Глава двенадцатая. Думаю, всем хорошо известно, что ведьмы празднуют четыре больших праздника: канун мая, канун августа

Кто такой Дьявол?

Думаю, всем хорошо известно, что ведьмы празднуют четыре больших праздника: канун мая, канун августа, канун ноября (Хеллоуин) и канун февраля. Они, судя по всему, соответствуют началам древних частей гаэльского года, отмечаемым огненными празднествами под названиями Самайн (Samhain или Samhuin, 1 ноября), Бригид (Brigid, 1 февраля), Белтайн (Bealteine или Beltene, 1 мая) и Лугнасад (Lugnasadh, 1 августа). Празднества середины зимы и лета, по преданию, оба были учреждены в честь женских божеств; Бригид — очень древняя богиня домашних ремесел и очага, Лугнасад же был основан Лугайдом в честь его «няньки» Таиллте.

Из ведовских праздников, с другой стороны, два летних были посвящены богине, и на них главенствовала она, в то время как двумя зимними ведал бог. На практике это, судя по всему, означает, что летом правит богиня, едущая на метле (или иной какой палке) перед богом, если он присутствует на ритуале; зимой же он не превосходит ее, но является ей равным: они едут бок о бок. И действительно летом главные молитвы обращены к богине, а зимою — к богу.

Бога представляет верховный жрец (если таковой в ковене имеется), и это его называли дьяволом в старые времена. Мне было ужасно интересно, кто он такой, и как только меня допустили «внутрь» — то есть сделали членом культа — я немедленно о том и спросил: «Кто же и что у вас зовется дьяволом?» И хотя члены культа никогда этот термин не используют и не любят его, они поняли, о чем я спрашиваю, и ответили: «Ты его знаешь — это наш глава. Он верховный жрец, муж верховной жрицы».

Ответ этот был правдив, но не вполне точен. А точный должен был бы быть: «Это тот, кого назначает на эту должность верховная жрица». На практике она всегда назначает на нее своего супруга, если у него есть соответствующий ранг. Однако она может назначить любое подходящее лицо, в том числе и себя саму. В этом случае она препоясывается мечом и выступает в качестве мужчины. В прежние времена должность эту нередко получал почетный гость.

В ту эпоху, когда люди болот еще собирались в лесах и на пустошах, верховным жрецом был человек, обладавший великими знаниями в культе, часто вождь племени или друид, и обычно все прекрасно знали, кто он такой. Он был рогатым богом, принимал божественные почести и, возможно, занимал более высокое положение, чем верховная жрица. Когда же в культе силу обрели люди смешанной расы, полагаю, место его занял человек в маске (то есть, не известный никому), и был то чаще всего местный помещик-норманн, или кто-то из духовенства, втайне защищавший культ.

Весьма вероятно, что, согласно договоренности, на одном собрании председательствовал неизвестный в маске (которого я для удобства стану именовать дьяволом), а на следующем — прежний, всем известный племенной вождь. Зависело все это, скорее всего, от ситуации на местах. Вскоре обнаружилось, что непосвященная конгрегация, состоявшая из земледельцев, рыбаков и людей тому подобных занятий, испытывала перед неизвестным в маске такой ужас, что культ в целом стал еще более могущественным, и с тех пор даже если пост этот занимал племенной вождь, он тоже выступал в маске и был, как следствие, неизвестным. Церковь нарекла его «дьяволом» и под этим именем он и вошел в историю.

«Если бы этот таинственный человек вдруг объявился среди нас, — спросил я ведьм, — как бы вы его узнали?» В ответ ведьмы лишь отшутились: они не сумели бы распознать, настоящий он или нет! На их памяти такого никогда не случалось; но всегда сохранялась возможность, что кто-то из чужого ковена вдруг придет и предъявит свои права на этот пост. В конце концов верховная жрица сказала: «Я поговорю с ним и выясню, действительно ли он обладает великими познаниями.

И если он мне понравится и окажется интересным, я отнесусь к нему как к почетному гостю и назначу на один день на искомую должность. Впрочем, у другой верховной жрицы вполне может быть другое мнение».

Помолчав, она добавила: «Я бы предпочла человека старого образца, великого защитника и покровителя, с болыним- преболыиим домом и земельным участком, где мы могли бы собираться. Если бы он действительно был одним из нас, меня не волновали бы особо его обширные познания. Я бы дала ему

должность и сама научила бы всему необходимому». Вот он, шанс для каждого, кто давно мечтал сыграть дьявола!

Надеюсь, мне удалось выразить свою мысль достаточно ясно. Дьявол есть — или, вернее, был — изобретение Церкви. Обнаружив, что популярный предрассудок, будто бы Сатана — один из них, способствует их авторитету, ведьмы воспользовались им к вящей своей выгоде, хотя никогда не употребляли это имя, кроме как, быть может, на дыбе. Но даже и тогда, как показали исследования доктора Маргарет Мюррей, в признаниях, вырванных под пыткой, он фигурировал как их бог, а судебные протоколы уже заменили его на «дьявола». Согласитесь, вины бедных ведьм в этом никакой нет!

Пытки, которые терпели ведьмы, заставили бы кого угодно признаться в чем угодно. Кто-то из великих людей того времени сказал: «Если бы они сделали это со мной, я бы охотно признался, что самолично порешил Бога-Отца, Бога-Сына, Бога- Святого Духа и Деву с ними в придачу».

Прежде чем закончить, мне хотелось бы упомянуть еще один или два момента, возможно, имеющих некоторое значение в свете феномена ведовства, — в той надежде, что кто- нибудь может снабдить меня недостающей информацией.

В аббатстве Рашен неподалеку от Каслтауна были сделаны некоторые любопытные открытия (см. статьи в «Ые of Man Natural History and Antiquarian Society Proceedings» за март 1935 года). Мистер Кристиан Каббон по этому поводу пишет:

«В этой связи есть наблюдение, достойное специального упоминания. Значение его еще не объяснено в полной мере. Я говорю о предмете, иногда обнаруживаемом в раскопанных еще в восемнадцатом веке захоронениях, а именно о черепе в сочетании со скрещенными костями. Он был обнаружен здесь внутри самой могилы и представлял собой настоящие кости.

Были обнаружены отделенные от тела головы со скрещенными под подбородком бедренными костями, и по меньшей мере у одного из скелетов под подбородком тоже были такие кости; его и до сих пор можно видеть в аббатстве Рашен. В процессе обсуждения этой детали выяснилось, что подобное уже обнаруживали в Ирландии, но сочли случайным, или же имеющим непонятное значение. С одним из таких черепов была найдена

также фигурка египетского бога Осириса. Реджинальд Смит из Британского Музея и сэр Артур Кейт датировали ее ранним, или же доримским периодом».

Мистер Каббон, откопавший эти находки, сказал мне, что фигурка эта была найдена в могиле мужчины, у которого под подбородком оказались скрещенные бедренные кости. Я сам видел этот скелет: ноги у него в совершенно полной комплектации и лежат прямо, так что сверху находятся чьи-то еще чужие бедренные кости. Я также изучил фигурку, представляющую собой обычного Осириса со скрещенными на груди коротким мечом и плетью^[41] — полагаю, символами смерти и воскресения.

Идея о том, что культ Осириса мог достичь острова Мэн настолько рано, крайне захватывающа, но невероятна, так что остается предположить, что ее продал местному жителю какой- нибудь не отличающийся особой честностью пилигрим под видом изображения святого.

Кости были, очевидно, захоронены в ранний норманнский период и обычно считаются принадлежащими королю Олафу и членам его семьи, убитым в 1142 году. (Головы без тел, вероятно, были в свое время водружены на колья.) Еще люди говорят, что это были пираты, и поэтому их таким странным образом и похоронили. Однако до семнадцатого века пираты не использовали знак черепа и скрещенных костей, что бы там ни говорилось в книгах и фильмах.

Профессор Варли из Юниверсити-колледжа в Аккре сообщил мне, что раскопал некоторое количество захоронений с черепами и скрещенными костями в Лиссете, что в восточном Йоркшире, во время строительства аэродрома в 1940 году. Из-за войны раскопки пришлось производить крайне поспешно, и ему не удалось найти ничего, что позволило бы датировать погребения, однако, лично он предполагал, что они относятся к викингскому периоду. Он сказал также, что отправил все данные мистеру Элмеру Дэвису в Кардиффский музей, и с тех пор больше о них не слышал, так что они остались неопубликованными.

Сам профессор Варли не знал, что значат эти захоронения, или почему люди были похоронены именно так, и ему было чрезвычайно интересно узнать, встречались ли они где- нибудь еще.

Итак, у нас есть примеры подобных захоронений на Мэне, в Йоркшире и в Ирландии. Люди обычно почитают своих мертвых и вряд ли стали бы делать такое шутки ради; все это должно было иметь для них какой-то смысл. Если это просто захоронение отсеченной головы, то откуда взялись скрещенные кости?

И принадлежали они тому же человеку или кому-то еще?

Уже предполагалось, что погребения эти — результат каннибализма: тела съели, а головы похоронили. Но станут ли каннибалы притаскивать другие кости только ради того, чтобы похоронить их с головами? Кроме того, каннибалы обычно разбивают все крупные кости, чтобы добыть мозг, а эти бедренные остались в целости и сохранности.

Знак черепа и костей часто можно увидеть на старых могилах и кладбищах. Я думаю, что восходит он к римским временам и представляет собой символ смерти и возрождения. Когда меня посвящали в масоны, мне сказали, что череп и кости представляют «смерть», а сияющая звезда — «воскресение». Между прочим, звезда эта — еще и пентакль. Как я уже говорил, в прежние времена ведьмы использовали череп и скрещенные кости как символ своего бога, когда его представителя, верховного жреца, не было на месте.

В наши дни верховная жрица принимает позу, весьма напоминающую Осириса, символизируя бога в смерти его, а затем раскрывает руки и простирает их в стороны, являя пентакль, или воскресение. Первый жест показывает также треугольник, образуемый головой и локтями, а второй — пятиконечную звезду (пентакль). И треугольник, и пентакль для ведьм обладают особым значением.

Я уже рассказывал историю владыки Сидонского — в ней говорилось о том, как череп и кости стали талисманом для там- плиерского ордена. Комментаторы всегда сходились во мнении, что история эта стала известной благодаря некоему подглядевшему ее шпиону, не понявшему, как водится, истинного смысла ритуала, которому стал свидетелем. И хотя в преследованиях тамплиеров было очень много политики, ответственные

за эти преследования лица попытались сделать обвинения как можно более правдоподобными.

Так как в то время в большинстве церквей имелись черепа и кости святых, которым воздавались божественные почести, остается предположить, что в том, как использовали их тамплиеры, было нечто принципиально отличное. Поскольку почитание черепа было обычным для церковной практики, действительно ли он представлял в этих захоронениях идею смерти и воскресения? Было ли это почитание бога смерти и того, что лежит за нею? Есть ли вообще какая-то связь между этой верой и рассматриваемыми погребениями?

Как мы помним, еще одно обвинение против тамплиеров гласило, что они носят пояса или шнуры, обладающие каким- то оккультным значением. Иногда считалось, что шнуры эти нужны были для обвязывания головы, которой тамплиеры поклонялись. Некоторые авторы даже утверждали, что именно в этих поясах и заключалось их идолопоклонство. В ношении шнура церковь обвиняла еще и катаров, явно подразумевая, что есть в этом шнуре нечто злое и порочное.

Во время оно церковь обвиняла ведьм в вызывании бурь, отравлении источников и других серьезных преступлениях — и в ношении поясов! Конечно, это могло быть и общее обвинение, предъявляемое всем кому ни попадя; но, судя по всему, для народа оно что-то да значило, иначе не использовали бы его так упорно в те времена, когда каждый монах и монахиня носили веревочный пояс. Исследователи, тоже немало озадаченные этими обвинениями, даже выдвигали предположение, что пояса эти как-то ассоциируются с тройным шнуром, носимым индийскими брахманами — но для рассматриваемого периода эта теория крайне маловероятна.

У ведьмы есть восемь рабочих инструментов. Пять из них используются только по специальному назначению; но есть три другие, которые должны у нее быть при осуществлении любой магической операции, и шнуры в их число как раз входят.

И ведьма вполне могла носить такой шнур под видом пояса маскировки ради.

Дж.С.М. Уорд в «Кто был Хирим Абиф?» приводит еврейскую легенду, где Балкис, царица Савская, задает Соломону двадцать два вопроса, дабы проверить его знание. Эти двадцать

два вопроса, как говорят, имеют самое прямое отношение к посвятительной церемонии Астарты и Таммуза. Вопрос номер девять особенно интересен и прямо намекает на инструменты, используемые в ритуале и магии.

Царица Савская: Каковы суть три, что не умирают, и нельзя хлеб вложить в них, но спасают они жизни от смерти?

Соломон: То посох, шнур и кольцо.

Посох здесь — это жезл водителя душ, что пролагает путь через загробное царство. Шнур — веревка, которой связывают кандидата, или добровольную жертву, должным образом подготовленную к жертвоприношению. Кольцо же означает vesica piscis¹ нового рождения.

Ведьмы верят, что значительная часть их знания пришла с Востока; они полагают, что в каббале есть ведовские практики — а именно в «Великом Священном собрании» книги «Зогар» (964-969) и еще в других местах. Подобные вещи случались во всех религиозных культах, но, мне думается, на эти фрагменты ведьм должен был навести как минимум практикующий каббалист.

В отношении историй о том, как ведьмы наряжались и разъезжали по округе, пугая людей, нужно упомянуть следующее. Мисс Кристин Хоул ссылается на мисс Берн и ее «Шропширский фольклор», где от лица маленькой девочки рассказывается о том, как она вместе с отцом неподалеку от Уор Минстерли увидала кавалькаду причудливо разодетых всадников. Отец, судя по всему, знал, кто они такие, так как заставил дочку тут же встать на колени и закрыть лицо, говоря, что она тут же сразу и сойдет с ума, если не сделает, как ей велено.

Но девочка посмотрела сквозь пальцы и очень точно и подробно описала главу кавалькады: то был мужчина в зеленом плаще и зеленой шляпе с белым пером; на золотом поясе у него висел меч, а в руке был охотничий рог. Была там также и дама, одетая в зеленое, с белым, изукрашенным золотом поясом и кинжалом на нем. Золотые ее волосы были распущены и ниспадали до пояса. Их сопровождало много других дам

и господ; они проскакали мимо и не причинили невольным свидетелям никакого вреда.

Есть старое саксонское суеверие, что это Бодан охотится и что никому нельзя безнаказанно взирать на бога: каждого увидевшего его ждет смерть или, по крайней мере, слепота. Потому заслышав приближение дикой охоты нужно пасть наземь и спрятать лицо в траву. Конечно, маленькие девочки часто выдумывают всякие небылицы, но эта история звучит поправдивее многих. Если бы она в действительности видела эту кавалькаду, она рассказала бы о том именно такими словами.

Жалко только, что никто не потрудился расспросить отца, что он видел или что знал. Несомненно, девочка могла излагать как случай из собственной жизни то, что на самом деле случилось с ее прапрабабкой. Вполне могла существовать такая местная традиция; ведьмы, как мы говорили три десятка лет назад, редко себе в чем-то отказывают, и шабаши их были не менее живописны, чем теперешние коктейльные вечеринки или рождественские пирушки прежних времен, когда люди не боялись развлекаться по полной. Если кавалькада и в самом деле состояла из ведьм, неудивительно, что в разных местах ее участников называли разными именами. Если ведовской вождь был в данной местности известен как Дьявол, глава кавалькады одевался Сатаной; если же его называли Воданом, или Королем Артуром (в Соммерсете), или сэром Уолтером Калверли (в Йоркшире), или Диким Эдриком (в Шропшире), он охотно играл предписанную традицией роль.

Меня часто спрашивают: «Почему ведьмы не дозволили вам открыть имена их богов? А вдруг это Сатана или Вельзевул?» Заверяю вас, боги эти не носят дьяволических имен. Сокрытие божественных имен — весьма древний обычай. В Древнем Египте истинные имена Амона и других божеств, считавшиеся священными, всегда оставались тайной. Говоря о боге, известном нам как Осирис, Геродот (а он был посвященным), в частности, замечает: «В то время года, когда египтяне подвергают себя избиениям в честь одного из своих богов, чье имя я не намерен раскрывать...», и «На этом озере египтяне под покровом ночи представляют мытарства своего бога, от упоминания имени которого я воздержусь...». Имена эти он, конечно, знал, но они должны были оставаться тайной.