Соскальзываниек предательствуи гнусному злу

Ключ к этим устаревшим взглядам (устаревшим в той мере, в какой прошлое, казалось, уже мертвое, более жизненно, чем видимость современного мира) мы находим в неудачной части " Дневника вора", где автор говорит о своей любовной связи с инспектором полиции.

" Однажды, - рассказывает он, - тот попросил меня " заложить" моих приятелей. Соглашаясь на это, я знал, как сделать мою любовь к нему еще сильнее, но от того, что вы больше узнаете о любви, она не становится вашей собственностью" **. По этому поводу Сартр захотел расставить все точки над " i": Жене любит предательство, он видит в нем все лучшее и худшее, что в нем есть.) Разговор Жене с Бернардини, его любовником, проясняет эту проблему. " Бернар, - пишет он, - хорошо знал мою жизнь, но никогда меня ей не попрекал. Как-то раз он попытался оправдаться, что служит в полиции, и заговорил о морали, что мне претило с одной только эстетической точки зрения. Добропорядочность моралистов разбивается о то, что они называют злонамеренностью (тут Жене намекает, вероятно, на свои разговоры с Сартром, с которым они были друзьями). Если они могут доказать мне, что нечто безобразно из-за причиняемого зла, я считаю, что только один могу судить о его красоте и изяществе, прислушиваясь к нарастающим во мне звукам мелодии;

один могу отвергнуть или принять его. Меня нельзя больше вывести на прямую дорогу. В крайнем случае можно было бы взяться за мое художественное образование, но с определенным риском для препо-

* " Journal du voleur". P. 200 - 201.
** Ibid. P. 207 - 208.

давателя: я могу убедить его в своей правоте, особенно если мы оба считаем красоту самовластной " *.

Жене не раздумывает, перед какой властью склониться. Он знает, что сам - властитель. Самовластность, которой он обладает, не нужно искать (она не может быть результатом усилий), она снисходит как благодать. Красота, создающая мелодию, есть нарушение закона, нарушение запрета, что и является сутью самовластности. Самовластность - это возможность презреть смерть и возвыситься над законами, утверждающими жизнь. Она только внешне отличается от святости, ведь святой - это тот, кого притягивает к себе сама смерть, а король притягивает ее как бы сверху. Впрочем, мы никогда не должны забывать, что значение слова " святой" - " священное", а священное указывает на запрет, жестокость, опасность и одно только соприкосновение с ними предвещает уничтожение - то есть Зло. Жене прекрасно знает, что у него перевернутое представление о святости, но он считает его более правильным, чем у других: это область, где пропадают и сливаются противоположности. Только эти пропасти и слияния ведут нас к истине. Святость Жене, распространяющая на Земле Зло, " священное" и запрет, - самая глубокая из всех. Из-за потребности в самовластности он оказывается брошенным на произвол того, что поднимает божественную силу над законами. В состоянии благодати он шагает по торным дорогам, куда его ведут " сердце и святость". Он пишет: " Пути святости как узкие тропинки - невозможно не пройти по ним, а если ты пошел по ним, то нельзя ни обернуться, ни повернуть назад. Святым становятся волею обстоятельств, которая и есть воля Божья! " ** Мораль Жене похожа на ощущение от удара молнии или прикосновение к священному, которое дается Злом. Он живет как заколдованный, очарованный остающимися после всего этого развалинами; в его глазах ничто не может заменить самовластность или святость, исходящую от него или от остальных. Принцип человеческой морали связан с длительностью человеческого существования. Принцип самовластности (или святости) - с существом, чья красота создана безразличием к этой длительности, даже, скорее, притяжением к смерти. Это парадоксальное положение трудно оспорить. Он любит смерть, наказание и разорение... Он любит властных хулиганов, которым отдается, пользуясь их трусостью. " Лицо Армана было лживым, мрачным, злым, бесшабашным, грубым... Он был

* Курсив мой.
** " Miracle de la rose". Oeuvres completes, II. P. 376.

скотиной... Он редко и неискренно смеялся... Я думаю, что он выработал в себе, в примитивных, как мне кажется, но сделанных из крепких тканей прекрасных пестрых расцветок органах, в жарких и щедрых внутренностях желание утверждать, использовать и выказывать лицемерие, глупость, злость, жестокость, подобострастие и самым непристойным образом делать так, чтобы все эти качества полностью в нем раскрывались". Эта отвратительная личность заворожила Жене больше, чем кто-либо. " Мало-помалу Арман становился Всемогущим в области морали" *. Робер говорит Жене, отдававшемуся старикам, чтобы потом их обокрасть: " И это ты называешь работой?.. Ты нападаешь на стариков, которые умудряются стоять только благодаря пристяжному воротнику и трости". Реплика Армана должна была повлечь за собой " одну из самых отчаянных революций в морали". " Ты что же думаешь, - говорит Арман. - Когда надо - ты слышишь - я не на стариков нападаю, а на старух. И выбираю самых слабых. Мне ведь только деньжата нужны. Отличная работа - это когда получается. Когда до тебя дойдет, что мы не в рыцари нанялись, ты многое поймешь" **. При поддержке Армана " особый кодекс чести у воров показался... смешным" Жану Жене. В один прекрасный день " принцип воли, отделенной от морали рассуждениями и отношением Армана" будет приложен им к " оценке полицейских": он углубился в святость и самовластность и никакая мерзость вплоть до предательства не будет больше волновать его до головокружения и давать ему томительную царственность.

Но здесь есть одно недоразумение: Арман по-своему самовластен: ценность своего положения он доказывает красотой. Но красота Армана зиждется на презрении к красоте, на важности пользы, его самовластность - низменное подобострастие, неукоснительное подчинение выгоде. Это идет, прежде всего, вразрез с менее парадоксальным божеством - Аркамоном, в чьих преступлениях нет абсолютно никакой корысти (явной подоплекой второго совершенного им убийства охранника была дурманящая жажда наказания). У теории Армана есть одна добродетель, которой не обладают убийства Аркамона - ей нет прощения, ничто не может искупить ее гнусность. Сам Арман готов отказаться от любых достоинств своих поступков в угоду деньгам - самому низкому мотиву преступления: поэтому Жене считает, что эта личность обладает ни с чем не сравнимой ценностью и истинной самовластностью. Здесь предполагается наличие двух

* " Journal du voleur". P. 199.
** Ibid. P. 198.

персонажей - или, по крайней мере, двух противоположных точек зрения. Жану Жене требуется углубленное Зло, полностью противоположное Добру, Зло совершенное, равное совершенной красоте: и Аркамон призван его частично разочаровать. В конце Арман оказывается далек от человеческих чувств, и тогда он гнуснее и красивее. Арман - человек, точно рассчитывающий, он не трус, но вынужден прибегать к трусости, потому что за нее платят. Является ли трусость Армана скрытой и эстетской или, может быть, он бескорыстно делает этот выбор? Тогда он был бы виноват перед самим собой. Только наблюдающий за ним Жене может рассматривать его трусость с эстетической точки зрения. Он приходит от него в восторг как от восхитительного шедевра; тем не менее он перестал бы восхищаться, если бы заметил, что тот сознает себя художественным произведением. Арман вызвал восхищение Жене тем, что отверг всякую возможность им восхищаться; сам Жене потерял бы престиж в его глазах, если бы признался в своем эстетизме.