролей? — спро­сил Хайл Хант.

— Так они на­зыва­ли ее, хо­тя я так и не уви­дел ни ко­роля, ни еди­ного пен­ни. И все же эта бы­ла вой­на. Вой­на.

Сэм­велл

Сэм сто­ял у ок­на, нер­вно по­качи­ва­ясь, наб­лю­дая, как за ос­тры­ми ря­дами крыш ис­че­за­ют пос­ледние лу­чи сол­нца. — «Он точ­но сно­ва на­пил­ся», — уны­ло раз­мышлял он. — «Или встре­тил но­вую де­вицу». — Он не знал, ру­гать­ся ему или пла­кать. Да­ре­он ведь был те­перь его бра­том. — «Поп­ро­сите его спеть, и ник­то не спо­ет луч­ше. А поп­ро­си его что-то сде­лать…»

Уже на­чал под­ни­мать­ся ве­чер­ний ту­ман, заб­ра­сывая свои се­рые паль­цы на выс­тро­ив­ши­еся вдоль ка­налов сте­ны зда­ний.

— Он обе­щал вер­нуть­ся. — Вслух ска­зал Сэм. — Ты то­же слы­шала.

Джил­ли пос­мотре­ла на не­го крас­ны­ми опух­ши­ми гла­зами. Ее не­мытые и не­чеса­ные во­лосы зак­ры­ли ли­цо. Она бы­ла по­хожа на выр­вавше­еся из за­рос­лей заг­нанное жи­вот­ное. Уже мно­го дней они не раз­во­дили ог­ня, хо­тя оди­чалая все рав­но лю­била рас­по­лагать­ся воз­ле оча­га, слов­но хо­лод­ный пе­пел еще хра­нил ус­коль­за­ющее теп­ло.

— Ему не нра­вит­ся си­деть с на­ми. — Очень ти­хо от­ве­тила она что­бы не раз­бу­дить ма­лыша. — Здесь мрач­но. А он лю­бит на­ходить­ся там, где те­чет ви­но и ве­село.

«Это вер­но», — по­думал Сэм. — «Ви­но тут пов­сю­ду, кро­ме на­шего уг­ла». — В Бра­аво­се бы­ло пол­но та­верн, пив­ных и бор­де­лей. И ес­ли Да­ре­он пред­по­чел теп­лый очаг и по­дог­ре­тое ви­но со спе­ци­ями черс­тво­му хле­бу и ком­па­нии из хны­ка­ющей жен­щи­ны, тол­сто­го тру­са и боль­но­го ста­рика, кто его в этом уп­рекнет? — «Я мог бы. Он по­обе­щал, что вер­нется до за­ката. Ска­зал, что при­несет нам ви­но и пи­щу».

Он сно­ва выг­ля­нул в ок­но, бе­зос­но­ватель­но на­де­ясь на чу­до уви­деть спе­шаще­го до­мой пев­ца. Ть­ма уже па­ла на тай­ный го­род, при­та­ив­шись в пе­ре­ул­ках и на дне ка­налов. Доб­рые жи­тели Бра­аво­са ско­ро зат­во­рят ок­на и зад­ви­нут двер­ные за­совы. Ночь ос­та­нет­ся в пол­ном рас­по­ряже­нии бан­ди­тов и кур­ти­занок. — «Что ж, у Да­ре­она те­перь но­вые при­яте­ли», — Горь­ко по­думал Сэм. Толь­ко с им по­доб­ны­ми в пос­леднее вре­мя и об­щался пе­вец. Он да­же пы­тал­ся на­писать пес­ню об од­ной кур­ти­зан­ке по име­ни Лун­ная Тень, ко­торая ус­лы­шала его пес­ню у Лун­но­го Пру­да и ода­рила по­целу­ем.

— Луч­ше б ты поп­ро­сил у нее нем­но­го се­реб­ра. — Ска­зал ему на это Сэм. — Нам нуж­ны день­ги, а не по­целуи. — Но пе­вец толь­ко улыб­нулся.

— Не­кото­рые по­целуи сто­ят до­роже жел­то­го зо­лота, Смер­то­нос­ный.

Это его бе­сило еще силь­нее. Под­ра­зуме­валось, что Да­ре­он не ста­нет пос­вя­щать пес­ни ка­ким-то там кур­ти­зан­кам. Он дол­жен был петь о Сте­не и вос­пе­вать доб­лесть Ноч­но­го До­зора. Джон на­де­ял­ся, что воз­можно его пес­ни под­тол­кнут мо­лодых лю­дей при­нять чер­ное. Вмес­то это­го, он пел про зо­лотые по­целуи, се­реб­ристые во­лосы, и алые, алые губ­ки. Ник­то в ми­ре не оде­нет чер­ное ра­ди алых, алых гу­бок.

Иног­да его иг­ра про­буж­да­ла ре­бен­ка. Ког­да ре­бенок на­чинал хны­кать, Да­ре­он при­нимал­ся кри­чать на не­го, что­бы он прек­ра­тил, тут в свою оче­редь на­чина­ла ре­веть Джилл, пос­ле че­го пе­вец убе­гал вон и не воз­вра­щал­ся нес­коль­ко дней. Он как-то жа­ловал­ся:

— Все эти сто­ны и плач под­мы­ва­ют ме­ня хо­рошень­ко ее трес­нуть, вдо­бавок из-за них я не вы­сыпа­юсь.

«А как бы ты пла­кал, по­теряв собс­твен­но­го сы­на?» — ед­ва не вы­палил тог­да в от­вет Сэм. Он не мог ви­нить Джил­ли за ее пе­чаль. Вмес­то это­го он чес­тил по­чем зря Джо­на Сноу, удив­ля­ясь, ког­да сер­дце Джо­на ус­пе­ло обер­нуть­ся кам­нем. Од­нажды, ког­да Джилл выш­ла наб­рать в ка­нале во­ду, он за­дал этот воп­рос вслух мей­сте­ру Эй­емо­ну.

— Ког­да ты по­мог ему стать лор­дом ко­ман­ду­ющим, — от­ве­тил ста­рик.

Да­же те­перь, за­мер­зая в этой хо­лод­ной ком­на­те под са­мой кры­шей, ка­кая-то часть Сэ­ма не мог­ла по­верить, что Джон мог сде­лать то, в чем его по­доз­ре­вал мей­стер Эй­емон. — «Но это дол­жно быть прав­дой. По­чему тог­да Джил­ли так мно­го пла­чет?» — Все, что ему ос­та­валось, это пря­мо спро­сить ее, чь­его ре­бен­ка она вскар­мли­ва­ет грудью, но у не­го не хва­тало на это сме­лос­ти. Он бо­ял­ся по­лучить от­вет на свой воп­рос. — «Я все та­кой же трус, Джон». — Не важ­но, в ка­кой уго­лок ми­ра его за­несет, его стра­хи ос­та­нут­ся при нем.

Про­нес­лось глу­хое, ро­кочу­щее эхо, от­ра­зив­ше­еся от крыш Бра­аво­са слов­но да­лекий гром. Это был Ти­тан, с даль­не­го кон­ца ла­гуны опо­веща­ющий о нас­тупле­нии но­чи. Звук был дос­та­точ­но гром­кий, что­бы раз­бу­дить ре­бен­ка, и его вне­зап­ный плач раз­бу­дил мей­сте­ра Эй­емо­на. Ед­ва Лил­ли бро­силась к ре­бен­ку, что­бы его по­кор­мить, гла­за ста­рика ши­роко рас­пахну­лись, и он не­мощ­но за­шеве­лил­ся на уз­кой пос­те­ли.

— Эгг? Тем­но. По­чему так тем­но?

«По­тому что ты слеп». — С мо­мен­та их при­бытия в Бра­авос ум Эй­емо­на сла­бел и все силь­нее на­чинал блуж­дать где-то вда­ли. По­рой он, ка­жет­ся, вов­се не со­об­ра­жал, где он на­ходит­ся. Иног­да он мог за­быть, о чем го­ворил пря­мо во вре­мя бе­седы, и на­чинал мо­лоть вздор о сво­ем от­це или бра­те. — «Ему уже сто два». — На­пом­нил се­бе Сэм, но ста­рик был ро­вес­ни­ком Чер­но­му Зам­ку, а его вос­по­мина­ния ни ра­зу его ту­да не за­води­ли.

— Это я, — вы­нуж­ден был наз­вать­ся он. — Сэм­велл Тар­ли. Ваш Стю­ард.

— Сэм. — Мей­стер об­ли­зал гу­бы и мор­гнул. — Да. И это Бра­авос. Прос­ти, Сэм. Уже ут­ро?

— Нет. — Сэм пот­ро­гал лоб ста­рика. Его ко­жа бы­ла влаж­ной от по­та, хо­лод­ной и лип­кой на ощупь, в его ды­хании с каж­дым вдо­хом слы­шал­ся лег­кий хрип. — Сей­час ночь, мей­стер. Вы дол­го спа­ли.