XIII. Сестра милосердия. – Вы сейчас должны ехать по срочному делу, милая барышня, – сказал Эмме Сергич, придя к ней однажды рано утром

– Вы сейчас должны ехать по срочному делу, милая барышня, – сказал Эмме Сергич, придя к ней однажды рано утром, когда та только что проснулась. – Апостол никому, кроме вас, не может доверить такого важного дела. Вы поедете в качестве сестры милосердия нашего братства в имение пожилой бездетной вдовы, госпожи Замаки. У нее горячка... Вы не боитесь заразы?

– Я ничего не боюсь, – отвечала девушка, – на все воля Божия.

– В таком случае, не угодно ли вам пожаловать ко мне?

– Позвольте мне только одеться.

Несколько минут спустя Эмма уже была в доме Сергича. В костюме сестры милосердия она стала похожа на кроткую мадонну. Купец вручил ей запечатанный конверт, прося вскрыть его только после приезда на место назначения. Экипаж и лошади были уже готовы: на козлах сидел знакомый нам крестьянин Долива, один из многочисленных клевретов апостола.

Было уже за полдень, когда мнимая сестра милосердия приехала в имение вдовы. Прочитав данную ей инструкцию и удостоверившись, что последний клочок бумаги сгорел в камине, она осторожно вошла в спальню больной.

Это была довольно большая, слабо освещенная комната, вся пропитанная тяжелым, удушливым запахом. Эмма отдернула портьеры и открыла окно.

– Доктор давно уже приказал это сделать, да мы не посмели, – тихонько проговорила сидевшая у кровати старушка.

Больная открыла глаза и приподняла голову с подушки. Это была женщина лет около сорока, худая, бледная, с впалыми щеками, рыжими волосами и большими, умными, серыми глазами.

– Кто вы такая? – спросила она, не без удивления взглянув на незнакомую ей женщину.

– Я сестра милосердия из Киева.

– Хорошо... Я очень рада... Как вас зовут?

– Сестрой Варварой.

– Ах, как мне жарко!

– Я открыла окно, теперь вам будет прохладнее.

– Благодарю вас... Я лежу здесь, словно в могиле... Не похоронят же меня заживо... Неужели болезнь моя смертельна?

– Нет!.. Я надеюсь, что с помощью Божьей вы вскоре поправитесь.

– Бог прислал мне ангела-утешителя... – и больная, поцеловав руку Эммы, повернулась лицом к стене.

Сестра милосердия выслала старушку вон из комнаты и заняла ее место у кровати больной. С этой минуты она ни днем, ни ночью не отходила от своей пациентки, в точности исполняя все предписания местного доктора и делая это спокойно, терпеливо, с улыбкой сострадания на губах.

На третью ночь больная очнулась после тяжелого продолжительного бреда, взяла Эмму за руку и проговорила слабым голосом:

– Плохо мне... очень плохо... Скажите мне правду... болезнь моя опасна?

– Доктор совершенно доволен ходом вашей болезни.

– Да... но не худо было бы послать за священником.

– Если вам угодно...

– У меня еще не написано духовное завещание... Никто из нас не знает, когда Господу будет угодно призвать его к себе... Надо приготовиться.

– Позвольте, я напишу под вашу диктовку.

– Это еще успеется... Мне еще не хочется умирать...

Эмма улыбнулась.

– Чему вы смеетесь? – спросила госпожа Замаки.

– Я не понимаю, как можно бояться смерти или любить жизнь так, как ее любят некоторые люди. Я с радостью пожертвовала бы своей жизнью, если бы это могло возвратить вам здоровье.

– Вы – ангел!

– О, нет!.. Этой временной жизни я предпочитаю жизнь вечную. Во время нашего земного странствования нас осаждают искушения, и мы грешим на каждом шагу.

– Правда... правда... Но скажите, почему так желаете умереть вы, такая молодая и красивая?

– Да, я жажду смерти, но не случайной, а добровольной, той, которой умирали святые мученицы.

– И вы надеетесь этим способом спасти вашу душу?

– Такая жертва угодна Богу, и Он дарует нам за нее отпущение грехов.

– Быть может, вы и правы.

Светало. Больная задремала не на долго, но вскоре очнулась, приняла лекарство и прошептала:

– Пошлите за священником... сейчас же.

Желание умирающей было немедленно исполнено. Она исповедалась, приобщилась святых тайн и почувствовала значительное облегчение и в нравственном, и в физическом отношении. По уходе священника она долго разговаривала с сестрой милосердия и, между прочим, спросила:

– Кого бы мне назначить моим наследником? Посоветуйте, моя милая...

У меня есть дальние родственники, но я, кроме неприятностей, ничего от них не видела. Не благоразумнее ли будет, если я оставлю мое состояние на богоугодные заведения?

– Эту мысль внушил вам Отец небесный! – воскликнула Эмма. – Напишите духовное завещание в пользу нашего благочестивого братства, которое питает голодающих, одевает нагих и лечит страждущих. Таким способом вы окажете благодеяние многим тысячам несчастных.

– Я это сделаю... Принесите сюда бумагу и чернила.

– Положите его в мой письменный стол, – сказала помещица, когда завещание было написано под ее диктовку и скреплено ее подписью. – Нет, лучше спрячьте его у себя... так будет безопаснее... Здесь, наверно, есть шпион, подосланный моими родственниками...

Вечером у открытого окна внезапно показался апостол. Больная не могла его видеть, потому что ее кровать была огорожена ширмами, но Эмма невольно вздрогнула.

– Что с вами? – спросила помещица.

– Ничего... мне надо сходить за льдом.

И, воспользовавшись минутой, когда ее пациентка задремала, Эмма тихонько подошла к окну.

– Ей гораздо лучше, – шепнула она, – доктор сказал, что есть надежда.

– А завещание в пользу нашего братства уже написано?

– Да, моей рукой.

Апостол кивнул и, помолчав несколько минут, сказал:

– Этим твоя миссия еще не оканчивается.

– Знаю... я останусь при больной до ее выздоровления.

– Нам надо позаботиться о спасении ее души... Не говорила ли она тебе, что у нее на совести лежит тяжкий грех?

– Нет, не говорила.

– Постарайся выведать эту тайну, но сделай это как можно осторожнее, больные вообще недоверчивы... и постарайся обратить ее на путь истинный.

– Я сделаю все, что от меня зависит, но мои старания могут оказаться безуспешными.

– Ты должна спасти эту заблудшую овцу каким бы то ни было способом. Я вполне полагаюсь на тебя, будь только мужественна и непреклонна. Сам Господь избрал тебя для совершения этого великого подвига.

– С Божьей помощью я преодолею все препятствия.

– Прощай, дитя мое.

Апостол благословил молодую девушку и ушел.

К ночи больной стало хуже; она металась по кровати, глаза ее горели диким, лихорадочным огнем.

– Видишь... видишь!.. – неожиданно вскричала она, указывая в угол своей исхудалой рукой.

– Вижу, – с невозмутимым спокойствием отвечала Эмма.

– И волосы не становятся у тебя дыбом?.. Чего он хочет?.. Что он говорит?

– Он обвиняет вас в преступлении.

– И обвиняет справедливо!.. Я виновница его смерти? Я... жестокая, неумолимая, бессердечная женщина... Неужели Господь не пощадит меня?..

– Вы можете искупить этот грех вашей смертью.

– Я готова умереть, если это угодно Богу.

– Эта очистительная жертва необходима.

– Как?! – вы требуете, чтобы я наложила на себя руки?.. Нет! Ни за что на свете! Я жить хочу!

Больная начала бредить и стонать, в отчаянии ломая руки, но вскоре утихла и впала в забытье.

Около полуночи старуха пришла доложить сестре милосердия, что из Киева приехал какой-то господин и желает ее видеть. Эмма вышла в смежную комнату, где ее ожидал Сергич.

– Пойдемте в сад, – шепнул он ей, – я сообщу вам новые инструкции.

Луна вышла из-за облака и осветила пустынные дорожки, на которых вычурными узорами рисовались обнаженные ветви деревьев.

– Подайте мне духовное завещание, – сказал купец, когда они остановились в глубине сада, у полуразрушенной беседки, – вот вам письменное приказание апостола.

Эмма прочла письмо и молча подала Сергичу документ.

– Не открыла ли она вам своей тайны?

– Нет, но в бреду называла себя виновницей смерти какого-то мужчины...

– Ее мужа. Да, кровь его вопиет... Пока эта женщина больна, она будет и раскаиваться, и обещать вам золотые горы, а как только выздоровеет, снова начнет вести греховную жизнь.

– Что же прикажете мне делать?

– Вот вам лекарство для ее души, – сказал купец, вынимая из кармана пузырек, до половины наполненный темно-бурой жидкостью, и прибавил: – Она должна умереть.

– Когда?

– Нынешней ночью... Решаетесь ли вы это сделать?

– Да будет Его святая воля! – смиренно склонив голову, отвечала мнимая сестра милосердия.