Часть первая 58 страница

Грэхем подошла к Гейтсу, который в своем красном свитере поверх рубашки для гольфа выглядел как недавний выпускник колледжа. Пока Гейтс-младший организовывал для Грэхем прогулку на гидроплане, Баффета представили Биллу Гейтсу-старшему и его жене Мэри. Потом для Баффета настала очередь знакомиться и с «Биллом Третьим» по прозвищу

^.428

Треи

Присутствующие внимательно наблюдали за этим знакомством. Все знали, как быстро Гейтс терял терпение, если что-то ему было неинтересно. Баффет, правда, теперь не уходил читать книгу, если ему было скучно, но очень быстро сворачивал любой разговор, который ему хотелось поскорее закончить.

Баффет не стал вести светских бесед, он сразу спросил, как идут дела у IBM и является ли эта компания конкурентом Microsoft. Почему компьютерные компании появляются и исчезают? Гейтс начал объяснять. Он посоветовал Баффету купить акции Intel и Microsoft, а сам принялся задавать вопросы о финансовой устойчивости газет. Баффет ответил, что ситуация становится хуже из-за конкуренции со стороны других видов медиа. Уже через несколько минут они погрузились в оживленный разговор.

«Мы говорили, и говорили, и говорили, не обращая внимания на других. Я задал ему кучу вопросов, касающихся его бизнеса, не ожидая, что пойму ответы на них. Но он оказался отличным преподавателем, и мы не могли остановить нашу беседу».

Начались игры в крокет. Однако Гейтс и Баффет продолжали разговор, хотя вокруг дефилировали самые известные люди Сиэтла: спикер Палаты

представителей Том Фоли, президент и CEO Burlington Northern Джерри Гриншгейн, бывший администратор ЕРА Билл Ракелхаус, Артур Лэнгли, сын бывшего губернатора, занимавшего свой пост три срока, его жена Джейн, их сын Арт, Джо Грингард, близкий друг Гринфилд, а также местный доктор, судья, владелец газеты и коллекционер⁸. Гейтс и Баффет прогулялись вместе по галечному пляжу. Они начали привлекать внимание. «Мы настолько забыли обо всех остальных, что отец Билла был вынужден специально попросить, чтобы мы побольше общались и с другими людьми».

«Билл начал убеждать меня в необходимости завести себе компьютер. Я сказал, что не понимаю, что компьютер может сделать для меня полезного. Я не собираюсь следить за курсом своих акций каждые пять минут. Свой подоходный налог я могу посчитать и в уме. Гейтс сказал, что выберет самую привлекательную девушку из Microsoft и пришлет ее учить Баффета пользоваться компьютером. Это будет безболезненно и очень интересно. Я ответил: “Ты сделал мне предложение, от которого почти невозможно отказаться. Но я откажусь”».

Солнце уже садилось, началась коктейльная вечеринка, а Баффет и Гейтс все беседовали. После захода вертолет улетел, а Гейтс остался⁹.

«За обедом Билл Гейтс-старший спросил: “Какой фактор вы считаете самым важным для достижения желаемого состояния в жизни? ” Я ответил: ”Целеустремлен-ность”. То же самое сказал и Билл».

Трудно сказать, все ли сидевшие в тот вечер за столом люди понимали, какой смысл Баффет вкладывает в это слово. Присущую ему врожденную целеустремленность вряд ли кто-то мог превзойти. Она означала чудовищную концентрацию энергии ради достижения совершенства, дисциплину и страстный перфекционизм, который сделал Томаса Эдисона символом изобретательства, Уолта Диснея — королем семейных развлечений, а Джеймса Брауна — крестным отцом музыки соул. Целеустремленность означала глубину приверженности цели и моральную независимость, которая заставила Джанет Ренкин стать единственной представительницей Конгресса, проголосовавшей против участия США в обеих мировых войнах — несмотря на всеобщие насмешки. Целеустремленность означала беспрерывные мечты о достижении идеала. Она включала в себя и странное сочетание — бьггь человеком, который зарабатывает миллиарды, вкладывая капитал, но не может понять надпись No ТР, которая (как оказалось) представляла собой просьбу не бросать в унитаз туалетную бумагу (toilet paper).

(В мистической надписи, наконец, удалось разобраться, так что

Баффету больше не пришлось ходить на бензоколонку Некоторым «друзьям-предателям» эта история показалась настолько смешной, что они рассказали ее на вечеринке у Гейтсов.)

На следующий день Баффет все-таки сбежал с острова и вернулся в Омаху где с водопроводом все было в порядке. Он убедился, что у Гейтса блестящий ум и что он очень хорошо разбирается в бизнесе. Но еще с тех пор, как он посоветовал Кэти Баффет не инвестировать в Control Data и упустил возможность участвовать в первых шагах Intel, он не верил в инвестиции в технологические компании. Такие компании появлялись и исчезали, их продукты быстро устаревали. Из интереса Баффет решил купить себе сотню акций Microsoft, но не смог заставить себя купить акции Intel (хотя иногда и покупал сотню акций какой-нибудь компании, чтобы следить за ее результатами). Колледж Grinnell заработал кучу денег на акциях Intel, но уже продал свой пакет. Баффет же сам никогда не покупал акции компаний типа Intel, потому что их цена слишком зависела от перспектив роста компаний, а в них он разбирался недостаточно хорошо. Но тем не менее Баффет пригласил Гейтса на следующую встречу Buffet Group.

Вскоре после уик-энда на острове раздался телефонный звонок от Дона Файер-стайна и Тома Страусса, и следующие два месяца Баффет не мог думать ни о чем, кроме проблем Salomon.

В октябре, когда появилось несколько свободных дней в перерыве между встречами с конгрессменами и регуляторами во Всемирном торговом центре, он поехал в Ванкувер на очередную встречу Buffet Group. Президент FMC Боб Маллот и его жена Ибби, которые занимались подготовкой мероприятия, ценили культуру коренных американцев и организовали «индейский» ужин и танцы. Представитель танцоров объяснил, что обычно подобная церемония длится три дня. Следующие несколько часов члены Buffet Group сидели и зевали на жестких деревянных скамьях, не имея возможности ни закусить, ни сбежать. В какой-то момент Роксанна Брандт наклонилась к Баффету и спросила: «Что все-таки хуже — это или Salomon?» «Это значительно хуже», — ответил Баффет¹⁰.

Билл Гейтс избежал этого танцевального вечера. Он собирался участвовать только в тех заседаниях, которые его интересовали. Buffet Group собиралась обсудить, какие 10 компаний стоили дороже всего в 1950, 1960, 1970, 1980, 1990 годах и как менялся этот список с годами. Какой бизнес выдерживал конкуренцию дольше других? Что приводило компании к краху? Что было, а главное, чего не было сделано, чтобы его

избежать?

Приехав с опозданием (самолет не смог взлететь вовремя из-за тумана), Гейтс и его подруга Мелинда Френч незаметно проскользнули в зал. Мелинда рассчитывала, что они довольно скоро уйдут. Но уже к четвертому слайду поняла, что придется задержаться надолго¹¹. Том Мерфи и Дэн Берк, члены совета директоров ЮМ, начали объяснять, почему ЮМ является лидером в производстве компьютеров, но не лидером в производстве программного обеспечения. Тут Баффет сказал: «Я думаю, что в зале есть человек, который может дополнить сказанное». Все повернулись и увидели Гейтса¹². Обсуждение продолжилось. Если бы в 1960-х годах вы были в Sears, почему вы не смогли бы нанимать на работу лучшие кадры и продавать продукцию за лучшие цены? Что помешало бы вам оставаться лидером в своей отрасли? Большинство предлагаемых ответов, независимо от того, о какой компании шла речь, касались проблемы самонадеянности и того, что Баффет называл «институциональным императивом» — склонностью компаний работать только в собственных интересах и копировать своих конкурентов, вместо того чтобы стараться опередить их. Некоторые компании не искали молодых сотрудников со свежими идеями. Иногда менеджеры не замечали серьезных изменений в своей индустрии. Все признавали, что такие проблемы очень трудно решать. Через некоторое время Баффет попросил каждого выбрать любимую акцию.

— Как насчет Kodak? — спросил Билл Руан. Он посмотрел на Гейтса, ожидая, что он скажет.

— Kodak «горит», — сказал Гейтс¹³.

Никто, кроме него, в том зале не знал, что Интернет и цифровые технологии «убьют» пленочные аппараты компании. В 1991 году об этом

не подозревали даже в самой компании Kodak.

— Билл, наверное, думает, что все телевизионные сети скоро умрут, — съязвил Ларри Тиш, чья компания Loews Corp. владела пакетом акций CBS.

— Нет, все не так просто, — сказал Гейтс. — Способ производства и показа телевизионных шоу отличается от того, что делает фотоаппарат, и ничто не может его фундаментально изменить. Может, кто-то и потерпит поражение из-за стремления людей к разнообразию, но сети владеют контентом и могут изменить его для достижения новых целей. Серьезный вызов, с которым они столкнутся, связан с перемещением телевидения в Интернет. Но с фотографированием дела обстоят иначе — вы можете спокойно избавиться от пленки и все равно иметь возможность фотографировать¹⁴.

Теперь всем хотелось услышать Гейтса, который мог объяснить, что будет представлять собой новый цифровой мир и что он будет означать для присутствующих. «Потом нам сказали, что мы поедем на морскую прогулку, — рассказывал Гейтс. — И Кей следила, чтобы я разговаривал не только с Уорреном». Это было очень кстати, потому что Баффет, которому нравилось «приклеиваться» к некоторым людям, готов был стать «сиамским близнецом» Билла Гейтса. Они прокатились на огромной яхте Уолтера и Сьюзан Скотт под названием «Полярный медведь». Грэхем познакомил Гейтса с Тишем, Мерфи, Кью и остальными¹⁵. Через полдня Гейтс и Мелинда де-факто стали членами Buffet Group. Велись разнообразные разговоры, обсуждались различные проблемы, и как раз тогда Гейтс проворчал что-то Мерфи по поводу высокой цены на телевизионную рекламу. Через месяц в Wall Street Journal появилась статья, представляющая Баффета лицемером, а не разносторонним человеком, каким он на самом деле являлся. Все остальные очень сожалели — не по поводу разговора о телерекламе. А потому, что ответили после встречи на вопросы репортера, у которого не было в руках диктофона.

* * *

В 1993 году во многом благодаря спасению Salomon цена акций Berkshire почти удвоилась. К тому времени, когда Уоррен начал «баффетирование» в арбитражном разбирательстве против Джона Гутфрейнда, она превысила 18 тысяч долларов. Баффет теперь стоил восемь с половиной миллиардов долларов, пакет Сьюзи стоил 700 миллионов. Человек, инвестировавший в компанию тысячу долларов в 1957 году, сейчас получил бы шесть миллионов. Баффет стал богатейшим человеком в США.

К пасхальным каникулам они с Кэрол Лумис занялись ежегодным ритуалом написания и редактирования его послания, которое теперь предназначалось даже не национальной, а международной аудитории. В мае 1994 года, когда Гутфрейнд ничего не получил в арбитраже, Баффет провел ежегодное собрание акционеров. В театр Orpheum приехали более двух тысяч семисот человек. Баффет распорядился, чтобы Sees, обувные компании и энциклопедия World Book, которой он также владел, устроили в холле свои выставочные стенды. Были проданы 800 фунтов конфет Sees, больше 500 пар обуви¹⁶. World Вооктоже продавалась хорошо, хотя Баффет тогда еще не знал, что эта книга, как и Kodak, в скором времени не выдержит конкуренции с Интернетом. Довольный покупками своих акционеров, Баффет поехал в Borsheim’s, появился там на публике, а потом отправился в Furniture Mart. «Он шел туда, где мы выставили наши матрасы, — вспоминал Луи Блюмкин, — и их начинали тут же покупать»¹⁷. Баффет начал серьезно обдумывать идею торговли товарами на собраниях акционеров. Он обещал перенести собрания в Holiday Inn, где было больше места для торговых точек. В следующем году, решил он, будем продавать еще и ножи Ginsu*.

В лучах растущей славы оказались и многие члены его семьи. Теперь, когда состояние Баффета превысило восемь миллиардов, его благотворительный фонд Buffet

Foundation вошел в пятерку самых крупных в мире. А его со Сьюзи совместное решение завещать фонду все свои деньги превращало фонд в крупнейшего акционера Berkshire после их смерти. Сьюзи, которая возглавляла Buffet Foundation, вошла в совет директоров Berkshire Hathaway, хотя ничего не смыслила в бизнесе. Фонд, делавший пожертвований по 3, 5 миллиона долларов в год, в 1994 году пожертвовал в два раза больше. И все-таки это было совсем немного по сравнению с другими семьями, сопоставимыми с Баффетами по богатству. Но все понимали, сколько денег может оказаться в распоряжении фонда в будущем, поэтому и фонд, и его президент неожиданно привлекли к себе всеобщее внимание.

Когда Сьюзи переехала в Сан-Франциско и приняла решение, оставаясь замужем за Уорреном, идти своим путем, она полагала, что в отличие от первой вторая половина ее жизни будет спокойной и гармоничной. Не обладая глубокой проницательностью, она не представляла себе, что ее муж станет иконой в мире бизнеса и это затронет ее саму. С одной стороны, ей хотелось радовать Уоррена, ей нравилось управлять фондом, знакомиться с интересными людьми. Но ее посты президента Buffet Foundation, а теперь и члена совета директоров Berkshire сделали Сьюзан публичной фигурой. Она оказалась в западне. Чтобы отгородиться от общественного внимания, она старалась принизить свое влияние, говоря, что важен Уоррен, а она лишь «аксессуар его славы», поэтому не стоит интересоваться ею, писать о ней и ее жизни. Чтобы сохранить приватность, Сьюзи приходилось изворачиваться, редко появляться на публике в Сан-Франциско и отказываться от тех возможностей, которые представились ей в связи с растущим статусом мужа. Время от времени она с обидой говорила об Уоррене, как будто он был виноват в том, что ее жизнь стала теперь такой напряженной.

Ей нужно было ежегодно в июле ездить вместе с Уорреном в Солнечную долину, два раза в год участвовать в заседаниях Buffet Group, проводившихся каждый раз в разных местах, отмечать с семьей Рождество и Новый год в их доме в Лагуна-Бич, а две недели мая проводить со всеми членами семьи в Нью-Йорке. Между этими путешествиями она консультировала огромное количество «клиентов», ездила навещать внуков, принимала их у себя в Эмеральд-Бей, помогала зятю Аллену Гринбергу управлять фондом, из-за чего однажды ей пришлось поехать аж во Вьетнам. Она развлекалась, ходила на вечеринки, концерты, в музеи, спа-салоны, на педикюр, занималась шопингом и бесконечным ремонтом дома в Лагуна-Бич, поддерживала свой роман с другим человеком, писала сотни открыток, отправляла сотни подарков, часто путешествовала с друзьями. И по собственной воле всегда оказывалась рядом с постелью того, кто был тяжело болен или умирал.

Но бешеный темп ее жизни замедлился из-за череды приступов в 1987 году, а потом и операции по удалению матки в 1993-м. Кэтлин Коул приходилось часто вызывать для своей подруги и по совместительству босса «скорую помощь». Кэтлин пыталась заставить Сьюзи заниматься спортом, отказаться от своей обычной диеты, состоявшей из карамелек Tootsie, печенья и молока. Кэтлин заполнила всю кухню нежирными продуктами SnackWells. Но оборудование для фитнеса пылилось в нижней квартире, которую Сьюзи «выбила» из Уоррена, а друзья стали отмечать, что она слишком много времени посвящает заботе о других¹⁸. Члены же семьи проявляли почти странную невозмутимость, когда Коул звонила и сообщала, что Сьюзи в очередной раз попала в больницу. Казалось, что и они сами обрели присущее Сьюзи безоблачное спокойствие¹⁹. «Спасибо Богу за то здоровье, которое у меня есть», — часто говорила она и продолжала считать себя здоровым человеком, помогающим больным, а не наоборот.

Теперь квартира Сьюзи превратилась в хоспис. Первым пациентом был ее друг — деятель искусства, который умирал от СПИДа и которого она пригласила провести у нее последние недели своей жизни. Коул пришлось ставить умирающему капельницу, в то время как другие сотрудники входили и выходили, консультируясь со Сьюзи по поводу дел фонда и ремонта в доме в Лагуна-Бич, продолжавшегося уже десяток лет²⁰. После этого Сьюзи начала приглашать к себе каждого из своих друзей- шмосексуалистов, умиравших от СПИДа. Некоторых они вместе с Коул брали с собой в «путешествие мечты». Однажды они поехали в Японию, а в другой раз — в Индию, в Дхарамсалу, где Сьюзи организовала личную встречу своего друга с Далай-ламой, что было совершенно потрясающим событием для человека, которому оставалось жить всего несколько недель.

По просьбе одного из друзей после его смерти Сьюзи устроила вместо мемориальной церемонии маскарадную вечеринку в стиле фильма La Cage

aux Folks. Урны с прахом друзей она ставила рядом с камином, чтобы всегда помнить о них. Питер стал называть свою мать «Далай-мамой».

Хоуи, который впитал значительную часть энергии своей матери, вышел из-под ее покровительства в тот момент, когда слава отца стала сказываться и на его жизни. В 1989 году он стал председателем совета директоров Nebraska Ethanol Authority & Development. Благодаря этому посту он подружился с Марти Андреасом, исполнительным директором Archer Daniels Midland, крупной сельскохозяйственной компании Иллинойса, занимавшейся производством этанола. Марти Андреас был племянником CEO ADM Дуэйна Андреаса, который, в свою очередь, вместе с Уорреном входил в совет директоров Salomon. Через два года 36- летний Хоуи стал самым молодым членом совета директоров ADM.

Во время уотергейтского скандала Дуэйну Андреасу были предъявлены обвинения в незаконном финансировании политических кампаний, но он был оправдан. Он постоянно делал огромные и часто сомнительные пожертвования в пользу политиков обеих партий, а Конгресс принимал законы о налоговых субсидиях на производство этанола, что было очень выгодно для ADM. Убеждение Баффета в том, что богатые люди и крупные компании не должны оказывать влияние на политиков, резко противоречило тому, что делала ADM.

Через полшда после того, как Хоуи вступил в совет директоров, Андреас поручил ему работу в PR-отделе. У Хоуи не было опыта нив этих, ни в финансовых делах, хотя и имелось «врожденное чутье» в отношении денег и бизнеса, что из всех отпрысков Баффета делало его самым похожим на отца. На школьной благотворительной ярмарке по продаже выпечки он стоял у кассы. Когда ему протягивали пять долларов за кекс ценой в 50 центов, он отвечал: «У меня нет сдачи». «Так деньги и делаются», — объяснил он директору школы и весь день отказывался давать сдачу²¹. Он был изворотлив, когда дело доходило до обсуждения с отцом его работы в ADM. Он не принимал ничего как данность, а пытался вникнуть в суть происходящего. «Что будет с пожертвованиями, которые я могу сейчас делать через фонд Sherwood, если я соглашусь на эту работу?»

— спросил он. Баффет сказал, что не стал бы отказываться. «Окей, — сказал Хоуи, озабоченный тем, что офисная работа скажется на его талии.

— А как быть с соглашением об аренде фермы?» Баффет согласился перейти с фиксированной на плавающую процентную ставку, разрешив Хоуи платить 7 процентов текущей цены фермы*. После обсуждения еще пары вопросов Хоуи согласился переехать в Декатур, где располагалась штаб-квартира ADM. Ему поручили работу с аналитиками²².

Формально роль Хоуи в ADM никак не была связана с его фамилией и репутацией его отца как образца корпоративной этики. Если бы он подозревал о наличии подобной связи, то вряд ли согласился бы на эту работу. Его компетентность в вопросах производства этанола делала работу приятной. Отец воспитал в сыне презрение к особым привилегиям. Хотя уже многие годы разные люди пытались использовать его из-за богатства отца, Хоуи проявлял удивительную наивность в отношении большой корпорации. Ему не показалось странным то, что большая компания сразу принимает его в члены совета директоров и назначает представителем по связям с общественностью.

Баффет, который никогда бы не инвестировал в такую компанию, как ADM, и никогда не нанял бы человека, смешивающего бизнес и политику, как это делал Андреас, не отговаривал сына от работы в совете директоров компании, сильно зависевшей от правительства. Нетипичная для него немногословность много говорит о желании Баффета сделать так, чтобы сын приобрел собственный опыт в бизнесе и хотя бы в какой-то степени пошел по его стопам.

Как рассказывал Хоуи, Андреас был жестким, требовательным и давал ему задания типа покупки мучных мельниц в Мексике или работы над Североамериканским соглашением по свободной торговле**. Но Хоуи оставался тем же человеком, что и прежде, — с адреналином в крови, почти болезненно честным и ранимым. Он все еще удивлял членов семьи, выпрыгивая, к примеру, из ванной в костюме шриллы²³. Он писал матери трогательные до слез письма. Его офис напоминал спальню тинейджера — игрушечные грузовики с логотипами ADM и Coca-Cola, бутылки колы, игравшие гимн компании²⁴. И все же у него было ощущение, что за короткое время он приобретет знания и опыт, ради которых в бизнес- школе ему пришлось бы учиться годами.

В 1992 году Баффет пригласил Хоуи в совет директоров Berkshire Hathaway, сказав, что сын станет после его смерти неисполнительным директором. У Хоуи по-прежнему было мало опьгга в бизнесе, он не окончил колледж и больше интересовался сельским хозяйством, чем инвестициями. Но его резюме уже выглядело вполне достойно. Поскольку Баффет был крупнейшим акционером практически семейной корпорации, он имел право на такое назначение и обосновал его тем, что после его ухода Хоуи сможет сохранить корпоративную культуру. Он видел, что сын повзрослел и стал достаточно принципиальным человеком.

Тем не менее Баффету (вследствие решения о назначении относительно не проверенного делом сына председателем Berkshire Hathaway после своей смерти) припомнили все его многолетние заявления по поводу «божественного права лона», династического богатства, преимуществ, которые дают богатые родители, а не компетентность в делах. Кроме того, было не совсем понятно, какие образом Хоуи как председатель правления сработается с новым CEO. Все говорило о том, что Баффет после своей смерти не хочет концентрировать власть в одних руках. Это могло (хотя и не обязательно) ослабить потенциал Berkshire, но в любом случае позволяло оградить компанию от угрозы «институционального императива», который Баффет рассматривал как главную угрозу для Berkshire. Он хотел сохранять контроль и из могилы, и назначение сына стало первым шагом в этом направлении.

Вторым шагом стало назначение в совет директоров фонда Сьюзи- младшей, а затем и Питера, причем предполагалось, что дочь возглавит фонд после смерти матери. Все были уверены, что Сьюзи-старшая умрет позже Уоррена. Как и про многие другие вещи, он говорил про фонд: «Большая Сьюзи позаботится об этом». Предполагалось, что Сьюзи- младшая возьмет на себя эти обязанности на многие годы. Баффет все больше рассчитывал на ее помощь и в других областях. Она как эксперт в области филантропии играла активную роль в организации социальной и гражданской жизни отца в Омахе. Она повсюду искала побитую градом машину, достаточно недорогую, чтобы она устроила Баффета. Она помогала ему найти добровольцев для первого Omaha Classic — благотворительного турнира по гольфу, в котором участвовали бы CEO и

знаменитости²⁵. С ростом известности отца Сьюзи-младшая стала все чаще сопровождать его на встречах с новыми людьми, потому что Кей Грэхем, которой уже было за 70, не могла справиться с этой задачей. Астрид лишь иногда присутствовала на мероприятиях, занималась безвозмездной работой в зоопарке, но не горела желанием быть членом комитетов или председательствовать на собраниях и встречах. По сравнению с другими с ростом популярности Баффета жизнь Астрид мало изменилась. Ее спокойное течение лишь иногда прерывал случайный зевака у дверей дома.

Питер тоже сохранял рассудительность, хотя популярность отца кружила над ним как ястреб. Он переехал в Милуоки, где располагался офис его звукозаписывающей компании. Вместе с Мэри они купили роскошный дом, часть которого использовали как студию. Жилище сына Уоррена Баффета привлекло внимание прессы, так что Питер внезапно превратился в члена семьи, который своим показным пиком оскорбил и подвел отца. Брак оказался неудачным, и в мае 1991 года, незадолго до начала проблем в Salomon, он разошелся с Мэри. С тех пор ему постоянно приходилось заниматься делами, связанными с разводом. Отец, имевший большой опыт наблюдения за бракоразводными процессами друзей и членов семьи, ко всему относился с пониманием. После развода Питер формально удочерил своих приемных дочерей-двойняшек — Эрику и Николь. В отличие от Сьюзи-старшей, считавшей девочек внучками, Баффет был более сдержан в отношении к ним. Оглядываясь назад, можно сказать, что он считал удочерение новой постматримониальной связью между Питером и его бывшей женой. Связью, к которой сам он не хотел иметь отношения.

Для Питера, интроверта по натуре, крах брака стал откровением. После стольких лет пребывания в тени других он начал много работать, чтобы наконец заявить о себе по-настоящему. Даже в тяжелое время разрыва с Мэри его карьера прогрессировала. Он выпустил несколько сольных альбомов в стиле нью-эйдж. После знакомства с бестселлером

«Сын утренней звезды» о битве на реке Литтл-Бигхорн в его музыке стали появляться индейские мотивы, так соответствующие его индивидуальности. В результате ему поручили написать музыку к сцене

танца огня в фильме «Танцы с волками», а потом он исполнил ее вживую на премьере. Затем Питер писал саундтрек к фильму «Алая

буква» и мини-сериалам канала CBS. Кроме того, он начал подготовку мультимедийного шоу, посвященного утрате и возврату культуры коренных народов Америки.

Питер был уважаем, но не знаменит. У него было много предложений, но он не имел статуса звезды. Для мира музыки имя «Баффет» не имело никакого значения. Отец очень гордился его работой. Однако занятия искусством, не сопровождаемые славой и коммерческим успехом, интересовали Уоррена так же мало, как страсть отца к бизнесу и инвестициям интересовали Питера. Их миры не соприкасались. Хотя, как ни странно, они были особенно похожи друг на друга. У обоих была страсть к любимому делу, которому они посвятили себя с детства. И оба были настолько увлечены этим делом, что считали, что их жены должны служить исключительно проводниками, связывающими их с внешним миром.

, 432 432

* -------

Теперь у Баффета фактически появился и третий сын — Билл Гейтс.

Поначалу эти отношения, по словам Гейтса, выглядели как «взрослый Уоррен ия — ребенок». Постепенно это переросло в «эй, мы оба изучаем одно и то же в одно и то же время»²⁶. Мангер часто связывал успех Баффета с тем фактом, что Уоррен был «машиной по изучению». Хотя он не собирался изучать программирование, а Гейтс, в свою очередь, статистику бизнеса за последние 70 лет, у них были похожие склад ума и интересы — это их объединяло. А еще у них была одинаковая по силе энергетика. Баффет обучал Гейтса основам инвестирования и выступал в роли резонатора для размышлений Гейтса о своем бизнесе. Больше всего Гейтса поражало умение Баффета мыслить моделями. Баффету очень хотелось поделиться с Гейтсом мыслями о том, что делает бизнес успешным, а Гейтсу, в свою очередь, слушать его.

Если бы Баффет нашел новые интересные предприятия, он бы их все купил. Он не переставал искать такой бизнес. Но город, где жили Суперинвесторы из Грэхем-тауна и Доддсвилля, становился перенаселенным. Уолл-стрит не мог уже оставаться в своих рамках. Интересных возможностей представлялось все меньше. У Баффета появилось больше свободного времени, и он сделал свою жизнь более сбалансированной. Он уже не кидался читать American Banker во время званых обедов, ему нравилось общение с другими людьми. Он по- прежнему был сконцентрирован в первую очередь на бизнесе, но в течение 90-х годов сделки становились все более крупными и заключались все реже и реже. У него появились новые интересы. Общение с друзьями, социальные приоритеты, путешествия стали для Баффета не менее важными, чем процветание Berkshire.

В свободное время ему теперь хотелось играть в бридж. Он играл в эту игру уже 50 лет, но когда ему пришлось жить в Нью-Йорке, разрешая проблемы Salomon, он

* Исторический драматический фильм Кевина Костнера (1990), посвященный адаптации белого офицера в индейском племени.

Фильм 1995 года по мотивам легендарного произведения Натаниэля Готорна, рассказывающий об истории запретной любви. В качестве эмблемы позора на грудь главной героине была нашита алая буква А (адюльтер).

стал относиться к этой карточной игре более серьезно. Однажды в 1993 году он вместе с Джорджем Гиллеспи даже принимал участие в турнире, проходившем одновременно в разных странах. Тогда же он встретил Шэрон Осберг, которая была партнером по игре Кэрол Лумис. Осберг выросла с колодой карт в руках. Она была бывшим

компьютерным программистом и начала играть в бридж в колледже. К моменту, когда Шэрон основала интернет-компанию Wells Fargo, она выиграла уже два командных мировых чемпионата. В момент знакомства она была миниатюрной привлекательной брюнеткой сорока пяти лет.

«В следующий раз, когда она будет ехать через страну, — попросил Баффет Лумис, — сделайте так, чтобы она остановилась в Омахе. Попросите ее позвонить мне».

«Где это — Омаха?» — спросила Осберг. Ей потребовалось три дня, чтобы набраться смелости и позвонить. Она «была напугана до смерти, потому что никогда прежде не разговаривала с живой легендой»²⁷.

В Омаху Осберг, жившая в Сан-Франциско, отправилась примерно через неделю. «Мне никогда не было так страшно, у меня перехватывало дыхание», — рассказывала она. Новый секретарь Баффета Дебби Босанек провела ее в святая святых. Баффет встретил ее, достав из стола три игральные кости. Они были покрыты нечетными числами — 17, 21 и 0. «Вы можете смотреть на них сколько хотите, — сказал Баффет. — Потом выберите одну, а я возьму другую, мы их бросим и посмотрим, кто выиграл». Осберг уставилась на кости. Она была в таком напряжении, что цифры в глазах расплывались. После нескольких минут молчания Баффет сказал: «Хорошо, давайте просто бросим кости». Через три минуты он заставил Осберг ползать на коленях, кидая игральные кости на полу его кабинета. Это растопило лед.