Подфаза воссоединения

Иногда, где-то от шестнадцати до восемнадцати месяцев возникает фаза воссоединения, характеризуемая дилеммой, парадоксом и широкими аффективными ко­лебаниями между любовью и ненавистью. По сравнению с восторженным исследованием мира начинающего хо­дить ребенка, который легко уходит от матери, находя­щийся в фазе воссоединения ребенок может быть рас­строен, даже когда мать доступна. Колебания настроения и вспышки капризности сопровождают чередующееся поведение отдаления и прилипания. Малер пришла к заключению, что прогресс в познавательном развитии заставляет ребенка остро осознавать не только нарожда­ющиеся умения, но также свою незначительность и пси­хологическую отделенность, которая порождает чувство одиночества и беспомощности. Продвижения в позна­нии способствуют языковому выражению и символичес­кой игре. Теперь ребенок может думать о вещах и у него появляются фантазии. При этом становится очевидно, что ребенок думает о том, каким он хочет видеть свое окружение, а также более ясно представляет, каковы они в действительности.

Итак, ребенок осознает, что его желания не всегда совпадают с желаниями его матери; он не всегда может

– 133 –

принуждать ее доставлять ему удовлетворение. Он не является тем всемогущим магом, каким он себя вообра­жал! Переход от эйфории подфазы практики к депрес­сивным настроениям, расстройству, вспышкам капризно­сти и постоянная озабоченность по поводу местонахож­дения матери в период воссоединения драматичен.

Возникает характерная жадность, зависть, нереши­тельность, амбивалентность и негативизм анальной фазы, и ребенок сталкивается с дилеммой интенсивных амбива­лентных чувств и несовместимых целей. Он хочет быть независимым, действовать по собственному разумению. Теперь наступает время развивать расширяющиеся возмож­ности и тренировать умения и навыки контроля. В хоро­ших условиях ребенок приобретает растущую уверенность и удовольствие от своей возрастающей компетентности в регулировании состояний напряжения, в питании, одева­нии, защите себя, и в установлении контроля за деятель­ностью желудка и мочевого пузыря, в той мере, в какой мать позволяет ему распоряжаться его собственным те­лом, и сама достаточно компетентна в канализировании напористых импульсов своего ребенка и в «поглощении агрессии» (Furman, 1985). Ибо теперь ребенок хочет, что­бы все делалось так, как он желает, и настойчиво пытает­ся устроить жизнь подходящим для него образом. Однако он также любит мать и хочет ощущать ее любовь и под­держку, и его чувство благополучия зависит от этой люб­ви. Но всякое чувство любви и того, что тебя любят, может временами исчезать, когда вспыхивает ненависть и гнев. Ощущение покинутости и нелюбимости возбуждает громадную тревожность и еще более способствует неста­бильности настроения. Эта возросшая амбивалентность с сопровождающими ее вспышками капризности и регрес­сивным поведением может быть понята как внешнее про­явление возникающего интрапсихического конфликта меж­ду желанием индивидуализации, независимости, самоуве­ренности и контроля и желанием радовать мать и сохра­нить ее любовь. И поэтому, как отмечал Сандер, ребенок колеблется между упорным самоутверждением против же-

– 134 –

ланий своей матери, а в следующий момент наслаждаясь знакомым удовольствием «взаимного приспособления» (1983, стр. 343).

Подфаза воссоединения тем или иным образом ос­тавляет свой отпечаток на типе характера, так как все мы сохраняем некоторую потребность в отстраненности и близости, в самостоятельности и зависимости (Kramer and Akhtar, 1988). Более поздняя способность человека справ­ляться с этими дилеммами, а также та манера, в которой Эго функционирует перед лицом тревожности, отражают тот способ, которым был разрешен конфликт сближения. Когда, как описывает МакДевитт (1975), враждебные чув­ства перевешивают чувства привязанности, зрелая репре­зентация может настолько исказиться посредством проек­ции неистовых и гневных чувств в периоды кризиса, что ребенок становится неспособен к позитивным чувствам как к своей матери, так и к самому себе. Тогда мать неспособна функционировать в качестве дополнительного Эго и содействовать успешному разрешению конфликта.

Если, однако, ребенок, вместо того, чтобы быть охваченным яростью, может принимать и выносить воз­растающую ярость, направленную на фрустрирующую мать, понимая, что она одновременно является тем чело­веком, которого он в другое время любит, тогда он может интегрировать в прочные репрезентации «хороший» и «пло­хой» образ себя и объекта. Воспринимая мать как «в ос­новном хорошую», ребенок желает доставлять ей удоволь­ствие, временами отказываясь от удовлетворения влече­ний ради награды в виде любви матери. Интернализация и идентификация проходят гладко, увеличивая независи­мость эго-функционирования.