Глава 1

ЖЕНЩИНА ИЗ ХИ-ДОГ

Народ не покорен, пока

крепки духом сердца его женщин.

Если это так, то неважно,

насколько храбры его воины,

или насколько сильно их оружие.

- Шайенская поговорка

Меня зовут Мэри Храбрая Птица. После того, как во время осады Вундед-Ни я родила ребенка, мне дали особое имя – Охитика Уин, Храбрая Женщина – вплели перо в мои волосы и спели в мою честь песни храбрых сердец. Я женщина Красного Народа, женщина Сиу. Это нелегко.

Я родила своего первого ребенка во время перестрелки, под пулями, которые пробивали стену и впивались в противоположную. Когда моему новорожденному сыну исполнился всего один день, и федералы всерьез открыли по нам огонь, я завернула его в одеяло и искала спасения в бегстве. Пару раз мы падали в грязь. Я прикрывала собой сына и молилась: “Пусть я умру, но, пожалуйста, сделай так, чтобы он выжил”.

Когда я выбралась из Вундед-Ни, мне не только не дали возможности излечиться, но бросили в тюрьму в Пайн-Ридже и отобрали моего ребенка. Я не могла кормить грудью. Мои груди набухли, стали тверды как камень и невыносимо болели. В 1975-ом федералы наставили на меня стволы своих М-16, угрожая вышибить мне мозги. Нелегко быть индейской женщиной.

Моей лучшей подругой была Энни Мэй Акуаш – молодая женщина из племени Микмак с твердым сердцем и прекрасными детьми. Индейской женщине не всегда стоит проявлять такую твердость. Энни Мэй была найдена мертвой в снегу, на дне оврага в резервации Пайн-Ридж. Полиция заявила, что она умерла от переохлаждения, но в ее голове сидела пуля 38-го калибра. Фэбээровцы отрезали ее руки и отправили их в Вашингтон, чтобы провести идентификацию отпечатков пальцев – руки, которые помогли моему ребенку появиться на свет.

Сестра моего мужа, Делфин, хорошая женщина, прожившая нелегкую жизнь, тоже была обнаружена в снегу, слезы замерзли на ее лице. Пьяный мужчина избил ее, сломав руку и ногу и бросив беспомощной умирать в метели.

Моя сестра Барбара легла рожать в государственную больницу в Роузбаде. Когда она очнулась после наркоза, то обнаружила, что ее стерилизовали вопреки ее воле. Ребенок прожил всего два часа, а она так хотела иметь детей. Нет, это нелегко.

Когда маленькой девочкой я попала в школу-интернат Святого Франциска, сестры-католички могли высечь нас кучерским кнутом за то, что они называли “неповиновением”. В десять лет я могла спокойно выпить пинту виски. В двенадцать монахини избили меня за то, “что я была слишком вольна со своим телом”. Вся моя вина заключалась в том, что я держалась за руки с мальчиком. В пятнадцать меня изнасиловали. Если вы собираетесь появиться на свет, удостоверьтесь в том, что вы родитесь мужчиной, белым мужчиной.

Нет ничего более драматичного, более сгибающего нас книзу, чем просто быть индейцем. Индейцем, пытающимся цепляться за свой образ жизни, свой язык и свои ценности, будучи окруженным чужой, более могущественной культурой. Быть ийеской – полукровкой – на которого свысока смотрят как белые, так и чистокровные индейцы. Быть девушкой из глуши, живущей в городе и вынужденной обирать магазины, чтобы выжить. Главное - быть женщиной. Среди Степных племен некоторые мужчины считают, что все, на что годна женщина, так это ложиться с ними в постель и заботиться о детях. Это плата за то, что сделало с ними белое общество. Когда-то они были знаменитыми воинами и охотниками, но бизоны ушли, и немного славы в том, чтобы добыть к столу банку мясных консервов или случайного кролика.

Что касается того, чтобы быть воинами – для некоторых мужчин единственный способ в наши дни засчитать ку[1], это выбить зубы другому такому же скину [2] во время кабацкой драки. В старые времена мужчина делал себе имя своей мудростью и своей щедростью, но теперь у него нет ничего, чтобы быть щедрым, ни работы, ни денег; а что до нашей традиционной мудрости - белые миссионеры, учителя и социальные работники говорят нашим мужчинам, что это просто первобытное суеверие, которое они должны отринуть, если хотят прижиться в этом мире. Мужчины вынуждены уходить от детей, чтобы семьи могли получать ACD – Помощь Детям-Иждивенцам. Так что некоторые воины возвращаются домой пьяными и избивают своих старых жен, чтобы сорвать свое скверное настроение, выместить на них свои разочарования. Я знаю, откуда все это. Мне жаль их, но еще сильнее мне жаль их женщин.

Начнем с начала. Я Сиу из резервации Роузбад, что в Южной Дакоте. Я принадлежу к “Опаленным Бедрам”, племени Брюле – Сичангу по-нашему. Давным-давно, так повествует легенда, небольшая группа Сиу была окружена врагами, которые подожгли их типи и траву вокруг. Сиу вырвались из капкана, но их ноги сильно обгорели. Так и возникло это имя. Брюле являются частью Семи Священных Костров, семи племен Западных Сиу, известных под общим именем Лакота. Восточных Сиу называют Дакота. Разница между ними заключается в языке. Он очень похож за исключением того, что там, где мы, Лакоты, произносим “Л”, Дакоты произносят “Д”. Они вообще не могут выговорить “Л”. В нашем племени есть такая шутка: “Как на Дакота будет ‘лопнувшая покрышка’”, ответ: “b d owout[3]”.

Брюле, как и все Сиу, были конным народом, неистовыми всадниками и налетчиками, великими воинами. Между 1870-ми и 1880-ми годами всех Сиу бросили в резервации, посадили за проволоку. Их вынудили отдать все, что имело значение для их существования – их лошадей, их охотничьи угодья, их оружие, все. Но под долгими снегами отчаяния теплилась искорка наших древних верований и гордости, сверкая, иногда едва-едва, и ожидая теплого ветра, который снова бы раздул ее костром.

Моя семья осела в резервации в местечке Хи-Дог, названном так в честь знаменитого вождя[4]. Там до сих пор живут некоторые из Псов. Одна из них, старая леди, которую мне довелось знать, прожила более ста лет. Никто не знал, когда она родилась. Она сама не имела об этом ни малейшего представления и знала лишь то, что когда она пришла в этот мир, еще не было переписи и индейцам не давали христианских имен. Ее имя было просто Пес, ничего больше. Она всегда говорила мне: “Видела бы ты меня восемьдесят лет назад, когда я была красива”. Я никогда не забуду ее лица – ничего, кроме глубоких трещин и овражков, но по-своему красивого. Во всяком случае, производящего впечатление.

С индейской стороны моя семья относилась к Храбрым Птицам и Глупым Быкам. Старый дедушка, Глупый Бык, был последним, кто делал флейты и играл на них: флейты в старом стиле в виде птичьей головы, обладающие силой лося - силой, увлекающей юную девушку под мужское одеяло. Глупый Бык прожил долгие сто лет и умер в 1976-ом, выстругивая свои флейты почти до самого последнего дня. Он взял меня на первую в моей жизни церемонию пейотля[5], когда я была еще ребенком.

Он еще помнил первую Вундед-Ни, резню. В то время он был еще мальчишкой, путешествующим со своим отцом, известным шаманом. Они шли к местечку возле Вундед-Ни, чтобы принять участие в Пляске Духов. На них были надеты раскрашенные священные рубахи, которые должны были защитить их от пуль. Уже возле Пайн-Риджа путь им преградили белые солдаты, некоторые из которых служили в Седьмой Кавалерии - старом полку Джорджа Кастера - и лелеяли надежду самим убить нескольких индейцев. Группе Глупого Быка пришлось сдать несколько своих старых, заряжающихся с дула ружей, луки, стрелы и даже ножи. Им пришлось поставить свои типи вплотную, тесным кругом, с фургонами снаружи в присутствии солдат, окруживших их лагерь и пристально за ними наблюдающих. Было холодно, так холодно, что деревья громко потрескивали, когда из-за мороза расщеплялись их стволы. Следующим утром люди развели костры, чтобы обогреться и сварить немного кофе, а затем они обратили внимание на отдаленный звук, заглушивший потрескивание деревьев – ружейный огонь, залпы производили шум, напоминающий треск разрываемого гигантского одеяла; гул пушек и трещотку скорострельных картечниц Гатлинга. Глупый Бык вспоминал заливающихся слезами взрослых, причитающих женщин: “Они убивают наших людей, они режут их! ”. Это случилось всего в двух милях от того места, где стоял Глупый Бык - почти три сотни Сиу, мужчины, женщины и дети были перебиты солдатами. Позже дедушка видел тела убитых, все замерзшие в ужасных позах, брошенные в канаву, как собаки. И еще он видел младенца, сосавшего грудь своей убитой матери.

Мне хотелось бы рассказать о великих подвигах кого-нибудь из своих предков, сражавшихся на Литтл Бигхорне или Роузбаде, засчитывавших ку во время битв Граттана или Феттермана, но мало что известно из истории моей семьи до 1880 года. Я надеюсь, что кто-нибудь из моих прадедов засчитал ку на людях Кастера, мне нравится представлять себе это, но точно я ничего об этом не знаю. Наш народ из Роузбада не играл большой роли в сражениях против Кастера или Крука. Это случилось благодаря политике Пятнистого Хвоста, самого могущественного в то время вождя. Пятнистый Хвост заслужил свои орлиные перья как воин, но был отправлен пленником на Восток и брошен в тюрьму. Годы спустя, вернувшись, он рассказал, что видел города белых, и что в каждом из них живет больше народу, чем во всех наших Степных племенах вместе взятых. Он рассказал, что любой завод вашичу[6] может за день произвести больше пуль и ружей, чем их имеется у всех индейцев нашей страны. Бесполезно было бы, говорил он, пытаться оказать сопротивление вашичу. В переломном 1876-ом году при помощи индейской полиции Пятнистый Хвост удержал в резервации большую часть молодежи, воспрепятствовав ее присоединению к Сидящему Быку и Неистовой Лошади. Кое-кто из молодых храбрецов, среди них было и несколько Храбрых Птиц, ухитрился ускользнуть, пытаясь добраться до Монтаны, но больше об этом ничего неизвестно. После заключения в резервации считалось неразумным вспоминать подобное. Это могло означать лишение пайков или что-нибудь и похуже. По той же самой причине многие из моей семьи обратились в христианство, позволив себя “побелить”. Прошло много лет, прежде чем удалось остановить этот процесс.

Моя сестра Барбара, которая на четыре года меня старше, говорит, что помнит тот день, когда я родилась. Это случилось поздней ночью, в сильный ливень под гром и молнии. У нас тогда не было электричества, только старые керосиновые лампы с большими рефлекторами. Ни ванной, ни воды из крана, ни машины. Лишь несколько белых учителей имели авто. В Хи-Доге имелся всего один телефон, в торговой лавке. Только представьте себе, это было не так давно! Думаю, моя мама, как и большинство Сиу тех времен, предполагала рожать дома, но что-то пошло не так. Я выходила неправильно, ножками вперед или боком. Моя мать мучилась от боли, тужась на протяжении многих часов, пока кто-то, наконец, не сбегал в лавку и вызвал машину скорой помощи. Они отвезли ее – нас – в Роузбад, но больница не была оборудована для принятия сложных родов. Я думаю, у них не было хирургии, так что им пришлось везти мою мать в Пайн-Ридж, долгие девяносто миль, поскольку тамошняя племенная больница была крупнее. Поэтому случилось так, что я родилась среди народа Неистовой Лошади. После рождения моей сестры Сандры доктора удалили моей матери матку, по сути, стерилизовав без ее на то согласия, что было обычным в те времена явлением и прекратилось лишь несколько лет назад, так что вряд ли об этом вообще стоит упоминать. По мнению некоторых людей, чем меньше индейцев - тем лучше. Как сказал своим солдатам полковник Чивингтон: “Убивайте их всех, больших и малых, гниды порождают вшей! ”.

Не знаю, являюсь ли я вшой под оболочкой белого человека. Надеюсь, что да. Во всяком случае, я пережила долгие часы материнского труда, поездку в Пайн-Ридж во время ливня и пренебрежение докторов. Я ийеска – метис – так белым детям доводилось меня называть. Когда я подросла, они перестали так меня именовать, поскольку это могло стоить им разбитого носа. Я маленькая женщина, не выше пяти футов, но могу постоять за себя в бою и в заварухе с хонки[7]. Могу довольно сильно разозлиться и нанести весомый ущерб. Во мне присутствует белая кровь. Как часто я жаждала очиститься от нее. Молоденькой девчонкой мне доводилось разглядывать себя в зеркале, пытаясь обнаружить нить к тому, кто и что я есть. Мое лицо очень индейское, так же как и глаза и волосы, но кожа слишком светла. Я всегда с нетерпением ожидала лета, прерийного солнца, солнца Дурных Земель, которое выдубит мою кожу и превратит меня в настоящего индейца.

Вороньи Псы, члены семьи моего мужа, лишены таких проблем с самоидентификацией. Им не требуется солнце, чтобы выдубить кожу, они чистокровные – Сиу из Сиу. Кое у кого из мужчин Вороньих Псов такие лица, что на их фоне индеец на пятицентовой монете с бизоном на обратной ее стороне выглядит просто замаскировавшимся бледнолицым. У них нет недостатка в легендах. Каждый Вороний Пес сам по себе легенда, включая женщин. Они предпочли стать изгнанниками в своей твердыне в Грасс-Маунтин, чем быть “побеленными”. Их невозможно было приручить, заставить носить галстук или ходить в христианскую церковь. Все те долгие годы, когда практика индейских верований находилась под запретом и за нее можно было поплатиться тюрьмой, они упорно продолжали проводить свои церемонии, свои обряды потения и священные танцы. Всякий раз, когда кто-либо из Вороньих Псов встречался со своими родственниками, такими, как Железные Раковины, Хорошие Копья, Два Удара, Сторожевые Колышки или Медведи Пустые Рога - в равной степени непокоренными и не переродившимися - вы могли слышать звук чан-глешки, барабана, сообщавшего миру о том, что идет церемония Сиу. Требовались храбрость и страдание, чтобы поддерживать это пламя, маленькую искорку под снегом.

Первый Вороний Пес был хорошо известным вождем. На его щите был рисунок, состоящий из двух кругов и двух наконечников от стрел, обозначающий полученные в битвах раны – две пули белого человека и две стрелы Пауни. Когда этот первый Вороний Пес лежал раненый в снегу, пришел койот, чтобы обогреть его, а ворона летела перед ним, показывая дорогу домой. Его имя должно было бы быть Вороний Койот, но белый переводчик сделал неверный перевод, и семейство стало Вороньими Псами. Этот Вороний Пес былых времен прославился, убив соперничающего вождя – результат непримиримой вражды между племенными политиками - после чего сам добровольно отправился за сотни миль, чтобы быть повешенным в Дэдвуде, и его жена сидела рядом с ним в повозке. Эта добровольная явка на собственную казнь принесла ему такую известность, что Верховный Суд распорядился освободить его, основываясь на том, что резервации находятся вне юрисдикции федерального правительства, а также потому, что убийство одного индейца другим не является преступлением. Позже Вороний Пес стал лидером танцоров Пляски Духов, на протяжении месяцев удерживаясь в промерзших пещерах и ущельях Дурных Земель. Так что, если моя собственная семья испытывает недостаток в преданиях, семья моего мужа с лихвой его компенсирует.

Наша земля сама по себе легенда, особенно ее область вокруг Грасс-Маунтин, где я теперь живу. Битва за землю была сутью нашего бытия последние двести лет. Однажды земля была потеряна нами, затем мы потеряли самих себя. Сиу случалось вести счеты зим - рисованные летописи на бизоньих шкурах, которые повествовали о истории нашего народа из года в год. Что ж, вся эта страна является одним большим счетом зим. Вы не пройдете и мили, не наткнувшись на холм священного для какой-нибудь семьи видения, на древний круг Пляски Солнца, на старое поле битвы, на место, где произошло нечто, стоящее того, чтобы остаться в памяти. В основном это смерть, гордая смерть или смерть по пьянке. Мы великий народ для смерти. “Сегодня хороший день для смерти! ” – таков наш старинный боевой клич. Но земля - с ее сделанными из толя домишками и уличными сортирами, ни один из которых не стоит прямо, но все клонятся в ту или иную сторону - кроме того предназначена и для того, чтобы на ней жить, земля для хорошего времяпровождения, для шуток и для рассказов о великих подвигах минувших времен. Но вы не можете жить вечно за счет подвигов Сидящего Быка или Неистовой Лошади. Вы не можете носить их орлиные перья, подпитываться их легендами. Вы должны сами сегодня творить свою легенду. Это непросто.