Часть первая 41 страница

поставить на белом вечернем платье миссис Баффет несколько жирных

пятен^.

Для проведения интервью она пригласила его к себе домой. Они расположились в гостиной с камином, столом для настольного тенниса и плакатами на стенах, на которых красовались высказывания «Здесь живет любовь» и «Будь проклято все, кроме цирка». С первого взгляда она показалась ему легкоранимой.

«Бьггь певицей — это совсем не то, что быть матерью, — сказала она ему. — Я не привыкла заботиться о Сьюзан Баффет. Может быть, я стану примером для тех людей, которые не могут сделать шаг вперед, потому что боятся того, что их ожидает. Когда-то и я была такой. — Она сделала паузу.

— Больше мне нечего рассказать»²⁵.

Журналист намекнул, что этого явно недостаточно. Защитники Сьюзи разбудили его любопытство. Тогда Сьюзи откинула сомнения и говорила о себе в течение пяти часов, не вдаваясь, правда, в детали своих личных отношений с другими людьми. К концу интервью она сказала, что сама себе удивлена: обычно ее пытаются разговорить всеми силами, а сейчас она сама выложила все перед Пейглом. Ей удалось склонить его на свою сторону и обрести в его лице еще одного друга.

На обложке журнала, в котором была напечатана статья, красовалась надпись «Что заставляет Сьюзи петь?» и ее фотография. На ней она улыбалась, опустив глаза, как будто не хотела, чтобы ее снимали. На фотографиях, сопровождавших статью, Сьюзи отворачивалась от камеры, пристально глядя вниз на Гамильтона или на свои руки на клавишах фортепьяно. Что-то внутреннее, глубинное, какая-то неуверенная тень мечты заставила спрятать открытую улыбку, которая так часто мелькала на ее прежних фотографиях.

В тот день, когда вышла статья, Пейгл обнаружил на своем крыльце Сьюзи с огромной коробкой конфет в руках, взволнованную как ребенок, счастливую тем, как он изобразил ее в статье. Она пригласила его на свое представление в French Cafe²⁶. В тот вечер он запомнил ее молодой и сияющей, в черном лохматом парике и расшитом блестками платье, которое выгодно подчеркивало ее стройную фигуру. Длинные черные ресницы приковывали внимание к ее глазам. Трудно было не восхищаться Сьюзан Баффет. К этому времени она уже была довольно искушенной певицей. Она обольстительно улыбалась, когда толпа кричала и вопила в перерывах между песнями²⁷. Гости видели, что помимо привычной для нее роли жены и матери она входит в роль ослепительной женщины.

Публика нашла ее исполнение и стилизацию популярных синглов и романтических баллад очаровательными. Ее репертуар состоял из таких песен, как My Heart Belongs to Daddy, классики кабаре What Are You Doing the Rest of Your Life? и ее любимой душещипательной Send in the Clowns Сондхейма²⁸. Когда Сьюзи пела, она открывала публике всю себя. Стоя неподалеку и наблюдая за тем, как она очаровывает публику и флиртует с ней, Баффет с юмором отметил: «Все-таки я правильно делаю, что разрешаю ей это».

И все же к лету 1977 года Сьюзи так и не воспользовалась возможностями, которые ей предлагал Нью-Йорк. Уоррен считал, что его склонная к спонтанным решениям жена просто не хотела брать на себя обязательства, предъявляемые профессионалам. Некоторые из друзей Баффета сомневались в таланте Сьюзи и ее способности соперничать с другими признанными певицами. Она любила просто выступать перед публикой — Уоррен же мечтал о том, что однажды жена прославится на весь мир. Ее амбиции всегда проявлялись в отношении других людей, а не себя самой.

То, что Сьюзи была женой богатого человека, открыло перед ней двери в мир серьезного шоу-бизнеса, но в то же время эти двери давали другим людям возможность увидеть детали ее личной жизни, а ей бы этого не хотелось. Уоррен мог оставаться в доме Кей Грэхем и свободно появляться в ее обществе — желтая пресса смотрела на эти «шалости» сквозь пальцы. В отличие от мужчины у замужней женщины не было вообще никакой свободы. Движение за права женщин изменило многое, но только не это. Теперь, когда личная жизнь Сьюзи стала всеобщим достоянием, противоречивые чувства раздирали ее.

У их друга Стэна Липси, издателя Sun, также были некоторые проблемы в браке, и они со Сьюзи часто встречались в парке по утрам, чтобы поделиться своими горестями. Оба увлекались восточной философией и движением, пропагандирующим внутренний потенциал человека, которое возникло в калифорнийском Институте Эсален в Биг- Суре²⁹. Они каким-то образом убедили Уоррена, жену Стэна — Джинни и сестру Сьюзи — Дотти пойти с ними на семинар, проходивший в одном из отелей города Линкольна. Цель семинара заключалась в том, чтобы войти в непосредственный контакт с самим собой. Он начался с упражнения, позволявшего участникам открыться друг другу и проанализировать различные жизненные ситуации без лишних оценок — именно в этом Сьюзи всегда была мастером. Реакция же Уоррена на такое излияние чувств кардинально отличалась от реакции его жены.

«Там было пятьсот человек, некоторые приехали издалека. Все они принялись выполнять эти сумасшедшие упражнения. Сначала мы должны были разделиться на пары. Один должен был что-то рассказывать, а второй, независимо от того, что рассказывает первый, постоянно спрашивать: “И что дальше? ” Я был в паре с одной милой женщиной из Оклахомы, и она начала говорить. Когда она остановилась, я спросил: “И что дальше? ” Через десять минут она разрыдалась. Я расстроил ее, просто спрашивая “И что дальше? ”, как будто мучил ее, пытал или что-то в этом роде».

Всячески извратив это упражнение, Баффет оставил свою залитую слезами партнершу и пошел дальше. Руководитель семинара предложил участникам найти себе других партнеров.

«Услышав, что руководитель велит нам искать партнеров противоположного пола, — рассказывал Липси, — я принялся искать кого- нибудь попривлекательнее». Баффет стоял посередине комнаты и оглядывался по сторонам, как будто не знал, что делать. И в следующий миг меня выбрала мощная женщина в балахоне, весом под сто восемьдесят кило. Я должен был лечь на пол. Затем руководитель сказал, что эта женщина вручит мне “подарок своего веса” — и она плюхнулась прямо на меня. У меня было впечатление, что я попал под каток и никогда не смогу из-под него выбраться. Тем временем в другой комнате люди гавкали как собаки. Я слышал, как пыталась лаять Дотти, которая в обычной жизни была так зажата, что едва могла сказать “привет”».

По словам Липси, после урока, на котором им завязали глаза и вели

тт _г 326 327

по улицам Линкольна, чтобы получить опыт сенсорной депривации, они со Сьюзи сдались и смылись в кинотеатр, чтобы «посмотреть нервную

романтическую мелодраму “Энни Холл” и провести оставшиеся выходные, поглощая вредную жареную пишу и мороженое с фруктами».

Летом 1977 года, когда Баффет проводил все свое время за бриджем у Кей Грэхем в Нью-Йорке, Сьюзи вообще не бывала дома ни днем, ни ночью.

В августе того года Хоуи женился на Марсии Сью Дункан, несмотря на предупреждения ее отца, что она не будет счастлива с человеком, который зарабатывает на жизнь земляными работами и водит пикап с парочкой двух мохнатых собак в кузове. Послав молодоженам подарок, Кей Грэхем позвонила Баффету и пожаловалась, что расстроилась из-за того, что Хоуи неправильно написал три слова в благодарственной записке.

На День труда Сьюзи дала заключительное выступление в театре «Орфей» в Омахе, на разогреве у певца Пола Уильямса. В розовом шифоновом платье она улыбалась и обольщала зал своим прекрасным контральто, «томно и чувственно» выводя романтичные джазовые баллады. Она очаровала публику, сказав «Давайте представим, что мы все влюблены, окей?»³⁰ В таком небольшом городе, как Омаха, переполненном любителями сплетен, такое заявление вряд ли было уместным.

Осенью Сьюзи, по всей видимости, начала понимать, какой беспорядочной стала ее жизнь. Она выезжала из дома около четырех часов утра на своем «порше», ехала в Уаху (где когда-то провела свою первую брачную ночь) с включенным на всю громкость радио и возвращалась в свой пустой дом только на рассвете³¹.

Сьюзи отдавала окружающим часть своей души. В приступах паники она обращалась к ним за помощью. Друзья выслушивали ее исповеди в парках, на прогулках или во время длительных автомобильных поездок. Она собирала деньги и отдавала их друзьям, как будто планировала побег. Она появилась в кабинете своего приятеля по теннису Дэна Гроссмана в офисе Berkshire Hathaway, рыдая и спрашивая совета, в то время как в соседнем кабинете сидел ее собственный супруг.

Видимо, Сьюзи поняла, что ставит людей в неловкое положение, позволяя им знать больше, чем ее собственный муж, об их проблемном браке и ее тайных желаниях разочарованной жены. «Не говорите Уоррену,

— просила она. — Если вы его любите, то не причиняйте ему такую боль. Если он когда-либо узнает о нашем разговоре, это убьет его»³².

Сьюзи была сильным и любимым многими человеком, Уоррен был предан своей жене, а друзья Сьюзи настолько верили, что без нее он практически беспомощен, что взвалили это бремя на свои плечи. Некоторые сделали это автоматически, другие — во имя дружбы, а остальные — с опаской, зная об изъянах ее логики. Но теперь они все чувствовали ответственность за сохранение ее тайн под предлогом защиты Уоррена.

И все же ничто не помешало проведению встречи Graham Group осенью того же года. Она состоялась на ранчо Гардинера в Аризоне. Большая часть группы, которую теперь все чаще называли группой Баффета, уже давно смирилась с тем, что Уоррен и Сьюзи живут отдельными жизнями. Как обычно на таких встречах, Сьюзи выполняла свои обязанности наряду с женами других участников. Билл Руан рассказал собравшимся о статье Уоррена в Fortune под названием «Как инфляция обманула инвестора в ценные бумаги»³³. Баффет объяснил, что акции, особенно у компаний, способных поднять отпускные цены при увеличении затрат, являются лучшей защитой от инфляции, но инфляция при этом влияет и на их ценность — проблема, которую он назвал

«гигантским корпоративным солитером». Улучив момент, Маршалл Вайнберг рассказал Уоррену и Сьюзи о своей племяннице, которая жила и работала в резервации для коренных американцев. «О, я бы хотела заниматься таким делом! — воскликнула Сьюзи. — Это прекрасно — жить в резервации и просто помогать этим бедным людям». Уоррен посмотрел на нее и невозмутимо предложил: «Сьюз, хочешь, я куплю тебе одну из них?»³⁴

В свои 47 лет Уоррен уже достиг всего, чего когда-либо хотел. Его состояние оценивалось в 72 миллиона долларов. Он руководил компанией,

которая стоила 135 миллионов долларов”. Его газета выиграла два самых главных приза в журналистике. Он был одним из самых значимых граждан Омахи и постепенно становился таким на национальном уровне. Он являлся членом правления крупнейшего местного банка, газеты Washington Post и многих других компаний. Он получил пост CEO трех компаний и успешно купил и продал акции огромного количества фирм — обычный человек не мог бы даже запомнить их названия, не говоря уже о том, чтобы заниматься связанными с ними делами. Почти все партнеры, с которыми он начинал свою карьеру, были теперь невероятно богаты.

И он хотел продолжать в том же духе — зарабатывать деньги, ничего не меняя в жизни. Уоррен знал, что Сьюзи считала его одержимым жаждой денег, но все же им удалось идти по жизни так, чтобы уважать расхождения во взглядах, оставаясь при этом дружной парой в течение двадцати пяти лет. По крайней мере, так думал он.

Чуть позже, той же осенью, после встречи Buffett Group, Сьюзи отправилась в гости к своему однокласснику, жившему в Сан-Франциско, и осталась у него на месяц. Казалось, что, какие бы отношения у нее ни завязывались, они все были связаны с Калифорнией. Ее племянник Билли Роджерс переехал на Западное побережье, чтобы тоже приобщиться к миру шоу-бизнеса. Сьюзи сказала, что всеми силами поможет ему избавиться от пристрастия к героину, и очень волновалась из-за того, что он остался в Калифорнии в полном одиночестве. Берти Баффет, которая вышла замуж за Хилтона Биалека, жила в Сан-Франциско и Кармеле. Джинни и Стэн Липси думали о переезде в Сан-Франциско, где уже жила овдовевшая Рэки Ньюман, подруга Сьюзи. Сьюзи-младшая и ее муж жили в Лос-Анджелесе. Питер, на которого мать всегда могла положиться, учился на втором курсе

Стэнфордскош университета в Пало-Альто. А у нее и Уоррена наконец-то появилось свое жилье в Калифорнии — загородный дом в Изумрудном заливе, к югу от Лос-Анджелеса. Ее уже почти ничто не связывало с Небраской. Дом в Омахе был похож на дом с привидениями — пустой и мрачный. Как только Питер уехал в колледж, Гамильтон убежал к одному из друзей Питера³⁵.

Проводя все свое время в Сан-Франциско, Сьюзи обнаружила, что это прекрасный, творческий и энергичный город. Его величественные холмы, залив, океан, мосты, закаты, серпантинные ряды викторианских домов так и манили к себе, приковывали взгляд и заставляли восхищаться собой. Безумная мозаика из людей, пейзажей, архитектуры, культуры, искусства и музыки словно кричала о том, что в Сан-Франциско просто невозможно заскучать. Здесь было не так жарко, как в Небраске. Воздух города наполнял легкие чистотой и свободой. Благодаря спонтанной, возбуждающей атмосфере 1970-х годов, которая словно говорила: делай что угодно с кем угодно, Сан-Франциско был столицей психоделической, гедонистической духовности, центром толерантности, где люди никогда не судили друг друга.

Сьюзи посмотрела некоторые квартиры. Она вернулась в Омаху отправилась в French Cafe, где прежде пела, и поговорила с Астрид Менкс, которая выполняла роль хозяйки заведения по понедельникам, а также сомелье и иногда повара. Они дружили. Астрид подавала ей чай между номерами в French Cafe и обслуживала обед у Баффетов в том же году, когда Омаху посетил Питер Джей, новый посол США в Великобритании. Зная вкусы Баффетов, Менкс поразила Джея, подав любимую еду Уоррена

— жареного цыпленка, пюре, соус, отварную кукурузу в початках и мороженое с фруктами.

Теперь Сьюзи попросила Астрид заглянуть к Уоррену и приготовить ему что-нибудь поесть. Затем сказала Уоррену, что хотела бы снять небольшую квартиру в Грэхемерси Тауэр в Ноб-Холл, чтобы ей было где жить во время визитов в Сан-Франциско.

Привычка Уоррена не вслушиваться в слова других людей, а слышать только то, что ему нужно, сработала на пользу Сьюзи. Она объяснила, что не бросает его. Они не расходятся. Они остаются в браке. Ничего не изменится, если у нее будет своя квартира. Она просто хотела жить в городе, наполненном искусством, музыкой. Их жизни и так уже шли в совершенно разных направлениях, они так часто бывали в разъездах, что он и не заметит разницы. Дети выросли, и теперь она хотела посвятить время себе. Она повторяла: «У нас обоих есть потребности». И это было

истинной правдой.

«На самом деле Сьюзи не собиралась уходить. Она просто хотела перемен».

При всех ее поездках и разговорах о покупке той или иной недвижимости Уоррену никогда не приходило в голову, что она уйдет от него, потому что он сам никогда не собирался ее бросать. Фразы «Я хочу перемен» и «Мы не расходимся» были в стиле Баффетов — они оба не хотели признать, что их общение порой приводит к взаимному разочарованию.

А затем она ушла.

Сначала Сьюзи на несколько недель уехала в Европу со своей подругой Беллой Айзенберг. На Рождество она вернулась в Эмеральд-Бей, но затем снова уехала в Париж, где встретилась с Томом Ньюманом, сыном ее подруги Рэки. Сьюзи и Том, который вскоре должен был переехать к своей матери в Сан-Франциско, быстро подружились³⁶. Становилось очевидно, что жилье в Сан-Франциско было нужно Сьюзи совсем не в качестве временного пристанища. Уоррен был совершенно не способен позаботиться о себе, поэтому в Омаху на пару недель приехала Сьюзи- младшая. Со времен своей необдуманной свадьбы она часто звонила матери в слезах. Сьюзи помогала ей решать проблемы, связанные с этим браком, в то время как сама пыталась избавиться от некоторых собственных семейных обязательств. Сьюзи-младшая попыталась объяснить отцу, что поскольку и его, и мамина жизни были к этому времени настолько разными, то особо в его жизни ничего не поменяется. Но Уоррен даже не подозревал, что они со Сьюзи живут в разных мирах. В его представлении Сьюзи жила для него. Когда они были вместе, она так и делала. Поэтому ему было сложно понять, что Сьюзи хочет жить собственной жизнью и не будет тратить все свое время на исполнение его желаний.

Сьюзи и Уоррен часами говорили по телефону. Теперь, когда он наконец все понял, он был готов сделать что угодно, выполнить любые просьбы и требования: переехать в Калифорнию, научиться танцевать, — лишь бы она вернулась к нему. Но было слишком поздно. Он не мог дать ей того, чего она хотела, в чем бы это ни заключалось. Свою жажду свободы, потребность быть отдельно от него она объясняла необходимостью следовать собственным желаниям и обрести себя как личность. Это было невозможно, пока она проводила все свое время с ним. Так что теперь он бесцельно блуждал по дому, будучи не в состоянии самостоятельно поесть и даже одеться. Он приезжал в офис с чудовищной головной болью. Перед служащими он пытался вести себя нормально, хотя при взгляде на него все равно создавалось впечатление, что он практически не спит по ночам. Каждый день он звонил Сьюзи, и разговор заканчивался его слезами. По словам одного из знакомых, «они как будто не могли жить вместе, но и не могли друг без друга».

Видя, насколько беспомощен и разбит ее муж, Сьюзи дрогнула. «Может бьггь, мне придется вернуться», — сказала она одному своему другу. Но так и не сделала этого. У них обоих были свои условия. Одно из ее условий заключалось в том, чтобы ее тренер по теннису переехал в Сан- Франциско. Сьюзи поселила его в крошечной отдельной квартире на той же улице, где жила сама. Тот думал, что все это временно и, как только Сьюзи получит развод, они поженятся³⁷.

Но Сьюзи и не думала разводиться. «Мы с Уорреном не хотим ничего менять», — говорила она, когда бойфренд спрашивал о ее планах. И речь шла совсем не о деньгах. К этому времени у нее было достаточно собственных акций Berkshire. Просто Сьюзи была человеком, который никогда ничего не вычеркивает из своей жизни, а лишь добавляет в нее, и она не видела поводов менять эту привычку.

Тем временем она постоянно созванивалась с Астрид Менкс. «Ты уже позвонила ему? Ты заходила к нему?»³⁸

Сьюзи четко видела свою цель. Астрид Беате Менкс родилась в Западной Германии в 1946 году, после того как ее родители уехали из Латвии, попавшей под контроль России. В возрасте пяти лет она приплыла с родителями и пятью родными братьями в Соединенные Штаты на перестроенном и полуразвалившемся военном корабле. Первое, что она увидела, когда корабль заходил в гавань, была возвышающаяся из тумана статуя Свободы.

Семью Менкс определили на проживание в Верделл, где они и жили на ферме с толстопузой печью. В доме не было ни электричества, ни удобств. Когда Астрид было шесть лет, семья переехала в Омаху Вскоре после этого, когда их матери поставили диагноз — рак молочной железы, Астрид и два ее младших брата отправились в Immanuel Deaconess Institute of Omaha, универсальный комплекс под руководством лютеранских монахинь, который включал в себя дом престарелых, приют для сирот, больницу, церковь и оздоровительное учреждение. Отец, который немного говорил по-английски, работал техником по обслуживанию оборудования, а дети жили в приюте. Мать Астрид умерла в 1954 году. К тринадцати годам Астрид уже поменяла три приемные семьи. «Не могу сказать, что я прекрасно себя чувствовала в приемных семьях, — рассказывала она, —

мне было уютнее в детском доме».

Окончив школу, Менкс поступила в Университет Небраски и училась там, пока у нее не кончились деньги. Некоторое время она работала в страховой компании Mutual of Omaha, а затем — в магазине женской одежды, притом что сама покупала одежду секонд-хенд. В конце концов она устроилась в ресторан, где нарезала по пятьдесят фунтов кабачков цуккини в день и готовила холодные закуски. Она жила в небольшой квартире в центре города, недалеко от работы, что было очень удобно, поскольку полагаться на ее проржавевший «шевроле» не было смысла³⁹.

У нее никогда не было больших денег, зато она знала всех в этом промышленном районе, где постоянно что-то ремонтировали, и помогала налаживать быт потенциальным художникам, беспризорникам и гомосексуалистам. Астрид была худой светлокожей блондинкой с тонкими чертами лица. Иногда она выглядела даже моложе своих 30 лет. Она всегда легко относилась к жизненным проблемам, но, когда Сьюзи Баффет познакомилась с ней, Астрид была подавлена, разбита и опустошена. И тем не менее, если речь заходила о том, чтобы позаботиться о ком-то⁴⁰, она могла дать Сьюзи сто очков форы, находясь при этом в любом состоянии.

Столкнувшись с непрекращающимися просьбами позвонить и навестить Уоррена, Менкс поначалу не совсем понимала, к чему стремится Сьюзи, и поэтому была немного напугана. И все же она решилась заехать к Уоррену, чтобы приготовить ему что-нибудь на ужин⁴¹. Она обнаружила, что комнаты его дома завалены книгами, газетами и годовыми отчетами. Уоррен, который был абсолютно неспособен что-либо делать без женского присутствия, отчаянно нуждался в заботе. Он пытался заполнить эту пустоту, водя Дотти в кино и встречаясь с другом семьи — разведенной Рути Мачмор. И все же он был одинок и несчастен, в эмоциональном плане чувствуя себя одиннадцатилетним мальчиком. Его нужно было кормить. Его одежду нужно было обновлять. Астрид была неназойливой и милой. Но, столкнувшись с проблемой, она знала, что нужно делать, а мудрая Сьюзи — чем все это закончится.

В конце концов Уоррен понял, почему Сьюзи ушла:

«Я вполне мог это предотвратить. Так не должно было произойти. Это была моя вина. По большому счету, все, что я делал в связи с уходом Сьюзи, и было моей самой большой ошибкой в жизни.

Но я не понимал этого. На девяносто пять процентов, а может быть, и на все девяносто девять это, без сомнений, была моя ошибка. Она прекрасно мне подходила, проблема была в том, что ей не подходил я. Это были односторонние отношения. Работа была для меня более интересной, чем наши отношения. Сьюзи ушла, потому что не чувствовала, что она мне необходима, а я должен был ей дать понять, что это не так. Поэтому я начал отходить на второй план. В течение долгих лет она поддерживала наш брак. Она практически в одиночку воспитала детей. И как ни странно, в то время я думал, что тоже уделяю всему этому достаточно внимания. Но оказалось, что это не так — затраченное каждым из нас время было несоразмерным. И когда дети выросли, она потеряла свою работу.

Она могла делать все что хотела. Она работала добровольцем в различных организациях, но в конце концов поняла, что это не для нее. Она не хотела быть похожей на жен большинства видных людей. Ей не нравилось быть видной женщиной только потому, что она жена видного мужчины. Она любила общаться с людьми, и они отвечали ей взаимностью.

Она любила меня и все еще любит, и у нас невероятные отношения. И все же... Этого не должно было случиться. И это полностью моя вина».

Однако вне зависимости от того, насколько сильной была его душевная боль, Уоррен обнаружил, что может с ней справиться. И в конце концов он вернулся к ролям, которые подходили ему лучше остальных, — учителя и проповедника. Пока что у него еще оставались его ум и репутация, а значит, люди прислушивались к нему так же, как прежде.

Зимой 1978 года Баффет с новыми силами взялся за написание ежегодных писем. Предыдущее письмо представляло собой краткий, информативный отчет о том, как идут дела. Теперь же он решил превратить традиционный эпистолярный жанр в своего рода лекцию и включить в него такие вещи, как рассказы об измерении эффективности управления, принятии неправильных инвестиционных решений на основе краткосрочного дохода, основах страхового бизнеса, а также своем друге Томе Мерфи, руководившем компанией Cap Cities. Его потребность в близости другого человека в это время достигла невообразимых размеров. Он предложил Кэрол Лумис заняться редактурой его писем в надежде развить с ней дружеские отношения. Она ездила к нему в Нью-Йорк, они вместе пытались придумать, как донести его мысли и уроки до людей, которые продолжали верить в него, — акционеров Berkshire Hathaway⁴².

Глава 42. Золотая медаль

Омаха и Буффало • 1977-1983 годы

К началу 1978 года, заручившись согласием со стороны Сьюзи, Астрид Менкс начала время от времени приходить в дом на Фарнэм-стрит — приготовить обед и помочь по хозяйству Сьюзи часто звонила Астрид, чтобы поприветствовать ее и сказать: «Спасибо тебе за то, что ты так о нем заботишься». Постепенно отношения с Менкс переросли для Баффета в нечто большее, особенно после того, как Уоррен окончательно понял, что Сьюзи к нему не вернется.

Поначалу Баффет и Астрид проводили время в ее уютном домике в старом складском районе. В мае она переехала к нему, отказавшись от квартиры, где время от времени принимала на ночлег представителей богемы Омахи. К тому времени, когда Питер вернулся домой из Стэнфорда, она уже выращивала помидоры в саду дома на Фарнэм-стрит и ходила по магазинам в поисках пепси со скидкой. После стольких месяцев сложных отношений она оставалась невозмутимой: «Я никогда не задумывалась о том, что происходит, — говорит Астрид. — Это было так естественно»¹.

Астрид «просто исчезла» со сцены городской жизни, говорил один ее знакомый². Поначалу, знакомясь с ней, друзья Баффета недоумевали. Она была на 16 лет моложе Уоррена и родилась в семье рабочих. Тем не менее она знала все, чего не знал Баффет, о высокой кухне, о прекрасных винах, вилках для устриц и поварских ножах.

В отличие от Сьюзи, любившей тратить деньги и предпочитавшей все новое и современное, Астрид часто посещала мелкие лавки в поисках недорогого антиквариата. Она гордилась тем, что тратит мало денег на свой простой гардероб. Астрид была настолько бережливой, что по сравнению с ней даже сам Баффет выглядел мотом. Она была привязана к дому намного сильнее Сьюзи. Ее интересы — готовка, уход за садом, поиски дешевых товаров — казались слишком приземленными по сравнению с широкими и постоянно развивавшимися вкусами жены Уоррена. Несмотря на свою скромность, Астрид обладала прямолинейностью и достаточно провокатив-ным умом, который никак не походил на мягкое чувство юмора, присущее Сьюзи, и ее искренний, теплый интерес к другим людям. Приземленная Астрид была полной противоположностью и утонченной патрицианке Кей Грэхем.

Появление Астрид внесло изменения и в другие связи Баффета. Этот необычный треугольник вступил в противоречие с религиозными убеждениями Лейлы и ее чувством приличия, хотя при этом она мало контактировала с сыном и не имела на него никакого влияния. Питер же, с другой стороны, знал, что его отец нуждался в общении. Он был воспитан так, чтобы во всем происходящем в первую очередь видеть хорошее, поэтому не тяготился этой ситуацией. Хоуи был в бешенстве. Сьюзи- младшая столкнулась с классической проблемой отношений с мачехой — свою роль сыграл и барьер в отношениях с отцом, и невозможность принятия никого другого на месте матери. А Глэдис Кайзер, основную защитницу покоя Уоррена, которая охраняла дверь его офиса, отвечала на телефонные звонки и управляла его расходами (а теперь еще и расходами Большой Сьюзи), появление Астрид напрягало и сердило³.

Сама же Сьюзи пребывала в состоянии шока. Это не было похоже на стресс, возникавший ранее из-за того, что и у нее самой, и у мужа было множество плохих привычек. Ей казалось, что зависимость Уоррена от нее была абсолютной, как он мог связаться с кем-то еще? Она не знала, что и думать. Уоррен всю жизнь искал идеальную «Дейзи Мей», а Астрид делала для него все, что он хотел: заботилась о доме, стирала белье, готовила еду, покупала пепси, делала ему массаж головы, отвечала на звонки и общалась с ним ровно столько, сколько нужно. Астрид никогда не указывала ему, что делать, и ничего не просила — ей было вполне достаточно просто находиться рядом с ним. Предыдущая «Дейзи Мей» — Большая Сьюзи — покинула Омаху отчасти из-за того, чтобы избавиться от непрекращающихся просьб Уоррена. Смирившись с произошедшим, она приняла все как есть, что отчасти даже упростило ей жизнь — правда, не до конца. Сьюзи по своей природе всегда стремилась к обладанию. И хотя сама она часто распыляла свои симпатии, ей не хотелось, чтобы Уоррен вел себя так же.

Осколки жизни Баффета начали вновь соединяться в какое-то подобие целостности. Однако теперь он понял, что Сьюзи была права, настаивая на том, что сидеть в комнате и зарабатывать деньги — не самый лучший способ прожить жизнь. Он начал видеть, как много упустил прежде. Будучи достаточно дружелюбным со своими детьми, он, в сущности, не знал их глубоко, как следовало бы отцу. За шутками типа «Кто это? Это твой сын!»⁴ скрывалась горькая истина: теперь ему предстояло потратить несколько десятилетий на восстановление связи с детьми. Да и в этом случае не все в их отношениях было обратимо. В возрасте 47 лет Уоррен начал пожинать горькие плоды своих потерь⁵.

Он, высоко ценивший честность, был совершенно откровенен насчет своих отношений с Астрид. О них знали все (за исключением Дока Томпсона). И Сьюзи, и Астрид предпочитали не распространяться на эту тему, замечая лишь, что симпатичны друг другу. Уоррен сделал по этому поводу единственный публичный комментарий: «Если бы вы близко знали людей, вовлеченных в эту ситуацию, то поняли бы, что все устроилось совершенно идеальным способом». Это было вполне справедливо, особенно принимая во внимание, что события могли приобрести и иной оборот. В этом смысле ситуация чем-то напоминала происходившее с кумиром Уоррена — Беном Грэхемом.