Часть первая 63 страница

Если Гойзуэта выстраивал компанию до последнего дня, а его главным помощником был Айвестер, который и получил за это награду, став CEO, то почему Айвестер вел себя по-другому? Один из членов совета директоров объяснял это так: «Конечно, финансовый комитет был важнейшим центром, но он не мог стать центром глобальным, это не подходило для такой маркетинговой компании, как Coca-Cola. В этом не было вины Айвестера. Совет директоров подчинялся Гойзуэте даже после его смерти, выполняя его желания и сделав начальника отдела финансового инжиниринга новым CEO Соке».

И все-таки Баффет был уверен, что проблема, столь очевидная для него, не так очевидна другим. Всю осень он пребывал в состоянии крайнего беспокойства, отмечая недочеты в работе Айвестера. Ко Дню благодарения ограниченность его возможностей в качестве члена совета директоров вкупе с проблемами Coca-Cola почти довела его до нервного срыва²².

Затем журнал Fortune, меньше двух лет назад назвавший Айвестера «CEO XXI века», опубликовал о нем критическую статью, обвинив в

трудностях компании²³. Это был плохой признак. Удача редко улыбалась тому, о ком Fortune (что переводится как «удача») отзывался подобным образом, особенно если раньше лицо этого менеджера появлялось на обложке журнала вместе с хвалебной статьей о нем. Такое публичное сбрасывание с пьедестала означало, что влиятельные люди, которых репортеры Fortune использовали в качестве источников информации, крайне недовольны и готовы выбросить на свалку плюшевого медвежонка,

которого когда-то любили тискать.

Сразу после Дня благодарения Герберт Аллен позвонил Баффету. «Я думаю, у нас проблема с Айвестером, — сказал он. — Мы выбрали не того парня». Баффет согласился²⁴. «Собственно, это все», — сказал Аллен. Они начали разрабатывать план.

По их оценкам, потребовалось бы больше года, чтобы заставить членов совета директоров согласиться с мнением, что Айвестер должен уйти. «И это, — говорил Аллен, — будет иметь катастрофические последствия для компании. Поэтому мы решили просто сказать им о том, что мы чувствуем».

Аллен позвонил Айвестеру и сказал, что он и Баффет хотят его увидеть. Договорились встретиться в Чикаго, где Айвестер делал остановку после встречи с представителями McDonalds.

Холодным облачным днем, в среду 1 декабря, они прилетели в Чикаго. Хорошо известный всем буйный нрав Айвестера заставил Баффета не идти на открытую конфронтацию. Он спрятал свое недовольство, как моллюск прячется в раковину. Позже сообщалось, что Баффет на этой встрече был совершенно спокоен. Мужчины перешли к делу без всяких преамбул²⁵. Бесстрастным голосом Баффет и Аллен сказали Айвестеру, что они ценят его усилия во благо Coca-Cola, однако их доверия он лишился.

Но формально Айвестер так и не был уволен. У Баффета и Аллена не было для этого достаточных полномочий. «Он мог выиграть голосование в совете директоров и знал это», — рассказывал Баффет.

Айвестер воспринял новость стоически. Он бросился обратно в Атланту, чтобы через четыре дня организовать телефонную конференцию совета директоров. Все это время те пребывали в полном недоумении.

В воскресенье Айвестер заявил совету директоров, что пришел к выводу — он не подходит для управления компанией. Он немедленно уходит в отставку. Это было как раз то, на что рассчитывали Баффет и Аллен. Но Айвестер добавил, что переходного периода не будет, он уходит в тот же день. Пока пораженные члены совета молчаливо слушали, он объяснял, что это его добровольное решение. И это была правда в том смысле, что он добровольно решил не дожидаться, пока в его кабинет войдет «расстрельная команда»*.

Директора стали задавать ему вопросы. Он болен? Что-то серьезное случилось с компанией? Почему никто ни о чем не предупрежден? Стоит ли менять руководство так неожиданно? Но Айвестер стоял на своем²⁶.

⁴ Даже если бы совет директоров поддержал Айвестера, он бы оказался в значительно более ослабленной позиции. Он понимал, что Баффет и Аллен не уйдут из совета директоров, а Аллен и Баффет — что даже если Айвестер отдаст себя на милость совета директоров и выиграет этот бой, то все равно не задержится в компании надолго.

Когда-то, несмотря на некоторое сопротивление, совет настоял, чтобы Айвестер запечатал в конверт лист бумаги с фамилией своего преемника на случай, если ему на голову упадет кирпич. Теперь конверт был вскрыт. Это был Дуг Дафт, возглавлявший Ближневосточный и Дальневосточный отделы Coca-Cola. Дафт уже собирался уходить на пенсию, но совет директоров (в том числе Баффет и Аллен) немедленно сделали его преемником Айвестера. Альтернативные кандидатуры, похоже, всерьез не обсуждались.

Встречные обвинения начались, когда акции на рынке стали падать”. Инвесторы догадались, что Айвестер ушел под давлением. В частных разговорах с несколькими членами совета он рассказал, что случилось на самом деле. Члены совета осознали, что их использовали (и восприняли это с разной степенью недовольства).

Когда взвыла пресса, стало понятно, что для компании лучше быть более открытой. Fortune опубликовал эксклюзивный материал, описывающий детали секретной встречи в Чикаго²⁷. Айвестер выторговал себе потрясающие отступные в 115 миллионов долларов, что разозлило и его сторонников, и его противников. Получалось, что от него либо откупаются, либо возвели на него напраслину. Наблюдатели поняли, что советом директоров Соке управляет узкий круг людей.

«Все это было ужасно, за исключением того, что ничего лучшего придумать было нельзя. То, что мы сделали, было почти катастрофой, но если бы мы этого не сделали, то катастрофа случилась бы точно. Я не думаю, что мы смогли бы заставить совет проголосовать за такие изменения — бинго! Единственным способом добиться быстрого решения было действовать так, как мы действовали. Причем обязательно вдвоем. Если бы мы действовали поодиночке, то ничего бы не добились».

К концу года репутация Баффета пострадала еще сильнее, потому что после ухода Айвестера акции Coca-Cola, его самая известная и прибыльная инвестиция из всех, какие он когда-либо делал, подешевели на треть. Быстрое и беспощадное вмешательство, на которое решился Баффет, несмотря на то что это ударило и по нему, и по компании, не произвело впечатления операции по спасению — как в случае с Salomon. Его с Гербертом Алленом посчитали стариками, сующими нос не в свои дела.

Вдобавок ко всему это совпало с неприятными событиями в самом крупном приобретении Berkshire — General Re, причем уже через несколько дней после завершения сделки. Позвонил Рон Фергюсен и сообщил, что в результате крупной мошеннической операции под названием Unicover компания потеряла 275 миллионов долларов. Инвесторы были по меньшей мере удивлены, когда в своем первом отчете по General Re Баффет принес им извинения по поводу совершенных ошибок, выразил доверие Фергюсону и уверенность в том, что в будущем дела пойдут на лад. Так как с самого начала существовали предположения, что Баффет купил General Re именно для того, чтобы разбавить свою долю в Coca-Cola, существовавшая десятилетиями вера в непогрешимость его суждений о покупке и продаже компаний неожиданно стала развеиваться.

Даже самые верные последователи засомневались в мудрости Баффета после того, как в последние месяцы 1999 года фондовый рынок стал опровергать правильность тезисов его манифеста в Солнечной долине. В декабре Баффета обвиняли в том, что он не просто не прав, а в корне не прав и что он упрямо не замечает очевидное. Индекс Доу-Джонса в том году прибавил 25 процентов. NASDAQ пробил отметку в 4000 пунктов, прибавив невероятные 86 процентов. Акции Berkshire, с ее огромными запасами денег, торговались всего за 56, 1 тысячи долларов за акцию с общей капитализацией в 85 миллиардов долларов. По сравнению с интернет-компанией Yahoo!, акции которой за год подскочили в четыре раза, это выглядело очень слабым результатом. Yahoo!, отразившая в своем названии рыночный дух того времени, оценивалась в 115 миллиардов.

К концу года никто не сомневался в том, кто является самым важным и влиятельным человеком на рубеже тысячелетий. И еще меньше сомнений было по поводу того, кто таковым не является. Журнал Time назвал главу Amazon.com Джеффа Безоса человеком года, сравнив его влияние с влиянием королевы Елизаветы, Чарльза Линдберга и Мартина Лютера Кинга. Личный рейтинг Баффета в годовом списке держателей акций, увеличившемся в тысячу раз при подведении итогов миллениума, тоже понизился. Со второго места в списке самых богатых людей мира он переместился на четвертое. Технофилы называли Баффета «колоссом на глиняных ногах», говоря, что «если бы он сегодня возглавлял инвестиционный фонд, то ему пришлось бы искать новую работу»²⁸. Еженедельник Barron, который читали все на Уолл-стрит, поместил на своей обложке протрет Баффета с подписью: «Уоррен, что стряслось?» В комментарии по поводу акций Berkshire говорилось, что компания пребывает в серьезном тупике²⁹. Мишенью критики был и он сам.

Но на публике Баффет неустанно — почти в одних и тех же выражениях — постоянно повторял свои идеи, которые сделали его знаменитым: создание запаса прочности, рамки компетенции, капризы господина Рынка. Он по-прежнему настаивал, что акции — это бизнес, а не цифры на экране компьютера. В течение всего головокружительного подъема рынка он избегал споров и обсуждений происходящего сумасшествия, за исключением своей теперь знаменитой речи в Солнечной долине. Зная, как точно Баффет выверяет каждое произнесенное слово, люди считали, что он выше критики. «Абсолютно нет!» — отвечал Баффет, когда его спрашивали, обидно ли ему слышать, как его называют «человеком прошлого». «Ничто подобное меня совершенно не волнует. Нельзя стать хорошим инвестором, если ты не умеешь мыслить независимо. Правда заключается в том, что судить, прав ты или не прав, по тому, что о тебе говорят люди, это ошибка. Ты можешь быть прав, только если изложенные тобой факты и приведенные доводы точны. Вот что по-настоящему важно»³⁰.

Но это была отдельная тема. С независимым мышлением у Баффета проблем не было, а вот бьггь названным «человеком прошлого» ему было неприятно. Когда его спросили, помогают ли десятилетия публичной деятельности легче воспринимать критику в свой адрес, он надолго задумался. «Нет, это никогда не становится проще, — сказал он вполне серьезно. — Это так же больно, как в первый раз». И он ничего не мог с этим поделать.

Всю свою жизнь Баффет участвовал в соревновании, в котором было невозможно победить окончательно. Неважно, сколько денег ты заработал, как долго ты оставался на вершине, — рано или поздно наступят худшие времена. Он знал это. Снова и снова он предупреждал инвесторов, что дерево не может дорасти до неба. Но это не останавливало его от того, чтобы самому карабкаться вверх как можно быстрее. И ему нравилось лезть вверх, хотя, в какой-то мере и к его собственному удивлению, наверху его не ждала золотая медаль победителя.

Его жизнь была очень интересной, достижения в бизнесе — значительными. Принципы, которым он следовал, — достойными изучения. Насколько известно, любому, кто общался с ним лично, Баффет нравился. Его калейдоскопическая индивидуальность бесконечно выявляла все новые грани, но своей внутренней системе ценностей он оставался предан. Лучше всего на свете ему удавалось быть самим собой.

* * *

Как и всегда, отпуск Баффет провел со Сьюзи и семьей в загородном доме в Эмеральд-Бей, увешанном украшениями из огромной рождественской коллекции Сьюзи³¹. Хотя на работе было очень много проблем, Рождество 1999 года было для его семьи очень счастливым. Уоррену было приятно видеть, что его дети встали на ноги. Хоуи превратился в фермера средних лет и успешного бизнесмена. Сьюзи в свое время увлекла сына фотографией, и половину своей жизни он теперь проводил в полетах туда, где можно было сфотографировать диких животных. Воплощением его любви к экстри-му стали укус гепарда и бегство от белого медведя.

Сьюзи-младшая — мать двоих детей и неоплачиваемый помощник своего отца — пошла по стопам Сьюзи-старшей, всерьез занявшись филантропией. Она была членом правления детского театра, детского музея и благотворительной организации Girls Inc. Бывший муж Сьюзи Аллен, управлявший фондом Баффета, жил в нескольких кварталах от нее и помогал воспитывать детей³².

Питер после развода женился на Дженифер Хэйл и все еще жил в Милуоки, занимаясь сочинением музыки. В начале 1990-х годов у него появилась возможность перебраться в Голливуд и работать в индустрии развлечений. «Но я понял, что, переехав в Лос-Анджелес, стану одним из тысяч таких же, как я, ищущих работу, — вспоминал он. — Моему отцу всегда нравился фильм “История Гленна Миллера”. Миллер искал и нашел собственное звучание; мой отец часто говорил о “поиске собственного звучания”». Вместо того чтобы отправиться в Лос-Анджелес, Питер предпочел остаться в Милуоки. Он чувствовал, что отец понимает сходство его выбора с тем выбором, который сделал сам Баффет, решив когда-то вернуться в Омаху, а не жить в Нью-Йорке. Вскоре Питеру предложили написать и спродюсировать саундтрек к большому документальному фильму на канале PBS — восьмисерийной ленте «500 наций». Он написал и музыку к мультимедийному шоу — бенефису Сьюзи-младшей. Оно вышло на PBS, а потом отправилось в трехмесячное турне³³.

Хоуи «обрабатывал» мать, пытаясь убедить, что ее дети достаточно выросли, говоря: «Дай нам шанс! Деньги есть, дай нам шанс что-то сделать с ними!»³⁴ На то Рождество Сьюзи-младшая, Хоуи и Питер были несказанным образом обрадованы, когда получили по 500 акций Berkshire, которыми могли воспользоваться по своему усмотрению. Дети ликовали, а Сьюзи заявила, что это «грандиозно»³⁵.

Семья собралась за новогодним столом. Можно было следить за наступлением нового тысячелетия, которое вначале пришло на острова

Кирибати. От Сиднея до Пекина и Лондона миллионы людей праздновали миллениум на улицах и пляжах. Мир опоясывала цепь из огня от фейерверков. На Эйфелевой башне сломались часы, которые вели обратный отсчет. Но время все равно шло, и ничего страшного не происходило — даже в General Re и в Coca-Cola. В этом калейдоскопе часовых поясов, городов, времени была своя математическая аккуратность, которую так любил Баффет. После напряженной осени его радовала не смена тысячелетия, а возможность по-настоящему отдохнуть, в которой он так нуждался.

Часть 6

Оплата по счетам

Глава 53. Джинн

Омаха • 1998 год

Баффет всегда был подвержен тому, что Мангер называл «комплексом обувной пуговицы», то есть был готов высказаться на абсолютно любую тему только потому, что он был экспертом по вопросам бизнеса. Однако к середине 1990-х годов и ему, и Мангеру начали задавать все больше вопросов о жизни как таковой. Периодически выступая перед спортсменами и учащимися колледжей, Баффет любил рассказывать басню о джинне.

«Когда мне было шестнадцать лет, я думал только о девушках и автомобилях, — мечтательно начинал свой рассказ Баффет, для поэтической красоты опуская еще один предмет своих постоянных юношеских мыслей — деньги. — Мне не очень везло с девушками. Поэтому я больше думал об автомобилях. То есть я продолжал думать о девушках, но с машинами все было как-то проще.

Итак, когда мне было шестнадцать, передо мной вдруг появился джинн. И сказал: “Уоррен, я собираюсь подарить тебе любую машину по твоему выбору. Завтра утром я жду тебя на этом же месте с новенькой машиной, и она будет твоей”.

Услышав это, я спросил: “А в чем же состоит твоя уловка? ” Джинн ответил: “Уловка в том, что это будет последняя твоя машина. За всю жизнь ты больше не сможешь купить никакой другой”.

Разумеется, если бы это произошло на самом деле, то я, конечно, выбрал бы себе машину с толком. Но можете себе представить, что я делал бы с ней, зная, что это последняя машина, которая будет у меня в жизни?

Я бы прочитал руководство по эксплуатации не меньше пяти раз. Я бы всегда держал ее в гараже. Если бы я увидел на ней даже крошечную царапину, то сразу бросился бы ее замазывать, чтобы моя машина не ржавела. Я бы заботился о машине как о ребенке — ведь она должна была остаться со мной на всю жизнь.

Точно в таком же положении вы находитесь по отношению к собственному телу и разуму Вам дано лишь одно тело и один разум. И они останутся с вами на всю жизнь. Конечно, можно активно эксплуатировать их на протяжении многих лет. Но если не заботиться о них, они откажут уже лет через сорок, подобно старому автомобилю.

Именно то, что вы делаете прямо сейчас, сегодня, и определяет, как будут вести себя ваши тело и разум через десять, двадцать или тридцать лет».

Глава 54. Точка с запятой

Омаха • январь—август 2000 года

Первую неделю нового тысячелетия Баффет провел в офисе. Первый же выпуск лондонской Sunday Times сообщил, что он сделал себя посмешищем, игнорируя новые технологии¹. Одно из первых писем в новом году пришло от Рона Фергюсона, генерального директора General Re.

Баффет уже еле сдерживался. До сих пор General Re приносил только плохие новости. Годом ранее, буквально через несколько недель после того, как компанию купила Berkshire, она пострадала в результате аферы Unicove. Потом Фергюсон сделал еще одно признание. Кинопродюсеры и их кредиторы уговорили General Re застраховать продажу билетов на показы голливудских фильмов. Компания пообещала заплатить, если кассовые сборы будут недостаточными, не уточняя, о каких фильмах идет речь. Баффет был в бешенстве, когда узнал об этом. Не успели пройти титры первых провальных фильмов, как компанию забросали судебными исками. Не стоит и говорить, что любимый менеджер Баффета Аджит Джейн никогда бы не согласился на подобные сделки.

Затем Фергюсон начал активно бороться с Баффетом против андеррайтинга интернет-лотереи Grab.com, перестрахованием которой занимался Аджит. Тогда Баффет и осознал, что подходы Фергюсона кардинально отличаются от его собственных. Баффет всегда любил говорить о том, что он предпочтет перешагнуть через невысокую перекладину, а не устраивать бег с препятствиями. Лотерея Grab.com сулила легкую прибыль — то есть, по классификации Баффета, была

невысокой перекладиной”. Фергюсон же не хотел заниматься это сделкой, говоря, что General Re берется только за сделки с гарантированным размещением.

Баффет довел-таки дело до конца, после чего решил, что пришла пора сменить руководство. В то же время особой необходимости в этом не было. General Re успешно функционировала и не нуждалась в чистках. Увольнение Фергюсона сразу же после покупки компании грозило публичным скандалом. Баффет ненавидел увольнять людей.

Прошло два месяца после сделки с Grab.com, наступило новое тысячелетие, и Фергюсон признался, что General Re потеряла еще 273 миллиона долларов в связи с неправильной ценовой политикой страхования. Тогда Баффет понял, что имеет дело с тенденцией. Казалось, General Re была проклята. За первый год в собственности у нового владельца — Berkshire — General Re, казавшаяся примером дисциплинированности, потеряла почти 1, 5 миллиарда долларов на операциях по андеррайтингу, оценке и выбору рисков и фактически катилась в тартарары. Ни одна из компаний Баффета не теряла такое количество денег столь стремительно. Баффет пока отмалчивался, но понимал, что не может продолжать бездействовать.

Инвесторы снова изменили свое мнение, едва новости просочились в прессу. Не было ли ошибкой платить за General Re 22 миллиарда долларов? Это стало очередным ударом по репутации Баффета.

Тем временем Coca-Cola тоже продолжала испытывать трудности,

несмотря на смену руководства. Едва вступив в должность, новый генеральный директор Дуг Дафт уволил шесть тысяч человек. Инвесторы были шокированы, и только незначительное меньшинство людей на Уоллстрит отмечало, что прибыль компании начинает понемногу расти. Тем не менее новости выглядели не особенно убедительными, Coca-Cola приняла на себя очередной удар, a BRK, цены на акции которой упали до 56 100 долларов к 1 января, начала потихоньку тонуть.

Спустя две недели, 9 февраля, Баффет сидел у себя в офисе, разбирая бумаги и одним глазом посматривая новости на телеканале CNBC. Зазвонил телефон, стоящий на секретере. По этому телефону отвечал только Баффет. На том конце провода был Джим Макгуайр, занимавшийся акциями BRK на Нью-Йоркской фондовой бирже. Разговор был коротким.

«Да... Ага... М-м-м... Хорошо... Не сейчас. Хорошо. Угу... Угу... Хорошо. Спасибо».

Макгуайр звонил сообщить, что поступило огромное количество биржевых заявок на продажу акций BRK. Пока накануне Баффет играл в бридж в Интернете, некий zxl675, пишущий заметки на виртуальной доске объявлений Yahoo!, написал: «Уоррен в больнице в критическом состоянии». Сплетня мгновенно распространилась — анонимные

пользователи вроде некоего hyperpumperfulofcrap наводнили Сеть сенсационными сообщениями вроде «БАФФЕТ СТАР И ОСЛАБ. ПРОДАВАЙТЕ» или просто «ПРОДАВАЙТЕ, ПРОДАВАЙТЕ, ПРОДАВАЙТЕ». Сплетни дошли до Уолл-стрит и убедили всех, что Баффет находится в больнице в критическом состоянии. Цены на акции BRK начали стремительно падать².

Личный телефон Баффета тем утром звонил не переставая. Он поднимал трубку сам, всячески демонстрируя, что очень рад звонку.

Звонивший тут же интересовался: «Как ты?» — с ноткой беспокойства в голосе.

«Никогда не бывало лучше!» — отвечал Баффет.

Даже если бы на «Кивит Плаза» надвигался торнадо, Баффет все равно ответил бы: «Лучше не бывает», прежде чем упомянуть смерч. Люди знали, что нужно прислушиваться к интонациям, а в этот день его голос звучал напряженно. Все утро звонившие допытывались, как он себя чувствует на самом деле.

Баффет отвечал, что все в порядке, все в полном порядке. Но судя по тому, как шла торговля акциями BRK, люди предпочитали верить тому, что написал hyperpumperfulofcrap. Именно так устроены новые медиа. BRK катилась по наклонной плоскости, подогреваемая разговорами о неминуемой кончине Баффета. Держатели акций звонили своим брокерам и требовали узнать, жив ли еще Баффет. Люди, знавшие людей, знавших Баффета, допрашивали последних: «Ты уверен? Ты его видел?»

CNBC выпустила в эфир новость о возможной кончине Баффета, приправив ее словами Уоррена о том, что с ним все в порядке. Это еще больше усилило скептические настроения. Если он оправдывается, значит, дело нечисто. Тогда появился второй слух, о том, что Баффет пользуется ситуацией, чтобы по дешевке скупить акции

Berkshire. Это был удар по самому больному месту. Репутация порядочного человека столкнулась с репутацией акулы бизнеса.

Осада продолжалась еще два дня. Тем временем акции BRK упали в цене на 5 процентов. Слух стал своего рода комплиментом Баффету, подчеркивающим его незаменимость. Однако сам Баффет был в ярости от того, что кто-то мог подумать, что он надувает собственных акционеров, по дешевке выкупая их акции. Ему категорически не нравилось, что какой- то сопляк вздумал манипулировать ценами на акции через Интернет. Он не допускал мысли, что кто-то может держать его на поводке, как собачку. Баффет был потрясен и тем, что его ответ на манипуляцию повлек за собой еще большую лавину слухов.

Он пришел к выводу что рано или поздно слухи исчезнут по причине их абсурдности, но это может занять много времени. Наступила новая эра: в эпоху Интернета информация распространялась стремительно и контролировать общественное мнение становилось все сложнее. В конце концов он капитулировал и выпустил необыкновенный пресс-релиз.

«Недавно в сети Интернет появился ряд сообщений, касающихся перепродажи ценных бумаг и здоровья мистера Баффета. Несмотря на то что Berkshire никогда не комментирует слухи, в этот раз мы сделаем исключение. Все слухи, имеющие отношение к перепродаже ценных бумаг и состоянию здоровья мистера Баффета, — ложные и не соответствуют действительности»³.

Официальное заявление не помогло — акции BRK за эту неделю упали в цене на 11 процентов.

9 марта вышел свежий номер Newsday, цитирующий издателя Technology Investor Magazine Гарри Ньютона: «Я точно знаю, что скажет Баффет, представляя акционерам финансовый отчет: “Простите меня”». На следующий же день акции BRK упали в цене до рекордного минимума

— 41 300 долларов за штуку. Легендарная «премия Баффета» — высокая цена акций, по слухам, державшаяся только из-за Баффета, исчезла. Днем ранее индекс NASDAQ преодолел очередной подъем и достиг отметки 5000 пунктов. С января 1999 года он вырос вдвое, и стоимость акционерного капитала составила более трех триллионов долларов.

Контраст был слишком очевидным, чтобы его не замечать. Один из руководителей отдела регулирования денежных операций написал, что инвесторы вроде Баффета — всего лишь падшие ангелы, опозоренные, вытесненные с рынка в 1999 году бунтарями, не признающими традиционных законов инвестиций и подкрепляющими свои новые теории невероятными цифрами и расчетами⁴.

Баффет расстраивался из-за плохой прессы, но не стремился менять свою инвестиционную стратегию. Владельцы BRK, по всей видимости, выиграли бы, инвестируя в индекс рынка на протяжении минувших пяти лет — самой протяженной «засухи» в истории Berkshire. Его инвестиции в Coca-Cola, когда-то оцененные в 17, 5 миллиарда долларов, сейчас принесли бы лишь 8, 75 миллиарда. Его стремление оставить нетронутым резервный капитал привело к тому, что миллиарды неиспользуемых средств лежали мертвым грузом на Berkshire, теряющей время на операциях с низкодоходными облигациями. Баффет уже разбирался в компьютерах, но не собирался покупать акции технологических компаний.

«Когда дело касается Microsoft или Intel, — говорил он, — я не могу предположить, что произойдет с миром через десять лет И я не хочу играть в игру, где преимущество имеют другие парни. Программное обеспечение выходит за рамки моей компетенции. Мы разбираемся в шоколадных батончиках, а не в компьютерных программах»⁵.

В феврале 2000 года SEC отклонила просьбу Berkshire о сохранении конфиденциальности некоторых инвестиционных портфелей компании. Комиссия приняла решение, что в условиях стабильного рынка доступность информации важнее интересов инвесторов. Вместо того чтобы накапливать крупные пакеты акций компаний вроде American Express и Coca-Cola, Баффет только и успевал подбирать мелкие пакеты, пока не подтянулись желающие заработать на его прошлых успехах. Несмотря на то что он продолжал бороться, комиссия превратила его в Бена Грэхема, открывшего свои бухгалтерские книги всему миру. С этого момента основным вложением капитала для Berkshire стало бы приобретение целых компаний. Впрочем, это и так было любимым вложением Баффета. Стало сложнее вкладывать большие суммы в ценные бумаги. Конечно, это было обидно, ведь пресса ссылалась на него как на «бывшего лучшего инвестора планеты»⁶.

10 марта, на следующий день после того, как Гарри Ньютон заявил, что Баффету следует извиниться, в Wall Street Journal написали, что на новых технологиях зарабатывают все, кроме Баффета, упрямство которого привело к тому, что его акции упали в цене на 48 процентов в сравнении с пиковым значением⁷. Журнал сравнил его стратегию с поведением вышедшего на пенсию сотрудника AT& T, чей портфель вырос в цене на 35 процентов. «Вся эта чехарда с инвестициями в технологии — для дилетантов, уж точно не для Баффета. И слава богу»⁸.

За всю карьеру Баффета его способность здраво рассуждать и принимать решения не подвергалась такому испытанию, как в последние три года. Все показатели рынка кричали о том, что он не прав. Общество, пресса и даже некоторые его акционеры решили, что Баффет с его заплесневелыми представлениями о жизни совсем потерял нюх. Только внутренний стержень и привычка бороться за свои убеждения заставляли его держаться выбранного курса. Но это был все тот же постоянно нуждающийся в регулярной похвале человек, чувствительный к публичной критике. Он бежал со всех ног от любой попытки раскритиковать его и яростно боролся за свою репутацию, вокруг которой вращалась вся его жизнь.

Но в этот раз, несмотря на удары по его репутации, Баффет не сопротивлялся. Он не писал колонок, не выступал на заседаниях Конгресса с докладами об опасностях, подстерегающих рынок, не давал интервью, не говорил ничего в свою защиту и не требовал этого от своих заместителей. Он и Мангер продолжали вести диалог с акционерами Berkshire, говоря, что хотя рынок и переоценен, они не могут предсказать, как долго это продлится. В конце концов Баффет объяснил суть своих взглядов. Произнося мастерскую речь для элиты в Солнечной долине, он предсказал, что в ближайшие два десятилетия рынок не оправдает ожиданий инвесторов. Чуть позже он преобразовал речь в статью, опубликованную в журнале Forture, адресовав ее «простым инвесторам Джо и Джейн».

В свое время Баффету потребовалась огромная смелость, чтобы преодолеть свои страхи и попросить Ника Брэйди помочь спасти Salomon. Но проявить сдержанность и тем самым обречь себя на годы критики и насмешек требовало смелости совершенно другого рода. Испытание Интернетом стало одним из самых тяжелых в его карьере.

11 марта, спустя двадцать четыре часа после замечания Wall Street Journal о том, что даже пенсионеры — лучшие инвесторы, чем Баффет, Berkshire опубликовала свой годовой отчет. Баффет поставил себе «двойку» за неумение распорядиться капиталом компании. Впрочем, он не сказал, что считает свое стремление избегать вложений в технологии ошибкой. Он просто пояснил инвесторам, что из-за своих огромных размеров Berkshire теперь будет расти достаточно «умеренно» по сравнению с ростом рынка. Он знал, что слово «умеренно» обязательно вызовет оживленные дебаты. Но его необходимо было произнести.