Некоторое время спустя.

Метров на четыреста ниже. Начинает смеркаться. Вершины стали

еще выше, они кажутся подавляющими. Оба путника входят в тень

долины.

На этот раз впереди идет Флисс, Фрейд за ним.

Заметно, что Фрейд меньше устал, чем Флисс, но его принуждает

отставать какое-то чувство внутреннего сопротивления.

Флисс (дружески, но с раздражением). Видишь? Теперь ты еле ноги волочишь. Давай спустимся здесь.

Он показывает на русло высохшего ручья за деревьями. И сразу же начинает спускаться (боком); Фрейд легко, пружинисто идет за ним, но без всякого удовольствия.

Флисс. Вперед! Быстрее! Быстрее!

Они выходят на другую тропу. С тропы видят внизу под ногами Берхтесгаден. В долине еще светло, но в городе в некоторых окнах уже горит свет. Флисс хочет продолжать путь. Фрейд останавливает его.

Фрейд. Постой минутку.

Флисс. Ты уже устал?

Фрейд. Да нет же! (Показывая на темный Берхтесгаден.) Надо бы остаться жить здесь.

Флисс (удивленный этим тоном, бросает на Фрейда ис­пытующий взгляд). Что случилось? Ты не в своей тарелке?

Фрейд. Выслушай меня, Вильгельм.

Фрейда что-то беспокоит.

Флисс. Хорошо, хорошо! Скоро ты мне обо всем расскажешь. Я не хочу, чтобы нас застигла здесь ночь, у меня не такие кошачьи глаза, как у тебя.

Собирается идти, но Фрейд его удерживает.

Фрейд. Одна моя больная выбросилась из окна.

Флисс (равнодушно). Ах, вот в чем дело!

Фрейд. Я вызвал у нее одно подавленное воспоминание: ког­да ей было шесть лет, отец над ней надругался.

Флисс (вынимая из кармана записную книжку). Интере­сно. А когда произошла сексуальная агрессия?

Фрейд. В 1866-м.

Флисс (раздраженно). Я спрашиваю тебя, в какой день, месяц и час.

Фрейд. Не знаю, говорю тебе, что она...

Флисс.... да, выбросилась из окна. И что дальше? Как, по-твоему, я могу работать с такими неопределенными данны­ми? (Фрейд пожимает плечами и молчит) Ладно, пошли! Можем поговорить на ходу!

Они снова двинулись в путь. Фрейд с сожалением устремил свой взгляд в чистое и холодное небо, раскинувшееся над их головами.

Тени в долине сгущаются.

Флисс (снисходительно, как человек, который готовится сыграть роль утешителя). Именно эта смерть терзает тебя?

Фрейд (говорит искренне, исполненный надежды). Она не умерла.

Флисс. Она будет жить?

Фрейд. Да.

Он явно рассчитывает на помощь Флисса; он нуждается в том, чтобы ему вернули мужество.

Флисс. Так в чем же дело?

Фрейд. А если бы она покончила с собой?

Флисс. Что за странный вопрос? Она жива, и все тут.

Фрейд молчит. Чувствуется, что он разочарован и пытается скрыть свое разочарование.

Флисс (он замечает это и понимает, что ему следует и дальше продолжать в том же духе). Ладно. Допустим, что она умерла? Она тебе родня?

Фрейд. Нет.

Флисс. Если она тебе никто, спрашивается, какое тебе до нее дело. (Пауза.) Посмотри, начинает темнеть. Я не желаю риско­вать и сломать себе ногу. Прибавь немного шагу.

Они пошли быстрее.

Флисс. Что я еще могу тебе сказать? Таковы опасности на­шего ремесла. На совести величайшего генерала Пруссии и лучшего хирурга Берлина почти одинаковое количество смер­тей. Брейер вбил тебе в голову эту тревогу? (Фрейд кивает в знак согласия.) Я так и думал. Он — воплощение венской сентиментальности. Вальсы! Вальсы! И потоки слез: вы никог­да не научитесь воевать. Ой!

Флисс подвернул ногу. Он едва не падает, с гримасой боли делает хромая несколько шагов и опускается на поваленное дерево.

Фрейд (обеспокоенно). Что с тобой?

Флисс (массируя лодыжку, мрачно). Я споткнулся о ка­мень. (С раздражением.) Уже ноги собственной не видишь. Нам следовало бы вернуться пораньше. (Пауза.) Это пустяки. (Встает.) Вперед, марш! (Он идет хромая, Фрейд хочет его поддержать, но он его отталкивает.) Не стоит труда. (Дей­ствительно, его походка скоро становится нормальной.) Ну и кто она такая, твоя больная?

Фрейд. Старая дева. Она никогда не расставалась со своим отцом... редко выходила из дома. Флисс (слушает его, все более разочаровываясь). Жила, как мокрица! Не велика была бы потеря! (Примирительным тоном.) Но я с тобой согласен: нельзя разбрасываться человеческими жизнями. (Убежденно.) Мы и не станем ими разбра­сываться, Зигмунд. Мы пока ищем. Но позднее, на одну боль­ную, которую мы потеряем, мы будем спасать тысячу. Знаешь, как говорят берлинцы, которые не обабились? " Омлет не сде­лаешь, не разбив яиц". Ты хотел, чтобы я сказал тебе именно это? Доволен? (Фрейд делает кокой-то вымученный ки­вок, который может сойти за согласие.). Тогда хватит об этом!

Они скрываются за поворотом, и ночь скрадывает от нас пустынный ландшафт.

(8)