Специалист

Ещё издали, когда вдали только-только показались постройки русской общины, Эраст Петрович услышал крики, а подъехав ближе, увидел мечущиеся меж домов силуэты. Кажется, на улицу высыпало все население деревни, включая детей.

Фандорин, конечно, предполагал, что его возвращения будут ждать с нетерпением, но не ожидал встречи столь бурной и многолюдной. Да ещё с рыданиями!

Ночной ветерок донёс явственные звуки плача, и Фандорин пришпорил лошадь – кажется, в коммуне стряслась беда.

Если подытожить то, что он услышал от доброй дюжины рассказчиков, оставив в стороне эмоции, слезы и негодующие выкрики, история вырисовывалась такая.

Поздно вечером, после ужина, танцев и хоровода, без которого в «Луче света» не обходилось ни одно общественное гуляние, красавица Настасья в сопровождении молодого человека, некоего Саввушки, отправилась к речке, пройтись. Вдруг с того берега, через брод, налетели двое на конях, лица под чёрными платками. Девушку перекинули через седло, её кавалера оглушили ударом по голове и были таковы.

Когда Эраст Петрович потребовал, чтобы его отвели к свидетелю, тот прибавил к этому совсем немногое. Хорошенький юноша с льняными волосами и синими, словно васильки, глазами лежал на кровати. Его голова была обвязана бинтом, сквозь который проступало пятно крови. В комнату набилось множество коммунаров обоего пола, все слушали – не в первый и не во второй раз.

– Сидели на траве, разговаривали… – Голос у Саввушки дрожал, губы подёргивались – не отошёл ещё от потрясения. – Как они подъехали, мы не слышали… Топот, плеск… Я кричу: «Вы что?! Пустите её!» А он меня рукояткой…

– Сам виноват, сам! – ломая руки, закричал Кузьма Кузьмич. – Зачем Настю к речке повёл? Какое ты вообще имел право за ней ухаживать? Ты же несовершеннолетний! Правил не знаешь?

Видно было, что председатель не в себе. Обвинение в адрес несовершеннолетнего Саввушки он повторил ещё по меньшей мере раза три, а под конец разрыдался.

– Что делать, Эраст Петрович? Что делать? – всхлипывал Луков, хватая Фандорина за руку и мешая сосредоточиться. – Вы должны спасти Настеньку! Вернуть её!

Все вокруг повторяли то же самое. Однако, приглядевшись, Эраст Петрович заметил, что женская половина коммуны убивается меньше, чем мужская. Из представительниц мягкосердечного пола глаза утирала лишь Даша.

Когда она заговорила, все замолчали. Похоже, к мнению горбуньи здесь привыкли относиться серьёзно.

– Настю жалко, – сказала она. – Бедная девочка! Но что сделает Эраст Петрович в одиночку против целой шайки? Мы ведь с вами, сестры, не отпустим своих мужей под бандитские пули?

– Ещё чего! Ни за что на свете! – закричали «сестры», а одна, в очках, тонко выкрикнула. – Насилием ничего хорошего добиться нельзя!

Горбунья подняла руку, призывая всех к молчанию.

– Товарищи, ясно одно. Нужно уходить отсюда. И чем быстрее, тем лучше. Оставаться в долине нельзя.

Толпа снова зашумела, но теперь в основном слышались мужские голоса.

– Как уйти? Куда уйти? Все бросить?

И несколько человек возмущённо зароптали:

– А Настя? Бросить Настю? Принципы принципами, но это уж просто подлость!

На того, кто произнёс последнюю фразу, про подлость, немедленно накинулась одна из коммунарок, крайне неинтеллигентным образом:

– Молчал бы, кобель! Восемнадцать лет его кормила, обстирывала, а он к этой вертихвостке сбежал! Так ей и надо!

Начался бедлам – все заговорили разом, перебивая друг друга и размахивая руками. Создавалось впечатление, что семейно-половой вопрос в коллективной общине решён не до конца.

– Ходить можете? – тихо спросил Эраст Петрович у забинтованного. – Пойдёмте. Покажете, где это произошло.

Не замеченные разгорячёнными спорщиками, они выбрались из дома. Единственный, кто увязался следом, – председатель Луков.

Снаружи уже серели утренние сумерки, а пока дошли до речки, совсем рассвело.

– Не подходите близко, – велел Фандорин спутникам. – Где именно вы находились?

– Мы сидели вон там, под кустом.

Судя по примятой траве, не сидели, а лежали, определил Эраст Петрович, но объявлять об этом открытии не стал, чтоб Кузьма Кузьмич снова не впал в истерику. Председатель и без того был почти невменяем.

– Я знаю! – крикнул он. – Я догадался! Вы ведь не верите в Чёрных Платков, правда? Вы подозреваете, что это мормоны нас выживают! Я понял это по вашему поведению. И теперь я с вами согласен. Это они, длиннобородые дикари! Они увезли Настеньку в свой гарем!

– Не думаю, – проговорил сидящий на корточках Фандорин. – Не думаю…

Вот здесь двое конных пересекли речку. След узкой женской ступни – вероятно, Настя вскочила и попыталась убежать. Вмятина, несколько капель крови – это упал оглушённый Саввушка.

Эраст Петрович перешёл через брод на ту сторону.

Так. В кустах лежали два человека, довольно долго. Вокруг – целых шесть окурков. Но окурки не ночные, более давние. Селестианцы точно исключаются – табак для них «сатанинская сера».

Поодаль привязывали лошадей: следы копыт, обгрызанные ветки.

Он вспомнил, как Настя рассказывала про свою утреннюю прогулку и про то, что двое мужчин подглядывали за ней с той стороны. Присмотрели добычу, потом за ней вернулись, а легкомысленная прелестница упростила охотникам задачу – сама вышла к речке. Неудивительно, что на то же самое место: живописная поляна, ивы над водой.

Какое-то время Фандорин шёл по следу. Нашёл на кусте клочок шелка – это платье украденной девушки зацепилось за колючку.

Но там, где кончилась трава и почва стала каменистой, след, как и в прошлый раз, потерялся. Порыскав и там, и сям, сыщик сдался. Прав был Роберт Пинкертон, когда сказал: «Городскому человеку без помощи местного специалиста не обойтись».

Значит, придётся мобилизовать специалиста.

В Сплитстоуне он сначала завернул в гостиницу – умыться, сменить рубашку и узнать, нет ли новостей от помощника.

Портье сказал:

– Вам записка с каракулями от вашего китайца.

– Он японец.

В послании аккуратными иероглифами сообщалось следующее:

«8 часов 45 минут утра восьмого дня девятого месяца.

Чёрный человек в сарае, где живёт его лошадь. Сам он, похоже, тоже там живёт. Выдул бутылку американского сакэ и спит. Караулю. Это на задворках башни с колоколом.

Ваш верный вассал Сибата Масахиро».

Выпив на первом этаже кофе (преотвратительного, как, впрочем, повсюду в Америке), Эраст Петрович наведался в указанное место. Путь был недальний, от «Грейт-Вестерна» шагов сто.

Японца он бы нипочём не обнаружил, если бы тот сам не зашипел из стога сена:

– Господин, я здесь. А он там.

Меж сухих стеблей высунулась рука и ткнула коротким толстым пальцем по направлению к ветхому сарайчику, за которым уже начиналась прерия.

Фандорин, неслышно ступая, подошёл ближе и подсмотрел в щель.

Сначала после яркого солнца ничего не разглядел, лишь услышал размеренное хрупанье с подсвистом. Потом глаза привыкли к полумраку, и он увидел в углу непривязанную серую лошадь. Она жевала сено. Подсвистывал же её хозяин, мирно спящий прямо у задних копыт своей клячи, которая предупредительно помахивала длинным хвостом, отгоняя от его лица мух и обеспечивая вентиляцию.

Вдруг серая перестала хрупать, поставила уши торчком и покосилась в сторону Эраста Петровича выпуклым глазом. Мягкие ноздри раздулись. Лошадь повернулась и фыркнула лежащему прямо в лицо. В то же мгновение Уошингтон Рид открыл глаза и сел, а в руке у него откуда ни возьмись появился револьвер.

Эраст Петрович тихонько отступил от стены сарая, попятился.

– Ты что, старушка? – послышалось ворчание Рида. – Соскучилась, что ли? Подрыхну ещё, ночью-то нам не спать…

И, судя по шороху, улёгся снова.

– Глаз не спускать, – шепнул Фандорин, проходя мимо стога. – Вернусь вечером.

Дослушав до конца, специалист ничего не ответил. Откажется, подумал Эраст Петрович, наблюдая, как на обожжённом солнцем лице Скотта вверх-вниз похаживают белёсые брови.

Отхлебнув из бутылки (по счастью, опорожнённой меньше, чем наполовину) «пинк» наконец разомкнул уста.

– Не пойдёт. В письме мистера Пинкертона сказано: «консультации и советы». А тут запросто можно получить пулю. Нет-нет, даже не упрашивайте. – Мелвин стукнул кулаком по прилавку. – Когда речь заходит о моей шкуре, никаких тридцатипроцентных скидок. Пять долларов в сутки, сразу и без дураков. Ясно?

– Ясно, – быстро сказал Фандорин. – Я ещё д-добавлю, если вы меня выведете к логову шайки. Только давайте поторопимся. Нужно скорей выручить девушку из беды.

«Пинк» приложился к бутылке.

– В таких делах торопиться себе дороже. К тому же, как я понял из вашего рассказа, эта красотка не вполне девушка. Терять ей особенно нечего.

Эраст Петрович с трудом сдержался, чтобы не вспылить.

– Как вы можете такое г-говорить? Она уже двенадцать часов в лапах головорезов. Неизвестно, что с ней там делают!

– Как раз известно, – хладнокровно обронил Скотт и осклабился. – Ладно, не сверкайте глазами. Что можно сделать – сделаем.

И, надо отдать ему должное, собрался очень быстро.

Двадцать минут спустя два всадника уже выезжали из Сплитстоуна, держа путь на скалы. Ехали не споро, но виноват в этом был не «пинк», а сам Фандорин – его рыжая пристала и никак не желала идти рысью.

Всю дорогу Мелвин болтал языком, не забывая потягивать виски. Когда бутылка опустела, достал другую.

–…И учтите, приятель: я нанялся только пройти по следу. Воевать с парнями в чёрных платках не буду. Это раньше, в молодые годы, мне всё было нипочём, а теперь надо о старости думать. Ладно, если наповал уложат, а если только покалечат? Кому нужен одинокий инвалид? Слишком много я таких перевидал за свою жизнь. Не хочу подохнуть под забором, как бездомный пёс.

– А как вы хотели бы п-подохнуть? – поинтересовался Эраст Петрович.

Скотт мечтательно улыбнулся.

– На мягкой перине. Чтоб жена держала за руку, а в дверях толпились рыдающие дети. И чтоб, когда повезут на кладбище, ни у одного сукиного сына во всей похоронной процессии не было револьвера на поясе. Эх, приятель! Говорят, есть на свете такие места, где люди ходят по улицам без оружия и где много-много женщин, причём порядочных. Моя беда, что я никогда не умел откладывать деньги, всё спускал на ветер. Мне бы хороший куш. Тысяч пять или десять… Уехал бы к дьяволу. Обзавёлся семьёй. Да только где возьмёшь такую кучу денег? – Он хохотнул. – Разве что поезд грабануть? А что, у меня получилось бы. Только надо не скакать вдоль рельсов, паля во все стороны, как эти болваны Чёрные Платки. Нужно положить поперёк путей дохлую корову, и паровоз сам остановится. А дальше просто. Паровозная бригада мешать не станет, на кой им неприятности? Пассажиров тоже трепать незачем, сколько с них возьмёшь? Нужно сразу к почтовому вагону. Заряд динамита на дверь – это если почтовики добром не откроют. Взять мешки, на которых печать казначейства. И поминай как звали. Проще простого. Проблема одна – толковые напарники. Сколько серьёзных людей погорели из-за кретинов, которые не умеют держать язык за зубами и слишком много пьют. – Мелвин так закручинился, что отпил из бутылки чуть не четверть. – Вот с вами я бы попробовал. Сразу видно, что вы не из болтливых и с нервами всё в порядке.

Тут он подмигнул, и стало ясно, что это, кажется, была шутка.

Русскую деревню объехали стороной, чтоб не терять времени. Мелвин Скотт развлекал спутника лекцией о том, как правильно грабить банки. Оказалось, это ещё проще, чем потрошить почтовые вагоны.

Но стоило партнёрам достичь места, где Фандорин потерял след, как «пинк» замолчал на полуслове, спрыгнул с коня и припал к земле, что-то высматривая.

Отбежал в сторону, где виднелся узехонький проход между двумя каменными глыбами, по-собачьи принюхался.

– Лошадиным потом несёт… Здесь коню не пройти, не задев камень крупом. Ведите моего в поводу. И не жмитесь ко мне, не мешайте.

Смотреть, как работает истинный профессионал, всегда наслаждение.

Куда подевался циничный пьянчуга, битых два часа изводивший Эраста Петровича никчёмной болтовнёй?

Движения Скотта стали экономичными, плавными, пожалуй, даже грациозными. Он то перебегал на несколько шагов вперёд, то замирал на месте, то начинал поводить носом из стороны в сторону.

Никогда в жизни Фандорин не обратил бы внимания на еле заметную зазубрину на каменной плите – а её выбила конская подкова, и по словам «пинка», не ранее минувшей ночи. Потом, ткнув пальцем на обломанную ветку, Скотт свернул влево, где русло высохшего ручья вывело следопытов вверх, на извилистую тропу, поднимавшуюся всё выше и выше. С одной стороны был крутой склон горы, с другой, под обрывом, открывался вид на долину.

Отсюда она была похожа на огромную миску щавелевого супа, в которой яичным желтком плавало ржаное поле общины «Луч Света». Эраст Петрович остановил свою рыжую на самой кромке, чтобы полюбоваться этим шедевром природной кулинарии. Гнедая «пинка» тревожно переступала на месте, дёргая повод, привязанный к луке фандоринского седла. Вдруг она с заполошным ржанием вскинулась на дыбы и скакнула в сторону – из-под её копыт в кусты метнулась длинная пятнистая змея. От неожиданного рывка рыжая тоже шарахнулась, прочь от обрыва, и ценитель прекрасного, едва успев ухватиться за повод, кувыркнулся прямо в бездну.

Ну, бездна не бездна, а саженей пятьдесят пустого пространства под беспомощно висящим Фандориным было, и избежать падения казалось невозможным. С отчаянным стоном рыжая упиралась в тропу всеми четырьмя ногами, но человека ей было не удержать – скользя по камням копытами, лошадь сползала все ближе к краю.

Повод нужно было выпускать. К чему утягивать за собой ни в чём не повинное животное.

Благородный муж никогда не сдаётся, даже если поражение неминуемо. Исключительно из этого соображения, а вовсе не из желания оттянуть гибель, Эраст Петрович вцепился в торчащий из отвесной стены корень, а узду выпустил.

Корень был сухой, мёртвый, и выдержать такой тяжести, конечно, не мог. Он не оборвался, но стал вытягиваться из земли. Вниз посыпались песок и камешки. Фандорин пытался нащупать носком сапога хоть какой-то выступ, но нога всё время срывалась.

За минувшие годы Путь баловня Фортуны мог оборваться десятки, если не сотни раз, причём при гораздо более осмысленных обстоятельствах, но у судьбы, как известно, свои резоны, и сетовать на неё дело зряшное. Путь оканчивался глупо, но, по крайней мере, красиво: умереть в полёте, успев сказать жизни «спасибо и прощай» – не самый скверный из финалов.

– Спасибо… – пробормотал он, а закончить не успел, потому что над ним появилась насупленная физиономия Мелвина Скотта, и крепкая рука схватила гибнущего Эраста Петровича за запястье.

– Нет смысла, – прохрипел он сквозь стиснутые зубы. – Утяну вниз…

– Я держусь за камень, – так же сдавленно ответил «пинк».

Из жилетного кармана Скотта, покачиваясь и сверкая, свисала золотая цепочка – прекрасная, как ускользающая жизнь.

Нога наконец упёрлась во что-то твёрдое – кажется, в камень.

– Теперь потихоньку, не дёргай. – Мел тянул Фандорина вверх. – Плавно, плавно…

Какую-нибудь минуту спустя оба сидели на краешке обрыва, свесив ноги и тяжело дыша. Скотт смотрел вниз, Эраст Петрович вверх. Вот и ещё одна смерть упорхнула в несбывшееся:

– Спасибо, – сказал он вслух. – Если бы не ты, я бы сорвался.

– «Спасибо» не отделаешься. – «Пинк» поднялся, отряхивая штаны. – С тебя бонус. За сегодняшний день заплатишь двойную таксу. По-моему, справедливо. Как считаешь?

Эраст Петрович кивнул, потрясённый. Никогда ещё его жизнь не оценивали в пять долларов… Скотт обрадованно улыбнулся.

– Вот и отлично. А ещё ты обещал приплатить, если я выведу тебя к банде. Кажется, я знаю, где у них схрон. Идём, это недалеко.

Примерно с полчаса они поднимались вперёд по тропе, которая вывела их на неширокое плато: справа по-прежнему был обрыв, но до следующего яруса горы тянулась большая плоская площадка, вся утыканная валунами. Впереди сплошной стеной торчали скалы, похожие на башни готического замка.

– Так и есть. Они прячутся на старом прииске. Уютное местечко. Не высовывайся! – Скотт пригнул Фандорину шею и сам тоже спрятался за камень. Лошадей они оставили за поворотом. – Там часовой!

– Г-где?

– Видишь Два Пальца?

Эраст Петрович разглядел в склоне нечто вроде зазора, с обеих сторон которого возвышались два узких утёса, похожие на знак V, который так любят изображать при помощи пальцев американцы.

– Смотри в свой бинокль… Не туда, ниже.

Фандорин давным-давно отвык быть на положении дилетанта. Он забыл, как это замечательно – находиться рядом с опытным человеком, который лучше тебя знает, что и как нужно делать.

Пошарив окулярами по серой поверхности утёса, Эраст Петрович наткнулся на чёрное пятнышко. Сфокусировал изображение.

Шляпа. Чёрный платок в пол-лица. Посверкивающий ствол ружья.

В средней части левого «пальца», кажется, имелась выемка. В ней-то и расположился дозорный. Если б не «пинк», Фандорин его нипочём бы не заметил.

– Работа сделана, – довольно заявил Мелвин. – Итого с тебя 15 баков: пять за день работы, пять за спасённую жизнь и пять за результат. Там, за Двумя Пальцами, маленький рукав, в котором когда-то был золотой рудник Корка Каллигана. Отличное место для убежища. Наверняка сохранились какие-то хибары, значит, есть крыша над головой. Вода тоже имеется. А главное, никто не сунется. С такой позиции можно хоть целую армию удерживать.

Он был прав. С утёсов все открытое пространство отлично просматривалось и простреливалось. Просто чудо, что часовой их не заметил – спасибо осторожному Скотту.

– Неужели ничего нельзя сделать? – озабоченно спросил Эраст Петрович. – А другого прохода не существует?

Скотт осклабился.

– Другого прохода здесь нет, но ты попал в десятку, приятель. Можно запереть их внутри, как медведя в берлоге. Расположить вот за этими камнями стрелков, чтоб держали ущелье на прицеле. Человек этак сорок-пятьдесят. И тогда можно вести переговоры. Козыри-то будут у нас. Считай, что это дополнительная консультация. Общий баланс – двадцатка.

– Восемнадцать пятьдесят. На консультацию полагается т-тридцатипроцентная скидка, – в тон ему ответил Фандорин, чувствуя, что начинает становиться настоящим американцем.