Раздел 15. Мастерство и самореализация литературного критика.

Многообразие подходов, гибкость, читабельность литературно-критической работы. Личность критика («нутро»). Общественное и коллективное начала. Перспективы развития литературно-критической деятельности и её теории.

Раздел 16. Гражданская, нравственная и общественная позиция критика.

Вопрос принципиальной честности и система оценочной толерантности. Свобода и зависимость. Совесть и честь в критической работе. Критика и власть. Критик в идеологизированном и «свободном» обществе. Проблема цензуры.

Заключение.

Общие вопросы курса

При первом же употреблении оборота «теория литературной критики» и в самом его звучании у некоторых слушателей и читателей начинает сводить челюсти от скуки: теория критики… И отчасти их можно понять: ведь сама литературная критика по отношению к художественной литературе во многом теоретична – она рассматривает, осмысляет и растолковывает некие тексты; таким образом, получается, что в определённом смысле мы имеем дело с теорией теории. Как тут не заскучать, как не предаться неизбежной зевоте!

Забегая вперёд, скажем, что за время своего развития критика получила на свой адрес немало суровых и не всегда заслуженных инвектив. И.В. Гёте, к примеру, полагал, что «От критики нельзя ни спастись, ни оборониться, нужно поступать ей назло, и мало-помалу она с этим свыкнется»[1].

Однако эти довольно распространённые, но несколько обывательские представления в действительности не имеют ничего общего с сутью дела: интерес или отсутствие интереса к тому или иному предмету определяется не его содержанием, а качеством преподавания. Как говорил ныне не популярный, но довольно своеобразный теоретик В.И. Ленин, уровень пропаганды прежде всего определяется составом лекторской группы. Так и мы попробуем порассуждать на эти, казалось бы, скучные темы по возможности нескучно, а если удастся, то и увлекательно.

Когда человек заявляет, что он не читает литературной критики, то, конечно, это – его личное дело. Но если ему не чуждо сочинительство, то подобное отношение уже не кажется столь безобидным. Прежде всего, такому человеку хочется сказать: если ты не читаешь критики, то и критика не будет читать тебя. Более того, равнодушный к критике автор наверняка прочтёт статью, посвящённую его собственному творчеству. Особенно если она эмоционально окрашена (неважно, со знаком плюс или минус), и это уже более серьёзное обстоятельство, ибо свидетельствует о явном эгоцентризме: получается, что во всем окружающем литературном процессе его интересует исключительно его персона. Говоря строже, приходится сделать неутешительный вывод: безразличный к критической сфере литератор демонстрирует свой непрофессионализм и моральную глухоту.

Начать разговор хотелось бы (да и вполне логично) с определения сути самого предмета. Раз уж мы имеем дело с таким многоплановым художественным явлением, как критика, то прежде всего необходимо разобраться с тем, что собою она представляет, как и по каким законам функционирует, по каким путям развивалась и какие перспективы имеет для дальнейшего существования.

Итак, что же такое есть литературная критика? Или критика вообще. Если вспомнить об этимологии этого термина, то его происхождение связано с греческими и римскими культурами и языками. Слова kritikos и criticus трудно перевести на русский однозначно, однако ясно то, что они представляют собой целый набор смыслов, связанных со способностью и необходимостью вынесения некоего принципиального решения, вердикта – в данном случае, в области изящной словесности.

Александр Сергеевич ПУШКИН (1799–1837), как это ни покажется неожиданным для столь эмоционального и импульсивного человека, назвал критику принадлежностью рационального знания: «Критика – наука открывать красоты и недостатки в произведениях искусств и литературы. Она основана на совершенном знании правил, коими руководствуется художник или писатель в своих произведениях, на глубоком изучении образцов и на деятельном наблюдении современных замечательных явлений»[2]. Впрочем, далее поэт-мыслитель делает существенную оговорку, что без личной эмоциональной заинтересованности в этом деле никак не обойтись.

Более образную трактовку предложил представитель французского романтизма Шарль-Огюстен де СЕНТ-БЁВ (1804–1869). Обратившись к сфере ландшафтного строительства, произведения других литературных родов он уподобил архитектурным сооружениям, величественным, но неподвижным. Литературную критику же мэтр сравнил с речным потоком, который, струясь, легко переходит от одного здания к другому, а в его зеркальной глади отражаются башни и шпили дворцов, купола храмов, решётки и бойницы замков.

Столь же эмоционален в оригинальной трактовке основной функции критики Александр Александрович БЕСТУЖЕВ-МАРЛИНСКИЙ (1797–1837). Скептически оценивая современную отечественную литературу, он сравнивает критику с предупредительным знаком, необходимым для литературной навигации, но при этом же не без оснований сетует: «Но, скажите мне, кто ставит охранный маяк в луже?»[3] («Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов», 1825).

Если говорить о более конкретных трактовках этого явления, то и тут мы сталкиваемся с большими трудностями дефиниции и интерпретации. По Виссариону Григорьевичу БЕЛИНСКОМУ (1811–1848), например, также, задававшемуся аналогичным вопросом, критика «есть движущаяся эстетика, которая верна одним началам, но которая ведёт вас к ним разными путями и с разных сторон»[4]. Таким образом, она призвана оценивать классику и текущую литературу и тем самым – формировать вкусы читателей. Поскольку задачи и авторитет критиков столь важны, то, согласно классику, это накладывает на них большую ответственность. Ремесло это лёгким не назовёшь, а далее этот квалифицированный специалист добавляет: «Дарование критика есть дарование редкое и потому высоко ценимое… талант критика редок, путь его скользок и опасен»[5] («О критике и литературных мнениях “Московского наблюдателя”», 1836).

Вопрос, почему эстетика, наука о прекрасном, снабжена тут определением «движущаяся», легко разрешим: поскольку в большинстве случаев критика касается о свежих, актуальных литературных явлений, представление о которых находятся в стадии становления, то ясно, что и сама она не может стоять на месте, а развивается вместе с общими тенденциями в обществе и мире литературы. Показательно, что один из слушателей Высших литературных курсов при Литературном институте имени А.М. Горького, отталкиваясь от формулы Белинского, предложил свою оригинальную модификацию термина: «движущая эстетика», тем самым подтвердив право критики активно и ответственно воздействовать на художественную ситуацию.

В советские времена также не было недостатка в формулировках, которые имеют своё право на существование. Идеологизированный, но, в целом, ответственный историк критики Василий Иванович КУЛЕШОВ (1920–2006), в частности, писал: «Критика – способ истолкования и оценки художественных произведений в свете определенных концепций, теоретическое самосознание литературных направлений, активное средство борьбы за утверждение их творческих принципов»[6].

Можно привести десятки других определений того, что есть критика, но обилие дефиниций не слишком приблизит нас к постижению сути явления. Более того, разброс в формулировках способен привести в замешательство. Мы будем всё более запутываться в том, чем на деле является таинственный феномен культуры: род литературной деятельности, форма общественного сознания или область филологии. Не менее вопроса о сущности критики важна проблема: а какая конкретно критика имеется в виду: нормативная, романтическая, реалистическая, психологическая, импрессионистическая, символистская, марксистская, формалистическая, социалистическая, экзистенциалистская, структуралистская, постмодернистская и т. д. Этому будут посвящены многие страницы учебного пособия. Но вначале нужно определиться с критикой как таковой, и тут мы испытываем серьёзные затруднения.

Между тем, если с вопросом, знает ли он, что такое критика, мы обратимся к самому неподготовленному респонденту, скорее всего тот с большой долей уверенности ответит: «Конечно, знаю! Критика – это когда кого-нибудь ругают!»

В принципе, в этих незамысловатых словах есть толика правоты. Когда мы говорим, что кого-то подвергли критике, покритиковали, раскритиковали, то это не значит, что его осыпали комплиментами. Поскольку этимологически критика связана с процессом вынесения суждения, то объективному критику при необходимости придётся выносить суровые, нелицеприятные приговоры. Но разве критическая функция сводится к провозглашению отрицательных суждений? Разве не ограничивает этот наивный подход разнообразной, многопрофильной, полиморфной деятельности критика? Разве не должен он заниматься одобрением и поощрением достойных авторов? И каковы, наконец, принципы и законы, на которых критик основывает свои суждения?

Лидер русского сенттментализма Николай Михайлович КАРАМЗИН (1766–1826) в своё время задавался подобными вопросами и предлагал свой взгляд на этот спорный предмет: «Употребим сравнение не новое, но выразительное: что дыхание хлада для цветущих растений, то излишне строгая критика для юных способностей души: мертвит, уничтожает; а мы должны оживлять и питать – приветствовать славолюбие, не устрашать его: ибо оно ведёт к славе, а слава автора принадлежит отечеству. Пусть низкое самолюбие утешает себя нескромным охуждением, в надежде возвыситься охуждением других: но вам известно, что самый лёгкий ум находит несовершенства; что только ум превосходный открывает бессмертные красоты в сочинениях»[7].

Впрочем, история литературной критики демонстрирует нам множество примеров, когда её адепты выносили и весьма нелицеприятные вердикты по отношению к разбираемым сочинениям. Каково же должно быть сочетание доброжелательности и строгости, какова мера положительных и отрицательных суждений? В дальнейшем мы и попытаемся ответить на эти и многие другие совсем не простые и отнюдь не праздные вопросы.