Старчик в зелёном одеяле

Сразу после окончания школы в 1976 году я стал студентом богословского факультета Фессало­никийского университета. От разных своих од­нокурсников я услышал о Святой Горе, и мне очень захотелось там побывать. И вот в сентябре 1976 года я впервые отправился на Афон.

Этот мой визит оказался трагичным. Мне совсем там не понравилось, и утром следующего же дня я уе­хал. И сказал себе: «Все, и речи быть не может о том, чтобы я сюда вернулся снова!» Столь неприятным, столь мрачным, столь угнетающим показалось мне само место. Разумеется, это было искушение; не по­думайте, пожалуйста, что там и на самом деле так! Ви­новат был я, а вовсе не место, однако вот такая картина нарисовалась в моем воображении. Не забывайте, что я происходил из среды, где не имели особого пред­ставления о монашеской жизни и об Афоне.

Вернувшись, я продолжал постоянно слышать от однокурсников, как же славно на Святой Горе, и было стыдно признаться, что мне там совсем не понравилось. Через пару недель я решился снова поехать на Афон. Я уже слышал от однокурсников о старце Паисии, о батюшке Ефреме Катунакском", о некоторых других старцах, которые поистине сия­ли в то время подобно светильникам на святогорском небосводе.

К старцу я отправился с одним иеродиаконом, ныне почившим. Отец Паисий жил тогда на Капсале, в келье Честного Креста.

Я с волнением ожидал встречи, потому что по до­роге диакон рассказывал разные истории о чудесах и пророчествах старца, и я боялся, что он разоблачит все сокровенные тайны моего сердца и пинками про­гонит меня из своей кельи.

Мы позвонили в звонок и стали ждать. На двери кельи висела табличка, которая произвела на меня сильное впечатление: «Лучше не занимайте меня пу­стыми беседами, я больше помогу вам молитвой».

В какое-то мгновение послышался голос. Я увидел старчика, завернутого в зеленое полосатое одеяло. Он, пошатываясь, медленно поднимался по дорожке, что­бы открыть нам калитку. Диакон мне говорит: «Это старец Паисий!» — «Это старец Паисий?» У меня моментально пропало настроение. Я-то ожидал уви­деть такого... Не знаю, что я там себе напридумывал, неважно... А увидел старчика, вернее даже не стар­чика — он был моего теперешнего возраста, но так мне тогда показалось, что старчика, слабенького, бо­лезненного... Он отворил. Мы вошли внутрь, распо­ложились в его, в буквальном смысле слова, нищем архондарике’, точнее, это была комнатушка с двумя топчанами. Преисполненный недоумения и нетерпе­ния, я жаждал увидеть, что это за человек.

Старец стал рассказывать разные истории, но они были нам совсем не интересны. Внезапно он снял об­увь и взобрался на топчан, желая изобразить то, о чем рассказывал. Я окончательно разочаровался и поду­мал: «Кажется, он не в себе, поэтому его сделали свя­тым и приходят на него поглядеть... Посмотрим, как он себя поведет, если перевести разговор на серьез­ную тему!» Представляете, до чего я дошел?!

— Геронда, вы очень известны в Фессалониках.

— Ты не шутишь?

— Да, да, многие говорят о вас.

На это он ответил:

— Деточка, вот там, чуть выше, на тропинке, по которой ты шел, мусор видел?

— Да.

— Взгляни-ка туда.

Я посмотрел: там валялась старая консервная банка из-под кальмаров — такие привозили тогда на Афон, на нее падал свет, и она блестела. Отец Паисий говорит:

— Ты видишь, как блестит эта консервная банка?

— Да.

— Вот так и я. Пустая консервная банка, выбро­шенная и никому не нужная. А люди смотрят на нее издали и думают, что это что-то такое!

Только я попытался спросить его еще о чем-то, он протянул мне лукум. Так я съел пятнадцать кусочков лукума.

Ничего нам не сказал старец. Я разочаровался и больше ни о чем его не спрашивал. Что-то он еще говорил диакону, а затем мы собрались уходить. Я спросил:

— Геронда, нам рассказывали, что у вас тут живут змеи. Это правда?

— Да. Хочешь посмотреть?

Ну что я мог ему на это ответить — что не хочу?!

— Да, здорово было бы их увидеть! — сказал я.

— Знаешь, завтра, когда ты станешь духовником, приходи, и я покажу их тебе, все они здесь, — ответил он, показывая на свое сердце.

Мы вышли наружу. Я был разочарован и думал: ничегошеньки он из себя не представляет, и зачем мы только сюда пришли! У ограды, возле калитки, я спро­сил его в последний раз, уже безнадежно: «Скажите нам что-нибудь душеполезное!» (словно: «И о чем все это время вы нам говорили!»).

— Дети, — сказал он, — вы молоды, делайте много земных поклонов.

— Сколько?

— Много, много.

И легонько ударил каждого из нас по спине. И в этот момент произошло великое событие: вся местность наполнилась благоуханием. Деревья, птицы, воздух, скалы — все, все. Это было страшно! В первый и един­ственный раз в моей жизни такое произошло со мной. Все благоухало невероятно, и неведомая сила овладе­ла нами. А старец сказал: «Давайте, ребята, ступай­те, ступайте». Он быстренько нас прогнал, запер калитку и ушел в домик. А меня и диакона охватило удивительное состояние. Я говорю ему: «Послушай, ты благоухаешь?!» А он мне: «Это неописуемо! Что про­исходит?!» Мы бегом побежали от кельи и так, бегом, очень скоро достигли Буразери', мы просто не могли остановиться по дороге, и до самого Буразери все кру­гом благоухало. После этого я понял, что действительно этот человек таит в себе великое сокровище.

Приблизительно через десять дней я снова наве­стил старца Паисия. Старец уже был совершенно другим. И с той поры, с октября 1976 года, по слову псалмопевца, к Тебе прилепилась душа моя (Пс. 62, 9), моя душа прилепилась к этому старцу, и я чувствовал, что с ним был Бог, и Он был сущим!

Первое, в чем я окончательно убедился удивитель­ным образом, общаясь со старцем Паисием, — то, что говорит Христос в Евангелии, то, что говорили свя­тые отцы, о чем рассказывается в житиях святых, все то, что было написано и сказано в Церкви, — все это оказалось правдой. В моей душе не осталось ни малей­шего сомнения ни в чем, сказанном в Евангелии.

В течение года я много раз приезжал к старцу и уже решил остаться на Святой Горе, для чего хотел прервать свою учебу. На это отец Паисий меня не бла­гословил, потому что у меня была стипендия от Кипр­ской Церкви. Он сказал мне: «Ну хорошо, оставайся на Святой Горе, но только уезжай на сессии и сдавай экзамены, потому что раз Церковь тебя направила и у тебя есть стипендия, неправильно сразу же, как только ты приехал, бросать учебу». Так все и шло.