Сентября 1982 года 11 страница

Около тридцати лет Векслеры проводили рождественские каникулы в горах Беркшир, на западе Массачусетса. Путь туда неблизкий, зато местность потрясающе красива; у подножий холмов ютились живописные деревеньки, типичные для Новой Англии. Натан ехал осторожно — тонкий слой снега покрывал дорогу, петлявшую среди деревьев.

Бонни поставила диск — импровизацию Кейта Джарретта на музыкальную тему из «Волшебника страны Оз» — и старательно подпевала: «Somewhere, overthe rainbow…»[26]— при этом время от времени демонстрировала отцу свое знаменитое двойное подмигивание.

Украдкой поглядывая на дочь, Натан думал о том, какая она забавная в своей огромной бейсболке, которую надела, чтобы защититься от солнечных лучей. Настоящее чудо иметь ребенка с таким легким характером. В глубине души Натан гордился, что они с Мэллори сумели так хорошо воспитать дочь. С самого ее рождения они старались проявлять твердость и объясняли девочке, что нужно уважать других, что, кроме прав, есть и обязанности. Устояли перед соблазном баловать Бонни: никаких кроссовок за двести долларов и дорогой фирменной одежды.

Когда Натан снова посмотрел на дочь, та, убаюканная звуками джаза, крепко спала, прислонив голову к окну, залитому лучами солнца.

Натана беспокоило будущее: до сегодняшнего дня воспитывать Бонни было не так уж трудно, но самое сложное впереди. Однажды она попросит разрешения пойти погулять вечером, сделать пирсинг в носу или еще где-нибудь… Всегда наступает момент, когда характер ребенка портится, и самая милая маленькая девочка превращается в неблагодарного подростка, уверенного, что ее родители — старые маразматики, неспособные что-либо понять.

Мэллори останется с ней одна, лицом к лицу со всеми трудностями переходного возраста. Натана уже не будет рядом, и он не сможет ее поддержать. Ему не суждено испытать беспокойство, когда Бонни впервые не придет вечером домой; он не познакомится с первым женихом, которого она приведет; не узнает о первом ее путешествии с подругами в другой конец страны…

Отношения с Бонни порой навевали ему воспоминания о собственном детстве. Поначалу между ним и матерью было полное согласие, но потом его охватило какое-то безразличие, и он его охотно в себе взращивал, считая, что единственный шанс подняться по социальной лестнице — забыть о своем происхождении. Сыну горничной трудно завоевать Нью-Йорк!

Только недавно Натан понял, что намного больше получил от матери, чем мог себе представить: смелость и самоотверженность, способность противостоять жизненным невзгодам. Она умерла, а он так и не поблагодарил ее за этот дар. В последние годы ее жизни он уже хорошо зарабатывал — ему бы сблизиться с матерью и разделить свой успех, сказать: «Видишь, мы выпутались, ты не зря жертвовала собой — я счастлив». А он, слишком занятый собственной жизнью, ограничивался тем, что каждый месяц посылал деньги. Приезжал к ней редко, и то на миг. Произносил несколько банальных фраз — и уходил, оставив пачку долларов (каждый раз все толще), будто откупался за то, что он плохой сын.

Теперь он остро чувствовал свою вину за упущенное время, но это не единственное воспоминание, волновавшее его. Существовала еще их тайна — их двоих; об этом случае он никогда не говорил, но помнить будет всю жизнь. Это произошло летом 1977 года, в начале августа, во время каникул в Нантакете, которые он провел с Мэллори (когда он впервые поцеловал ее в губы… но это другая история). Ему было тогда тринадцать.

За год до того он успешно прошел тестирование и его приняли в Уоллес, престижную школу в Манхэттене. Школа платила половину суммы за обучение нескольким особо одаренным ученикам, но оставалась вторая половина, и ее оплачивала семья ученика. Для Элеоноры Дель Амико это были большие деньги. Натан отлично понимал, что требовал огромной жертвы от матери, тем более что деньги нужно было внести до начала семестра. Он объяснил, что это вложение в будущее — его единственная возможность не стать грузчиком или мойщиком полов.

Тем летом у Элеоноры не было ни гроша: зимой она попала на несколько дней в больницу с бронхитом, что потребовало значительных денежных затрат. В начале августа она попросила аванс у Векслеров. Но Джеффри, который упорно придерживался пуританских принципов, был категорически против. «Ну вот тебе их грязная порядочность, — сказала Натану мать, — ты спас жизнь их дочери, а они не хотят пальцем пошевелить, чтобы помочь тебе».

Именно тогда из шкатулки Лизы Векслер пропал браслет из жемчуга. Натан никогда не понимал причины подозрений, которые сразу легли на его мать и на него. Джеффри Векслер устроил допрос обоим, словно и не сомневался в их виновности; даже обыскал их, заставив стоять с поднятыми руками лицом к стене. В то время Натан еще не знал, что такое поведение противозаконно. Горничная отказывалась признать свою вину, и Джеффри перевернул всю ее комнату, открывая ящики, выворачивая чемоданы, как при обыске. Ничего не нашел и пригрозил вызвать полицию, полагая, что напугает этим Элеонору. Но та продолжала все отрицать, чуть ли не падая на колени перед хозяином: «Это не я, мистер Векслер, клянусь, я ничего не брала!»

В конце концов все завершилось увольнением. Вопреки просьбам жены, Джеффри отказался вызвать полицию и выгнал Элеонору, не выплатив жалованья. В середине лета, опозоренные, без гроша в кармане, Натан с матерью вернулись в жаркий Нью-Йорк.

Самым ужасным унижением в жизни для него было встретиться взглядом с Мэллори, когда он стоял у стены как вор. Стыд преследовал его вплоть до сегодняшнего дня, словно засев в уголке сознания. Но этот стыд стал движущей силой: Натан знал с того самого дня, что ему недостаточно высоко подняться, чтобы смыть позор. Недостаточно подойти совсем близко к желаемому — нужно больше: выиграть этот чертов процесс у Джеффри и заставить заплатить за свое унижение квартирой в «Сан-Ремо», чудесным жильем стоимостью в несколько миллионов долларов. Он отдавал себе отчет в том, что такое противостояние навредит Мэллори. Но даже перспектива обидеть женщину, которую он любил, не остановила его — порой человек готов на все, чтобы отомстить.

Однако самое страшное — что он поверил Векслеру больше, чем своей матери. Натан никогда не говорил с ней о браслете, но, поразмыслив, пришел к выводу, что она действительно его украла, и сделала это ради него. В октябре 1977 года он продолжил свое обучение в школе — все чудесным образом уладилось в последнюю минуту. Тогда он не пытался узнать, как произошло это чудо; но иногда признавал ужасную правду: его мать стала воровкой из-за него.

Бонни открыла один глаз — до цели им оставалось несколько сот метров. Стокбридж — чудесный маленький городок, основанный индейцами из племени могикан. Позже их покой нарушили миссионеры, принеся с собой идеи христианства. У Векслеров было ранчо на окраине города — изящный загородный дом с конюшней, где содержались несколько лошадей и красивый пони. Девочка очень его любила.

Натан посигналил перед воротами — над ними висела камера наблюдения. Несколько секунд спустя створки открылись, он въехал на каменистую дорожку и припарковался возле небольшого бунгало, где сидели два охранника. Последний раз он даже не вышел из машины, когда был здесь. В этот раз все будет иначе.

Гудрич говорил, что лучше со всеми помириться. Что ж, нужно следовать советам! Натан решил открыть Джеффри то, о чем никогда никому не рассказывал. Когда Натан был студентом, профессия адвоката невероятно его привлекала: он расценивал ее как средство защищать более слабых, таких, как он, выходцев из низших слоев общества. Но юриспруденция не имела смысла без соблюдения некоторой этики поведения. Натан всегда придерживался правил… кроме одного раза.

Он захлопнул дверцу машины. Солнце стояло высоко, ветер поднимал небольшие облака рыжей пыли. Натан заметил Джеффри издалека: тот не спеша шел к ним. Бонни, которая умела любое событие превратить в праздник, пустилась бегом навстречу дедушке, радостно вскрикивая.

Вскоре Натан оказался в нескольких метрах от Джеффри. Каждый раз, когда он смотрел на тестя, у него возникала одна и та же мысль — как Мэллори на него похожа: те же светло-голубые глаза, изящные, утонченные черты лица. Да, Мэллори была очень похожа на отца, поэтому, несмотря на злость к этому человеку, он не мог его ненавидеть.

Натан попросил Джеффри уделить ему время, и сейчас они остались в кабинете одни — больше никого. Векслер поджег толстую сигару и стал небольшими затяжками вдыхать дым, а Натан тем временем с видом знатока рассматривал полки с юридическими трудами в кожаных переплетах.

Тесть обставил свой кабинет как настоящую библиотеку. Зеленые с позолотой лампы освещали темную мебель из ценных пород дерева; большой рабочий стол завален: папки с документами, коробки с дискетами; там же два ноутбука, подключенных к базе данных. Вот уже несколько месяцев Джеффри был в официальной отставке, но продолжал работать.

Джеффри прожил странную жизнь. В молодости он был отличным бейсболистом, но в результате несчастного случая вынужден был отказаться от любимого спорта и направил всю энергию на учебу. Окончив Гарвард, сначала работал судьей, затем поступил в одну из самых престижных адвокатских фирм Бостона. Последние годы внимательно следил за событиями и организовал собственное дело, специализируясь на коллективных судебных делах. С успехом защищал рабочих судостроительных заводов, страдавших от вредного воздействия асбеста. Потом сколотил состояние, добившись от табачных компаний значительных компенсаций жертвам курения. И вот уже два года участвовал в новом сражении: защищал права больных с опухолью мозга, предъявляя иски операторам мобильной связи за сокрытие вредного влияния электромагнитных волн.

Натан признавал: Векслер — настоящий профессионал, один из последних адвокатов старой закалки, тоскующих по далеким временам, когда представителями закона двигало в первую очередь призвание, а не деньги. Одно время Натан и Джеффри поддерживали хорошие отношения, пока эта история с браслетом все не испортила. Но даже сейчас Натан втайне восхищался тестем.

Джеффри прервал молчание, спросив между затяжками:

— Итак, что ты хотел мне сказать?

— Вы помните наш процесс… — начал Натан.

Джеффри был раздосадован:

— Если ты явился сюда, чтобы вспоминать старые ссоры…

Натан не дал ему договорить — решил высказать все, что было на сердце.

— Я купил того судью, — перебил он Джеффри, — купил судью Ливингстона. Передал ему взятку через одного из ассистентов, чтобы он принял решение в мою пользу.

Джеффри чаше всего успешно скрывал свои эмоции за маской благообразности и любезностью манер. Но сегодня он не произвел на Натана обычного впечатления холеного джентльмена: уставший, плохо выбритый, сетка морщин на лице, темные круги под глазами.

— Я хотел отомстить, Джеффри. Вы лишились квартиры в «Сан-Ремо» за то, что причинили боль моей матери. Для меня это было единственным средством. Я обесчестил профессию.

Векслер наклонил голову — казалось, он напряженно думает, — потом открыл рот, но не издал ни звука. Подошел к окну, взгляд его остановился на заснеженных холмах. «Повернись, Джеффри! Выслушай меня!» За его спиной Натан продолжал перечень упреков. Слова, которые долгое время таились в глубине души, будто вылетали сами по себе:

— Вспомните, Джеффри, как вы брали меня с собой рыбачить на озеро, когда мне было восемь лет, и рассказывали о процессах, которые выиграли. Думаю, именно тогда я решил стать адвокатом. Конечно, я учился для себя, но и чтобы завоевать ваше признание. Наивно было полагать, что вы примете меня, будете мною гордиться. — «Как мне хотелось иметь такого отца, как вы…»

Наконец он умолк; Джеффри повернулся, чтобы взглянуть в глаза зятя.

— Вы обязаны были меня принять! — чеканил слова Натан. — Я доказал. Вкалывал, чтобы добиться успеха. Думал, что знания и достоинство — те качества, которые вы уважаете. Вместо этого вы вынудили меня запятнать свою профессию — подкупить судью.

— Я спас тебя, — прервал его Джеффри.

— Что?

— Я учился вместе с судьей Ливингстоном. Когда шел процесс, он предупредил меня о твоей попытке подкупа.

Натан был ошеломлен.

Старый адвокат вздохнул — казалось, старается что-то припомнить.

— Ливингстон — настоящий прохвост, но он довольно осторожен. Я дал ему двойную сумму, чтобы он не донес на тебя руководству и решил дело в твою пользу.

— Но почему, Джеффри, почему?

Тот немного помолчал, потом ответил с легким сомнением в голосе:

— Для Мэллори, конечно, — не хотел, чтобы она была втянута в скандал вместе с тобой. Ну и потом… для тебя. Я ведь тебе кое-что должен.

Натан сдвинул брови; тесть догадался, о чем тот хочет его спросить.

— В тот вечер, тот летний вечер семьдесят седьмого года, я слишком много выпил. У меня был трудный период и в семейной жизни, и на работе. Я возвращался из Бостона, Лиза попросила меня забрать у ювелира браслет, который отдавала в починку. Перед тем как ехать домой, я провел остаток вечера у одной из своих помощниц. Конечно, я никогда ей ничего не обещал. В то время в нашем кругу не разводились, чтобы жениться на собственной секретарше, но она шантажировала меня в надежде, что я брошу жену. По дороге я остановился в баре выпить виски. И не ограничился одной порцией, а выпил четыре или пять. Думаю, ты в курсе моей проблемы с выпивкой…

Натан сначала не понял:

— Как это?

— Я много пил в то время, — объяснил Джеффри. — Я хронический алкоголик.

Натан ожидал всего, только не подобного признания.

Джеффри продолжил:

— Мне удалось остановиться в начале восьмидесятых, но я постоянно срывался. Пробовал лечиться, вступил в Общество анонимных алкоголиков, но нелегко ходить на собрания и обсуждать такие личные вещи с совершенно незнакомыми людьми.

— Я не знал, — пробормотал Натан.

Теперь удивился Джеффри:

— Я был уверен, что Мэллори тебе рассказала.

Натан заметил, как заблестели глаза тестя. Несмотря на унижение, Джеффри гордился тем, что его дочь так долго хранила тайну — даже от человека, которого любила. Слушая исповедь Векслера, Натан находил ответы на многие вопросы, начинал догадываться о причинах депрессий Мэллори.

Между тем Джеффри продолжал свой рассказ:

— Когда я приехал в Нантакет, то не нашел украшения. Гораздо позже моя секретарша призналась, что это она украла браслет. Но тогда я понятия не имел, куда он подевался. И на следующее утро, когда Лиза спросила меня, где браслет, я не нашел ничего лучше, чем предположить, что кто-то взял его из шкатулки. Обвинили твою мать. Думаю, жена притворялась, будто поверила в эту историю, но это позволило нам сохранить статус-кво.

Джеффри долго молчал, потом добавил бесцветным голосом:

— Мне жаль, Натан, я был трусом.

На мгновение Натан потерял способность говорить — он чувствовал одновременно шок и облегчение. Нет, его мать не была воровкой — она стала жертвой большой несправедливости. Джеффри же, которого он считал добродетельным и непогрешимым, оказался лгуном и алкоголиком. Но прежде всего обычным человеком, таким же, как остальные. Как он сам.

Натан повернул голову к Джеффри — злоба, которую он испытывал к тестю, исчезла; даже не хотелось осуждать его. Натан заметил, что черты лица Джеффри разгладились, будто он тоже давно ждал возможности исповедаться. Невысказанные слова так долго отравляли им существование.

Джеффри первым нарушил молчание:

— Знаю, это не извиняет меня, но я помог твоей матери найти работу и оплатил твое обучение.

Глаза у Натана покраснели.

— Вы правы, — ответил он, — это вас не извиняет.

Джеффри подошел к сейфу, открыл его, что-то вынул дрожащими руками и протянул Натану. Это был браслет из четырех ниток жемчуга с серебряной застежкой, украшенной маленькими бриллиантами.

Если человек не готов ко всему, он не готов ни к чему.

Пол Остер

«A beautiful sight, we’re happy tonight

Walking in a winter wonderland…»[27]

Натан тихо взял последние аккорды рождественской песни, закрыл крышку пианино и, растроганный, долго смотрел на Бонни, прикорнувшую на кожаном диване в кабинете. За окном опускалась ночь. Небо на горизонте, еще мгновение назад окрашенное в красный, розовый и оранжевый цвета, приняло теперь более темные оттенки. Натан подбросил полено в камин и пошевелил угли. В соседней комнате нашел одеяло, набросил Бонни на ноги.

Они провели вдвоем спокойный вечер. После обеда Лиза Векслер ушла собирать рождественские подарки для благотворительной акции, а Джеффри попросил у зятя внедорожник, чтобы съездить в Питсфилд и купить рыболовное снаряжение. У Натана образовалось время побыть наедине с дочерью. Едва покончив с едой, Бонни поспешила в конюшню посмотреть на своего пони — красавца, которого назвала Спирит. Натан помог дочери подготовить его, потом оседлал для себя одного из жеребцов Векслера. Остаток дня они прогуливались по небольшим лесистым холмам, простиравшимся далеко за пределами ранчо. Этот пейзаж достоин быть запечатленным на открытке: Натан ни разу не вспомнил здесь о смерти. Полностью отдался размеренному бегу лошади, успокаивающему шуму водопадов и рек. Несколько часов для него не существовало ничего другого, кроме улыбки Бонни, прозрачного воздуха и снежного покрывала, застилавшего все вокруг.

Высокая дверь гостиной открылась, и вошла Лиза Векслер.

— Добрый вечер, Натан! — Она прошла в комнату.

Очень красивая, всегда элегантно одетая, Лиза при любых обстоятельствах оставалась аристократкой, что возможно, только если ты аристократ не в первом поколении.

— Добрый вечер, Лиза, не слышал, как вы подъехали.

— Хорошо прогулялись? — Женщина с нежностью глядела на Бонни.

— Замечательно.

У Натана появилось желание подшутить над Лизой, и он добавил:

— А вы? Как дела у ваших «бедняков»?

Она мельком бросила на него озадаченный взгляд, но не ответила — Лиза Векслер не реагировала на провокации и шутки.

— Где Джеффри? — Она убавила свет, чтобы не разбудить внучку.

— Он отправился в Питсфилд за рыболовными снастями, должен скоро приехать.

Тень омрачила красивое лицо Лизы.

— Вы хотите сказать, он взял вашу машину?

— Да, что-то не так?

— Нет… нет, ничего, — пробормотала она, пытаясь скрыть тревогу.

Бесцельно прошлась по комнате, потом села на диван, скрестила ноги и взяла книгу с журнального столика. Всем своим видом выражая превосходство, она дала понять собеседнику — разговор окончен. Натана устраивало такое положение вещей: то, что он узнал от Джеффри об украденном браслете, тяжелым грузом висело у него на душе; достаточно мелочи — и он сорвется.

Чтобы чем-то занять себя, Натан принялся изучать одну из роскошно переплетенных книг, выставленных за стеклами книжного шкафа. Охотно выпил бы стаканчик, но во всем доме не было ни капли алкоголя. Время от времени он поглядывал в сторону тещи. Лиза Векслер казалась встревоженной: за пять минут она несколько раз посмотрела на часы. «Волнуется за Джеффри».

Натан признавал про себя, что эта неприступная, гордая женщина, типичная представительница бостонской аристократии, всегда ему нравилась, но Мэллори была устроена иначе, чем ее холодная, суровая мать. Натан знал — его жена обожает отца. Очень долго он не понимал природу их связи. Но после утренней исповеди Джеффри догадался: Мэллори любила в отце уязвимость, о которой Натан не подозревал. Считала отца «братом по оружию», так как оба они вели бесконечное сражение: Джеффри — с алкоголизмом, а Мэллори — с хроническими депрессиями. Рядом с ними Лиза казалась сильной, была центром семьи. Однако это не мешало ей беспокоиться из-за того, что муж уехал в Питсфилд. Натан не мог уразуметь, в чем дело: Джеффри не тот человек, который спрашивает разрешения жены, чтобы потратить несколько сотен долларов на рыболовные снасти.

Внезапно Лиза резко встала и вышла на крыльцо, будто шестое чувство что-то ей подсказало. Натан пошел следом. Женщина зажгла фонари на подъездной аллее и нажала кнопку автоматического замка ворот. Вскоре послышался гул мотора; как только автомобиль показался на подъездной аллее, Натан заметил, что Джеффри ведет машину рывками. Его занесло, автомобиль выехал на лужайку, снес систему орошения и маленькую клумбу — цветам не суждено расцвести следующей весной. Когда внедорожник оказался на освещенном участке, Натан увидел, что в нескольких местах машина поцарапана и не хватает колпака на переднем колесе. Джеффри попал в аварию. Мотор кашлянул, машина замерла на газоне.

— Я так и знала, — обронила Лиза и бросилась к мужу.

С большими усилиями Джеффри выбрался из машины и грубо оттолкнул жену. Поведение старого адвоката не оставляло сомнений: он был мертвецки пьян.

— Я хочу писать! — заорал он.

Натан подошел к тестю, чтобы облегчить жизнь Лизе, от старика несло алкоголем.

— Я помогу вам, Джеффри, пойдемте со мной.

— Оставь меня в покос! Мне не нужна твоя помощь… все, что я хочу, — это писать… — Мужчина расстегнул брюки и стал мочиться прямо на газон возле лестницы, ведущей на крыльцо.

Натан был сконфужен, он никогда еще не видел тестя в таком состоянии.

— Это не в первый раз, Натан… — пробормотала Лиза, сжимая его руку.

Его тронуло столь необычное для нее проявление эмоций, — стало быть, ей необходима помощь.

— Что вы хотите сказать?

— Джеффри уже задерживали несколько месяцев назад за вождение в нетрезвом виде. Несмотря на наши связи, оштрафовали на большую сумму и лишили водительских прав на год. На все транспортные средства, зарегистрированные на его имя, наложен арест.

— Что… вы хотите сказать — он сел за руль без прав?!

Лиза утвердительно кивнула.

— Послушайте, это очень серьезно. Нужно убедиться в том, что он не причинил никому вреда.

Натан снова подошел к Джеффри. Глаза у того блестели как-то странно.

— Вы попали в аварию, Джеффри?

— Не-ет! — завопил тот ему в лицо.

— Думаю, что да.

— Нет! — повторил он. — Я увернулся!

— От чего вы увернулись, Джеффри? — Натан схватил его за воротник пальто.

— Этот велосипед… я от него… увернулся.

У Натана появилось дурное предчувствие. Джеффри пытался вырваться, но повалился в снег. Натан поднял его и повел к дому. Слезы стыда текли по лицу Лизы. Натан помчался в гостиную, схватил пальто и стрелой вылетел из дома. Лиза догнала его на крыльце.

— Куда вы?..

— Займитесь им, Лиза, а я возьму машину и посмотрю, не случилось ли чего.

— Никому не рассказывайте об этом, Натан… Умоляю вас, не говорите никому, что видели его таким!

— Думаю все же, вам следует предупредить полицию и врача. Мы не знаем, что случилось на самом деле.

— И речи об этом быть не может! — воскликнула Лиза и захлопнула дверь — в одно мгновение к ней вернулись жесткость и воля.

Натан сел за руль джипа и дал задний ход, как вдруг перед ним появилась Бонни.

— Я с тобой, папа! — И открыла дверцу.

— Нет, дорогая, возвращайся домой! Иди помоги бабушке — не оставляй ее одну.

— Я хочу с тобой! — Девочка забралась в машину и захлопнула дверцу. — Что случилось, папа?

«Значит, не встретила пьяного деда… тем лучше».

— Мы поговорим об этом позже, малышка, а сейчас пристегни ремень.

Он включил передачу, развернулся и спустился по склону.

Натан ехал к центру города.

— Слушай меня внимательно, дорогая: возьми мой мобильный телефон, набери 911 и попроси связать с шерифом.

Обрадованная, что принимает участие в приключении, Бонни старательно выполнила свою задачу. Очень гордая собой, протянула отцу телефон, услышав в трубке:

— Кабинет шерифа Стокбриджа, представьтесь.

— Меня зовут Натан Дель Амико, я сейчас нахожусь у родителей жены, Джеффри и Лизы Векслер. Позвольте узнать, не поступало ли к вам сведений о дорожных происшествиях в городе?

— Нам как раз сообщили об аварии на пересечении дороги в Ленокс и сто восемьдесят третьего шоссе. Вы что-нибудь видели?

— Пока нет, благодарю вас, всего доброго. — И Натан положил трубку, не оставив полицейскому возможности что-либо добавить.

Меньше чем за пять минут Натан приехал в указанное место — маленький перекресток на выезде из города. Три полицейские машины с включенными сигнальными огнями уже стояли там. Один из офицеров приостановил движение, чтобы освободить дорогу машине скорой помощи, которая с воющей сиреной ехала по встречной полосе. Приблизившись к месту происшествия, Натан понял: произошло что-то серьезное. Из-за суматохи он не сразу оценил объем ущерба: не было видно ни машины, ни жертв аварии.

— Что произошло, папа? Что там? — спрашивала Бонни, все больше нервничая.

— Не знаю, дорогая.

Натан хотел остановиться, но полицейский сделал знак встать чуть дальше, у бордюра. Он послушно выполнил команду и остался сидеть в машине, положив руки на руль и ожидая, пока к нему подойдут. Адвокат видел, как врачи скорой помощи хлопотали у маленького неподвижного тела, которое подняли из кювета. Ребенок примерно одного возраста с Бонни, в отражающем свет плаще — такие надевают, чтобы автомобилисты различали в темноте человека «Господи, бедный мальчуган! Джеффри попал в скверную историю».

— Он… умер? — Бонни приподнялась на сиденье.

— Надеюсь, нет, дорогая, — возможно, потерял сознание. Сядь, не смотри туда. — Натан обнял ее.

Девочка положила голову ему на плечо, и он стал покачивать ее, успокаивая. «Черт, почему Джеффри скрылся?! Он адвокат, знает, что бегство с места аварии — это уголовное преступление». Натан повернул голову и различил в темноте полицейского, тот направлялся прямо к нему. Дверцы скорой помощи закрылись, увозя ребенка в больницу… или в морг? «Господи, сделай так, чтобы мальчик был жив!»

Натан еще раз посмотрел в сторону кювета: велосипед разбит вдребезги. Спасатель поднимается из небольшого оврага, в одной руке держит сумку с разорванным дном, к ней привязана пластиковая каска — мальчик ее не надел. Натан прищурился: в другой руке — алюминиевый колпак его внедорожника. «Если мальчик мертв, Джеффри обвинят в убийстве».

Теперь в нем заговорил адвокат. «Вождение без прав; вождение в состоянии опьянения; побег; неоказание помощи пострадавшему… Все отягчающие обстоятельства в одном флаконе». В подобном случае могут дать 25 лет тюремного заключения. «Тюрьма! Тюрьма!» — мелькало в сознании.

Полицейский направил фонарь на машину, обошел ее и, несмотря на темноту, сразу заметил царапины и отсутствие колпака. «Джеффри этого не перенесет… не проживет и нескольких месяцев в камере. А Лиза никогда не смирится с заточением мужа».

А Мэллори?! Сам он скоро умрет, он знает это. Некому будет ее поддержать, она останется одна. Муж на кладбище, отец в тюрьме, мать мучается от стыда. «Конец… конец Векслеров».

— Папа, это твоя бутылка? — Бонни размахивала пустой на три четверти бутылкой виски — только что нашла под пассажирским сиденьем.

«Только этого недоставало».

— Не трогай ее, малышка.

Полицейский сделал знак фонарем опустить стекло. Натан не торопясь выполнил указание, ледяной воздух непроглядной ночи резко ворвался в салон автомобиля. Натан подумал о Мэллори и о том, что ей предстоит. Он глубоко вздохнул:

— Это я… это я сбил ребенка.

Можно обезопасить себя от многих вещей, но перед лицом смерти мы живем в городе без стен.

Эпикур

Больница в Питсфилде, Массачусетс.

Служба скорой помощи.

20 часов 06 минут

— Клер, нужна ваша помощь!

Врач Клер Джулиани, молодая практикантка, несколько минут назад закончила смену и собиралась уходить, когда ее позвала старшая медсестра. Сменщик опаздывал, а к ним с минуты на минуту поступит тяжелораненый. Меньше чем за десять секунд Клер сняла вязаную шапочку и пальто и снова надела белый халат, который повесила было в металлический шкаф.

Нужно быстро собраться с мыслями. Клер уже месяц работала в больнице и несла полную ответственность за своих пациентов, но внутри еще жил страх, что она не справится. По правде говоря, не все шло гладко: врач, который курировал ее работу, не стеснялся при других указывать на ее промахи. Не всегда легко добиться признания, когда тебе двадцать четыре года.

При звуке сирены у девушки кровь застыла в жилах: сегодня вечером она осталась одна и должна отвечать за все. Несколько секунд спустя в дверях показалась каталка, вокруг нее хлопотали санитары. Клер глубоко вздохнула и окунулась в работу с головой.

— Что тут, Армандо? — спросила она первого санитара.

— Ребенок семи лет, сбит машиной. В коме двадцать минут. Сотрясение мозга, многочисленные переломы таза, ребер и ног. Глубина комы по шкале Глазго — шесть баллов, давление — девять, пульс — сто десять, дыхание нормальное. Анамнез отсутствует.

Клер наклонилась к ребенку — санитары уже ввели ему трубки в вены, чтобы не упало давление. Она проверила дыхание, скользя стетоскопом по левой стороне груди: «Так, гемоторакса нет». Потом пощупала живот: «Разрыва селезенки нет».

— Хорошо, делаем ионограмму, общий анализ, коагуляцию. — «Сохраняй спокойствие, Клер!» — Еще мне нужны томография, рентген грудной клетки, таза, шеи и плеч… — «Ты что-то забыла, старушка. Ты что-то забыла…» — и ног. Давайте все за дело! — бросила она. — Поднимаем по моему сигналу: раз, два…