Часть первая 69 страница

— и очередной миллион долларов. Человек, считавшийся хладнокровнейшим финансистом, становился отзывчивым и сентиментальным, когда дело касалось его дочери, с которой он с годами становился все более близок и от отношений с которой теперь очень зависел. Он носил кольцо в кармане уже пару недель, иногда доставал и рассматривал. Его глаза влажнели, когда он представлял себе реакцию дочери. Сьюзи-младшая, увидев кольцо, обняла его и заплакала.

Пока они обнимались, юридическая контора Milberg Weiss и Уильям Грэй из Orbis уже начали добиваться признания голосования недействительным. Грэй добился права провести аудит бюллетеней. Суд штата Делавэр подтвердил результаты голосования. Потерпев поражение, Orbis и Milberg Weiss обратились к судье суда округа Блаунт в Теннесси Дэйлу Янгу с требованием задержать исполнение сделки. Пока Orbis вместе с Milberg Weiss обивали судебные пороги, Клэйтоны тоже не теряли времени даром.

7 августа, в день, когда поглощение компании должно было формально окончательно завершиться, юристы Clayton с рассвета стояли у дверей секретаря штата, чтобы передать необходимые документы. К половине восьмого утра все было кончено³⁰.

Как только сделка вступила в силу, Milberg Weiss и Orbis в спешном порядке подали иск в апелляционный суд Теннесси. Апелляционный суд согласился и временно заблокировал слияние, которое уже было закончено. Это решение не позволило Berkshire перевести деньги по сделке. Апелляционный суд дал суду низшей инстанции задание вынести в течение двух недель свое решение по нескольким спорным вопросам. Milberg Weiss потребовала от Clayton предоставления документов, один только перечень которых составил 18 страниц. Юристы и сотрудники компании работали над ним почти круглые сутки.

У Кевина Клэйтона как раз в это время родилась дочка, страдавшая от колик из-за аллергии на белки. «Мы испробовали двадцать семь молочных смесей, пока не нашли подходящую — не ближе чем в Лондоне, — рассказывал Клэйтон. — К тому же из-за стресса у меня появился герпес. Я позвонил отцу и сказал: “Папа, все это очень тяжело”. А он ответил, что в моем возрасте у него от стресса вообще парализовало левую половину лица. Потом я позвонил Уоррену, а он сказал: “Ты знаешь, Кевин, когда я был моложе, я потерял из-за стресса большую часть своей шевелюры”. В общем, я не услышал слов сочувствия ни от одного из них».

18 августа судья Янг распорядился, чтобы дело рассмотрел суд присяжных. Clayton немедленно подала апелляцию.

Торговля акциями Clayton уже две недели как прекратилась, а Berkshire не могла выплатить деньги, потому что дело мариновалось в апелляционных инстанциях. Сорок тысяч акционеров ждали деньги от Berkshire Hathaway. Один миллиард 700 миллионов оставались на счету в банке, принося Berkshire проценты по вкладу.

Баффет получил факс от семейной пары, которую выселяли из дома за долги. Им нужны были деньги за акции Clayton, чтобы оплатить ипотеку. Заплатите то, что можете, предложил им Баффет, и просто объясните ситуацию. Скорее всего, этого будет достаточно, чтобы избежать выселения.

«Все это напоминает сериал Perils for Pauline¹'», — сказал он.

Тупиковая ситуация сохранялась почти две недели. В конце концов, когда наступил сентябрь, суд не нашел «ни толики доказательств» того, что Клэйтоны манипулировали процессом голосования. Через шесть дней Milberg Weiss подала апелляцию в Верховный суд Теннесси. Баффет не мог поверить своим глазам, точнее, не мог бы, если бы на месте Milberg Weiss была какая-то другая юридическая контора. Они все еще пытались отменить сделку. Но было очевидно, что на этом деле они не заработают больших денег. Баффет задумался над тем, кто будет оплачивать их работу. Копировальные машины у юристов Clayton работали до позднего вечера, выдавая все новые и новые документы и распечатывая счета за адвокатские услуги. Баффет пришел к выводу что Milberg Weiss столь настойчива в своих попытках, поскольку рассчитывает, что Баффет заплатит за то, чтобы от него отстали. Он поговорил с Кевином Клэйтоном. «Никогда!» —

воскликнул тот.

Баффет задумался о том, что Верховный суд Теннесси может стать первым в истории США судом, отменившим слияние компаний, которое уже завершено. Судьи, которые тоже явно пришли к этой мысли, предпочли отклонить апелляцию.

St Paul, страховая компания Clayton, хотела заплатить за урегулирование последнего из оставшихся исков акционеров, поданных Milberg Weiss, 5 миллионов долларов. Клэйтонам и Баффету была ненавистна сама мысль о необходимости платить что-то людям, которых они считали грабителями в масках и адвокатами-стервятниками. Акционерам от выигранного иска досталось бы совсем немного, от силы 5 центов на акцию. Большую часть денег получили бы юристы. Страховщики возражали, что если не заплатить эти деньги, то расходы компании будут еще больше. С чувством, что приходится платить выкуп за заложника, они согласились и заплатили. Так закончилась битва за покупку Clayton Homes.

Однако вскоре стало очевидно, что продажи мобильных домов расти

не будут. И Баффет сделал свое приобретение далеко не в самое лучшее для себя время. На самом деле в тот момент, когда Ян Джейкобс вернулся со своим отчетом, резкое падение производства домов только начиналось. Цена, которая прежде выглядела такой низкой, теперь казалась неоправданно завышенной. Для исправления ситуации Баффет и Кевин Клэйтон стали скупать портфолио плохих кредитов. Чтобы сделка с Clayton заработала, нужны были абсолютно четко выверенные маневры.

Глава 58. Баффетирование

Омаха • лето—осень 2003 года

В сентябре Баффет находился в состоянии радостного возбуждения. Журнал Fortune назвал его самым влиятельным человеком в бизнесе. Под восторженные охи и ахи он продал с аукциона за 210 тысяч долларов свой потертый бумажник, в котором находился совет, куда вкладывать деньги. Вырученные средства Уоррен передал Girls Inc., некоммерческой организации, которой помогала Сьюзи-младшая. Потом он продал с аукциона eBay самого себя — точнее, обед в своем присутствии на восемь человек. Заработанные деньги должны были пойти на нужды мемориальной церкви Glide в Лос-Анджелесе, главного благотворительного проекта его жены. В церкви Glide во время службы можно было пройти тест на СПИД, церковь организовывала похороны для геев, которых отвергли семьи и другие церкви. Паролем преподобного Сесила Уильямса, возглавлявшего ее, было словосочетание «безусловная любовь». Сьюзи превратила эти слова в мантру, и даже Уоррен время от времени использовал их. В Glide были рады всем — проституткам, наркоманам, алкоголикам, бродягам¹. Самое высокое из 50 предложений на eBay за два часа в компании Уоррена Баффета составило 250 тысяч 100 долларов, то есть больше, чем за подсказку, лежавшую в его бумажнике. Через несколько дней художественное изображение завернувшегося в тогу Баффета, спускающегося с Олимпа, появилось в журнале Forbes в качестве иллюстрации к списку самых стильных миллиардеров. Хотя миллиардеры в это время становились уже довольно обычным явлением, конкуренция за право быть включенным в список самых стильных была относительно невысокой. И Баффет никогда бы не рассматривался даже в качестве претендента, если бы его персона не обладала невероятной популярностью

— публикация его фотографий обеспечивала хорошие продажи любому журналу. Более того, обе Сьюзи были приглашены выступить в начале октября с речью о благотворительности на встрече самых влиятельных женщин по версии Fortune. Их аудиторию должны были составить самые известные женщины Америки — CEO, предприниматели и другие дамы, добившиеся заметных успехов в самых разных областях. Баффет был крайне воодушевлен признанием, которого удостоились его жена и дочь, и особенно тем фактом, что они будут выступать вместе.

В пятницу вечером, перед началом конференции, Сьюзи позвонила Уоррену, чтобы сообщить, что приедет на день позже, потому что на понедельник у нее назначена биопсия. Пародонтолог перед этим осматривал ее в июне. Осмотр был перенесен с мая из-за того, что в тот момент у Сьюзи была непроходимость, язва пищевода и малокровие. Пародонтолог обнаружил у нее маленькие пятнышки в полости рта и отправил к специалисту. Прошло целых два месяца, пока много путешествующей Сьюзи и занятому специалисту удалось согласовать время осмотра. Несмотря на договоренность, Сьюзи почти отменила осмотр ради поездки в Gates Foundation.

«Нет, нет, нет, нет, нет! Вы ничего не отменяете!» — сказала Кэтлин

Коул. Для Коул было совсем нетипично открыто перечить своему другу и боссу. Но на этот раз она настояла: «Вы должны пойти!»²

Во время осмотра доктор Дебора Гринспен ошупала шею Сьюзи и нашла на одной стороне лимфатические уплотнения. Она убедила Сьюзи пройти в ближайший понедельник осмотр еще у одного специалиста, доктора Брайана Шмидта, и сделать биопсию. Похоже, что вопрос о биопсии нисколько не взволновал Сьюзи. Она хотела отложить и ее, чтобы не пропустить конференцию Fortune. «Я должна это сделать», — сказала она Кэтлин, имея в виду свое предстоящее выступление. Однако доктор Шмидт переносить биопсию отказался³.

Баффет внешне спокойно воспринял это известие, но на самом деле был очень взволнован и испуган. Через несколько часов после звонка Сьюзи он долго довольно бессвязно разговаривал с кем-то по телефону, убивая время после возвращения домой. За несколько секунд до начала партии в бридж он как бы случайно, но низким серьезным голосом произнес в трубку: «Кстати, в понедельник у Сьюзи биопсия».

«Из-за чего?!» — спросил его шокированный собеседник.

«У нее во рту что-то нашли, — ответил он. — Ладно, до скорого!» И повесил трубку.

Сьюзи сделали биопсию. Она выступила на конференции, а потом полетела в Декатур в гости на ферму к Хоуи, чтобы повидаться с внуками, пособирать урожай на комбайне, а потом отправиться в Сан-Франциско. Вспоминая прошлое, Хоуи думал про себя: «Ничего себе... Она все время говорила о том, чтобы приехать к сбору урожая, но до сих пор никогда этого не делала»⁴. В тот момент он не заметил ничего необычного, потому что мать вела себя так же, как и всегда⁵.

Растущее беспокойство Уоррена проявлялось в присущей ему манере: он повторял одни и те же вопросы и утверждения, но, когда его спрашивали, волнуется ли он, отвечал отрицательно.

В пятницу Сьюзи и Кэтлин Коул отправились в медицинский центр USC, чтобы узнать результаты биопсии. По-прежнему казалось, что Сьюзи не обращает внимания на серьезность ситуации. Когда они приехали к доктору Шмидту, Сьюзи сказала Кэтлин: «Ты такая нервная, почему?»

«О господи, — подумала Кэтлин. — Понимает ли она, что новости могут быть плохими?»

Принявший их доктор сказал, что у Сьюзи рак горла в третьей стадии. Диагноз ее поразил. «Она выглядела так, будто в нее ударила молния, — вспоминала Коул. — Похоже, она даже не рассматривала возможности

подобного развития событий»⁶.

Сьюзи сначала заплакала, но затем, в привычной для себя манере, взяла себя в руки. И стала опять обсуждать проблемы всех, кроме самой себя. Она позвонила Уоррену. Он почти ничего не сказал в ответ. Она набрала номер Сьюзи-младшей и попросила: «Позвони отцу. Он будет в ужасном состоянии». Потом она приехала домой и опять поговорила с Уорреном, а затем со Сьюзи-младшей, Хоуи и Питером⁷. К этому времени она уже порылась в Интернете⁸. Позвонив Баффету, она сказала: «Не заходи на сайты с информацией о раке горла».

Ежегодно рак горла обнаруживают всего у 34 тысяч людей, но он убивает больше 8 тысяч из них. Часто безболезненный, но быстро разрастающийся, он страшнее меланомы, рака мозга, печени, матки и лимфатоза⁹. Он особенно опасен, потому что его обнаруживают обычно тогда, когда он переходит в лимфоузлы. В этот момент злокачественные клетки уже распространяются на другие ткани и органы. Человек с раком горла подвергается серьезному риску развития и других злокачественных опухолей. У выживших в первом бою с этим заболеванием риск рецидива в 25 раз выше, чем у других.

Не менее 90 процентов заболевших — заядлые курильщики или люди, употребляющие бездымный табак. В сочетании с алкоголем курение вызывает еще больший риск заболевания. Но Сьюзи Баффет никогда не курила и не пила. Серьезных факторов риска в ее жизни не было. То, что у нее была третья стадия рака, означало, что болезнь распространилась по крайней мере на один лимфатический узел, но еще не успела продвинуться дальше.

Сьюзи вернулась в свою квартиру с видом на мост «Золотые ворота». Все стены ее жилища был увешаны сувенирами, привезенными из поездок, подарками от друзей, дорогими ей произведениями искусства. Женщина, которая никогда и никому не рассказывала о своих проблемах, стала говорить: «Я прожила прекрасную жизнь, мои дети выросли, я увидела своих внуков. Мне нравится жить, но я сделала свое дело и я больше не нужна».

«Будь моя воля, — сказала она Кэтлин, — я бы поехала на виллу где- нибудь в Италии и тихо умерла». Больше самой смерти она боялась, что это будет медленная, болезненная смерть. Но отказ от борьбы означал для нее предательство людей, которые были для нее важны и которые десятилетиями были частью ее жизни. На операцию она согласилась прежде всего ради Уоррена. В то же время она сказала Кэтлин и ее другу

Рону Парксу, что пока не решила, будет ли проходить курс облучения, который является стандартной процедурой для уменьшения уровня риска рецидива. Этот риск был высоким. По каким-то причинам, возможно, из- за состояния шока, в котором она пребывала, Сьюзи не понимала всю важность этой процедуры¹⁰.

На следующее утро, когда они обсуждали планы на ближайшее будущее, Сьюзи по необъяснимой причине отказалась одобрить покупку оборудования, которое было необходимо, чтобы сделать ее квартиру доступной в послеоперационный период. Кэтлин хотела сделать специальное приспособление у лифта, чтобы иметь возможность поднимать ее в коляске по лестнице в квартиру, расположенную в верхней части здания. Сьюзи не хотела об этом слышать. Кэтлин посчитала, что все это вызвано шоком, и позвонила Сьюзи-младшей. Та посоветовала не обращать внимания на возражения матери и самой сделать необходимые приготовления.

Тем временем ошеломленный Уоррен погрузился в пучину текущих дел, как он всегда поступал в моменты кризисов. Вместе с очень расстроенной Астрид он сходил на матч «Небраски» по футболу, который проводился в Линкольне. На следующее утро отправился в Сан- Франциско, где ему сказали, что операцию Сьюзи надо сделать в течение ближайших недель. Врачи давали пятидесятипроцентный прогноз, что она проживет еще пять лет. Значительную часть челюсти и все или почти все зубы придется удалить. Больше месяца после операции ее придется кормить через трубку, которую введут через нос прямо в желудок. Все это время она не сможет разговаривать, операция, возможно, изуродует ее лицо. Сьюзи сказала Уоррену кое-что еще — ей было страшно, что после операции ее начнут пугаться собственные внуки. Было решено, что на следующей неделе она отправится в Нью-Йорк, чтобы получить подтверждение о необходимости операции у специалистов онкологического центра Memorial Sloan-Kettering. Но это, скорее, было формальностью.

Вернувшись в Омаху, Уоррен беспрерывно говорил по телефону, играл в бридж в Интернете, работал, обдумывал план своей встречи с издателем Wall Street Journal Карен Эллиот Хаус. У Баффета уже было несколько столкновений с газетой. Все началось в 1992 году со статьи, в которой он был назван «жестким рафинированным парнем под маской общительного оракула». Хаус собиралась приехать — то ли для того, чтобы уладить отношения, то ли затем, чтобы предложить купить оказавшуюся в трудной ситуации газету. Но Уоррен не переставал думать о Сьюзи, упоминая о ней даже в коротких разговорах. В ближайшие месяцы он собирался проводить в Сан-Франциско каждые выходные. Не представляя, чем все это закончится, он старался дать ей то, что она сама дала бы ему, если бы они поменялись местами. «Я был уверен, — говорил он, — что она нуждается в моем присутствии». И, конечно же, он и сам нуждался в ней.

Встреча с Хаус ни к чему не привела. Никто никого не убил, газету Баффет покупать не собирался. До конца недели каждое утро он начинал в «грозовом» настроении — явный признак того, что он плохо спал. В течение дня он оживлялся. Кроме Дебби Боса-нек и еще нескольких человек, никто в Berkshire Hathaway не знал, что происходит.

В ту неделю он редко покидал свой уголок напротив копировальной комнаты и двух кабинетов для хранения документов, проводя большую часть времени в телефонных разговорах со Сьюзи. Вначале она не осознавала всю серьезность предстоящей операции, частью которой могла стать трансплантация костных тканей из ее ноги. Хирурги не знали точно, насколько будет затронута значительная часть лица, но надеялись сохранить язык. Самым страшным для нее было то, что она уже никогда не сможет петь. Она обсудила операцию со своим бывшим зятем Алленом Гринбергом, которому в прошлом не раз приходилось вызывать «скорую помощь» для своего друга, босса и бывшей тещи. Зная, как тяжело Баффет переживает болезнь своей жены, Гринберг ни разу не упомянул о Сьюзи, когда пришел докладывать ему о проектах своего фонда.

Уоррен не хотел много знать о болезни жены, но о том, что ему было известно, он говорил постоянно. «У них команда из пяти человек, и все это займет не меньше десяти часов. У нее лучшее медицинское обслуживание в мире. Хоуи написал ей письмо — ни одна мама не получала такого замечательного письма. Для нее многое делается. Но это будет страшное испытание. Они сообщили ей массу информации, но она знает, что мне не нужны детали. Она рассказала мне только то, что, как она думает, я смогу пережить. Доктора наверняка уверены, что я сумасшедший, потому что не разговариваю с ними напрямую. Но мне это не по силам, поэтому она делится со мной только самым важным».

Через несколько дней Сьюзи прилетела в Омаху за дочерью, чтобы вместе отправиться в онкологический центр Memorial Sloan-Kettering и узнать мнение специалистов. Анализы показали, что признаков дальнейшего распространения рака нет — это была хорошая новость. Они вместе вернулись в Омаху, Сьюзи собиралась провести выходные там. Но в Омахе у нее случился новый приступ резкой боли в брюшной полости — меньше чем через пять месяцев после последнего рецидива непроходимости, из-за которой Баффеты не смогли поехать в мае в Африку. Ей пришлось остаться у дочери. Благодаря большой дозе обезболивающих средств удалось избежать госпитализации, которая всегда требовалась в подобных случаях.

Измученный и бледный, Баффет еле добрался до офиса, а в середине недели уехал в Атланту на собрание совета директоров Coca-Cola. Ко времени его возвращения Сьюзи стало лучше, и она отправилась в гости к Астрид. Увидев Сьюзи, Астрид разрыдалась, и Сьюзи вновь пришлось заняться привычным делом — успокаивать другого человека.

После того как уик-энд кончился, Сьюзи улетела обратно в Сан- Франциско, и Баффет опять помрачнел. Голос его стал скрипучим — было очевидно, что у него бессонница. У него не выходила из головы предстоящая через несколько дней встреча

Buffet Group, которая проводится раз в два года. Доктора Сьюзи не хотели, чтобы она ехала на эту встречу в Сан-Диего. Получалось, что впервые с 1969 года ему придется ехать одному. Приехать не смогла не только Сьюзи, но и его друг Ларри Тиш, давний партнер и глава Loews Corporation. Он умирал от рака желудка.

Баффет, без сомнения, беспрерывно думал о том, во что выльется для него поездка на эту встречу без Сьюзи. Известие о ее болезни наверняка вызовет всеобщее возбуждение, потому что многие узнают об этом перед самым заседанием. Пять дней ему придется отвечать на вопросы о жене, принимать выражения сочувствия, контролировать свои эмоции. Он должен будет сыграть роль церемониймейстера, проявлять постоянный интерес к происходящему, не допуская фальшивых нот. Баффет достиг такой степени совершенства в искусстве самообособления, что оно уже стало его второй природой — но в нынешних обстоятельствах все равно ему пришлось бы очень трудно. Возвращаясь по вечерам в гостиницу, он лежал в темноте, предаваясь своим мыслям и мечтам.

«Мне снится много снов, — сказал он перед отъездом в Сан-Диего, и многие из этих снов тревожили его. — У меня в голове целый мультиплекс. Это полностью занимает мое внимание». В тот вечер он заказал себе клубный сэндвич на обед и съел его в офисе, разделив с одним из своих гостей. Он пытался любым способом убить время до появления Шэрон, способной отвлечь его игрой в бридж. За едой завязался долгий разговор. Вначале он касался проблем бизнеса и политики, но в конце концов наружу выплеснулось то, что бурлило внутри все эти дни, — операция состоится вскоре после того, как пройдет нынешнее собрание.

На ничтожную долю секунды в его глазах мелькнуло удивление.

Потом его лицо сморщилось, и он закрыл его ладонями. Плечи задрожали, и он стал сползать со стула вперед, как башня, треснувшая при землетрясении. Сухие, резкие, тяжелые всхлипы, похожие на тихие стоны, вырвались из его груди. Никаких утешений в этот момент для него найти было невозможно.

Постепенно всхлипы закончились. Они опять заговорили о Сьюзи. Время от времени он начинал тихо плакать — так продолжалось два часа. Уоррен боялся страданий, через которые ей предстояло пройти. Она сильнее, чем он. Ему тяжело от той боли, которая на нее обрушится. Еще тяжелее было то, что она могла принять смерть как естественный исход и перестать бороться с тем упорством, на которое способна. Баффета пугала перспектива потерять Сьюзи. Переворачивались его представления о том, что составляет основу его бытия. Он всегда полагал, что никогда не будет одиноким, потому что она его переживет. Он всегда считал, что может положиться на ее мудрость и ее суждения при принятии любых важных решений. Он всегда был уверен, что она возглавит его фонд после его смерти. Что она сохранит мир в их семье, если его не будет. Она позаботится об Астрид, урегулирует любой конфликт, успокоит каждого, кто будет обижен. Она так организует его похороны, что их запомнят все. Но больше всего он рассчитывал, что Сьюзи останется рядом до самого его конца, будет сидеть рядом и держать его за руку, чтобы облегчить страдания и страх приближающейся смерти, как она сделала это для стольких людей. Первый раз в жизни Уоррен представил себе, что все может произойти по-другому. Это было настолько невыносимо, что через секунду он прогнал от себя эти мысли. Он был уверен, что доктора позаботятся о Сьюзи и она будет жить. Когда Баффет выходил из своего кабинета, чтобы отправиться на игру в бридж, он был в мрачном настроении, но спокоен и собран.

На следующее утро он отправился в Сан-Диего. На конференции Buffett Group Баффет предстал подавленным, но не отчаявшимся. Он председательствовал в течение трех дней заседаний и встреч, которые включали обед в доме Гейтсов, доклад Билла Руана о проекте по улучшению качества школ в Гарлеме, лекцию Джека Бирна о смене поколений в руководстве компаний и рассказ Чарли Ман-гера о жизни Эндрю Карнеги, выдающегося предпринимателя, который считал, что тот, кто умирает богатым, умирает в позоре. Хоуи Баффет говорил о том, что заставляло его делать вошедшие в его книгу «Материя жизни» фотографии, на которых запечатлены изможденные страшной нищетой африканцы. Джеффри Кован, декан Анненбергской школы коммуникаций в

Университете Южной Калифорнии, выступил с докладом «От молодых идеалистов до старых бюрократов», посвященным старению тех, кто составляет так называемое «молчаливое поколение», людей, родившихся в 1930-е — начале 1940-х годов (а таких в зале было большинство)¹¹.

Пока Уоррен был в Сан-Диего, Астрид проводила время в спа Canyon Ranch в Та-сконе, куда он ее отправил. Астрид была расстроена состоянием Сьюзи, и Уоррен настоял, чтобы она поехала куда-нибудь отдохнуть и отвлечься. Поначалу Астрид отказывалась. Баловать себя отдыхом в роскошной гасиенде было для этой женщины, не особо заботившейся даже о педикюре, все равно что фигуристке-любительнице попытаться сделать тройной тулуп. У нее даже не было косметички, для поездки на знаменитый курорт она взяла с собой только несколько футболок. Когда Астрид приехала и пошла на ланч, то попросила у персонала дать ей пластиковую коробку, чтобы положить туда остатки недоеденного сэндвича с индейкой. Одна из сотрудниц пыталась составить для нее план процедур. Когда она спросила Астрид, что ее беспокоит, та ответила, что ее беспокоит состояние подруги Сьюзи. Похоже, ее собеседница сразу поняла, что имеет дело с одной из тех женщин, которые думают о других, забывая о себе. Она мягко уговорила Астрид согласиться на расслабляющие процедуры. Астрид ходила на прогулки, взяла пару уроков йоги, кулинарии и гольфа, ей делали массаж и чистку лица. Она ворчала по поводу такой неустанной заботы, но, к собственному удивлению, хорошо пережила эту заботу и даже пришла к выводу, что все это не так уж страшно.

Со встречи в Сан-Диего Баффет прилетел в Сан-Франциско накануне дня операции. На этот день у него было запланировано совещание по маркетингу в Netjets, и он решил было идти на него, но Сьюзи-младшая, посчитавшая это попыткой уклониться от неприятных занятий, сказала, что он обязан приехать в Сан-Франциско. С большой неохотой Баффет присоединился к семейному ужину в квартире Сьюзи. Все вели себя так, как им свойственно. Сьюзи, которой теперь не надо было ни о ком заботиться (кроме себя самой), не хотела обсуждать с семьей то, что она чувствует по поводу предстоящей операции, и занимала себя телефонными разговорами. Уоррен большую часть вечера провел, уставившись в экран компьютера, играя в вертолетный симулятор.

Рано утром на следующий день в сопровождении семьи Сьюзи прибыла в Медицинский центр Калифорнийского университета в Сан- Франциско, где технические работники поставили ей капельницу и нарисовали маркером на левой ноге огромный овал от колена до лодыжки.

«Это чтобы указать место, где при необходимости нужно будет сделать разрез, чтобы взять костные ткани для пересадки», — объяснили они. Хирург доктор Ислей сказал, что примерно через полтора часа он выйдет из операционной, чтобы сказать точно, насколько распространилась опухоль.

Сьюзи вместе с дочерью пошла в туалетную комнату и плотно закрыла за собой дверь. Ей не хотелось, чтобы Уоррен услышал то, что она сейчас скажет. «Послушай, — произнесла она, — он слабак. Ты должна понять: если выяснится, что опухоль разрослась, то операцию надо прекратить. Я очень боюсь, что он прикажет им все равно продолжать операцию, потому что не хочет, чтобы я умерла».

В восемь часов утра Сьюзи уже была на операционном столе, а ее семья в ожидании известий расположилась в холле больницы, где другие люди коротали время за просмотром телевизора, пока их близким проводили операции. Уоррен делал вид, что читает газету. Время от времени он сворачивал ее, подносил ее к лицу, прикрывая руку, которой смахивал слезы. Потом разворачивал газету снова.

Доктор Ислей вернулся через сорок пять минут. Рак был найден в двух лимфоузлах, но дальше не распространился. Это было хорошей новостью. Будут удалены только ткани нижней внутренней части щеки и треть языка, пересадка костных тканей не потребуется. Когда доктор Ислей ушел, Уоррен начал спрашивать: «Суз, он говорил, что для того, чтобы выяснить все это, нужно полтора часа? Он что, опять придет? Ты уверена? Они точно знают?» Всякий раз Сьюзи уверяла его, что они уже получили точный ответ, но через несколько минут он опять начинал спрашивать: «Как же они смогли так быстро все узнать?» Он все время повторял: «Мне это не нравится. Наверное, он придет опять»

Через 16 часов Сьюзи была в реанимации, она дышала через трахеотомическую трубку. Ее левая рука была перемотана от запястья до локтя — врачи взяли с нее кожные ткани для пересадки внутрь рта. Из-за удаления части языка кормить ее приходилось через специальную трубку, которая была вставлена в нос и вела прямо в желудок. Она постоянно кашляла, и докторам приходилось часто прочищать трахеотомическую трубку, чтобы ничто не мешало дыханию¹².

На следующее утро дочь сказала Уоррену: «Ты должен подготовить себя к тому, что увидишь. Это очень тяжело». Уоррен собрался с силами и вошел в комнату Сьюзи. Он знал, что если она увидит малейшую дрожь на его лице, то поймет, как обезображено ее лицо. Огромным усилием воли он заставил себя посидеть немного рядом с ней. После этого Сьюзи- младшая посоветовала отцу и братьям возвращаться домой — в тот день они уже ничего не могли больше сделать для Сьюзи. Уоррен, попытавшийся запихнуть свои чувства в «ящик Пандоры» на то время, пока был со Сьюзан, выйдя из палаты, дал им волю и, как он сам признавался, «два дня проплакал».

На все последующие выходные он прилетал в Сан-Франциско. Потом, перед самой выпиской Сьюзи, он слетал в Джорджию, где выступил перед студентами Georgia Tech. Уоррен мало говорил о бизнесе, однако затронул много других знакомых ему тем. Он рассказал легенду о джинне, много говорил о филантропии. Баффет сказал, что лучшая инвестиция, которую они могут сделать в жизни, — это инвестиция в самих себя. Он рассказал о своем герое Бене Грэхеме и посоветовал быть осторожными в выборе героев, потому что их роль для будущего крайне важна. Он посоветовал студентам работать только на тех людей, которыми они восхищаются.

Студенты спросили, что в его жизни было главным успехом и главным провалом. В этот раз он стал говорить не об ошибках в бизнесе, связанных с бездействием. Вместо этого он сказал:

«В моем возрасте жизненный успех измеряется тем, какая часть людей, от которых ты ждешь любви, тебя действительно любит. Я знаю людей, у которых много денег, которые устраивают званые благотворительные обеды, в их честь называют больницы. Но на самом деле их никто не любит. Если вы доживете до моего возраста и никто не будет думать о вас хорошо, то неважно, сколько денег у вас на счету. Ваша жизнь превратится в катастрофу.