Жизнь отца 42 страница

1 марта

Много мы рассуждали о Юрии. Почему он не может попасть на родину? Если бы он приехал, Благословение следовало бы за ним. Или ему опять отказали? Или есть Указание пока не ехать? Напряжение мирового хаоса достигло высокой степени. Отгораживание продолжается. Наши формальные попытки пробиться, лишённые внутренних уступок и тепла, рассыпаются. Всё ещё главенствуют великие призывы, в основном – в экономическом плане. В литературе звучат как героические голоса, так и шаблон и грубость. Но то нравственное, что кое-где появляется, не сознательно и не очерчено ясно. (Оттого и была возможна недавняя книга Шишкина «Об основах коммунистической морали», где множество совершенно антиэтических тезисов: ненависть к врагам, человеколюбие – абсурд и т. д. Как же, мол, можно любить представителя другого класса!) Неужели культура духа человеческого откатилась на сто тысяч лет назад? Но и тогда были законы, данные Сынами Солнца. Потому я и получил такой ответ на свою статью «Предмет этики». Он характеризует ведущую линию: «Вряд ли, конечно, кто станет отрицать, что введение такого курса в школьные программы было бы делом полезным. Но, к сожалению, при настоящей загруженности учебного плана ставить этот вопрос не представляется возможным. Поэтому, очевидно, решение вопроса об улучшении этического, нравственного воспитания должно идти по линии усиления воспитательной роли уроков, внеклассной работы и работы школьных ученических организаций». Значит – нравственное воспитание всё ещё оставлено «на самотёк». Придётся опять усиливать борьбу с молодёжной преступностью, с «шайками карманников» при помощи милиции, «комсомольских патрулей» и т. д. Или опять < воспитывать>, заставляя всех работать в принудительном порядке. Несомненно, только что вышедшее распоряжение о вовлечении населения в работу, может быть, и похвально, но чему это поможет, если юноши покидают школы без «доспехов» моральных основ? И всё же я верю в эволюционную молодёжь, которая жаждет героически-благородного и чистого, таких немало. Но кто удовлетворит их возвышенную духовную жажду? Их энергия иссякает в усилиях по овладению специальностями, которые зачастую их сердцу не близки, а дом и среда – без полёта духа. Ныне опять слышу по радио призывы к трудовому героизму. Конечно, в этой Земле ещё много молодецкого, героического задора. Поэтому верю только в будущность потенциала Великого Народа. Но кто же разбудит этот потенциал, чтобы повернулся к Солнцу? Без этого благие призывы зачастую звучат столь примитивно. Поняли бы руководящие < мужи>, что «не хлебом единым жив человек»...

Появилась возможность послать письмо и некоторые книги Мухину. Там сказали, что от Юрия всё ещё нет вестей. Это Мухин подчеркнул и в письме, которое я только что получил. Юрий будто бы отослал свои новые труды в Институт востоковедения в Москву.

Этой зимой токи очень тяжкие. Весьма часто выныривают чёрные звёздочки. Ночи трудные. Всё время было тепло, как осенью. Теперь начинает холодать. Даже по радио высказывалась мысль, что магнитная ось Земли сдвинулась, так же как Гольфстрим. Во всех концах катастрофы. В Англии землетрясение. В Норвегии всю зиму в садах цветут розы, в то время как на юге – снежные бураны. В Живой Этике сказано: «Человек, не твори катастроф!»

24 марта

День – наиболее светлый для сердца. Каждый бы день были такие огненные крылья, как сегодня. Взирал я на лица молодых энтузиастов, сердце радовалось.

5 апреля

В Лейпциге выходит второе издание «Словаря художников».[197] Теперь дошла очередь до буквы «Р». Москва поручила написать о Рерихе латышской Академии. По этому поводу пришёл ко мне молодой искусствовед < Янис Пуят>. Я написал ему все даты жизни Рериха до 40-го года. Придётся спросить, не получено ли что-то из новых книг Рериха в Ленинской библиотеке и в Институте востоковедения. Один молодой друг отослал в московскую газету и журнал < «Искусство»> мою заметку о картинах Рериха в Рижском музее – отвергли. Атмосфера всё ещё тяжёлая. Рига – истинная провинция. Всё новое делают со страхом. Москва впереди. Теперь наконец начинают выходить ранее «облаянные» поэты: Аспазия, < Фрицис> Барда и даже Порук. Из < стихов> последнего поместили только пессимистические, но отнюдь не те, что раскрывают его суть – философско-религиозные. Также съезды художников и композиторов показывают, как мало что продвинулось вперёд. Когда слушаешь призывы прессы и радио, создаётся ощущение, что зовут искать прежде всего то, что поддерживает вашу физическую жизнь, всё остальное – приложится. Но эта цель всех целей – продукты, и сама проблема – где их достать? Разве может наступить Ренессанс, пока Культура не засияет как Свет Духа?!

9 августа

Илзе, Гунта и молодые друзья уехали на фестиваль[198], хотя и с опозданием. Я сопереживаю вместе с ними эту поездку, разделяю их радость. Решение ехать у молодых художников появилось в лагере летней практики в Лигатне. И Гунта достала билет на дополнительный поезд. Поселятся у одной знакомой в двух комнатках. Теперь они бродят и путаются среди воззваний и мыслей Мира и Дружбы. Хотя и не всегда к ним присоединяется сердце, но струны его нередко звучат. Больше всего ждут встречи с индийскими делегатами. Меня более всего интересует другая их миссия. Ушли < в Москву> письма с репродукциями Мухину, Бабенчикову; посетят Луцкую, Нагеля. Только что появилась новая задача: в Риге гостил брат знаменитого искусствоведа Алпатова, профессор биологии, который в восторге от искусства Н.К. Он обещал поговорить со своим братом о картинах Н.К., моим дочерям придётся в Москве к нему подойти. Теоретик искусства, Алпатов участвует в организации международной художественной выставки в Брюсселе, < запланированной> на следующий год. И у русских будет свой павильон. Что там выставят, может быть, классиков? За молодых чаще всего приходится стыдиться. Если бы там был Н.К. – было бы ослепительно.

Жду возвращения молодёжи с новыми, быть может, неожиданными вестями. Конечно, в средоточии всего мира – дело Н.К.

Очень радостно было узнать, что остальные картины Н.К. сняты с полок и ныне развешены в кабинете графики, одним этажом выше. Они доступны только по разрешению директора, но женщины-служащие сами впускают некоторых людей. Так эти картины видели даже русские из Москвы. Бросаем в пространство мысль о проведении выставки Н.К., приуроченной к десятилетию со дня смерти (15 декабря[199]). Я писал и Бабенчикову. («Неисповедимы пути Господни».)

Что же с Юрием и Святославом? Всё ещё – «железный занавес». Кто же осмелится писать, если каждое письмо за границу проходит через цензуру и те, которые не связаны с непосредственными родственниками, попросту уничтожаются. Всё же какие-то перемены в Москве есть, кроме двух книг Неру, вышли три тома индийской литературы и Бхагавад-Гита. Только что я увидел в собрании сочинений Тагора в седьмом томе милую «Гитанджали» (моя давняя мечта её перевести!). Налицо какой-то прогресс, но чрезвычайно медлительный, как «черепашьим шагом». На самом верху – перемена, но что с того, если у них идеал всех идеалов – выращивание бекона! И всё же – какие пламенные импульсы в русской молодёжи! Кто же даст им пищу? Кто же вместо лжи и сухих доктрин откроет истинный смысл жизни и этику?

В третий раз свою статью о предмете этики я послал в журнал «Семья и школа». Оттуда, наконец, я получил доброжелательный ответ: если хватит места, то напечатают в течение зимних месяцев. Я ответил, что желательно поместить уже в этом году, так как в январе в республиках пройдут учительские конференции, где этот вопрос можно было бы обсудить.

В Москве выходит новый журнал по искусству «Творчество», там тоже отвергли мою статью о выставке картин Н.К. в Риге. И по книгам ощущаю, что в метрополии к искусству Н.К. некоторые относятся боязливо, просто – как самые тёмные невежды. Не может быть, чтобы даже самое узкое сознание, но интересующееся искусством, попав в Ригу в отдел графики, не поразилось бы и не ослепилось сиянием Гималайского искусства.

Я встречался с молодыми и старыми, давно не виденными друзьями. Душа истинной духовности – Фелиция Осташова, учитель юных сознаний, молодые любят её. Я попросил её написать воспоминания, свой опыт. Опять гостила Бирута. Они не просили реабилитации. Свободная воля. Я хотел бы понять объективно современное состояние психики литовских друзей. Почему, к примеру, Надежда Серафинене как бы отошла? Бирута – чистая, благозвучная душа, опыт страданий ещё больше увёл её вверх. Все друзья, которые были в лагерях, теперь вернулись. Приятно созерцать их огни. Никто ни на миг не сожалеет, но благословляет ссылку как рычаг восхождения. Каждый что-то делает. Екатерина заново составила индекс (Учения), начала эту работу в третий раз, с цитатами. Вернер составляет индекс «Тайной Доктрины». Иные переписывают. Гаральд уехал с сыновьями на Памир собирать лекарственные растения. Я ему писал, чтобы не забывал и своё теоретическое credo[200] – давать народу наставления о воспитании психической энергии. Но он будто бы не чувствует себя писателем-учёным. Скорее всё же – поэтом и композитором.

Перевожу «Антарктику». Завершаю – о «Гималаях». Целый ряд западноевропейских романов пришлось отвергнуть. Правда, ныне столь духовно чужой показалась мне вся культура Запада. Если люди, более сильные в смысле познания культуры, совершают ошибочные деяния, то что же тогда говорить обо всех остальных? Разве можно преподносить молодёжи нечто неэтическое, хотя в художественном смысле – в красивой «обёртке»? [201]

Я чувствую себя бесконечно счастливым, что нашёл несколько рукописей, которые считал уже пропавшими. Так было с «Надземным»! «Грааль» вырыл из земли почти без повреждений. Русский перевод его мне прислали из Даугавпилса. Спасся даже очерк об «Аспазии и Перикле», то, что я с великой любовью писал в 1947 году. Я думал, что все копии уничтожены. Но произошёл чудесный случай – нашлось среди статей Гаральда. Я хотел когда-то послать его Е.И. и получить её отзыв. Ибо в сердце я посвятил этот труд ей – самой Огненной, ей – Диотиме... Таким же образом уцелели и письма Е.И. и Н.К. И с Севера я смог привезти все рукописи. Теперь работы непочатый край, всё это ещё надо шлифовать, дорабатывать. В сердце горят и начатые здесь: «Введение в Живую Этику», которое позапрошлой зимой я чрезвычайно чувствовал. Затем – набросанное минувшим летом «Великое изумление», в которое я мог бы вложить всё творческое воображение. Надо ещё завершить методику Учителя Живой Этики – выписки из Учения в симфоническом расположении.

В этом году тяжкие токи. Великое напряжение в мире и между народами ударяет по нервам. Сердце временами радуется, но в глубине – всегда болит. Больно звучит: «Quo vadis, homine?!»[202] Взирая земными глазами – всё ещё у нас распутья и водовороты. Явилось бы когда-нибудь внезапное пламенное решение! Верим в революцию духа.

31 декабря

Последнее действие этого года миновало, ушло вместе со всеми жуткими токами и тяготами, но и со взлётами сердечной радости.

Чрезвычайным переживанием и величайшим событием в моей жизни после долгих десятилетий оказалась встреча в Москве с Юрием. Об этом я подробно написал в коричневой тетрадке, и здесь повторять не буду.[203] Лично встретился с тем, кого давно хотел узнать – с самым сердечным, столь простым, удивительным и одновременно – человеком великого духовного синтеза, достойным Сыном Е.И. и Н.К.! Сдружился и с его милыми «сестричками» – Раей и Людмилой. Рая – секретарша Е.И., через её руки шло всё духовное богатство для человечества – она одарена очень симпатичным, одухотворённым, чистым сердцем. Росла она в горах, ничего из земного зла не испытала. Она присутствовала всегда и при беседах. И Людмила – безмерно преданная, на ней много лет лежали все хозяйственные заботы.

Каким великим переживанием для меня и для Гунты оказались эти шесть дней в гостях, истинно чудесный «оазис» в сверхтяжёлой атмосфере Москвы, в которой в этом сентябре я часто ощущал подавленность. Один раз с нами вместе был и Поль и – в прощальный вечер – Илзе.

Как же всё началось? Илзе с Гунтой в начале августа уехали на фестиваль вместе с другими друзьями. Илзе уже через три дня простудилась, заболела, пролежала две недели с температурой в квартире наших знакомых. Врач поставил неправильный диагноз. 22 августа приехал Эдуард с «тайной» вестью, что Юрий в Москве! Спасибо ему за великую бережность, с какой он привёз эту весть. Разумеется, из-за этой вести и болезни Илзе я немедля стал собираться в дорогу. В Москву прибыл 26-го числа. Оказалось, что у Илзе мокрый плеврит, на второй день её увезли в больницу. По дороге Илзе чрезвычайно желала всё же встретиться с Юрием, но в этот день мы не смогли найти его домашнего адреса, он переехал из гостиницы в свою квартиру. Но меня с Гунтой в тот же вечер ожидало великое счастье – гомеопат[204] нас повёз по Калужскому шоссе в Гости, на столь долгожданную встречу. Эта поездка в моей памяти останется как историческая в моей жизни.

Я ощутил: он очень одинок, знакомых много, но близких друзей нет в этом городе среди миллионов сознаний. Поэтому нас принял столь сердечно и доверил многое из самого святого в своём сердце, тем более если учесть, что «восточный человек» о священном говорить не любит.

Теперь он – профессор тибетологии, готовит новых аспирантов, редактирует книги. Но больше всего нас заинтересовала весть, что он привёз с собой четыреста картин Н.К. – дар Н.К.Рериха своей Родине – и что ему обещано устроить выставку работ Н.К. в конце декабря или в начале января.

Устройство выставки доверено Третьяковской галерее, которая тогда и соберёт картины из других городов и из Риги. Но и в среде художников – Армагеддон: недоброжелательство и зависть. В сердце я уже готовился поехать в январе на открытие выставки, на величайшее событие, но приходится опять слышать, что художники тормозят. Одна наша знакомая в Рижском музее[205] переписывается с сотрудницей Третьяковской галереи, я её просил всегда меня информировать. Когда министр культуры Михайлов посетил Ригу и посмотрел картины Н.К., он сказал и об устройстве выставки. Эта же сотрудница нашего музея недавно вывесила ещё и картину Н.К. «Часовня Сергия», и некоторые другие заменила, так что ныне там выставлено 14 картин, к великой радости многих, хотя и редких, энтузиастов искусства.

С сердечной тоской и радостью, но и с заботой неизменно думаю об ожидаемой выставке, обнимаю её пламенными мыслями сердца... «Россия процветёт искусством». Только искусство Н.К. сможет взволновать и зажечь несчётные сознания. Ибо его искусство необычное, небывалое, в истинном колорите, музыкальном звучании, раскрывающее высшие образы и символы – настоящее искусство Будущего. Сколь серым, беспомощным, фотографичным в сравнении с ним кажется всё теперешнее искусство.

Как хочется и чем-то со своей стороны помочь. Единственно – хотя бы немного сдвинуть сознания. Но на последних съездах опять чувствуется вроде бы откат назад. Подчёркивается: «политическая работа с интеллигенцией», «социалистический реализм», будто бы «пропаганда атеизма заброшена» и т. д. Наука и техника чрезвычайно развиваются, но дух – отстаёт. Похвально, что есть энтузиазм к полётам в космос. Но привело бы это к изучению энергии мысли и < к открытию>, что путешествие к дальним мирам возможно единственно в ментале. Советская дипломатия очень деятельна. На следующий год решено некоторые страны Атлантического блока вооружить ракетами с ядерными боеголовками. Кульминация безумия приближается. Мы читали Приказ использовать все средства мирного решения. (Но поверх замыслов и деяний человеческих есть Высшее Руководство, оно многое предотвращает и предотвратит.) Но как же трансмутировать свободную волю человечества, которая противится всему самому лучшему? Однако – нет, всё же верю, что будущий год ещё принесёт новые возможности к миру и некоторые веяния культурного возрождения в России. Было бы так! Да воссияет Свет!

Все безмерно тяжкие токи этого года теперь позади. Прощаясь с Москвой, в людской толпе я получил «удар по ауре», внезапно почувствовал себя очень плохо, ехал домой с температурой выше 38 градусов. В середине октября «ни с того ни с сего» опять ощутил ужасное давление и бессилие. И накануне октябрьских праздников, после похорон Валковского, пьяный человек в автобусе нанёс мне удар по голове. Два дня я ещё чувствовал себя относительно хорошо, но на третий день начался приступ, три недели я пролежал в постели не вставая, у меня якобы был паралич затылочного нерва: сидеть в постели не мог, по спине шли волны большого бессилия. Днём я пытался читать, часто приходили в гости друзья. Принимал только лекарства Гаральда. И он по вечерам меня навещал. Духовные беседы давали психическую энергию. Наконец, в самый грустный день, 29 ноября, когда я опять погружался в бессилие и думал о «помощи в последний момент», вечером пришёл Гаральд (был на лыжной прогулке в лесу), переполненный праной. Я попросил его положить мне руку на голову, он помагнетизировал мне затылок, и внезапно опять появилось чувство равновесия, я смог всё время сидеть. На второй день я уже пробовал встать. 10 декабря съездил в Ригу, затем – в Юрмалу, учился, как ребёнок, ходить, ибо ноги ещё болят. Спасибо Тебе, Друг! Сознавал бы Ты ещё яснее неисчерпаемые возможности своей психической энергии! Смог бы Ты начать писать книгу – это ведь вторая задача Твоей жизни!

Сегодня я закончил исправлять свой труд «Братство Грааля в научном освещении». Мета переписывает на машинке. Конечно, если печатать книгу, то надо ещё многое исправить, дополнить. Некоторое беспокойство во мне вызывают и последние главы. О чём я смею писать, а о чём – нет? Где тонкая граница закона – «хранить Сокровенное»? Последние главы я дополнил после того, как посылал рукопись на русском языке в Индию. Конечно, когда-нибудь попрошу и Юрия почитать.

Перепечатаны на машинке «Века» (в Даугавпилсе переведены уже на русский язык), «Великие Друзья человечества» (ещё придётся переработать), «Аспазия из Милета и Перикл». Хочу ещё дать перепечатать свои стихи «На горе судьбы». Таким образом, труды в нескольких копиях лучше сохранятся. Но главное, я был бы рад, если бы они взволновали некоторые светлые сознания.

Сегодня Гунта на филологическом факультете во время урока немецкого языка читала мой доклад об Н.К., показывала репродукции. Это, конечно же, риск, но почему теперь нельзя? Пусть огненная мысль летит в пространство. Пусть творится Свет! Да воссияет имя Рериха!

*

23 ноября навестила Юрия и Екатерина Драудзинь. Это было для нас великим переживанием. Я ещё был болен, когда она вернулась. Гаральд хотел ехать в середине октября, даже купил билет на самолёт, но затем внезапно раздумал. Екатерина везла значительную сумму денег от Гаральда – предложить Юрию на расходы по переселению и на подготовку выставки, но он, понятно, отказался. Гаральд, конечно, сделал красивый жест. Екатерина вернулась обновлённая – сияла. Мы опасались за её здоровье – выдержит ли? Ей уже 75 лет, маленькая, слабая, но в смысле энергии – чрезвычайно крепкая. Они встречались два раза. Он надеется, что его не обманут и выставка будет самое позднее в январе. Он теперь работает с двумя группами аспирантов. Пришлось ему давать отзыв о какой-то рукописи по буддизму, истинно мракобесной, сказал – печатать нельзя. Радовался нашим молодым. < Советовал>: «Собираться не нужно, встречаться – нужно, единение – очень нужно». Разумеется, Юрий интересовался и моим здоровьем. Прощаясь, сказал: «Берегите Рихарда Яковлевича».

Как хочется, чтобы исполнились в будущем году самые сокровенные надежды наших сердец! Да воссияет Свет в сознании великого народа!

24 февраля

Позавчера из Министерства культуры, из Москвы, был сделан запрос Рижскому музею с требованием прислать названия и размеры 10-12 картин Н.К. Решили отослать туда фотографии. Я попросил нашу знакомую, Качалову, секретаря музея, присовокупить и «Сострадание», любимую картину Е.И., на свой страх и риск. Отобрали в основном работы небольшого размера, за исключением «На высотах» («Йог на снегу»), «Кришна» и «Охота». Я дал свои репродукции «Сострадания» и «На высотах». Надеюсь, что завтра письмо полетит в Москву.

Вторым великим событием было то, что Гаральд с сыновьями был у Юрия. Девятого февраля он сходил один, второй раз – все вместе. Он вернулся в день памяти Е.И., я встретил его неожиданно, на этот раз он съездил без моего ведома, видимо, ему было неудобно, что несколько раз откладывал. Понятно, что когда слушал о Юрии, возгорались во мне все огни сердечных чувств. Разве стоит ещё раз повторять, что испытываю бескрайнюю симпатию к Юрию. Его йогическая уравновешенность, нежность, вежливость, мудрость... Из-за него Москва, столь жутко тяжкая[206], стала вторым центром моего сознания. Выставка обещана на начало марта. Внесена в план. Наверное, устроят её в Музее имени Пушкина. С главами государства Юрий встречался в индийском посольстве, где они его вежливо приветствовали. Юрий опять несколько раз повторил Гаральду: «Берегите Рихарда Яковлевича». Спасибо, это значит, что его сердце, его мысли со мной. С Раей Гаральд встречался мало. Когда мы с Гунтой гостили, то Рая постоянно присутствовала, и мы и её включили в круг глубочайших симпатий наших сердец.

19 февраля друзья меня поздравляли с шестидесятилетием. Было чудное настроение. Добрые слова, цветы. Теперь смогу регулировать ритм своего режима: получил в подарок часы. Я подал и заявление на долгожданную повышенную пенсию.

В январе закончили печатать на машинке мой труд о Братстве Грааля. Нужно бы перевести на русский язык, дать Юрию на отзыв. Много сокровенного, особенно в последних главах, великая ответственность за каждое слово. В сердце чувствую, что в скором времени появятся условия для создания книги. Я рад, что Осташова берётся за перевод и моей «Аспазии». Осташова – человек возвышенной души, много трудов положила на воспитание юных сознаний. Так всё ещё я живу напряжённым сознанием в трудах. Скорее бы! Сердце бесконечно болит по поводу выставки. Хотя её и задерживают, однако сроки открытия неотвратимо приближаются. Да воссияет Свет!

Побывало у нас немало гостей издалека. Недавно была Мария Антонюк, жена теософа (и сама интересуется Учением). Они заняты благодатным трудом. Привезла «Вечернюю Москву» (за 10 февраля), где впервые упоминается, что Третьяковская галерея получила собрание интересных картин Н.К.

Многие теософы всё же скованы жёсткими границами. Таков и гомеопат Бубнов, который приехал из Ленинграда. Сознание молодёжи несравненно эластичнее, они часто звучат, как скрипка.

Первый день Нового года явился к нам с «грозой». Приехала Бирута, встречалась с Гаральдом, который совершенно не признаёт Вайтекунаса, всё время «невидимо» влияющего на литовских друзей. По правде, и для меня он – проблема, «руководитель», не состоящий в Обществе. В Литве ныне раскол, нет сильной личности, которая была бы способна объединить. Приезжал и мой лагерный друг Стасис. Чуткая душа, через Учение становится поэтом. Подрастают новые сознания, загораются огни Учения. Огонь этих сердец ещё предстоит поднять, расширить. Да воссияет Свет!

Чувствую, приближается нечто великое. Истинно, врата возможностей близки.

27 февраля

Что же происходит в Высших Сферах! (Ведь атмосфера, загрязнённая человечеством, влияет на существа Тонкого Мира!) Уже сами учёные протестуют против испытаний атомных бомб. «Магический круг» ракетных баз вокруг Европы затягивается всё сильнее. «Безумные, не ведаете, что готовите сами себе!» Повсюду слышно о катастрофах. Даже в Атлантическом океане происходят землетрясения и всплывают новые острова. Из-за вашего преступного легкомыслия столь ненадёжным стал «корабль» нашей планеты, под которым угрожающе зияют глубины бездн. Те, кому надлежит держать руль судеб планеты, забывают о совести.

Утром, когда проснёшься, так часто болит сердце...

3 марта

Мне всё время было неспокойно по поводу отосланного списка картин. Коллекцию, выставленную в музее, трогать не будут, но там ведь самые впечатляющие: «Кулута», «Часовня Сергия», «Брамапутра»... Я сегодня наконец отослал письмо Юрию, может быть, он сможет повлиять на отбор картин. Это – моё первое письмо туда. Как-то я написал, когда друзья ехали, но мы решили не давать им с собой.

Весь этот день захватывал меня ураган неизведанной тоски. Древнейшая тяга сердца к Востоку. Вся давно пережитая радость и святость. Сердце ощущало и такую родственную близость к Юрию. Я сбежал в Юрмалу. Пытаюсь писать новую главу к «Введению в Живую Этику».

5 марта

В сердце таю свою нескончаемую тоску. Сегодня нашёл в архиве стихотворение, написанное в 1941 году, захватило сверх края, больно, но одновременно торжественно и восторженно. Когда же, о когда же придёт Весна к человечеству?!

Настанут все же времена,

Когда все расы и народы

Сольются в братстве на века,

В единстве победят невзгоды.

Далекой сказкой станет зло,

Над миром власть утратит злато,

И улыбнется друг светло,

Благословляя сердцем брата.

Сползет тяжелая плита

Греха и зла с людской природы,

Расправит крылья вновь душа,

Свет Духа озарит народы.

Так будет, верь мне. Верь мне брат!

Доверься сердцу – сердце знает!

На небесах колокола звенят

И Воскресенье мира возвещают! [207]

15 марта

Музей получил из Москвы телеграмму, чтобы выслали 12 ранее упомянутых картин и ещё те, которые я предложил Юрию. Те двенадцать немедленно отослали, но остальные – нет, якобы не хотят разрушать выставленную коллекцию. Так тьма в лице директора тормозит. Сердце всё время болит и жаждет повлиять, чтобы отослали хотя бы «Кулуту» и «Часовню Сергия». В конце концов я сегодня послал ещё письмо Юрию. Я предложил, чтобы он лично написал – тогда будет успех.

22 марта

Всё время я пытался разузнать о состоянии выставки и о дне открытия. Из Москвы знакомые писали, что в связи с тем, что выбранное помещение слишком мало, выставка отложена на май. И тут вчера я получил известие, что директор нашего музея звонил в Москву и ему сказано, что выставку откроют 5 апреля, в уменьшенном количестве картин, в помещении Союза художников, на Кузнецком мосту! Очень жаль, что невозможно показать выставку во всей грандиозности, но и откладывать нехорошо.

Да воссияет Свет!

Да будет триумфальным Имя Рериха!

27 марта

Всё ещё Армагеддон. Дугпа действуют изо всех сил. Выставка отложена на 10 апреля. Нам пишут, что выставка будет только на короткое время (?). Не знаю, какие ещё закулисные баталии там происходят. Конечно, я не жду письма от Юрия. Он делает, что может. Сегодня я говорил с директором нашего музея Пределисом относительно отправки трёх картин. Он отвечает решительно и лаконично, что не хочет разрушать экспозицию! Если бы выставка не проводилась в сокращённом виде, то можно было бы бороться дальше.

Какие-то события назревают в пространстве. Первый секретарь[208] избран председателем Совета министров. Западная Европа вооружается ракетными базами. Наука соревнуется в создании новых «спутников Земли». Нарастает несравненно техника, но и пропаганда атеизма. Можно сказать, что только в редкой советской книге автор так или иначе не пытается «уколоть» религию. (Но есть Приказ Учителя бороться с безбожием, которое отравляет больше всего сознание молодого поколения.)

20 апреля

Всё ещё моё сознание как в волшебных узах, во власти бесконечной красоты, полно невыразимой тоски. Ведь мои глаза видели сказку на земле, как же теперь сознанию переключиться на самые повседневные вещи?!

Всё время с тревогой сердца я следил за ходом подготовки выставки. В Рижском музее работает Качалова, которая меня обо всём информирует. Наконец, мне стало известно о приказе министра культуры Михайлова, который назначил выставку на 12 апреля. Потом Качалова уехала в командировку в Москву, где и сама участвовала в организации выставки. В первом письме она мне писала, что встретила Юрия и он рекомендовал быть осторожным со здоровьем, и если я не буду чувствовать себя совсем хорошо, то лучше не ехать. Во втором письме она сообщала, что музей всё же высылает «Кулуту» и «Брамапутру»! (Я очень рад нашей победе.)

Таким образом, мы собрались в дорогу: я и Гунта, присоединилась и Каролина. Гаральд и Бруно решили лететь в день открытия на самолёте. У Илзе после фестиваля всё ещё держалась повышенная температура, хотела лечь в больницу, но надо было ждать операции на гландах. Я предложил и ей поехать с нами вместе на выставку. В последние дни чувствовал себя совсем больным – головокружения и давление. Я даже не знал, смогу ли ехать в поезде, но начала просыпаться психическая энергия. Одиннадцатого апреля мы приехали в Москву. Через несколько часов мы были уже в квартире Юрия. Разумеется, приняли нас очень радушно. Я вручил Юрию посланные нашими друзьями четырнадцать роз и перевод своей «Аспазии», который только что получил от Осташовой, затем – красивую книгу: Schulemann. «Geschichte der Dalai-Lamas»[209]. Он рассказывал, сколько пришлось сражаться, чтобы добиться выставки. Даже в последний момент узнал, что вместо выставки Н.К. решили устроить выставку Родионова. А выставку Н.К. – отложить! По этому поводу он пошёл к Михайлову, который дал приказ открыть выставку 12 апреля.[210]

(Свою встречу с Юрием и выставку я описал в «коричневом блокноте»).

Юрий был занят, вскоре ушёл.