Сентября 1982 года 8 страница

Натан закрыл тетрадь, ошеломленный прочитанным. Спустился в гостиную, погасил обе лампы, закрыл дверь и вышел в ночь.

Существует ли место, куда мы все попадем?

Учиться жизни уже слишком поздно…

Арагон

Натан ехал ночью по заснеженным дорогам. События сегодняшнего вечера повергли его в ужас. Натан погрузился в меланхолию, его охватило чувство тревоги — кажется, он потерял контроль над собственной жизнью.

Временами на пустынных дорогах ему начинало казаться, что он не принадлежит больше этому миру, что он призрак, который бродит по Новой Англии.

Подумать только, как часто он жаловался на жизнь: слишком много работы, очень большие налоги, так много забот… Черт возьми, какой дурак! У него ведь не было ничего более приятного, чем само существование. Даже день, когда грустно, все же день, им прожитый. Сейчас-то он понимал это, жаль только, что не осознавал раньше.

«Ну да, ты не первый, кто чувствует это, дружище. Такая вот незадача: смерть заставляет задавать себе важнейшие вопросы, когда уже слишком поздно».

По лицу Натана скользнула рассеянная улыбка, он посмотрел в зеркало заднего вида: маленькое стеклышко отразило человека, обреченного на смерть. В самом деле, что думал он о смерти в глубине души?

«Давай, не время обманывать себя, Нат! Я скажу тебе, что произойдет: сердце перестанет биться, вот и все. Человек — это всего лишь скопление клеток. Его тело разлагается в земле или сгорает в печи крематория, и все кончено, баста! А остальное — просто чудовищное вранье». Вот о чем думал он, погружаясь в ночь.

Становилось все холоднее, изо рта шел пар. Натан включил отопление, продолжая размышлять. «А если, несмотря ни на что, человек не только телесная оболочка? Что, если есть еще что-то — тайна. Неведомая сила, отдельная от тела, — душа…»

Почему бы нет, известны же люди, способные предсказать смерть. Если бы ему рассказали о Вестниках год назад, он только посмеялся бы. А сегодня ни капли не сомневается: они существуют.

Но даже если допустить, что душа покидает тело после смерти, то куда она направляется? В «потусторонний мир», к которому он оказался так близок в детстве?

Опыт клинической смерти, несомненно, подвел его к некоему таинственному рубежу. Смерть тогда показалась опасно притягательной, как искусственный сон после анестезии. Почему же он вернулся? Натан сделал над собой усилие, чтобы прогнать воспоминание, поскольку понимал, что не готов возвращаться к тому эпизоду своей жизни.

Тоска сжала сердце… Он многое отдал бы, чтобы еще некоторое время оставаться в игре — несколько дней, несколько часов.

Через час Натан был дома. Прошел через холл — великолепный, оформленный под старину, залитый мягким светом. Еще издалека заметил Питера — тот был на своем посту, беседовал с какой-то пожилой дамой. Пока Натан ждал лифт, до него долетали обрывки разговора.

— Добрый вечер, госпожа Фицджеральд, с Рождеством!

— С Рождеством и вас, Питер! Обнимите Мелиссу и детей.

«Мелиссу и детей?» А он и не знал, что у Питера есть дети! Вечно не хватало времени с ним поговорить. Натан никогда не уделял достаточного внимания другим. Он вспомнил фразу, которую часто повторяла Мэллори: «Заботиться о других — значит заботиться о себе самом».

Наконец-то он у себя, в своей квартире. Натану понадобилось около двух часов, чтобы добраться до Манхэттена, и он чувствовал себя разбитым. Вести автомобиль в такую погоду — сущий ад: снег оседал на дороге и превращался в кашу. Еще и рана на ноге болела ужасно.

Вот уже несколько дней Натан прислушивался к своим физическим ощущениям, пытаясь распознать, как его тело реагирует на приближение смерти. Конец будет болезненным или нет? Гм, не стоит тешить себя иллюзиями: вспомни, как ушли Кандис и Кевин!

Натан нашел в аптечке и проглотил две таблетки аспирина, чтобы ослабить боль, и повалился в кресло. Слева от него стоял на полке дорогостоящий бонсай, который день за днем терял листья. Он не знал, как ухаживать за этим маленьким деревом — подарком Мэллори. Регулярно подрезал и обрызгивал его из пульверизатора — ничего не помогало: дерево продолжало желтеть и неумолимо облетать. Да, только Мэллори могла позаботиться о вещах, украшающих жизнь.

Натан закрыл глаза; жизнь пролетела так быстро. Кажется, только позавчера он получил университетский диплом, а вчера впервые стал отцом. И уже пора уходить?.. Нет, это невозможно!

И еще одна мысль мучила его: он представлял, как Венс Тайлер касается губ Мэллори, гладит ее волосы, медленно раздевает и занимается с ней любовью… Господи боже мой, это отвратительно! Венс — непроходимый тупица, у него нет ни капли здравого смысла! Мэллори достойна лучшего.

С трудом Натан открыл один глаз — взгляд наткнулся на картину: белая, лишь в центре темное пятно цвета ржавой стали разрывает чистоту рисунка. Одна из работ Мэллори. Натан очень ее любил, хотя и не понимал смысла.

Он взял пульт и принялся переключать каналы: падение акций; клип Оззи Осборна; Хилари Клинтон на шоу Дэвида Леттермана; искаженное лицо Тони Сопрано в купальном халате; фильм о Саддаме; проповедь священника-евангелиста и Лорен Бэколл в фильме «Иметь и не иметь», говорящая Богарту: «Буду нужна — свистни!» Задержался на последнем канале, как вдруг увидел, что мигает автоответчик. Заставил себя подняться и нажал кнопку аппарата: «Привет, пап, это я! Как дела? Знаешь, сегодня в школе мы изучали китообразных. И я хотела спросить: мы сможем будущей весной поехать посмотреть на миграцию китов? Мама рассказывала, что ты возил ее туда и это было классно. Я тоже очень хочу съездить. Не забывай — я собираюсь стать ветеринаром, и мне это пригодится. Ну ладно, до скорого! По телевизору идут „Симпсоны“. Целую».

Натан вспомнил ту поездку. С начала весны и до середины октября киты идут вверх от Карибов к Гренландии по заливу Мэн. Зрелище незабываемое. Бонни должна это увидеть.

Может быть, кто-то другой повезет ее туда: апрель еще не скоро, а где-то во Вселенной кто-то решил, что не суждено Натану Дель Амико дожить до будущей весны.

Мыслями он перенесся в май девяносто четвертого, в прохладный, но солнечный вечер на просторах Массачусетса. Они сидели с Мэллори на носу взятой напрокат лодки, бросили якорь где-то чуть выше обширной песчаной отмели между мысами Кейп-Код и Кейп-Энн. Натан положил подбородок ей на плечо; они всматривались в спокойный горизонт моря. Вдруг Мэллори указала на что-то вдалеке…

Стая из пятнадцати китов поднималась из глубины океана, с грохотом выбрасывая многометровые струи воды, словно роскошный фонтан. Вскоре их головы и часть спин показались совсем рядом с лодкой. Эти громадины, весом пятьдесят тонн каждая, чуть не опрокинули их, издавая призывные крики. Мэллори повернулась лицом к Натану — она улыбалась, а глаза ее были широко открыты. Оба понимали, что переживают исключительный момент.

Потом киты совершили последнее погружение: с бесконечной грацией поднимали раздвоенные хвосты и исчезали в океане. Все слабее становились их пронзительные голоса… И вот они скрылись, и только морские птицы бороздили просторы неба, снова вступив во владение своей территорией.

На обратном пути хозяин лодки, старый моряк из Провинстауна, рассказал им один случай. Пять лет назад на пляже нашли двух маленьких горбачей, выброшенных на берег. Тот, что покрупнее, самец, был ранен — левое ухо сильно кровоточило; вторая, самка, казалась здоровой. Приливы здесь не сильные, и все думали, что киты смогут вернуться в открытое море в любой момент. В течение сорока восьми часов береговая охрана пыталась спасти здоровое животное. Но каждый раз, когда самку погружали в воду, она жалобно кричала и возвращалась на берег к своему спутнику, касалась его, будто желая защитить.

На утро третьего дня самец умер, и люди попытались в последний раз отвести к воде выжившую самку. На этот раз она не пробовала вернуться, но оставалась совсем близко от берега, плавая кругами и издавая скорбные звуки, вызывавшие дрожь у тех, кто оставался на берегу. Это продолжалось очень долго, а потом, когда похоронный ритуал кончился, животное медленно выползло на песок и вскоре умерло.

— Удивительно, как киты преданы друг другу! — Рыбак закурил сигарету.

— Это глупо, — холодно заметил Натан.

— Вовсе не глупо! — заявила Мэллори.

— Что ты хочешь сказать?

Она наклонилась и прошептала ему на ухо:

— Если тебе будет грозить смерть, я тоже… выброшусь на берег рядом с тобой.

Натан повернулся к ней и поцеловал.

— Надеюсь, этого не случится. — И положил руки ей на живот.

Мэллори была на шестом месяце беременности.

Натан резко поднялся. «Что я делаю здесь один, продавливая диван и пережевывая прошлое, вместо того чтобы быть рядом с женой и дочерью?»

На часах было 2 часа 14 минут, а в Калифорнии немногим больше одиннадцати вечера. Натан снял трубку телефона и набрал номер. Ждать пришлось долго, наконец ему ответил усталый голос:

— Да?

— Добрый вечер, Мэллори! Надеюсь, не разбудил тебя?

— Почему ты звонишь так поздно? Что случилось?

— Ничего серьезного.

— Что тебе нужно? — бросила она.

— Возможно, чуть меньше агрессии в твоих словах.

Она не отреагировала на замечание, но переспросила несколько мягче:

— Чего ты хочешь, Натан?

— Предупредить, что приеду за Бонни завтра.

— Что?! Ты шутишь!

— Дай объяснить…

— Нечего объяснять! — взорвалась она. — Бонни должна ходить в школу до конца недели!

Он вздохнул.

— Она может пропустить несколько дней. Ничего страшного не случится, если…

Мэллори не дала ему закончить:

— Могу я узнать, по какому случаю ты перенес свой приезд?

«Я скоро умру, дорогая».

— Я взял несколько дней отпуска, и мне нужно видеть Бонни.

— Мы установили правила.

— Согласен, но это и моя дочь, — уточнил он тоном, выдавшим его замешательство. — Напоминаю тебе, что мы оба воспитываем ее.

— Знаю, — согласилась Мэллори, опять немного смягчившись.

— Если бы ты меня попросила, я не устраивал бы столько шума.

Она ничего не ответила, но Натан слышал ее дыхание на другом конце провода. Внезапно у него возникла идея:

— Твои родители в Беркшире?

— Да, они собираются провести там праздники.

— Послушай, если ты позволишь мне забрать Бонни завтра, я готов отвезти ее в Беркшир на пару дней.

Мэллори помолчала немного, затем недоверчиво спросила:

— Ты правда это сделаешь?

— Да, если нужно.

— Она давно не видела бабушку с дедушкой, — признала Мэллори.

— Итак, ты согласна?

— Пока не знаю, дай мне еще подумать. — И собралась положить трубку.

Тогда Натан решился задать ей вопрос, который очень его волновал.

— Ты помнишь, было время, когда мы рассказывали друг другу обо всем?

Она молчала, и он продолжил:

— Время, когда мы ходили по улице, держась за руки, звонили друг другу на работу по три раза в день, когда разговаривали часами…

— Зачем ты говоришь все это?

— Потому что все время об этом думаю.

— Не считаю, что сейчас подходящий момент… — устало отозвалась она.

— Мне иногда кажется, что ты обо всем забыла. Но ты не можешь перечеркнуть все то, что мы пережили вместе!

— Я этого и не делаю. — Тон ее голоса изменился.

— Послушай… представь, что завтра меня собьет машина или что-нибудь еще случится. Последнее твое воспоминание о нас — это картина разбитой семьи.

Мэллори грустно произнесла:

— Мы и есть разбитая семья, Натан.

— Мы расстанемся навсегда, так и не простив друг друга. Думаю, потом ты будешь упрекать себя за это, тебе будет трудно с этим жить.

Мэллори не выдержала:

— Напоминаю тебе, что это твоя вина… — но, почувствовав, что рыдания подступают к горлу, не закончила фразу и положила трубку.

Чтобы не разбудить дочку, Мэллори сдержала слезы. Она опустилась на ступеньку лестницы. Вытирая покрасневшие глаза бумажной салфеткой, увидела свое отражение в большом зеркале прихожей.

С тех пор как не стало сына, она сильно похудела, и вся ее жизнерадостность будто испарилась и сменилась холодностью. А ведь в молодости она не выносила женщин а-ля Грейс Келли — ледяную дистанцию, чопорность, недоступность. Напротив, стремилась открыться другим людям, окунуться в их мир. Легкость характера проявлялась и в стиле одежды: чаше всего она носила джинсы и просторные, удобные пуловеры.

Мэллори поднялась к себе, погасила лампы в комнате, зажгла несколько свечей и ароматическую палочку. Многие считали ее уравновешенной и спокойной. Однако у нее была одна слабость, появившаяся еще в подростковом возрасте: она страдала от приступов анорексии. Повзрослев, Мэллори думала, что окончательно справилась с этим. До смерти Шона.

Трагедия произошла три гола назад, но боль не отпускала. Мэллори истязала себя мыслями, что все было бы иначе, останься она в ту ночь дома. Не проходило дня, чтобы женщина не вспоминала первые месяцы жизни сына: быть может, она не заметила, пропустила какой-то симптом, знак…

С тех пор как Мэллори чуть не утонула в озере, она панически боялась умереть. Но, став матерью, она поняла: самое тяжкое испытание — пережить смерть своего ребенка.

Она читала, конечно, что в восемнадцатом веке девяносто процентов детей не доживали до трех лет. Только раньше, в ту эпоху, смерть была повсюду и люди спокойнее воспринимали уход близких. Со смертью Шона жизнь остановилась.

Смерть сына навсегда останется для нее самой большой трагедией, но величайшим разочарованием стал распад семьи. С начала совместной жизни, еще в университетские годы, Мэллори верила, что будет просыпаться каждое утро рядом с Натаном до тех пор, пока один из них не умрет, — и оказалась обманутой. Впервые в жизни после смерти Шона она почувствовала себя чужой Натану. В моменты, когда ей так нужна была его поддержка, он уходил в работу, и она оставалась наедине со своим горем.

Чтобы выйти из депрессии, Мэллори целиком посвятила себя общественной деятельности. Последние месяцы работала над созданием интернет-сайта неправительственной организации. Задача ее состояла в том, чтобы классифицировать многонациональные компании по критериям, касающимся трудового законодательства и отношения к окружающей среде. Так создавались ассоциации, которые призывали людей бойкотировать фирмы, нанимавшие на работу детей или не соблюдавшие действующие законы.

Но это еще не все. Мэллори жила в Ла-Джолла, богатом квартале Сан-Диего. Роскошные пляжи, особняки на берегу моря — а у большей части населения нет нормального жилья. Три раза в неделю женщина посещала центр помощи бездомным — здесь по крайней мере она чувствовала себя полезной, особенно в канун Рождества, когда половина города толпилась в супермаркетах, проматывая целое состояние на ненужные покупки. Мэллори не переносила этой суеты, искажающей истинный смысл Рождества.

Было время, когда женщина хотела, чтобы ее муж участвовал в акциях протеста вместе с ней: Натан, блестящий адвокат, мог бы применить свои знания в деле служения идеалам. Но нет, их семья строилась на каком-то недоразумении, а они не понимали этого. Мэллори всегда жила вдали от высшего общества, встречалась лишь с некоторыми из своего круга, тем самым давая мужу понять: «Меня не волнует, что ты другого происхождения».

Натан, напротив, хотел доказать Мэллори, что она вышла замуж не за никчемного человека, что он способен подняться по социальной лестнице и обеспечить свою семью. Оба считали, что идут навстречу друг другу, но так и не встретились.

Для Натана жизнь стала вечным соревнованием, где каждый раз планку надо было устанавливать выше. Сто раз Мэллори пыталась ему объяснить: она вовсе не желает быть замужем за сверхчеловеком. Но он не слышал, только работал усерднее, будто боялся разочаровать жену. А ее это раздражало.

Несмотря ни на что, она всегда его любила. Мэллори закрыла глаза — картины прошлого понеслись в ее голове, словно кадры кинофильма.

Молодость бывает один раз, но вспоминаем мы о ней всю жизнь.

Реплика из фильма Парри Левинсона «Высоты свободы»

1972 год, начало лета.

Нантакет

Мэллори восемь лет; накануне вечером она приехала из Бостона и теперь прогуливалась в саду. На ней было платье из хлопка, гораздо ниже колен; девочка ненавидела его. В такую жару нет ничего лучше шорт и футболки, но мать заставляла ее одеваться как напоказ.

Мэллори часто замечала мальчика с красивыми черными волосами. Он не решался заговорить с ней и моментально исчезал, стоило ей сделать несколько шагов навстречу. Заинтригованная, она спросила о нем у мамы, та ответила: не обращай внимания, он «всего лишь» сын служанки.

После обеда девочка встретила его на пляже. Натан запускал бумажного змея, которого смастерил сам из стеблей бамбука и куска паруса; для управления им он прикрепил кольцо от старого карниза для занавесок. Самодельное устройство парило очень высоко в небе.

Мэллори тоже принесла бумажного змея, купленного в большом магазине игрушек в Бостоне. Однако ее аппарат никак не взлетал; она старалась изо всех сил, бегала во всех направлениях, но змей нее равно падал на песок.

Мальчик делал вид, что не смотрит на нее, но она знала: он все время поглядывал в ее сторону. Однако не смущалась и все пыталась запустить змея. К несчастью, ее чудесная игрушка камнем упала в воду — ткань намокла, испачкалась в песке. Слезы заблестели в глазах девочки… Тогда Натан подошел и надел ей на руку кольцо от своего змея. Объяснил, что нужно стоять спиной к ветру, потом помог ослабить и постепенно отпустить нить. И бумажный змей очень быстро поднялся в небо. Мэллори кричала от радости и смеялась…

Позже он продемонстрировал ей свои знания: рассказал, что китайцы приписывают бумажным змеям способность привлекать удачу. Она тоже не отставала: а вот Бенджамин Франклин с помощью змея изучал молнию и изобрел громоотвод (прочитала на коробке от игрушки). Мальчик с гордостью показал Мэллори забавное животное, которое было нарисовано на его змее.

— Это черепаха? — спросила она.

— Нет, дракон. — Он немного обиделся.

Девочка заразительно рассмеялась, и вскоре два смеющихся детских голоса переплелись с шумом волн. Чуть поодаль на песке стоял приемник — раздавалась мелодия «You’ve Got a Friend»[13]Кэрол Кинг, один из хитов лета.

Она очень внимательно рассматривала нового знакомого. Никогда раньше она не встречала такого славного мальчика. Он представился официальным тоном:

— Меня зовут Натан.

Ответ прозвучал не менее важно:

— А меня — Мэллори.

1972 год, осень.

Нантакет

— На-ат!..

Мэллори выплевывала озерную воду, заполнившую рот; она окоченела, с трудом дышала; раза два девочка пыталась ухватиться за ветку, но берег был слишком высокий… Она выдохлась и с ужасом поняла, что вот-вот уйдет под воду и утонет.

Натан поплыл к ней, и Мэллори стало ясно: он — ее последняя надежда.

— Не бойся! Держись за меня!..

Из последних сил девочка уцепилась за него, как за спасательный круг, и ощутила, как он толкает ее наверх. Потом ей как-то удалось ухватиться за пучок травы и выкарабкаться на берег. Спасена! Не переведя дыхания, оглянулась: его нет!..

— Ната-ан! — Обезумев, с глазами, полными слез, она закричала изо всех сил: — Ната-ан! Ната-ан!..

Мысли вихрем проносились в голове — нужно что-то делать, скорее!.. Мокрая с головы до пят, с посиневшими губами, она помчалась за помощью. Беги быстрее, быстрее, Мэллори!

13 июля 1977 года.

Нантакет

Им было по тринадцать; с велосипедами они спустились по дорожке к самому большому пляжу острова. Погода хмурилась, пенные волны все сильнее накатывали на берег. Но они шли купаться и не собирались отказываться от своего намерения — плавали, пока силы их не оставили.

Поднялся сильный ветер; Мэллори задрожала от холода. У них было с собой только полотенце; Натан помог девочке вытереть им волосы и спину. Дождь ронял на песок крупные капли, через несколько минут пляж опустел — они остались вдвоем.

Он встал с песка первый, помог Мэллори подняться — и вдруг наклонил к ней голову. Девочка подняла глаза и привстала на носочки. Он обнял ее за талию, а она положила руки ему на шею. Когда их губы встретились, незнакомая дрожь пробежала по телу; она ощущала морскую соль на его губах… Первый поцелуй, очень нежный, длился долго…

6 августа 1982 года.

Бофорт, Северная Каролина

Мэллори восемнадцать. Этим летом она решила сменить обстановку и уехала отдыхать. В восемь вечера пошла гулять в маленький порт, где яхты соседствовали с рыбацкими лодками. Солнце опускалось за горизонт и охватывало небо оранжевым пламенем. Лодки будто качались в потоке расплавленной магмы.

Но для нее это был тоскливый вечер: слушая успокаивающий плеск волн, девушка подводила итог последним месяцам жизни. Ее первый год в университете оказался неудачным, не столько из-за учебы, сколько из-за здоровья и личной жизни. Она несколько раз ошиблась, встречаясь с парнями. У нее не было настоящей, умной подруги, которая могла бы дать ей ценный совет. Девушка читала книги, интересовалась всем, что происходило вокруг, но в голове царил беспорядок.

Все эти месяцы Мэллори была поглощена своими переживаниями, стала меньше есть, пропускала завтраки, полдники, сокращала обеды и ужины — и однажды упала в обморок прямо в аудитории. Тогда, чтобы оказать ей помощь, в университет вызывали врача.

Вот уже три года Мэллори ничего не слышала о Натане. С тех пор как Элеонора Дель Амико больше не работала в их доме, они не встречались. Поначалу писали друг другу длинные письма, но их привязанность не справилась с разлукой.

Все же она всегда помнила о нем, он оставался где-то в уголке сознания. В тот вечер Мэллори непрестанно думала о Натане: что стало с ним; до сих пор ли он в Нью-Йорке; удалось ли ему поступить в престижный университет, как он мечтал. И хотел бы увидеться с ней?..

Она шла вдоль дамбы, все ускоряя шаг, и внезапно ощутила острую необходимость поговорить с Натаном — здесь, сегодня вечером, сейчас. Нашла телефонную будку, позвонила в справочное бюро, узнала нужный номер. Телефонный звонок раздался среди ночи… Только бы он ответил!

— Алло?

Это он! Разговаривали они долго; Натан утверждал, что прошлым летом несколько раз пытался повидать Мэллори, спросил, не передавали ли ей родители сообщения от него. Она почувствовала — главное не изменилось: они понимают друг друга так, будто расстались вчера. В конце концов они условились встретиться недели через две, и девушка положила трубку.

Солнце над портом уже зашло; обратно Мэллори шла совсем с другим чувством; стук сердца отдавался в висках: Натан… Натан… Натан…

28 августа 1982 года.

Сисайд-Хайтс, Нью-Джерси.

2 часа ночи

На побережье горели лампочки электрических гирлянд, хотя ярмарочные павильоны начали закрываться. Аромат жареной картошки и помидоров смешивался с запахом сладкой ваты; рядом с колесом обозрения из гигантских колонок доносились звуки «Up Where We Belong»[14]Джо Кокера — в сотый раз за этот вечер.

Мэллори остановила машину на открытой стоянке. Натан нашел работу на лето в этом небольшом курортном городке всего в часе езды от Манхэттена: он продавал мороженое в одном из многочисленных киосков, расположенных вдоль берега. И вот она приехала к нему.

Они увиделись в прошлые выходные и с тех пор звонили друг другу каждый вечер. Вообще-то договорились встретиться в следующее воскресенье, но Мэллори вздумалось сделать сюрприз, и вот она приехала из Бостона. На мощном темно-зеленом «Астон Мартинс», машине отца, она добралась до Нью-Джерси всего за четыре часа.

Наконец он вышел, в бермудах и майке с эмблемой магазина, и стоял в окружении других сезонных рабочих — она различила латиноамериканский и ирландский акценты. А он, в свою очередь, смотрел на нее издалека и гадал, что это за кинозвезда облокотилась на свой болид и, кажется, поглядывает в его сторону… Потом узнал ее!

Подбежал, поднял на руки и закружил. Она обвила руками его шею, смеясь, прижала его к себе и потянулась к губам, а сердце выскакивало из груди… Такова любовь вначале.

20 сентября 1982 года

«Натан, просто хочу сказать тебе — мы с тобой чудесно провели лето. Мне так тебя не хватает…

Сегодня началась учеба, но я все время думаю о тебе. Когда я прогуливалась по кампусу, то представляла, что ты рядом, и говорила с тобой. Некоторые студенты, попадавшиеся навстречу, наверное, думали: кто эта сумасшедшая, которая бормочет что-то себе под нос!

Я с тобой. Мне нравится, что ты понимаешь меня без слов.

Целую тебя и люблю.

Мэллори».

На конверте красными чернилами написала: «Почтальон, уважаемый почтальон, постарайся вовремя сделать свою работу, чтобы мой любимый как можно быстрее получил это признание!».

сентября 1982 года

«Мэллори, я только положил трубку телефона и… уже по тебе скучаю. Хочу, чтобы каждый миг, проведенный с тобой, превратился в миллионы часов… Я счастлив с тобой, счастлив до неприличия.

Когда думаю о будущем, то говорю не „я сделаю“, а „мы сделаем“. Это меняет все.

Натан».

На конверт он приклеил билет в кино на последний фильм, который они смотрели вместе, — «Инопланетянин». Однако им не слишком много удалось увидеть на экране, потому что они целовались весь сеанс.

Декабрь 1982 года, воскресенье.

Кембридж, комната Мэллори в общежитии

Из колонок проигрывателя доносились звуки знаменитого концерта Дворжака — пылкое исполнение Жаклин дю Пре на виолончели Страдивари. Они целовались, лежа в кровати уже целый час. Он снял с нее бюстгальтер и начал ласкать ее. Сегодня они будут впервые принадлежать друг другу.

— Ты уверена, что хочешь этого сейчас?

— Да! — без колебаний ответила Мэллори.

Вот что ей в нем нравилось — сочетание нежности и предупредительности, это отличало его от остальных. Подсознательно она решила: если у нее когда-нибудь будут дети, то это будут его дети.

3 января 1983 года

«Натан, любовь моя, рождественские каникулы кончились. Я обожала делить ночи с тобой. Но сегодня вечером я грущу. Ты уехал в Манхэттен. Сегодня я чувствую, как долго будет тянуться время до следующих каникул, когда я вновь смогу увидеть тебя.

Даже когда я знаю, что завтра мы созвонимся, я боюсь, что все кончится. То, что я чувствую с тобой, удивительно. Я безумно люблю тебя.

Мэллори».

На конверте девушка оставила отпечаток губной помады и написала: «Положите это письмо и эти поцелуи в почтовый ящик Натана Дель Амико. И берегитесь, если поцелуи будут стерты!».

6 января 1983 года

«Мэллори, милая, мне тебя очень не хватает, но я ощущаю твое присутствие. Если бы ты знала, как я хочу снова сжать тебя в объятиях и проснуться рядом с тобой. Поцелуи уже вылетают из моей комнаты и направляются в Кембридж. Я обожаю тебя.

Натан».

В конверт положил ее фотографию, сделанную в парке, около общежития Кембриджа. А на обратной стороне написал цитату из «Ромео и Джульетты»: «Твои глаза опасней двадцати стальных клинков» [15].

1984 год.

Бостон, дом родителей Мэллори

Сигнал клаксона на улице.

Мэллори выглянула в окно: Натан ждет ее у дома, сидя за рулем старенького «мустанга». Девушка бросилась к выходу, но ее отец загородил дверь.

— Ты не будешь встречаться с этим парнем, Мэллори! Это даже не обсуждается.

— Я могу знать, почему?

— Потому что не будешь, и все!

Мама тоже пыталась ее вразумить:

— Дорогая, ты могла бы найти человека более интересного.

— Интересного для кого? Для меня или для вас? — И Мэллори направилась к выходу.

— Мэллори, предупреждаю тебя: если ты выйдешь за эту дверь… — Голос отца прозвучал угрожающе.

— Если я выйду за эту дверь, то что? Ты меня выбросишь на улицу? Лишишь наследства? Пусть так — мне не нужны ваши деньги!

— Именно на эти деньги ты живешь и учишься. И все, прекрати спорить с родителями, ты еще всего лишь ребенок!

— Напоминаю вам, что мне двадцать лет…

— Советую тебе не перечить!

— А я дам вам свой совет: не заставляйте меня выбирать между Натаном и вами. — Мэллори помолчала несколько секунд, чтобы ее слова успели подействовать на родителей, и добавила: — Потому что, если мне придется выбирать, я выберу его. — Считая разговор оконченным, хлопнула дверью и вышла.