Часть первая 65 страница

Сьюзи-младшая поехала в госпиталь, чтобы встретиться с Доном и Гербертом. Уж она-то знала, что ее отец не мог быть помощником в подобных ситуациях. Большая

Сьюзи в 1997 году перенесла катетеризацию сердца. Уоррен тогда полетел в Сан-Франциско, чтобы побыть с ней, но когда Кэтлин Коул позвонила и сказала, что со Сьюзи все в порядке, он развернул самолет и улетел обратно в Омаху. С тех пор Сьюзи часто попадала в больницу, то с болезненными спайками в брюшной полости, то с закупоренным кишечником. В 1999 году ей удалили желчный пузырь. За все годы Уоррен

ни разу не смог превозмочь себя и побыть в госпитале с женой¹³.

Вскоре после того как Дон и Герберт приехали в госпиталь Святого Луки, рентгенолог сделал снимок. Доктор Хэрш посмотрел его и сказал: «Кей нужно отправить в травматологический центр». На вертолете ее переправили в Бойс, в региональный медицинский центр Святого Альфонса. Герберт Аллен нашел частный самолет, оказавшийся немногим больше газонокосилки. Им управляла парочка ковбоев в джинсах, которые и отвезли Дона и Сьюзи в Бойс.

В это время Уоррен сидел дома. Большая Сьюзи несколько часов назад улетела на свадьбу в Грецию и ничего не знала о произошедшем. Питер с Дженнифер и Хоуи с Девон все еще были в Солнечной долине. Шэрон Осберг в Солнечной долине не было, Астрид, разумеется, тоже. Жена и дочь находились далеко, и в ожидании новостей о состоянии Кей с Уорреном сидели Билл и Мелинда Гейтс, Рон и Джейн Олсон и приятель Сьюзи-младшей. Они старались отвлечь его от происходящего, разговаривали о чем угодно, кроме Кей. Сьюзи-младшая позвонила из Бойса, чтобы сообщить, что Кей везут в операционную и больше пока новостей нет¹⁴.

Кей привезли в операционную, затем — в палату. Около полуночи пришел доктор Хэрш и сообщил, что состояние Кей хуже, чем они думали, потребуется еще одна компьютерная томография. Каталку снова повезли в операционную, отдали часы Кей Сьюзи-младшей (та почувствовала, что в этот момент ее сердце ушло в пятки)¹⁵.

Около двух часов ночи Баффет отправился спать: никаких новостей из Бойса не было. Остальные разошлись по домам.

Спустя примерно полтора часа врачи привезли Кей в палату интенсивной терапии. «Мы не знаем, что может произойти», — говорили они. Сьюзи-младшая позвонила отцу, разбудила его и велела садиться в самолет вместе с семьей. Баффет позвонил всем и организовал отъезд.

Пару часов спустя, когда самолет Netjets приземлился в Бойсе, Уоррен позвонил Сьюзи-младшей и сказал, что не уверен, в состоянии ли он приехать в больницу. Она отчитала его, заявив, что он должен это сделать. Дон был в смятении и нуждался в поддержке, а Кей, даже если и не могла видеть Баффета, обязательно почувствовала бы его присутствие. Уоррен с неохотой уступил.

Когда он приехал в больницу, дочь встретила его в фойе. Она знала, что он напуган. «Ты должен подняться, — настаивала она, — ты должен». Она отвела его в отделение интенсивной терапии, где Дон Грэхем, с лицом, опухшим от слез, сидел возле постели матери. Кей, бледная как полотно, лежала без сознания, подключенная проводками к всевозможным устройствам. Они мигали лампочками и издавали тихие звуки. На Кей была надета кислородная маска. Уоррен и Дон вцепились друг в друга, всхлипывая. Приехала Лалли Веймаус, старшая из детей Кей и единственная ее дочь. В конце концов Сьюзи-младшая отвела отца вниз. Они больше ничего не могли сделать. Дети Кей остались в Бойсе, а Баффеты погрузились в самолет до Омахи¹⁶.

Два дня спустя им позвонили и сказали, чтб Кей скончалась. Уоррен сообщил Лал-ли, что не сможет произнести прощальную речь на заупокойной службе, но будет встречать гостей вместе с Биллом Гейтсом. Астрид заботилась о нем дома, работа поглощала почти все время, в перерывах он играл в бридж с Шэрон или в вертолетный симулятор, чтобы отвлечься от кошмара, в который превратилась его жизнь со смертью Кей. Все произошло так внезапно, посреди радостного события. Его не было там, когда случилась трагедия, потом «скорая помощь», вертолет, звонок Сьюзи-младшей с новостями об операции, полет в Бойс, Кей, бледная, едва дышащая, Дон, обычно такой собранный, в полной растерянности. И этот тяжелый обратный путь, прочь от Кей. Он больше никогда ее не увидит. Телефонный звонок с печальной новостью, а Большая Сьюзи далеко и не может его утешить. Кей больше нет, и вечеринок с ней никогда больше не будет.

Но даже на следующий день после смерти Грэхем Баффет приехал, как и было запланировано, в Университет Джорджии на встречу со студентами бизнес-колледжа Терри. Он взошел на сцену в строгом сером костюме, лишь чуть более смущенный, чем обычно. Его голос чуть дрогнул, когда он подошел к микрофону и произнес, проверяя его: «Раз миллион, два миллион, три миллион». Над этой шуткой всегда смеялись. Затем он рассказал несколько шуток о футболе в Небраске, но запнулся, и из зрительного зала раздались только вежливые смешки.

Затем Баффет вроде бы вернулся в свое обычное состояние. «Люди спрашивают, куда им пойти работать, и я всегда говорю им, чтобы шли работать на того, кем больше всего восхищаются, — сказал он, советуя не тратить впустую свое время и свою жизнь. — Глупо соглашаться на временную работу только потому, что это выгодно отразится на вашем резюме. Это как откладывать секс до старости. Делайте то, что любите, работайте на тех, кем восхищаетесь, это и будет ваш лучший шанс на успех в жизни».

Студенты спросили, какие ошибки совершал он в своей жизни. Первой, по словам Баффета, была Berkshire Hathaway — потратить двадцать лет на то, чтобы оживить умирающую текстильную фабрику! Второй — US Air. Баффет говорил о том, что зря не позвонил заранее на «горячую линию» для аэрошликов. Третьей ошибкой стала покупка в молодости заправочной станции Sinclair. Эта ошибка, сказал он, в итоге обошлась ему приблизительно в шесть миллиардов долларов, которые он мог бы заработать, вложив потраченные тогда деньги.

Но больше всего его терзали ошибки от несделанного — вещи, которые он мог сделать, но не сделал. Он упомянул лишь одну. Он не купил акции Fannie Мае, Федеральной ипотечной ассоциации. На настоящий момент это стоит ему примерно пять миллиардов недополученных долларов. Были и другие — отказ от покупки телестанции, которую пытался продать ему Том Мерфи, отказ инвестировать в Wal-Mart. Он объяснил: причина того, что он чаще жалеет о том, чего не сделал, чем о том, что сделал, состоит в том, что он осторожный человек.

Баффет множество раз говорил о своих ошибках. Но только о профессиональных. Он никогда не заходил дальше, не говорил о личном — о невнимании, пренебрежении, упущенных возможностях. Эти ошибки были с ним всегда, но замечали их только близкие люди. Он редко говорил о них, если говорил вообще.

Студентам же он объяснил свою теорию двадцати попыток для инвестирования. «Вы разбогатеете, — говорил он, — если будете считать, что у вас есть всего двадцать попыток в жизни и каждое финансовое решение — это одна попытка. Тогда вы не поддадитесь искушению заниматься всем поверхностно, станете играть по-крупному и принимать более взвешенные решения».

Вся его жизнь строилась на теории двадцати попыток — он старался порхать как можно меньше. Один и тот же дом, одна и та же жена на протяжении пятидесяти лет. Все та же Астрид на Фарнэм-стрит, никакого стремления ввязываться в покупку недвижимости, произведений искусства, машин и других маркеров богатства. Он не переезжал из города в город, не менял работу. Многое из этого легко давалось человеку, настолько уверенному в себе, многое было результатом стремления дать ситуации утрястись, а многое — просто инерционной мудростью. Когда он вычеркивал из списка очередную попытку, это решение оставалось необратимым и становилось частью его самого. Он очень тяжело переносил любую неудачу.

, 483 483

* --------

Спустя несколько дней рано утром полиция приехала, чтобы перекрыть прилегающие улицы. Ожидалось, что Вашингтонский национальный собор сегодня посетят толпы людей. Украшенные горгульями, контрфорсы собора возвышались на фоне пронзительносинего неба¹⁷. Телевизионщики принялись устанавливать технику, чтобы запечатлеть событие, больше всего походившее на похороны по меньшей мере губернатора штата. Ближе к обеду подъехали автобусы с сотрудниками Washington Post. Члены Сената США приехали на автобусе в бело-шлубую полоску, другие гости начали выходить из машин и лимузинов. Постепенно первые ряды скамеек заполнили высокопоставленные лица вроде Билла и Хиллари Клинтон, Линн и Дика Чейни. Возле собора мелькало множество известных лиц: судьи Верховного суда Рут Бадер Гринсберг и Стивен Брайер; известные журналисты Чарли Роуз, Той Брокау, Майк Уолдис и Тед Коппел; издатель USA Today Эл Ньюхарт; председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен с женой — журналисткой Андреа Митчелл; редактор Тина Браун; сенатор Тед Кеннеди; конгрессмен от Вашингтона Элеанор Холмс Нортон¹⁸. Сотни, а затем и тысячи людей устремились сквозь гигантские бронзовые двери на звуки Национального симфонического оркестра и духовой секции «Опера-Хаус» Кеннеди-центра. Возможно, никогда прежде в соборе не собиралось такого большого количества знаменитых людей одновременно¹⁹.

Мужчины в темных костюмах и белых рубашках оттеняли своих женщин, превращая поток людей в черно-белое произведение — нечто

среднее между работами Мондриана и пуантилистов”. Женщины были в костюмах в гусиную лапку или мелкую клетку, черных костюмах с белыми блузками. Черные платья-футляры с пиджаками или без; белые юбки с черными свитерами и черные пиджаки, надетые поверх чернобелых платьев в горошек. На головах у них были маленькие черные шляпки, чернобелые шляпы с полями, которые были бы более уместны на скачках, и соломенные шляпки с вуалетками. Все пришли обвитые жемчугом разных размеров, от мелких жемчужин размером с перчинку до тех, что выглядели как пробки от шампанского. Нитки черного и белого жемчуга, обвивающие запястья и шеи. Каждая деталь их туалета подчеркивала благоговение перед женщиной, с которой они пришли проститься на этот грандиозный черно-белый бал.

Как только началась служба, Баффет и Гейтс сели на скамью рядом с Мелиндой. Заиграла музыка. Историк Артур Шлезингер произнес речь, несколько слов сказали Генри Киссинджер, Бен Брэдли и, конечно, дети Грэхем. Ближе к концу бывший сенатор Джон Дэнфорт прочитал проповедь. Он сказал, что Грэхем никогда не вела беседы о религии, но жила всегда так, как должна была жить истинно верующая. «Будучи самой могущественной женщиной в мире, она не позволяла себе бахвальства. В Вашингтоне многие ходят задрав нос, но Кей — никогда. Эгоизм не приводит к успеху в жизни. Побеждают лишь те, кто отдает и не берет ничего взамен. Очень правильно и очень по-библейски то, что каждый, кто возвет себя над другими, падет, а тот, кто идет по жизни со смирением, вознесется. Для всех нас это лишь слова, а для Кэтрин Грэхем это было всей жизнью».

Мелинда Гейтс потянулась за платочком, Баффет застыл от горя на сиденье по соседству с ее мужем. Два церковных хора, в черных и белых одеждах, пели Моцарта. Четверо мужчин подняли на плечи гроб и медленно понесли его вдоль прохода под звуки «Прекрасной Америки». Семья проследовала за процессией к кладбищу Оук Хилл, где Кэтрин должна была быть погребена рядом с мужем.

В тот день более четырехсот человек приехали к дому Грэхем. Поминки проходили на заднем дворе. Дети и внуки Кэтрин стояли там, беседуя с гостями. Под натянутым в саду тентом, где располагался буфет, гости ели маленькие канапе, изящно порезанную ветчину и вырезку. Они бродили вокруг бассейна и по дому, оживляя воспоминания. Они стояли в гостиной, где президент Рейган как-то ползал на четвереньках, подбирая рассыпанные им кубики льда. В последний раз они смотрели на книги и безделушки в библиотеке, где миссис Грэхем размышляла, стоит ли ей публиковать досье Пентагона. Они остановились, чтобы в последний раз рассмотреть фарфор Наполеона, висевший на стенах над круглыми обеденными столами, за которыми обедали все американские президенты от Кеннеди до Клинтона. Пришли все, кто когда-либо был гостями Кэтрин Грэхем, — от принцессы Дианы до Жаклин Онассис²⁰. Дом был полон воспоминаний об исторически значимых событиях.

Уоррен в последний раз прошелся по дому Кей, но нигде не

задержался. Он ушел рано и никогда больше сюда не возвращался”.

День продолжался, друзья и почитатели Кэтрин Грэхем прощались с ней. Пройдя сквозь длинный холл мимо комнат, где она так часто развлекала гостей, они выходили в сад и покидали последнюю вечеринку Кей.

Глава 56. Богатые для богатых

Омаха • июль 2001— июль 2002 года

Баффет вернулся в Небраску в одиночестве. Каждую минуту свободную от сна, он старался заняться чем-то, что отвлекало бы его от тяжелых мыслей. Он читал Financial Times, New York Times, Wall Street Journal. Он смотрел телеканал CNBC. Он говорил по телефону. Он устраивал партии в бридж по вечерам. Он читал новости в Интернете. Он играл в компьютерный симулятор вертолета.

Неделю спустя во время телефонного разговора он заплакал в трубку. Сдержать свое горе в тот раз он не смог. Через минуту, когда сжимавшая горло волна горя отступила, он сумел заговорить опять. Он выразил сожаление, что не смог сказать добрых слов о Кей на ее похоронах. Ему было очень стыдно из-за этого. Человек, который столько работал над тем, чтобы комфортно чувствовать себя на публике, должен был сделать это для Кей. Он сожалел и о других вещах. Думал еще об очень многом.

«Если бы в тот день я играл с ней в бридж, возможно, она бы не упала,

— вспоминал он позже с горечью. — Я бы сам перенес ее из машины для гольфа. Возможно, она бы не умерла».

Но Кей, скорее всего, в любом случае сама бы пошла вверх по лестнице. Кроме того, Баффет в точности не знал, погибла ли она от того, что упала, или упала от того, что у нее случился сердечный приступ.

И все-таки Уоррена терзало чувство, что он не сделал всего, что мог бы сделать. Время от времени он думал, что, оставшись тогда с Кей, уберег бы ее от беды.

Проходили недели, но стоило кому-нибудь упомянуть в его присутствии о смерти Кей, глаза Уоррена наполнялись слезами и разговор прерывался до тех пор, пока он не приходил в себя. Потом, подобно заглохшему и вновь заведенному мотору, Баффет оживлялся и начинал говорить на другие темы.

Отвлечься от мыслей о трагедии в августе Баффету помогало еще и то, что он занимался организацией десятого благотворительного турнира по гольфу Omaha Classic, который должен был пройти в сентябре. С нетерпением Уоррен ожидал октябрьской встречи Buffet Group во французском Биаррице. Вместе с Большой Сьюзи он слетал в Коди и провел длинный уик-энд на ранчо Герберта Аллена J-9, расположенном на северном рукаве реки Шошон.

Баффет, наверное, предпочел бы вестерны по телевизору поездке на ковбойское ранчо., Но, как и в случае с Солнечной долиной, он отправился туда, где ему предстояло встретиться как с друзьями, так и с теми, кого он совсем не знал. В Коди они со Сьюзи прекрасно провели время. Среди прочих вместе с ними на ранчо отдыхали CEO медиакомпании Барри Диллер и его жена Диана фон Фюрстенберг, Дон и Мики Кью, кинорежиссер Майк Николс и его супруга, ведущая новостей Диана Сойер, продюсер Сидни Поллак, актриса Кэндис Берген, директор компании Intel Энди Гроув и его жена Ева.

Баффеты приехали поздно вечером и первую ночь провели в одном из окружающих главный дом бунгало, сделанных из вручную отесанных кедровых бревен. На следующее утро все прибывшие собрались на завтрак, для Уоррена обычно состоявший из десерта, оставшегося с прошлого вечера. Весь день, пока съезжались другие гости, он отдыхал, читая книги, играя в бридж на компьютере, просматривая газетные статьи, которые Аллен распечатывал ему из Интернета. Остальные развлекались поездками на лошадях из конюшни Аллена в каньон, где можно было увидеть лосей или оленей. Некоторые гости отправились на прогулку на горных велосипедах или рыбачили на реке, огибающей территорию ранчо. Баффета все это не привлекло. Но когда гости собрались за длинным прямоугольным столом в гостиной, обставленной мебелью, обитой темной кожей и украшенной романтическими деревенскими пейзажами кисти

Фредерика Ремингтона, Баффет присоединился к ним. Он сидел во главе обеденного стола, обсуждая политику, финансы, международные проблемы. Гости ели рыбу, цыплят, дичь и салаты. Баффета же повар в Коди соблазнил огромными кусками мяса¹.

После ужина к роялю сел друг Аллена Эл Оэрли. Все пели песни из сборника Кэндис Берген — стандарты Гершвина, Ирвинга Берлина и Кола Портера. Сьюзи много пела соло. Баффет сыграл на укулеле и по многолетней традиции вместе с Сидни Поллаком исполнил Hut-Sut Song³"

— хит образца 1941 года. Эти выступления всегда очень трепетно воспринимались публикой, так что он с удовольствием пел еще и еще.

Hut-Sut Rawlson on the rillerah and a brawla_v brawla sooit.

TT n ТЛ 1 1111 11 1

Hut-Sut Rawlson on the rillerah and a brawla sooit

Возвращение из Коди знаменовало собой завершение летнего отпуска. Через несколько недель был день его рождения. Баффет всегда делал вид, что ему безразличен этот день, но на самом деле побаивался его. Единственной его радостью были сотни открыток, подарков и писем от друзей (а теперь еще и от массы незнакомцев), которые начинали доставлять в Kiewit Plaza задолго до наступления торжественной даты. Баффет отнюдь не был человеком пресыщенным, но удивить подарком мультимиллиардера, который не хотел становиться на год старше и которого совершенно не волновали собственные материальные блага, было очень трудно. Баффет ценил открытки и письма за их сентиментальность, он бывал тронут, если получал что-то, напоминавшее о событиях в его жизни. С другой стороны, у него было уже столько памятных сувениров с эмблемами Coca-Cola, футбольных плакатов из Небраски, флагов, лоскутных стеганых одеял, картин, коллажей, собственных фотографий и фото других знаменитостей, что в коридорах его дома для них практически не осталось места. Сам день рождения проходил очень скромно, обычно это был ужин в Olive Garden (или другом подобном ресторане) вместе с членами семьи и, может быть, несколькими близкими друзьями.

В этом году ему исполнялся семьдесят один год. Уоррен с трудом в этом верил. Впрочем, он не мог поверить, и когда ему исполнялось сорок, и пятьдесят, и шестьдесят, и семьдесят. Но в этот раз Баффет особенно хотел забыть о своем дне рождения, потому что он напоминал ему о том, как быстро летит время после смерти Кей.

К счастью, уже через несколько дней начинался благотворительный турнир по гольфу Omaha Classic, который Баффет спонсировал в пользу местных учреждений. Это мероприятие было для него своего рода каникулами после напряженной учебы. CEO компаний, знаменитости,

друзья и родственники регулярно приезжали в Omaha Country Club, чтобы поиграть в гольф и теннис. Но на этот турнир прибыли совсем другие гости — его собственные акционеры, те, кто должен был участвовать в собрании в Омахе, и члены Buffet Group. Готовясь к началу турнира, помощники Баффета утверждали список гостей, организовывали транспорт, питание и развлечения для участников. Баффету нравилось вникать в детали: кто приедет, кто сколько раз уже играл, кто участвует в первый раз, сколько средств будет собрано на благотворительность.

Большинство гостей приехали в понедельник. Вечером в Omaha Country Club в их честь был дан обед. Присутствующих развлекал

композитор и обладатель «Оскара» Марвин Хэмлиш. Он садился за рояль и мог для каждого по заказу, на месте сочинить песню.

«Марвин не играл в гольф. Он приехал на турнир несколько лет назад, и ему нравилась Мальа Суз, а он нравился ей. Как-то он сказал мне: “Почему бы тебе не разрешить мне организовать маленькое шоу для тех, кто приехал пораньше? ” Это будет лучшим событием турнира. Ты говоришь, например: “Как бы я хотел избавиться от этих трех бочек вина, которые так цепко держат меня”, — и получается песня. Люди думали, что все придумано заранее. Но это не был обман. Стоило тебе сказать: “Поверить не могу что моя теща ворует пакетики с сахаром из ресторанов”, как через полминуты он уже насвистывал мотив и пел песню с таким припевом».

На следующее утро небо было совершенно голубым. Около восьми часов у Баффета зазвонил телефон. Это была журналистка Wall Street Journal Дэвон Спарджен, много писавшая о Berkshire Hathaway. «Боже мой, Уоррен, посмотри телевизор!» Он включил канал новостей. На экране появилось что-то похожее на ужасную авиакатастрофу. Камера была направлена на Северную башню Всемирного торгового центра, верхние этажи которой были охвачены вырывающимися из всех окон языками пламени. Вдруг показался самолет. Он направился в сторону WTC и врезался в Южную башню, взорвавшись, словно мощная бомба. Когда телевидение стало показывать повторы этого момента, повисла тишина. Самолет поворачивает и врезается в башню. Самолет поворачивает и врезается в башню. «Дэвон, — произнес Баффет, — с этого момента мир изменился». Он стал расспрашивать ее о том, что происходит в ее офисе, расположенном в двух кварталах от Сирс-тауэр в Чикаго. «Послушай, — сказал он, — там очень опасно». Штаб-квартира Wall Street Journal в Нью- Йорке находилась совсем рядом со Всемирным торговым центром. Они говорили о том, что сотрудники газеты должны эвакуироваться из здания, но продолжать освещать события. Спарджен чувствовала, как во время разговора поведение Баффета обретает присущую ему рациональность, как он настраивается на поиск самого быстрого и эффективного решения возникающих проблем².

К тому моменту, когда он повесил трубку, все вылеты из американских аэропортов были отменены. Через несколько минут лайнер, выполнявший рейс номер 77 компании American Airlines, врезался в здание Пентагона. Еще через четверть часа, когда эвакуировался персонал Белого дома, а из обрывков полученной информации Баффет пытался сложить план действий, он позвонил в General Re, где на следующий день должен был выступать перед сотрудниками. Он сказал, что по-прежнему планирует прилететь в Коннектикут, если, конечно, откроются аэропорты и возобновятся полеты³. General Re и родственная ей компания Аджита Джейна, расположенная в Коннектикуте и также принадлежавшая Berkshire, представляли собой международный шлюз для страхования от возможных потерь, связанных с терроризмом. Встреча с их менеджментом позволила бы Баффету в этот критический момент обсудить столь неожиданно возникшие серьезнейшие проблемы.

Пока Баффет обсуждал детали с General Re, полыхавшая изнутри Южная башня обрушилась, обрушилась и одна из секций Пентагона. Вскоре в Пенсильвании, рядом с городом Шэнксвилл, упал самолет компании United Airlines, выполнявший рейс номер 93. В течение следующих 30 минут были эвакуированы сотрудники правительственных зданий, потом обрушилась и Северная башня. Нью-Йоркская фондовая биржа закрылась, люди выбирались из Нижнего Манхэттена сквозь развалины и клубы дыма и пыли.

Случившееся так или иначе затронуло каждого участника турнира в Омахе. У многих в WTC работали друзья, родственники, партнеры по бизнесу. Организаторы турнира взяли на себя помощь гостям. Энн Тэтлок, исполнительный директор компании Fiduciary Trust, располагавшейся в одной из башен центра, весь день провела в своем номере у телефона⁴ Выяснилось, что пропали без вести около ста сотрудников. Разумеется, и сама Berkshire имела штат сотрудников по всей стране, в том числе и в Нью-Йорке. В конце концов Баффет выяснил, что Berkshire, к счастью, не потеряла никого из своих людей.

Некоторые гости решили отказаться от участия в турнире и сразу уехать. При закрытых аэропортах это было достаточно проблематично. Кто-то стал заказывать в аренду машину. Некоторые решили остаться. Одни — потому что не хотели обидеть Баффета, у других просто не было выбора⁵. Радиокомментатор Раш Лимбо, узнавший обо всем по дороге на турнир, развернул свой самолет и вернулся в Нью-Йорк⁶.

Несмотря на все происходящее, Баффет строго следовал своему расписанию — так он поступал всегда, даже в экстремальных ситуациях. Он окончательно завершил начатый ранее процесс поглощения одной небольшой компании. Потом провел запланированное совещание с Бобом Нарделли, главой Home Depot⁷. Потом зашел в Omaha Club, где около сотни гостей поглощали гамбургеры и мороженое. Баффет сказал, что все будет идти как запланировано, но каждый из гостей вправе делать то, что ему необходимо. Гости входили и выходили, звонили по телефону, смотрели новости по телевидению. После ланча местные профессиональные игроки Тони Песавенто и Гэри Уайрен устроили занятия по гольфу, а потом, в этой сюрреалистической атмосфере, начался сам турнир. Баффет на своем электромобиле проехался по всем площадкам для гольфа, чтобы желающие могли с ним сфотографироваться⁸. Нависла какая-то странная тишина, как если бы знаменитости играли в гольф в день атаки на Перл- Харбор (кстати, и сам Баффет, и многие гости турнира в тот день вспоминали Перл-Харбор и его последствия). Нельзя сказать, что все участники турнира представляли собой возбужденную толпу. Большинство присутствовавших были известными бизнесменами, привыкшими к стрессам и давлению обстоятельств. Они были представителями поколения, считающего самообладание и хладнокровие перед лицом катастрофы такими же естественными, как костюмы и галстуки, которые они надевают, собираясь на работу.

Сам Баффет стал автоматически вести себя как политик, с хладнокровием решающий текущие проблемы. Его мозг непрерывно обдумывал проблему угрозы терроризма, оценивал возможность применения террористами оружия массового поражения и последствия террористических атак для экономической ситуации.

Он был более готов, чем многие другие, оценить эти последствия, потому что и раньше думал о риске терроризма. В мае, к примеру, Баффет отдал распоряжение General Re и Berkshire Re сократить объемы страхования зданий и фирм, вероятность террористических нападений на которые была, по его мнению, выше, чем у других.

Баффет всегда чувствовал приближающиеся катастрофы. Между прочим, он сам упоминал WTC как здание, где скопление компаний создавало повышенный риск террористической атаки⁹. В конце 1990-х и в начале 2000-х годов угроза терроризма ни для кого не была секретом, однако то, что сделал Баффет для страхования от этого риска, было по-

своему уникальным.

Весь день финансовый гуру размышлял о том, что скажет вечером после ужина. Он знал, что фондовый рынок, торги на котором приостановлены, обрушится сразу после открытия. Он понял, что террористический акт потряс сами основы Соединенных Штатов и правительству отныне придется бороться с невиданным доселе врагом. Баффет поставил себе задачу объяснить присутствующим, к чему все это может привести.

В тот вечер участники ужина сначала смотрели на огромном экране обращение президента Буша, а потом слушали речь Баффета, в которой он сравнивал терроризм и обычную войну. «У террористов есть большое преимущество. Они выбирают место, время и способ атаки. Очень сложно защищаться от фанатиков. Это только начало. Мы не знаем, кто наш враг. Сейчас мы противостоим теням. Теней может быть много»¹⁰.

На следующий и в течение еще нескольких дней Баффет организовывал для оставшихся гостей обеды, матчи в теннис и партии в гольф. Потом аэропорты постепенно возобновили полеты, гости разъехались из Омахи¹¹. В Манхэттене продолжался разбор завалов, по всему Нью-Йорку были расклеены плакаты с надписью «пропал без вести». Уоррен Баффетт обдумывал, как он может помочь стране, используя свою известность и репутацию. Фондовый рынок должен был вскоре открыться после самого глубокого падения со времен Великой депрессии. Баффет дал согласие участвовать в программе «60 минут» вместе с бывшим министром финансов Робертом Рубином и Джеком Уэлчем — недавно ушедшим на пенсию CEO General Electric. Для американцев не было более авторитетного эксперта по инвестициям и фондовым рынкам, чем Баффет. В передаче, вышедшей в эфир в воскресенье вечером, он сказал, что не стал бы сейчас продавать акции, а, напротив, начал бы покупать, если бы цена упала достаточно сильно. Он объяснил, что верит в способность американской экономики быстро восстановиться после террористических атак. В этот момент в складывавшуюся десятилетиями репутацию Баффета как честного человека поверил каждый, кто имел отношение к фондовым рынкам. Люди знали: когда он что-то говорит, то это означает, что именно так он и думает. В Солнечной долине он говорил, что рынок должен упасть по крайней мере наполовину, прежде чем он начнет покупать. Поэтому, когда в этот раз он сказал, что купит акции, если их стоимость упадет достаточно сильно, все знали, что, говоря «достаточно сильно», он имеет в виду очень сильно.

На следующий день индекс Доу-Джонса упал на 648 пунктов, или на 7 процентов. Это было самое сильное падение за один день в истории. Федеральная резервная система ответила на обвал сокращением на полпроцента ставки рефинансирования. К концу недели Доу-Джонс упал более чем на 14 процентов — самое глубокое недельное падение в истории. И все-таки инвесторы потеряли в два раза меньше денег по сравнению с 1987 годом, когда рынок упал на треть. После того как торги вновь открылись, продавцы сконцентрировались на таких секторах, как страхование и авиаперевозки, где ожидались самые серьезные потери.

Для предотвращения новых атак по всему Манхэттену были установлены пункты проверки, поездка в Биарриц на встречу Buffet Group была отменена. Баффет провел переговоры со страховщиками Berkshire и попытался оценить ущерб, нанесенный Berkshire Hathaway. По предварительным оценкам (которые в итоге оказались немного