Игорь фесенко поезда шли по расписанию.

Поезд сделал минутную остановку и снова начал набирать скорость. Фомин прочитал за окном знакомое название станции. Много времени пролетело. Очень много. Рассчитался с официанткой вагона-ресторана и направился к себе в купе. В тамбуре столкнулся с грузным, розовощеким мужчиной. Тот, пройдя было мимо, остановился в раздумье. Обернулся:

– Геноссе Фомин? – спросил он.

– Да. А вы... Ваша фамилия, если не ошибаюсь, Блютнер?

Они обнялись.

– Вот это встреча, – сказал Фомин, освободившись из крепких объятий. – А я еду в Магдебург, к Еноку. Семьдесят лет – дата...

– Значит, обнимать его будем оба. Он должен встречать. Вместе с сыном. Его Ганс пошел дорогой отца. Майор.

За окном замелькали переплеты моста, и вагон заполнился тревожным басовым гулом.

– Помните этот мост? – спросил Блютнер.

– Взрыв прозвучал в назначенное время, – улыбнулся Фомин. – И радио с той стороны объявило о состоявшейся диверсии. Это было в сорок восьмом. Не ошибаюсь?

– В мае, – уточнил Блютнер. – Мне нужно собираться. Я сбегаю за чемоданом и вернусь сюда, геноссе Фомин. Вместе сойдем на землю Магдебурга.

Енока и его сына, молодого рослого мужчину в военной форме, они увидели сразу.

– Сейчас начнутся дни воспоминаний, – сказал Блютнер. – А ведь есть что вспомнить, геноссе Евгений. И нашу молодость, и погоню за «Призраком», и ловлю «Красавчика», и тот мост.

...Машинист служебной мотрисы Штальшлягер посмотрел на большие карманные часы, на высоко поднятую «руку» семафора, на серебрящиеся под утренним солнцем рельсы.

– Пора, Гюнтер, – сказал он своему помощнику.

– Есть, господин машинист, – встрепенулся тот. Выглянул из двери и, убедившись, что все пассажиры на месте, заученно крикнул: – Внимание! Внимание! Отъезжаем!

Вагон плавно поплыл вдоль платформы Цербстского вокзала и, набирая скорость, устремился вперед, слегка подпрыгивая на стрелках. Утреннее солнце обрамляло длинными тенями перелески и ленточки полей, кое-где уже тронутые золотом созревания. Благодатные земли Саксонии – Анхальт дышали спокойствием.

Вдруг вагон подпрыгнул, словно телега, наехавшая на булыжник. Внизу прогремел взрыв. Но мотриса не сошла с рельсов, а продолжала катиться дальше. Много поработавшие на своем веку жилистые пальцы Штальшлягера напряглись и еще крепче сжали рычаги управления. Он посмотрел на помощника, от лица которого отхлынула кровь, и с видимым усилием сказал как можно спокойнее:

– У нас, кажется, все в порядке, Гюнтер. А ну-ка, взгляни, что делается у пассажиров.

Гюнтер отодвинул узкую дверцу и шагнул в салон. Вернулся через минуту и доложил.

– Какая-то чертовщина взорвалась. В полу дырка, осколками дерева зацепило несколько человек. Дал им аптечку, но, кажется, ничего серьезного.

– Если не считать того, что сейчас мы могли валяться где-нибудь под насыпью вместе с мотрисой. Вот проклятые ублюдки. Все им мало, – неизвестно кому адресуя слова, проворчал машинист. – Гюнтер, возьмите управление. Остановимся у будки Дорфманкройца. Нужно срочно доложить обо всем главному диспетчеру Дирекции дороги. А сейчас я пойду посмотрю, что в салоне.

Вскоре, повизгивая тормозами, тяжелая мотриса остановилась у будки путевого обходчика. Машинист отворил дверь и услышал утробно-низкие призывные сигналы зуммера селекторной связи. Вызывали хозяина будки. А он куда-то запропал.

Машинист снял трубку и услышал замысловатое ругательство, из которого уяснил, что диспетчер никак не может понять, к каким чертям провалился этот старый баран Дорфманкройц, которому давно уже нужно было доложить о проследовании мотрисы и положении на участке.

– Момент, господин Тоденкопф, – прервал машинист гневную тираду диспетчера. – У селектора Штальшлягер... Да, да, с мотрисы... Подключите к нашему разговору дежурного по железнодорожной полиции.

– Что случилось?

– Не теряйте время. Подключили?

– Да, говорите.

– Докладываю: в районе сорок седьмого километра под мотрисой взорвалась какая-то чертовщина. Мотриса цела, а вот рельсы нужно срочно осмотреть. У нас в салоне зацепило несколько человек. Занозы в основном. Вот, собственно, и все. На переезде и в будке все в норме. Но путевого обходчика Дорфманкройца нигде нет. Не видел его и на перегоне. Для железнодорожной полиции – все. Теперь вопрос к диспетчеру: я могу следовать дальше?

– Следуйте. Но пока найдется обходчик, оставьте в будке своего помощника.

– У полиции нет вопросов?

– Нет. Спасибо. Можете следовать.

Штальшлягер услышал, как диспетчер передает распоряжения дежурному в Цербст, чтобы тот задержал скорый Вернигероде – Берлин. Потом другой голос потребовал подать специальное авто для полиции к платформе главного вокзала.

«Ну, началась карусель», – подумал Штальшлягер, осторожно опуская трубку...

Фомина разбудил настойчивый телефонный звонок.

– Это Енок, – услышал он знакомый голос начальника отделения Магдебургской криминальной полиции. – Доброе утро, геноссе капитан, – и Енок рассказал Фомину о происшествии на железной дороге.

Фомин набрал номер дежурного:

– Шарапов? Распорядись, чтобы мне быстренько машину до главного вокзала. Полковнику доложи, что я с Еноком и его коллегами срочно выехал к железнодорожникам. С места я ему доложу, и пусть радисты слушают радио, этих, из РИАСа^[6]. Прошлый раз они выдали сообщение чуть ли не через пять минут после бидерицкого взрыва. Помнишь?.. Ну все.

Одеваясь, снова подумал о РИАСе. Тут и в самом деле может проявиться определенная связь, если радиостанция снова первой и сразу продемонстрирует осведомленность. Этот младший партнер «Голоса Америки», вышедший в эфир в феврале 1946 года, старался вовсю и уже успел «накидать» в эфир кучу провокационной информации.

– Выхожу! – крикнул в окно Фомин, увидев подошедшую к дому машину, из окошка которой выглядывал шофер.

Енок ждал Фомина на перроне. К каменной стенке прижалась темно-зеленым боком приземистая дрезина «Мерседес-дизель», поставленная на железнодорожную тележку.

– Поехали, – сказал капитан, захлопывая дверцу. – Ничего нового?

– Пока нет. Вахмистр Блютнер – он со вчерашнего дня был по другому делу недалеко от места происшествия – перехватил мотрису. Допросил машиниста подробнее. В общем, все то же. Среди пострадавших три советских офицера. Перегон я распорядился временно закрыть. Разберемся, а уж потом подошлют ремонтников.

– Это точно, – согласился Фомин. – Я вычитал на днях у французского криминалиста Эдмона Локара: «Первые часы розыска неоценимы, ибо уходящее время – улетучивающаяся истина». Давайте прикинем, как мы используем эти первые часы.

Фомин оглядел сидящих в кабине. Коллег Енока он знал в лицо, много раз уже приходилось с ними распутывать разные замысловатые истории.

– Мы с вами и эксперт Линденау осматриваем место происшествия. Остальные ищут свидетелей. Кого-то попросим установить всех служащих, работавших в эту ночь.

– Этим занимается Блютнер, – сказал Енок. – Только, мне думается, не там лежит кончик, за который можно уцепиться. Искать нужно на перегоне...

– Подъезжаем, – громко сказал водитель. – Вон повреждена правая рельса, а вокруг черное пятно.

– Не пятно, дружок, а довольно солидная воронка, – заметил Енок, прижавшись лбом к переднему стеклу. – Стоп! – скомандовал он.

Все выскочили на насыпь.

– Заряд небольшой, – сказал Фомин.

– Сработала мина наживного действия, – доложил Линденау. – Заряд тола граммов на сто. – Он приложил к месту повреждения линейку. – Из рельсы вырван кусок в двенадцать сантиметров восемь миллиметров.

– Мотрисе повезло, – сказал Енок. – Вполне могла соскочить, ведь она достаточно тяжела, а уж о большем составе и говорить нечего, колеса вагонов раздвинули бы рельсы и...

– Обходчика до сих пор не нашли? – спросил Фомин. – Может быть, он и есть тот, кого мы ищем?

– Вряд ли. Он побывал в нацистских концлагерях. Человек честный, обязательный и четкий.

В десятке метров от места взрыва в насыпи было несколько глубоких вмятин. Создавалось впечатление, что тут кто-то специально топтался. Пониже, у основания насыпи можно было четко проследить две борозды.

– Похоже, тут происходила борьба, – стал рассуждать капитан. – А эти борозды вполне могли быть процарапаны каблуками, если один тащил другого. – Он спустился вниз. – Геноссе Енок, тут явно кто-то шел, вот измята трава... Видите?.. Тропинка ведет к кустарнику. Там, впрочем, уже ваш коллега...

Пока Енок, Фомин и эксперт добежали до кустов, полицейский выволок из них раненого человека.

– Что вы делаете, Бухгольц! – крикнул Фомин. – Нужно было сначала все осмотреть...

– Я уже осмотрел, – опустив на землю свою ношу, стал оправдываться сотрудник Енока. – Его просто подняли и бросили в кусты.

– Это Дорфманкройц, – сказал Енок.

Фомин в это время уже расстегнул форменную рубашку старика и приник ухом к его груди:

– Найдите нашатырь.

Эксперт начал растирать виски железнодорожника. Раскрылись веки, и старик мутными глазами посмотрел на склонившихся над ним людей.

– Сколько часов он мог тут пролежать? – спросил Фомин.

– Прикинем, – ответил Енок. – Старик пропал примерно за час до того, как из его будки говорил с диспетчером машинист мотрисы. А с той поры минуло уже более двух с половиной часов.

– Ну, что делать дальше? Дорфманкройц так и не приходит в себя, – сказал Блютнер.

– Дадим ему шнапсу, – предложил Енок.

Приподняли голову Дорфманкройцу, влили ему порцию. Допинг подействовал: глаза Дорфманкройца просветлели, он сел.

– Вот так история, – выдавил он из себя. – А его не поймали, этого?..

– Изловим с вашей помощью, – ответил Енок.

Через десять минут все были в мотрисе.

– Ну так что же с вами произошло, господин Дорфманкройц? – спросил Енок.

– Я возвращался с участка. Иду к будке и вижу на путях человека. А как подошел я к нему – он из кармана руку вынул и на меня наставил. В кулаке что-то зажато: пистолет – не пистолет. Я за руку его и схватил. А потом – удар по голове, и ничего не помню больше... Вот все...

– Да, немного, – сказал Фомин. – А какие-нибудь приметы?.. Ну какой был этот тип, во что одет? Лицо? Рост?

– Ростом он так побольше меня. Плотный... Голова круглая... А может, мне так показалось потому, что он в берете был... Это вот точно – в берете...

– Еще что заметили? Подумайте, вспомните, – с надеждой упрашивал Енок. – Лица не рассмотрели?

– Так сумеречно было, – морщил лоб старик. – Разве что усы? Вроде была какая-то растительность.

– Эту деталь легко убрать... – сказал Енок.

– Ищите на его правой руке царапину или синяк, – встрепенулся старик и поднял свои ладони. – Я его этими крючками зацепил крепко. Можете не сомневаться. Тут еще есть силенка...

– Для этого его нужно сначала найти, задержать и опознать. Вот тогда и проверим силу ваших рук, – сказал Фомин.

На этом разговор с Дорфманкройцем прервался, так как прибежал запыхавшийся Бухгольц и доложил, что на обочине шоссе видны следы колес легкового автомобиля.

– Линденау, это по вашей части, – сказал Фомин эксперту. – Нужно поискать тех, кто мог видеть эту машину.

– Ее мог видеть Ганс Грубер! – уверенно сказал Дорфманкройц, приподнявшись с лавки мотрисы. – Если учесть время, когда меня огрел тот тип, то незадолго до этого через переезд должен был обязательно проехать молочник Грубер на своем драндулете. Он всегда в эту пору везет молоко в Цербст.

– Когда он возвращается? – спросил Фомин.

– По-разному. Обычно часа через три-четыре...

– Тогда давайте быстро подскочим к переезду, – предложил Енок. – Мы еще можем перехватить этого Грубера.

Только к шестнадцати часам Фомин вернулся к себе в отдел. И хоть нещадно мучил голод, ни домой, ни в ресторан Дома офицеров заезжать не стал, а, перехватив в буфете стакан чая с бутербродом, сразу же поднялся в кабинет Кторова.

– Машина – спортивный «БМВ», номер – западноберлинский, – начал докладывать Фомин. – Известны две цифры. Свидетель Грубер уверяет, что первая и последняя – тройки. Искать нужно в Цербсте или Магдебурге. Цербст уже дал справку. Подобную машину там видели у почты рано утром. Девушка обрисовала водителя, который звонил в Западный Берлин. Кое-какие внешние признаки сходятся с теми, что указал обходчик: примерно тот же рост, крупноголовый, в берете...

– Номер машины западноберлинский, – задумчиво повторил Кторов, – звонил в Западный Берлин. Через сколько минут после взрыва на дороге?

– Примерно через полчаса... Телефонистка его запомнила потому, что он был самый первый.

– Можно с перегона за полчаса добраться до Цербста?

– Вполне.

– Вот утреннее сообщение РИАС. – Кторов протянул Фомину страничку записи радиопередачи. – Как вы и предполагали, обращение к «патриотам-немцам»...

«Внимание! Внимание! – начал читать Фомин. – Передаем экстренное сообщение. Сегодня в шесть часов десять минут в Восточной зоне на железнодорожном перегоне Цербст – Магдебург взорвано железнодорожное полотно. Больше десяти офицеров и солдат оккупантов ранено. Истинные немцы-патриоты не склоняют головы перед поработителями. РИАС приветствует их».

– Ну как? – спросил Кторов, когда Фомин вернул ему страничку. – Все завязано в единый узел. Эти «патриоты» действуют по указке одного хозяина... Какие действия будем предпринимать для ликвидации диверсанта?

– Мы с Еноком оповестили полицию и в Цербсте и в Магдебурге. Данные сообщены постам и патрульной службе. Разрешите подключить наших товарищей?

– Действуйте, капитан. – Кторов достал из стола листок чистой бумаги. – А я пока напишу короткое донесение руководству.

Смотритель автостоянки перед главным магдебургским железнодорожным вокзалом только было собрался нырнуть в прохладный полумрак локаля, где пахло свежим пивом, а от опилок, щедро устилавших пол, исходил влажный запах, как на площадь выскочил автомобиль. Резко тормознул, остановился. Водитель торопливо захлопнул дверцу, зашагал было в сторону вокзала.

– Эй, господин! – окликнул его смотритель. – Нужно соблюдать установленный порядок...

– Ах, да, да, конечно, – сказал шофер и стал рыться в карманах. Не найдя нужной монеты, протянул бумажную марку. – Не знаете, скорый из Вернигероде прибыл?

– По времени-то он должен уже быть, – глянул на вокзальные часы смотритель. – Но вот пока почему-то не объявляли. Задерживается, значит, – и он наклеил квитанцию на ветровое стекло автомобиля. – Минутку, господин, ваша сдача, – окликнул он нетерпеливого водителя, который, махнув рукой, направился в тоннель.

– Как знаете, – буркнул смотритель и решил, что теперь уж сам черт не помешает ему промочить горло. «Пока не высосу две кружки, не вернусь, пусть хоть десять машин подходит». Это свое решение он и выразил уже вслух кельнеру локаля.

– Налей, Курт, пару светлого...

Забрав кружки, он занял место у столика рядом с окном, откуда хорошо была видна и площадь, и подвластная ему стоянка с единственным автомобилем. «Машина, однако, новенькая, – отметил он про себя. – Спортивный «БМВ». А номер западноберлинский «WB 31–63». Работая тут уже год, он находил для себя развлечение в том, что по номерам догадывался, откуда и кто приезжает на его стоянку, и по манере поведения владельцев машин довольно точно определял их характер и настроение. Этот «Красавчик», так он назвал водителя «БМВ», скорее всего преуспевающий коммерсант. Одет чисто и держится уверенно. Но с точностью не в ладу. Если кого-то хотел встретить, то не опоздал бы к поезду. По расписанию скорый из Вернигероде уже сорок минут назад должен был прийти...

В эту минуту диктор объявил о том, что поезд прибывает на первую платформу. К вокзалу подкатили два таксомотора, и смотритель стоянки, залпом допив вторую кружку, пошел на свое рабочее место. Выходя из локаля, обратил внимание на то, что из тоннеля вышел его западноберлинский клиент и, не дожидаясь прихода поезда, вскочил в свою машину.

– Ваш поезд! – крикнул ему смотритель.

Но «Красавчик» даже не повернул голову в его сторону, дал газ и был таков. «Странный какой-то, – пожал плечами смотритель. – То подавай ему скорый из Вернигероде. А когда тот приходит, сматывает удочки».

На стоянку вырулило несколько машин. Из тоннеля повалил народ. Прибывшие растекались кто к автобусам, кто в очередь у остановки такси. Но вот к стоянке подошла машина с государственным номером. Открылась дверца, и высунувшийся из нее человек решительно окликнул смотрителя:

– Подойдите сюда. Нужно с вами поговорить. – Энергичный жест рукой. Открылась вторая дверца. – Заберитесь-ка ненадолго к нам.

Не дожидаясь повторного приглашения, смотритель влез в машину, в которой тут же было откинуто запасное кресло.

– Я шеф Магдебургской КриПо Енок. Вы хозяин стоянки, не так ли?

– Да, Альфред Ротнер.

– Скажите, господин Ротнер, много с утра обслужили клиентов?

– Меньше обычного. Было несколько машин к утреннему берлинскому. Потом к поезду из Вернигероде. А он опоздал и вот только что прибыл.

– Не было ли среди машин серой, возможно светло-голубой, с западноберлинским номером?

– Как же, была, и совсем недавно. Подъезжал такой «Красавчик»... – И Ротнер рассказал о мерседесе «WB 31–63» и его водителе.

– Вот вам наш телефон. Если сегодня этот «Красавчик» тут объявится, позвоните, – сказал Енок. – Счастливо трудиться.

– Вы просили звонить, геноссе Фомин. – Енок закурил и стал рассказывать о том, что ему удалось выяснить, но закончить не успел – в кабинет вбежал взволнованный Блютнер:

– Спортивная машина номер «WB 31–63» обнаружена вашим патрулем на стоянке у ресторана «Черный орел»!

– Отлично. Геноссе Фомин, вы слышали? Хорошо, жду.

– Берите машину и Бухгольца и немедленно к «Орлу»! – Приказал Енок Блютнеру. – Установите за «Красавчиком» наблюдение. Будьте осторожны. Если увидите, что объект собирается покинуть город, задержите. О всех его передвижениях докладывайте.

– Что будем дальше делать? – Кторов протянул руку и взял у Фомина листок с планом. – Решили пока не трогать «Красавчика»? Правильное решение. Но не забывайте данные и по первой диверсии. Нужно все сопоставить. Приметы человека, которым занимается Шарапов, не совпадают с описанием вашего «Красавчика». Очень может быть, что мы имеем дело с группой. Согласны?

Фомин застал Енока за приготовлением бутербродов. Кофейник пофыркивал ароматным парком.

– Я готовлю ужин на нас двоих, – сказал Енок.

– Спасибо, не откажусь.

– Последние новости, – начал рассказывать Енок. – Мы выяснили, чем занимается «Красавчик». Его фамилия Варга. Остановился он в мотеле... Отличный ресторан, много проезжающих с запада. Блютнер дежурит на стоянке. Линденау установил, что машина та самая.

– Стало быть, тот, кто нам нужен.

– Не пора ли кончать?

– По нашим данным, в бидерицком взрыве участвовал другой человек.

– Да, припоминаю. Худой и прихрамывающий... Группа?

– Диверсии одного сорта. Но «Красавчик» даже приблизительно не напоминает того по Бидерицам. Теперь вот что: скоро подъедет старший лейтенант Шарапов. Его нужно свести с вашими товарищами.

– Хорошо, свяжем, его с Отто Линденау.

На следующий день Фомин вошел в кабинет Енока и понял, что шефу КриПо отдыхать не пришлось. Отто Линденау что-то докладывал Еноку.

– Отто – о сегодняшней ночи, – пояснил шеф КриПо. – Продолжайте, Отто...

– Когда «Красавчик» уселся ужинать в мотеле, мы заглянули в его автомобиль. Я заметил, что на полу под рулем не убрано, и взял на всякий случай мусор – песок, камешки – целую горсть. Решил сравнить с тем грунтом, который прихватил там, у переезда, где стояла его машина. На заднем сиденье, между прочим, брошен берет. О нем, помните, упоминали свидетели. Но все это нам уже не понадобилось, когда заглянули в багажник. В глубине наткнулись на картонный ящичек. Мина. Размером в два кулака. В промасленной бумаге. Их там было несколько штук.

– Я не стал вас будить, геноссе Евгений, – перебил вахмистра Енок. – Я только усилил группу наблюдения. Линденау, расскажите капитану, что было дальше.

– Да ничего особенного, – скромно улыбнулся вахмистр. – «Красавчик» встретился с «Хромоногим».

– «Хромоногим»! – привстал от удивления Фомин. – Значит, встретился с «клиентом» Шарапова? Это удача, Линденау.

– Они не обмолвились ни одним словом. Но мы углядели: «Красавчик» передал «Хромоногому» сверточек. Ну а утром, как только «Хромоногий» выехал по своим делам, его быстренько прижала дорожная полиция, за «превышение скорости». И сейчас и он, и тот сверток находятся этажом ниже, и это наш вам презент. Его зовут Бруно Кольтер. А в свертке «подарки» из коллекции «Красавчика». Мины.

Фомин доложил полковнику о сложившейся ситуации. Задержанный охотно отвечает на вопросы. Напуган. Без раздумий назвал имя «Красавчика», с которым, как выяснилось, служил в начале войны в одном авиационном полку. Вероятно, не профессиональный разведчик. Сразу после того, как ему напомнили о происшествии на станции Бидерице, признал, что участвовал в этой диверсии.

– Начинайте допрос, – приказал Кторов. – А я подъеду.

Привели Бруно Кольтера. Он вошел, слегка припадая на левую ногу, и, сделав три шага, по-военному вытянулся.

– Садитесь, – сказал Фомин.

По-журавлиному согнув длинную шею, Кольтер сделал четыре шага и сел, словно сломался.

– Вы готовы дать показания?

– Да, конечно, – поспешно ответил Бруно, – конечно, герр...

– Капитан Фомин, – подсказал Енок и вынул из ящика стола сверток.

– Герр капитан, – заговорил Бруно. И замолчал, испуганно следя за тем, как Енок разворачивал бумагу, в которую были завернуты мины.

– Ваши? – спросил Фомин, беря в руки одну из них.

– Да, мои. То есть не мои, конечно. Мне их передали...

– Не торопитесь, – сказал Фомин, пододвигая к себе бланки допроса, – сейчас мы запишем ваши показания. Советую говорить только правду. Это облегчит вашу участь.

– Конечно. Правду и только правду, – часто закивал Бруно.

– Тогда – имя, фамилия, возраст, род занятий.

– Кольтер Бруно, двадцать восемь лет, бывший авиационный штурман, бывший обер-лейтенант.

– Что связывало вас с нацизмом?

– Если поверите, то ничего, кроме обязательной воинской службы и присяги. И вот результат. – Бруно опять посмотрел на свою искривленную ногу. – И еще гибель отца...

– Как же после всех ваших страданий и страданий, принесенных нацистами вашему народу, вы решили встать на враждебный своему же народу путь, помешать миру, возвращенному такой ценой?

Кольтер вздохнул и, опустив голову, заерзал на стуле. Наконец с досадой сказал:

– Варга! Еще месяц назад я даже не мог бы себе представить, что все вот так случится. Он налетел как ураган. Каким образом нашел меня, до сих пор не представляю. Вызвал по телефону в локаль. Были, мол, однополчанами, нужно встретиться. А потом стал говорить о долге, о «священной войне», угрожал, сунул деньги. Даже когда поехали с ним в Бидерице, не знал, какое он мне уготовил задание.

– Так кто же этот Варга?

– Майор Люфтваффе или... не знаю, уж в каком звании он пришел к концу войны. Сейчас представляет какую-то западноберлинскую фирму. Но эти штуки, – Бруно выразительно посмотрел на мины, лежащие на столе, – эти штуки ему, конечно, поставляет не фирма. Он не назвал мне, кто его истинные хозяева. Скорее всего, бывшие нацисты, укрывшиеся от суда и нашедшие покровителей на Западе. Возможно, американцы. В одном из наших разговоров он сказал, что совершил турне в Америку. Вот, пожалуй, все, что я могу сказать о Варге.

– Кого еще Варга привлекает к диверсиям? – спросил Фомин.

– Он говорил, что нашел кого-то из однополчан. Они, мол, встретили с распростертыми объятиями, готовы помочь. Вообще, послушать его, то у него кругом друзья, сослуживцы, единомышленники. Но я в этом сильно сомневаюсь. Иначе бы он так не давил на меня. Поверьте, я очень не хотел иметь с ним дело.

В кабинет вошел Кторов. Фомин и Енок встали. Вскочил и Бруно Кольтер, сразу сообразивший, что человек в сером гражданском костюме – старший среди присутствующих.

Полковник взял у Фомина протокол допроса и, быстро пробежав его глазами, вернул.

– Продолжайте.

– Для чего предназначалось это? – спросил Фомин, взвешивая на руке одну из мин.

– Мост, – сказал Кольтер. – Мост перед Магдебургом. Варга решил взорвать его моими руками. После этого обещал оставить меня в покое...

– И, конечно, щедро вознаградить? – вставил Кторов.

– Да, герр начальник. Называл большие суммы, уговаривал, угрожал, когда я пытался отказываться. Между прочим, он носит при себе пистолет. В общем, припер меня. Но я не убежден, что у меня хватило бы сил решиться на взрыв.

– Теперь-то уж, конечно, решились бы вы на это или нет, взрыва не будет, – сказал Енок.

– Почему же? – неожиданно для всех возразил Кторов. – Мне думается, мы сами теперь поспособствуем этому. Если сидящий перед нами соучастник Варги окажет нам с вами услугу и в какой-то мере смягчит свою вину...

– То есть? – удивленно привстал со стула Енок.

– Представьте себе, – улыбнулся Кторов, – Кольтер может сослужить нам службу. А мы тем временем основательно понаблюдаем за Варгой. Вы готовы помочь нам? – обратился он к допрашиваемому.

– Готов. Я сознаю свою вину...

– Какие связи Варги вы знаете? Напрягите память.

– Я, кроме него, никого не знаю. Ни имен, ни фамилий, ни адресов. Разве только один телефон. Он дал мне его вчера. Назвал номер – 339674. После взрыва моста мне приказано позвонить по нему и, если ответит низкий женский голос, сказать всего два слова: «Поезд задерживается». Ни адрес, ни имя женщины мне неизвестны.

– Это не трудно установить, – сказал Енок. – Теперь прошу разъяснить, в каком взрыве мы должны участвовать? И в чем нам должен помочь Кольтер?

– Имитировать взрыв может и петарда, – сказал Фомин. – Чтобы Варга не подозревал...

– Верно. Усыпим бдительность Варги, и пусть он еще раз доложит своим шефам о своих успехах. И пусть Кольтер с ним встретится. Вы готовы сотрудничать с нами?

Кольтер встал со стула и вытянулся:

– Можете не сомневаться, герр начальник. Этот фанатик нацизма способен на все. В своей «священной борьбе» он утянет на тот свет немало безвинных людей. Я хорошо понял это.

– Насколько хорошо поняли, сможете доказать на деле.

Кольтера увели из кабинета.

– Какое у вас впечатление об этом человеке? – спросил Кторов. – Можем ли мы на него рассчитывать?

– Мне кажется, можем, – после некоторого раздумья сказал Енок. – Линденау собрал сведения о нем. Гражданский летчик, загнанный в армию. Сын рабочего. В наци не состоял – это мы проверили. Инвалид. В доме его едва сводят концы с концами. Кстати, его дядя, по профессии счетовод, попал под фашистские репрессии, сидел в тюрьме. Кольтер – пешка в большой игре. Смалодушничал. Сейчас опомнился. По-моему, это искренне.

– Выясните, кому принадлежит телефон, о котором упомянул Кольтер.

– Не беспокойтесь, геноссе Кторов.

Сведения продолжали накапливаться. Появился адрес – Плауэналлее, 14. Там проживала Барбара Штрамм – это коллеги Енока установили по номеру телефона, указанному Бруно Кольтером. За домом было установлено наблюдение. Продолжали наблюдать и за «Красавчиком». Чтобы он случайно не обнаружил исчезновение Бруно Кольтера, того попросили позвонить домой и сообщить матери и дяде, что он жив и здоров и заночевал у приятеля. Потом он под присмотром Блютнера сам заехал домой и вернулся на дядиной машине в условленное место. Вел он себя спокойно и с готовностью слушал инструкции. Его свозили к мосту и несколько раз проехали под ним. При необходимости в разговоре с Варгой Бруно теперь мог описать детали сооружения.

Кторов вызвал Фомина:

– Слушайте: Ладислав Варга, он же Ласло Фаркаш, он же граф Золтан фон Нейри – это активный салашист, в Венгрии замаран кровью своих соотечественников. Служил рейху исправнейшим образом. Он бывший шеф-пилот Германа Геринга. В Венгрии разыскивается как военный преступник. Теперь – пора.

Сутки прошли сравнительно спокойно. «Красавчик» сменил баллон в мастерской техобслуживания, там же помыл машину и собственноручно вытер до блеска.

Фомин еще раз побеседовал с Кольтером и проиграл с ним варианты встречи с Варгой.

И вот наступило время действия.

В густых сумерках, когда над Эльбой засветились фонари, Фомин выехал на набережную, пустынную в эти вечерние часы. Эльба была расцвечена судовыми огнями, и, как всегда, они придавали ей карнавально-праздничный вид. Со средних веков Магдебург был важным перекрестком торговых дорог, перевалочным пунктом между водными и сухопутными путями. Здесь у Эльбы было все же веселее, чем в лабиринте темных полуразрушенных улиц. Американская авиация в конце войны без какой-либо стратегической надобности основательно разрушила бомбами этот старинный город. Груды развалин и штабеля по-немецки аккуратно сложенных кирпичей определяли облик старой рыночной площади с исковерканной ратушей в стиле барокко. Грудами кирпичей был окружен и знаменитый магдебургский всадник – конная скульптура рыцаря, которую тут тщательно оберегали, и она всю войну простояла под балдахином. Там на старой рыночной площади камни все еще пахли дымом. А у Эльбы всегда дул ветерок.

Наконец, впереди показалась темная стена железнодорожного полотна и широкий освещенный разрыв, через который пролегало шоссе. Над шоссе повис мост. Прижав машину к тротуару, капитан посмотрел на светящийся циферблат часов.

Справа послышался гул приближающегося поезда. Работяга паровоз, отдуваясь облаками пара, тащил грузовой состав и, казалось, напрягался что есть духу, чтобы поскорее вытянуть вагоны из тесноты города на простор душистых полей. Фомин, как в детстве, стал считать вагоны. Когда последний из них миновал мост, раздался взрыв и взметнулся яркий всполох огня. Фомин дал газ и, проскочив до разворота, стал возвращаться к центру города. Навстречу, визжа сиреной, пронеслись машины полиции. Все развивалось, как надо. Он не сомневался, что «Красавчик» выбрал точку наблюдения и не преминул полюбоваться зрелищем взрыва.

Бруно Кольтер нервничал. Прошло более тридцати минут после назначенного времени, а Варга не появлялся. И не было видно поблизости этого русского капитана, который, наверное, помог бы дельным советом. Посетителей в баре становилось все больше. Горка окурков в пепельницу заметно выросла. Кельнер заметил это и поменял ее. Веселье в баре достигло своей кульминации, и Бруно знал, что скоро основная масса людей начнет расходиться и останутся только те, кто живет поблизости или имеет машины. Он допил пиво и снова сунул в рот сигарету. Никотиновая горечь, скопившаяся в уголках губ, начинала раздражать. Раздавив сигарету в пепельнице, он решительно поднялся, оставил на столике деньги. Обходя танцующих, стал пробираться к выходу. На улице постоял перед баром, наблюдая за неоновой парой, безостановочно крутящейся в каком-то непостижимом танце. Никто не подошел к нему. Тогда Бруно сошел с тротуара и направился на стоянку, в гущу разномастных железных коробок, безропотно ожидающих своих хозяев. Нашел свою машину, сел. Захлопнув дверцу, Бруно почувствовал, что в машине кто-то есть. Не оборачиваясь, сунул руку в карман, нащупывая кастет...

– Спокойно, мальчик. Это всего лишь я, – услышал он шепот Варги.

– Какого черта! Сорок с лишним минут я провертелся на стуле, словно угорь на сковородке, – раздраженно сказал Бруно, входя в роль и сразу почувствовав, что успокоился.

– Ерунда. Главное сделано. Молодец, я в курсе, – прошептал в затылок Варга. – В бар я не пошел. Такое ощущение, словно мне прицепили хвост. Давай побыстрее отсюда, – он нервно закурил. – Еще вопрос – не зацепили ли они тебя?

– Не думаю...

Выбросив сигарету в окно, Варга достал из кармана конверт и положил на сиденье.

– Возьми. Здесь твой гонорар.

В тот момент, когда от стоянки пошла машина Бруно, Фомину почудилось, что в ней сидели двое.

«Устремиться за ней? – рассуждал Фомин. – Тогда, если там Варга, он заметит слежку. Но нет другого выхода. Неужели Бруно «вильнул»? В это не хотелось верить. А почему же их не взяли в кафе? Может быть, «Красавчик» и вовсе не заходил туда? Тогда Бруно оказался в сложной ситуации и должен сориентироваться сам. Если, конечно, не изменил решению помочь КриПо». – Все это буквально в полминуты промелькнуло в голове капитана. Он включил мотор. Огоньки машины Кольтера были едва видны. Потом их закрыла черная коробка грузовика. Фомин прибавил скорость и через минуту заметил, что «фольксваген» свернул вправо. Достигнув той же улицы, капитан погасил фары и тоже свернул. До машины Бруно было метров четыреста. Улица была пустынной и темной, много развалин. «Куда же они держат путь?» – ломал голову Фомин.

– Кажется, мы сделали удачный финт, – сказал Варга. Он несколько раз нервно оборачивался и теперь, как показалось Бруно, успокоился. – Пора расходиться. У кладбища тормознешь. Я дам знать о себе.

– Но мы же договорились... – начал было Бруно, но словно не слыша, Варга сказал:

– От меня придет человек. Передаст привет от «Пилота». И смотри не дури... – не дожидаясь, пока автомобиль остановится, Варга ловко выскочил из машины.

Варга перелез через ограду кладбища, и Бруно сразу же потерял его из вида. Он почувствовал, как к борту его машины притирается автомобиль. Бруно узнал водителя – это был Фомин, выскочил из машины и, припадая на больную ногу, поспешил к нему.

– Герр капитан, – обрадованно выпалил Бруно, опускаясь на сиденье. – Что-то мы не рассчитали, я оказался в его власти. Вот получил гонорар. – Кольтер передал Фомину конверт, оставленный Варгой.

– Где он?

– Перемахнул забор кладбища. Что мне делать дальше?

– Поезжайте домой. Если он позвонит, успокойте его. А завтра мы вас разыщем.

Барбара Штрамм очень удивилась, когда к ней в дом без звонка вошли трое.

– В чем дело? – обратилась она к Линденау, поскольку он был в форме блюстителя порядка.

– По нашему предположению, сюда может пожаловать гость. Вот мы и поспешили, чтобы вместе с вами встретить его, фрау Штрамм, – сказал, выходя вперед, Енок. – И вы передадите ему, что поезд задерживается...

Хозяйка дома закрыла рот рукой, словно испугалась, что из него помимо ее воли выпорхнет тайна, которую ей настрого приказали хранить.

– Вам сообщили о задержке поезда? – снова настойчиво спросил Енок.

Она испуганно кивнула. И тут же прозвучали два коротких звонка.

– Ну что же, принимайте гостя, – сказал Енок. – Возьмите себя в руки.

На лестнице послышались шаги. Шарапов и Линденау встали по сторонам дверей. Енок, выключив свет в прихожей, укрылся за шторой. Барбара повернула барабанчик замка и шагнула назад, пропустив в прихожую высокого широкоплечего человека.

– Почему сидишь в потемках? – спросил он. Зажег свет, сразу найдя в темноте выключатель, и направился к комнате. – Я на несколько минут...

– Руки вверх! – скомандовал, выходя из-за шторы, Енок. Рука с пистолетом уперлась в грудь Варги. Он сделал резкий шаг назад. И уже за его спиной прозвучал громкий голос Шарапова:

– Руки, руки, господин Варга!

Тем временем Линденау вытащил у него из пиджака пистолет и быстрыми опытными руками ощупывал содержимое других карманов.

По дороге в отдел Варга пришел в себя. Он уже не прятал взгляда. Бодро, словно забавляясь, позвякал наручниками, спросил, куда следовать. Капитан показал на лестницу.

Кторов пошел в кабинет. Подвинул к себе дело «Красавчика» и, как бы сгоняя усталость, несколько раз провел ладонью по лбу и глазам.

– Приступим. Вот визитная карточка. В ней на венгерском, английском языках указывается, что ее предъявитель граф Золтан фон Нейри. А вот портрет графа. Узнаете себя? И еще вот такая семейная фотография. Взгляните, – полковник поднял снимок. – Тут вы в компании офицеров рейха.

– Я действительно венгерский граф Золтан фон Нейри, бывший личный пилот Германа Геринга, – спокойно сказал Варга. – Всего лишь кучер...

– Кучер тут ни при чем. Диверсии, вами организованные, едва не унесли многие жизни, в том числе и наших военнослужащих. Этого вполне достаточно для суровой кары. Даже без учета диверсионной акции, которая сегодня не состоялась.

– Как, черт возьми, не состоялась? – Нейри стремительно встал.

– Сядьте, Нейри! Эмоции держите при себе. Это был небольшой фейерверк для нашей утехи. А игрушки вот, – Кторов вынул из ящика стола одну из мин, изъятых у Кольтера, и положил на край стола. – Впечатляет? Между прочим, РИАС уже передал в ночном сообщении о вашем «подвиге» без указания, конечно, «героя». А поезда идут по расписанию. Итак, когда и кем вы были привлечены к шпионско-диверсионной работе?

Варга задумался. И наконец, медленно ответил:

– В феврале этого года у себя на квартире в Западном Берлине, человеком, приходившем ко мне, назвавшимся «курсантом». В прошлом он тоже был офицер военно-воздушных сил рейха. Это все, что я о нем знаю.

– Вам не кажется, что для серьезного дела, которому вы решили себя посвятить, этого слишком мало? К вам пришли, назвались «курсантом», и вы тут же согласились на вербовку?

– С этим человеком мы состояли в одной партии, и пусть ее сейчас нет, но разве мы, те, кто остался, изменили своим принципам?

– Какими же средствами и под чьим руководствам вы надеетесь вести свою войну?

– Средства меня не смущали. В борьбе с вами все средства хороши.

– Давайте вернемся к «курсанту». Кто же он? Кого представлял?

– Кто он – не знаю. А кого представлял? ОСС^[7] с ориентацией на организацию Гелена^[8]. Полагаю, вам это о чем-то говорит.

– Несомненно. А отношения к РИАС?

– Пропаганда. Вы же знаете, иногда слово означает больше, чем сброшенная бомба.

– Ну что же, – Кторов посмотрел на часы, – на сегодня достаточно.

– Меня будет судить ваш суд? – вдруг спросил Нейри.

– Зачем же? Вас давно уже ожидают в Венгрии. Мы лишь присовокупим к обвинениям вашего народа свои. – И, повернувшись к Фомину, сказал: – Отправьте графа в камеру.

Магдебург встал из руин. За годы, что пролетели с той далекой поры, он превратился в цветущий индустриальный центр Германской Демократической Республики. От Енока, который считал своим долгом ознакомить старого товарища со всеми достопримечательностями Магдебурга, Фомин узнал, что население города приближается к тремстам тысячам и что тут на средства государства проведены огромные реставрационные работы.

Вместе с Блютнером и Бухгольцем, которые теперь носили высокие звания офицеров народной полиции, они побывали на местах, где некогда вместе приходилось проводить сложные и опасные операции. Прежний облик приобрела старая рыночная площадь с ратушей и всадником. Только тот всадник, что простоял всю войну под балдахином, теперь переселился в Музей истории культуры, а здесь стояла его копия. Сделали остановку и у кафедрального собора, послушали звучный голос его колокола.

Это был старый Магдебург.

Но был и новый. Фомин не узнавал окраин. Их просто не стало. Просторные светлые кварталы выросли в районах Старого парка и на улицах Якобштрассе и Шпильхагенштрассе. В ансамбль города отлично вписалась высотная гостиница «Интернациональ».

А Енок считал еще совершенно необходимым показать Фомину магдебургские заводы, продукция которых высоко ценилась и в Советском Союзе, и в мире. Крупные машиностроительные предприятия носили имена выдающихся борцов за коммунизм – Карла Либкнехта, Эрнста Тельмана, Георгия Димитрова.

...В день отъезда – а поезд отходил вечером – Енок повез Фомина обедать в «Интернациональ». Туда должны были подойти и другие их старые коллеги, приезжавшие в Магдебург чествовать юбиляра. Сели в машину, и Енок предложил по дороге в гостиницу сделать небольшой крюк по городу.

– Хочу показать вам, Евгений, еще одну достопримечательность.

Медленно проехав вдоль набережной, мимо бесконечных причалов, над которыми неторопливо и уверенно двигались руки могучих кранов, Енок свернул на какую-то новую, совсем не знакомую Фомину улицу.

– Все это построено недавно, – объяснил он. – А этот старичок должен быть вам знаком. – И он затормозил перед железнодорожным мостом, по которому промчалась электричка.

– «Красавчик»?.. – улыбнулся Фомин.

– Да, «Красавчик». Правда, мост реконструирован, но именно здесь все происходило. Припоминаете?

Евгений Зотов, Борис Поляков
НЕПРОШЕНЫЕ ГОСТИ

В пятидесятые годы Центральное разведывательное управление США забрасывает в Советский Союз двух специально подготовленных агентов с задачей обнаружения атомных предприятий страны и сбора о них разведывательных данных.

В основу этой повести положены подлинные факты и документы. Повесть рассказывает о враждебных замыслах американской разведки в отношении СССР и о той борьбе, которую вели против нее советские чекисты на рубеже пятидесятых годов...

Летним вечером в Афинах приземлился небольшой двухмоторный самолет. Он стремительно пронесся по бетонной полосе, затем плавно замедлил бег и замер у черной легковой машины. В освещенном проеме входного люка показался мужчина лет сорока в сером, спортивного покроя костюме.

Опустив стремянку, он артистично сбежал вниз, затем повернулся к люку:

– Давай, Федя, не мешкай.

Тот, кого звали Федей, был моложе своего спутника лет на десять и рядом с ним, невысоким, похожим на угловатого подростка, выглядел здоровенным увальнем. И лишь то, как ступал по перекладинам легкой металлической стремянки – по-кошачьи мягко, слегка пружиня, – выдавало в нем человека тренированного, с отличной координацией движений.

– А я, Миша, и не мешкаю, с чего ты взял? – сойдя на землю, сказал он. – Пошли, что ли? – и той же мягкой походкой направился к машине.

В машине оба устроились на заднем сиденье, и Михаил повелительно кивнул угрюмо молчавшему шоферу:

– Трогай, приятель, и, пожалуйста, с хорошим ветерком!

Держал он себя высокомерно, всем видом подчеркивая, что здесь он – старший, а они, шофер и Федор, – подчиненные. «Плюгавый ублюдок, выскочка! – с ненавистью подумал Федор. – Ишь, большое начальство из себя корчит! А всего-то паршивенький инструкторишка, чижик на подхвате». Но ссориться сейчас было глупо, и он заставил себя улыбнуться:

– И там, в Союзе, я мешкать не стану. Прошвырнусь – и обратно.

– Хорошо бы, – напуская на себя еще большую важность, обронил Михаил. – Главное – не забывай, чему тебя учили. У большевиков глаз наметанный...

– Ладно... – с трудом сдерживая раздражение, отозвался Федор. – Здесь, в банке, у меня остается кругленькая сумма, и терять ее я не собираюсь.

– Да уж не надо бы! – снисходительно произнес Михаил. Его радовало, что он сумел выбиться в люди, приобрел теплое местечко, став инструктором американской разведшколы, и что отныне подвергать свою жизнь опасности придется не ему, а другим. Через час-другой он проводит этого Федю «на родину» и вернется в Западную Германию, в уютное гнездышко.

Федор сидел молча. Он размышлял о том, что его ждет впереди. Мир тесен. Что, если случайно встретится знакомый или бывший однополчанин? Нужно будет изворачиваться, лгать. Федор все больше и больше наполнялся тревогой.

Встреча с родной землей, которую он не видел с 1943 года, пугала его, и он постарался переключить свои мысли на более приятные вещи. Откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Начал вспоминать западногерманские города Имменштадт, Обербёйрен, Кауфбёйрен. Там, вдали от посторонних глаз, он, курсант американской разведшколы, постигал шпионское ремесло. До седьмого пота тренировался, отрабатывая приемы нападения и защиты. Бегал кроссы, учился стрелять в темноте на любой шорох, метать нож, постигал секреты подрывного дела и многое-многое другое. Знал: действовать придется против бывших земляков, и в случае неудачи пощады ему не будет. А потому был в учебе особо прилежен, на тренировках себя не щадил, выкладывался из последних сил. В свободные часы посещал рестораны и бары, покупал ласки неприхотливых красавиц. Жил надеждой: выполнит задание, разбогатеет и укатит в США.

Вспомнились слова напутствия. Начальник разведшколы, инструктора заверяли, что при его недюжинных способностях и прекрасной подготовке выполнить предстоящее задание не представится сложным. Он смел, дерзок, сообразителен, умеет владеть собой, отлично экипирован, вооружен, в его распоряжении солидная сумма советских денег. Да, там, в России, опасности будут подстерегать его повсюду, но ему ли, прошедшему в жизни огонь, воду и медные трубы, бояться опасностей! Он – русский, хорошо знает обычаи и нравы своей бывшей родины, находится в курсе последних происходящих в Союзе событий. Стало быть, Фортуна будет на его стороне...

Машина мчалась на большой скорости, с шорохом наматывая на шины колес серую ленту шоссе. Солнце село, ушло за горизонт. Начали сгущаться сумерки.

– Уже скоро, – сказал Валдаев. – Огни впереди видишь?

Минут через пять машина въехала прямо на летное поле, бесшумно подкатила к четырехмоторному транспортному самолету, возле которого хлопотали пилоты. Валдаев с Федором подошли к летчикам, поздоровались.

– Прекрасная погода для полета, не так ли? – обращаясь к Федору, сказал командир экипажа, высокий, широкоплечий американец. – Не беспокойся, парень! Штурман, – он кивнул на стоявшего рядом крепыша с квадратной челюстью, – свое дело знает, выведет машину в нужный квадрат, и мы выбросим тебя там, где намечено. Делает он это не впервые.

От хвостовой части самолета к Федору подошел седовласый мужчина с темными, как смоль, усиками, протянул Федору руку:

– Джексон.

Федор ответил крепким рукопожатием:

– Рад познакомиться, мистер.

Джексон достал из планшетки карту, развернул ее и ткнул пальцем в красный кружочек.

– Выброска здесь. Прошу запомнить ближайшие населенные пункты и основные ориентиры на местности... Если вопросов нет, то, как у вас, русских, в свое время говорили, по коням! Время, не ждет.

– Ну, земляк, ни пуха, ни пера! – стараясь придать своему голосу прочувствованные интонации, проговорил Валдаев. Он попытался поцеловать своего подопечного, даже встал на цыпочки, но, не дотянувшись, боднул его головой в грудь.

Сцена получилась ненатуральной, комичной, и американцы, наблюдавшие ее, заулыбались.

– К черту, дорогой, к черту! – мягко отстраняя его от себя, насмешливо ответил Федор.

В окружении самодовольных и самоуверенных янки, чувствуя себя в центре внимания, он вдруг, чего с ним никогда не было раньше, ощутил в себе необыкновенный прилив сил. И Валдаев, которого еще четверть часа он, побаиваясь, ненавидел за его высокомерие и спесь, в эти мгновения превратился для него в нечто мелкое, не стоящее какого-либо внимания. Однако и в этой ситуации он на всякий случай наклонился, поцеловал Валдаева, затем резко повернулся и шагнул к трапу. В эту минуту он чувствовал себя человеком значительным, незаурядным.

Поднявшись на борт самолета, он в который уже раз проверил содержимое карманов пиджака и брюк, затем – упакованное в рюкзаке снаряжение. «Кажется, – сказал он себе, – все о’кэй!» Хозяева предусмотрели все: военный билет, паспорт, справки на всевозможные случаи жизни, крупную сумму советских денег, два пистолета, автомат, ампулу с ядом, фотоаппарат. Осечки быть не должно. Только бы благополучно приземлиться. А там уж он сумеет замести следы.

О возможном провале он старался не думать. Пока самолет выруливал на старт, а затем, взлетев, начал набирать высоту, Федор заставил себя задремать. Но, едва забывшись в полусне, вздрогнул, услышав за брезентовой перегородкой, отделявшей соседний отсек, подозрительный шорох.

Напрягся, прислушался. Затем рывком поднялся, отдернул штору. Прямо перед ним сидел человек в шлеме и комбинезоне с парашютом за спиной. Рядом с креслом лежал рюкзак.

– Ты кто? – ошарашенно спросил Федор.

– Сгинь, – бесстрастно ответил тот. – Сядь на свое место и не задавай дурацких вопросов. Не люблю.

Федор опустил брезент. Вон оно что! Еще один «путешественник». С характером. Во всяком случае, злой, как цепная собака. Что ж, в сообразительности американцам не откажешь. Не дойдет до цели один, выполнит задание другой.

– Послушай, приятель, – окликнул Федор соседа, – может, таиться глупо? Ведь на одно, чувствую, дело идем.

Ответа не последовало, и Федор замолчал. Выходит, американцы решили подстраховаться. Вон какого злыдня послали. Такой мать родную порешит, не дрогнув...

Самолет приближался к советской границе. Крался он с выключенными огнями, стараясь прикрываться купинами редких облаков. Через неплотно зашторенные иллюминаторы лился мертвенный лунный свет. Внизу виднелись поля, спящие поселки, засеребрилась змейка реки.

«Советский Союз», – догадался Федор. На душе была холодная пустота и страх. Федор выдернул из кармана флягу с коньяком, сделал несколько глотков.

Самолет пошел на снижение, и тут же в дверях кабины появился Джексон. Одобряюще кивнув Федору, он направился к десантному люку, дернул дверку, и вместе с ночной свежестью внутрь ворвался оглушительный рев моторов. Джексон поднял руку: пора! Федор поднялся, шагнул к квадрату люка. Внизу, совсем, казалось, близко, тянулась щетина леса.

Самолет начал делать разворот. «Если что, – пронеслось в разгоряченном мозгу Федора, – живым не дамся. Буду драться до последнего патрона. А последний – мой...»

Над светящейся панелью вспыхнула красная лампочка.

– Приготовиться! – скомандовал Джексон и через несколько мгновений рубанул рукой воздух: – Пошел!

Сумасшедшим потоком воздуха Федора швырнуло под хвост самолета и две-три секунды невесомой пушинкой несло по движению, пока резкий рывок не подсказал, что купол парашюта раскрылся. Федор судорожно уцепился за стропы и поднял голову. Недалеко раскачивался купол второго парашюта. «И этого злыдня сбросили!» – отметил Федор.

До земли оставалось сто-двести метров. Как на тренировке, Федор слегка согнул ноги в коленях. Резкий толчок, и вот уже земля. Ловким движением он погасил парашют, присел за куст, прислушался. Рокот самолета стих. Значит, самолет уже набрал высоту, скрылся в облаках.

Отогнув рукав комбинезона, Федор посмотрел на часы. Светящиеся стрелки показывали 3 часа 10 минут. Стало быть, скоро начнет светать, надо поторапливаться. Он приподнялся, осмотрелся. Лес высокий, но не густой. Вроде все спокойно. Ни людских голосов, ни лая собак. Тишина. И вдруг его уши уловили какой-то подозрительный шум. Мгновенно припав плашмя к земле, он затаил дыхание. Неужели все-таки засекли, выследили и сейчас начнется? Прислушался: тихо. И опять шелестящий шум. «Фу ты! – ругнулся он. – Это же шумит листва!»

Небо на востоке начало светлеть, но в лесу было еще сумрачно. Федор снял комбинезон и снова приложился к фляжке. Потом спрятал парашют и замаскировал тайник дерном. Чуть поодаль выкопал вторую яму, уложил в нее автомат, один пистолет, патроны, шлем, комбинезон, другое ненужное ему теперь снаряжение. При себе оставил только «вальтер» с тремя обоймами патронов, компас с запасной стрелкой, документы, деньги, фотоаппарат.

Внимательно осмотрев место, сделал на березе насечку – небольшой крест: на тот случай, если придется вернуться. Затем вынул из чехла складной велосипед и быстро собрал его.

Минут через двадцать он приблизился к шоссе, ведущему на Тирасполь.

В дежурной комнате Министерства государственной безопасности Молдавской ССР раздался телефонный звонок. Сообщали из штаба ВВС округа: в 2 часа 25 минут постами ВНОС^[9] замечен самолет неизвестной принадлежности, шедший без бортовых сигнальных огней на большой высоте в направлении на Кишинев. В районе Каушаны – Бендеры самолет резко снизился, сделал круг и, набрав высоту, удалился в сторону Черноморского побережья.

Поднятые по тревоге истребители-перехватчики догнали нарушителя. На предупредительные сигналы он не ответил и был атакован. Резко снижаясь, с горящим левым крылом он понесся над морем.

В 3 часа 40 минут Министерством госбезопасности Молдавии была получена телефонограмма. На этот раз – из управления Черноморского пароходства. Докладывал капитан турбохода «Жолио Кюри» Козлов. Судно шло из Одессы в Александрию. В 3 часа 25 минут в трех кабельтовых от судна пролетел горящий четырехмоторный транспортный самолет. Координаты 31°02′ восточной долготы и 44°56′ северной широты. Самолет держал курс на зюйд.

В 9 часов копии двух телефонограмм лежали в Москве на столе одного из кабинетов Министерства государственной безопасности СССР. Генерал-майор Федоров снял трубку:

– Товарищ. Котов, зайдите ко мне.

Когда майор Котов вошел в кабинет, он увидел за приставным столиком полковника Грекова из контрразведки.

– Проходите, – генерал протянул копии телефонограмм. – Ваше мнение?

– Воздушный нарушитель снижался, чтобы забросить агентов, – сказал Котов.

– Не исключено, – генерал прошелся по кабинету. – Рад, что вы разделяете наше предположение, товарищ майор. Свяжитесь с молдавскими товарищами. Они создадут оперативный штаб по розыску парашютистов и организуют розыск.

В тот же день майор Котов вылетел в Кишинев.

Поиск вражеских парашютистов возглавил подполковник Черных.

Цепь людей растянулась на многие километры. Тщательно осматривался каждый квадратный метр предполагаемого места приземления. Поиск продолжался, но обнаружить следы не удавалось.

– Не бестелесные духи, где-нибудь да наследили, – подбадривал руководителей групп подполковник.

Он понимал: с каждым «холостым» часом шансы на успех уменьшаются. Времени прошло много, и лазутчики давно уже покинули данный район. Но понимал он и другое: лазутчики парашюты с собой не унесли, а спрятали их или сожгли. Следовательно, поиск надо продолжать.

Одну из групп вел пограничник лейтенант Морозов. При обследовании встретившегося на пути группы перелеска лейтенант заметил березу, ветви которой были как-то странно разлохмачены. Лейтенант осмотрел траву и заметил две глубокие вмятины. Применили собаку. На склоне овражка, возле низкорослой ивы, она начала разгребать траву. Вскоре блеснул белый шелк, и из тайника извлекли парашют. В пятидесяти метрах восточнее был замаскирован второй тайник.

Обследование близлежащей местности ничего не принесло. Собака пробежала несколько сот метров и в беспокойстве заметалась. Стало ясно: след обработан специальным препаратом.

Поиск осложнился...

Возле шоссе Федор сошел с велосипеда. Утро тихое, солнечное. Шоссе пустынно. На часах – без четверти пять. Пока все складывалось как нельзя лучше. Он разобрал велосипед, связал колеса и швырнул детали подальше от тропы. Вряд ли кому придет в голову искать что-либо в этих непролазных колючках.

Придирчиво осмотрев свой помятый костюм, тронутые росой ботинки, он остался доволен. Если кто встретится, то подумает, что это возвращается домой подгулявший человек...

С этими мыслями он вошел в село.

Возле магазина сельпо стояли два бородатых деда с охотничьими ружьями. Один был в большой серой кепке с вислым козырьком, другой – в соломенном брыле с широченными полями. Старики с нескрываемым любопытством глазели на раннего путника.

– Отцы, огонька не найдется? – подходя к ним, глухим голосом, словно ему нездоровилось, спросил Федор и зябко повел плечами.

– Для доброго человека почему не найти? – проговорил сторож в кепке. – Завсегда, будьте любезны.

Федор закурил и, угостив папиросами сторожей, уточнил, как лучше добраться до Тирасполя. Там его давно ждут, а он, гулена, в дороге связался со случайными попутчиками и, перебрав, не знает – не ведает, как попал сюда, оставшись без чемодана, где у него были вещи и подарки для друга Кости...

– Ох-хо-хо! – вздохнул дед в брыле. – До чего только это проклятое зелье не доводит.

– Еще хорошо, что без штанов не остался, – назидательно заметил его напарник. – Как же теперь, сердешный, без вещичек-то?

– Дело наживное! – махнул рукой Федор. – Были бы руки и ноги целы.

– И голова в исправности, – добавил дед в кепке. – До Тирасполя, мил-человек, недалече, километров двадцать пять, но на одиннадцатом номере доберешься не скоро. Подожди, может, какая-нибудь попутная появится. В ту сторону часто машины ходят.

– Знобит что-то, – Федор снова повел плечами. – Уж лучше пройдусь, согреюсь. А нагонит какая, проголосую.

Он не отошел от сельпо и нескольких сот метров, как его окликнули:

– Эй, товарищ, подожди.

Оглянулся – и обмер: его нагоняли два рослых милиционера.

– Здравствуйте, – приблизившись, козырнул сержант. – Из каких краев и куда путь держите?

– Доброе утро, – стараясь погасить волнение, как можно спокойнее ответил Федор. – Федор Кузьмич Серов. Из краев столичных. Работаю кладовщиком на московской табачной фабрике «Ява». Нахожусь в отпуске один, поскольку в настоящее время не женатый. А путь держу в Тирасполь. Костя у меня там, дружок фронтовой.

До Тирасполя Федор доехал рейсовым автобусом. Здесь пересел на попутную машину, шедшую до станции Раздольная. На вокзале взял билет до Харькова. До отправления поезда оставалось полтора часа, и он направился в универмаг. Купил новые ботинки, рубашку, галстук, неброский бежевый костюм. По дороге на вокзал в подвале строящегося дома переоделся. В снятую одежду сунул несколько кирпичей, ботинки и в привокзальном туалете бросил сверток в выгребную яму.

В поезде уснул мгновенно. Сказались усталость и волнения прошедшего дня...

На столе подполковника Черных зазвонил телефон. Докладывал лейтенант Морозов. На вокзале пограничники задержали подозрительного человека, который назвался Умером Юсуповым. У задержанного был изъят военный билет, справки различных советских учреждений, незаполненные бланки.

– Направляем нашего «крестника» к вам, – закончил лейтенант.

Задержанный был невысокого роста, на вид лет двадцати двух. На вопросы майора Котова отвечал резко. Оружие западного производства нашел на улице. Проверяющих документы принял за грабителей. Как в одежде оказалась ампула с ядом – не знает. Костюм приобрел в Одессе, на барахолке.

– Неубедительно, молодой человек, – сказал майор Котов. – Игра в простачка у вас не получается. Нервничаете, кричите. Не лучше ли рассказать обо всем чистосердечно? Кстати, заключение экспертизы по вашим документам свидетельствует о том, что они фальшивые.

Тот, кто назвался Умером Юсуповым, побледнел, опустил голову.

– Назовите вашу настоящую фамилию, откуда прибыли, с каким заданием. Ваш парашют и прочее шпионское снаряжение, которое вы зарыли в березовом перелеске, находится здесь. Даже, представьте, саперную лопатку в меже нашли. Итак, я слушаю.

– Дайте воды, – глухим, срывающимся голосом попросил задержанный. Отпив из стакана несколько глотков, продолжал: – Пишите. Абдулла Османов. Родился в 1929 году. Документы на имя Умера Юсупова мне дали американцы.

Османов спешил выговориться. Служил в одной из частей Советской Армии в ГДР. Поссорился с командиром взвода и бежал в Западную Германию. Там его задержали полицейские и передали американцам. Лагерь для перемещенных лиц, допросы. Американцев интересовало буквально все. Откуда родом? Близкие и дальние родственники... Фамилия председателя колхоза и председателя сельского Совета... Подробные данные о воинской части, в которой он, Османов, служил.

Однажды в кабинет, где его допрашивали, пришли два сотрудника разведки США. Один назвался Михаилом Валдаевым, второй – Гансом Джана. Расспросили о семье, о жизни, сказали, что из него получится разведчик, и предложили работать.

Он не соглашался. Американцы посулили много денег и сказали, что, если он все же откажется, его вернут в часть, будут судить как дезертира и предателя. Тогда-то он и дал устное, а потом и письменное обязательство верно служить американцам.

Сотрудники разведки отвезли его в город Имменштадт в разведывательную школу. В школе четыре учебных комнаты и спальня. Обслуживающего персонала немного: несколько инструкторов, повар. Главным инструктором был Валдаев, и он, Юсупов, может подробно о нем рассказать. В течение года обучали шпионскому делу, причем одного, видимо, в интересах строгой конспирации. Учили ходить по азимуту с компасом, топографии, знакомили по карте с местностью, в районе которой он должен быть выброшен на территории СССР. Он выучил легенду, которую ему дали. В Советском Союзе он должен выдавать себя за Умера Юсупова. Есть у него дальний родственник с такой фамилией. Место работы – московская фабрика «Ударница». В Молдавию приехал в отпуск.

Вместе с Валдаевым он ездил в Кауфбейрен. Там на окраине города прыгал с парашютом с вышки, готовился к заброске в СССР.

Готовили его и для диверсии, учили взрывать и поджигать промышленные объекты, разрушать железные дороги.

Во время обучения он жил под именем Михаила Кота. Из Молдавии ему предписывалось направиться в Челябинск, потом – в Свердловск, где он должен был заниматься сбором сведений о промышленных и военных объектах. Американскую разведку в первую очередь интересуют атомные предприятия. Нащупав такие, он должен был вблизи их взять пробы земли, воды, срезать ветки кустарника, потом доставить их в разведцентр американцев в Западной Германии.

Возвращаться с Урала ему предстояло через Грузию и Турцию. Он должен был приехать в Тбилиси, сесть на поезд, идущий в Ереван, и у разъезда Отракилис прыгнуть с поезда на ходу.

Ночью нужно было пересечь границу и уйти в Турцию, где через губернатора города Карс связаться с американцами. Для этого был дан специальный пароль. Турецкие же пограничники должны были немедленно доставить его к представителю американской разведки в Турции.

Котов и следователь МГБ Молдавской ССР Мовлян задали немало вопросов Османову. Особенно их интересовало, кто еще был заброшен вместе с ним.

– Был еще один, он выпрыгнул чуть раньше, тоже над лесом, – сказал Османов.

– Что вы о нем знаете?

Османов пожал плечами:

– Ничего.

– И все же?

– Здоровенный детина...

– Приметы?

Османов задумался:

– Я же сказал: битюг! Кулачищи что кувалды.

Через несколько минут, прервав допрос, Котов связался по телефону с генералом Федоровым, сообщил о результатах.

Гриша Полукаров получил запчасти на базе и возвращался в совхоз. В пути в машину подсел участковый уполномоченный милиции старшина Молчанов. Еще недавно старшина служил в погранвойсках и по возвращении домой пошел работать в милицию. За короткое время отличился, задержав несколько опасных преступников. С Гришей он дружил. И, доверяя ему, нередко посвящал его в свои дела и заботы.

– Новость слышал? – спросил старшина. – Ночью к нам сброшены два парашютиста.