Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






VI. Решение проблемы






Но если товарищ Люксембург не заметила проблемы там, где она действительно имеется, а нашла ее там, где ее вовсе нет, то решение, которое она предлагает, еще более удивительно, чем сама проблема.

Важнейший вопрос, на который должна была ответить ее книга, формулирован на стр. 304 следующим образом: «Для кого же капиталисты производят, когда и поскольку они не потребляют, а проявляют «подвиги воздержания», т. е. накопляют?»

 


Мы видели, что схемы Маркса отвечают на этот вопрос, но товарищ Люксембург не удовлетворена этим ответом.

А каков же ее ответ? «Следовательно, существование некапиталистических покупателей прибавочной стоимости, – говорит Люксембург, – является прямым условием существования капитала и его накопления, а потому и решающим вопросом проблемы накопления капитала».

И вот товарищ Люксембург описывает в пространных исторических экскурсах, как капитал стремится к экспорту в некапиталистические страны, как он всюду разрушает старые хозяйственные формы, как эксплоатирует население и как он часто путем насилия добывает себе то, чего не может добыть посредством торговли, создавая тем самым основы, на которых в этих странах развивается капитализм.

Области эксплоатации капитализма становятся все теснее: некапиталистические страны и слои населения все более вовлекаются в капиталистическое хозяйство. Так капитализм сам роет для себя могилу, в которую он в конце концов должен упасть. На вопрос, «для кого капиталисты производят?», дается поразительный ответ: для мелких крестьян в Европе и в Китае, для негров Центральной Африки, словом, для некапиталистических стран и слоев населения. Поразительно. Но дело становится еще более удивительным, если мы рассмотрим его ближе.

Товарищ Люксембург показывает, какой ужасной эксплоатации подвергаются эти некапиталистические страны и слои населения – факт, на котором останавливались многие другие авторы. Но эксплоатация состоит именно в том, что у эксплоатируемого отбирается больше стоимости, чем та, которую ему дают. Вопрос ставился так: куда девается излишняя стоимость, которая из года в год при накоплении капитала выбрасывается на рынок? Ответ гласит, что эта излишняя стоимость реализируется благодаря тому, что ее продают некапиталистическим народам и классам, которые взамен ее дают гораздо большую стоимость.

Как этим устраняется кажущееся затруднение, совершенно непонятно; оно этим только еще более обостряется.

В действительности происходит насильственный экспорт товаров, и описание этого явления у Розы Люксембург в общем правильно; но экономические причины этого экспорта, на которых я в рамках рецензии остановиться не могу, другие, чем те, какие дает автор.

Товарищ Люксембург думает, что она дала своей книгой экономическое объяснение империализма. К сожалению, это совсем не так. Действительными проблемами империализма занимается только глава XXX – «Международный заем», но она не содержит ничего нового.

Вообще ее книга имеет так мало общего с явлениями пульсирующей в настоящее время экономической жизни, что она с таким же успехом могла бы быть написана двадцать и более лет тому назад.

Вместе с теоретическими предпосылками падают и практические выводы, прежде всего теория катастроф, которую товарищ Люксембург построила на основании своего учения о необходимости некапиталистических потребителей.

 


Больно выносить такой приговор о книге, имеющей целью содействовать пролетарскому движению. Но товарищ Меринг с полным правом в подобном же случае недавно сказал! «Несомненно неприятно давать отрицательный отзыв о книге единомышленника. Но мы потеряли бы всякое право рассматривать под увеличительным стеклом буржуазную литературу о Марксе, как мы это привыкли делать, если бы мы с такой же остротой не критиковали таких вещей. Но это еще не решающий мотив

Не только из-за противника, но и в интересах нашей собственной партии не следует с этим считаться».

 

 


 


ТОМ ВТОРОЙ

НАКОПЛЕНИЕ КАПИТАЛА
ИЛИ
ЧТО ЭПИГОНЫ СДЕЛАЛИ
ИЗ ТЕОРИИ МАРКСА

(Антикритика)

 

 


 


 

 

I

Habent sua fata libelli – книги имеют свою судьбу. Когда я писала свое «Накопление», меня время от времени угнетала та мысль, что все интересующиеся теоретическими вопросами марксисты заявят что то, что я пытаюсь столь обстоятельно развить и обосновать, представляет собой нечто само собой разумеющееся. Я полагала, что никто собственно не представлял себе дело иначе и что мое решение проблемы вообще является единственно возможным и мыслимым. Оказалось иное.

Ряд критиков в социал-де­мок­ра­ти­чес­кой прессе объявил мою книгу совершенно неудачной в ее основе, ибо проблема, которую надо было бы решить, в этой области вообще якобы не существует, а я стала достойной сожаления жертвой чистого недоразумения. С появлением моей книги связаны факты, которые во всяком случае надо признать необычными. Появившаяся в «Vorwarts'e» 16 февраля 1913 г. рецензия на «Накопление», даже для мало посвященного в дело читателя представляет собой по тону и по содержанию нечто совершенно странное, тем более, что критикуемая книга носит чисто теоретический характер, ни с кем из живых марксистов не полемизирует и отличается строжайшей объективностью. Но этого мало. Против тех, кто написал о моей книге благоприятный отзыв, был предпринят своего рода начальнический поход, который с замечательным усердием велся центральным органом. Беспримерный и сам по себе несколько комичный факт: по вопросу о чисто теоретической работе, посвященной сложной абстрактно-на­уч­ной проблеме, выступила вся редакция политической ежедневной газеты, – из которой самое большее два члена вообще читали мою книгу, – чтобы вынести о ней коллективный приговор. При этом такие люди, как Франц Меринг и Ю. Карский, были объявлены людьми, ничего не понимающими в вопросах политической экономии, только для того, чтобы выставить в качестве «специалистов» тех, кто разругал мою книгу.

Подобная судьба, насколько помнится, не выпала на долю ни одной из новинок в партийной литературе с тех пор как она существует, а между тем ведь на самом деле не все же чистые перлы выпускаются в продолжение десятилетий социал-де­мок­ра­ти­чес­ки­ми издательствами. Необычное во всех этих фактах ясно показывает, что моя книга, кроме «чистой науки», так или иначе затронула еще другие страсти. Но для того, чтобы правильно судить обо всем


этом, нужно прежде всего хотя бы в основных чертах ознакомиться с относящимися сюда вопросами.

О чем идет речь в этой столь энергично оспариваемой книге? Читающей публике содержание ее кажется в высшей степени страшным благодаря внешнему и само по себе второстепенному обстоятельству, – благодаря часто применяемым в ней математическим формулам. В критических отзывах о моей книге эти формулы составляют центральный пункт, и некоторые из моих строгих господ критиков принялись даже основательно поучать меня на предмет составления еще более сложных математических формул, при одном взгляде на которые у обыкновенных смертных пробегает по телу легкая дрожь. Мы увидим, дальше, что эта слабость моих «специалистов» к схемам – не случайность, а теснейшим образом связана с их точкой зрения по данному вопросу. Однако проблема накопления сама по себе имеет чисто экономический, общественный характер; она не имеет ничего общего с математическими формулами и может быть изложена и понята без них. Если Маркс в отделе его «Капитала», посвященном воспроизводству совокупного общественного капитала, конструировал математические схемы, подобно тому как это делал на сто лет раньше основоположник школы физиократов и политической экономии как точной науки Кенэ, – то это служило им обоим исключительно для большей легкости и ясности изложения. Это послужило Марксу, как и Кенэ, также для наглядного представления того факта, что в явлениях хозяйственной жизни буржуазного общества, несмотря на его видимую хаотичность и кажущееся господство индивидуального произвола, дело по существу идет о таких же строго закономерных связях, как, например, в явлениях физической природы. Так как мои положения о накоплении покоятся на изложении Маркса и в то же время с ним критически расходятся, и так как Маркс специально в вопросе о накоплении не пошел дальше конструирования нескольких схем и начала их анализа, что собственно и дало повод к моей критике, то и я, само собой разумеется, должна была остановиться на марксовых схемах. Я должна была это сделать, во-первых, потому, что я не могла их произвольно исключить из изложения Маркса, и, во-вторых, именно для того, чтобы выяснить недостаточность данного им способа доказательства.

Попытаемся однако представить проблему в самой простой форме, без всяких математических формул.

Над капиталистическим способом производства господствуют интересы прибыли. Для всякого капиталиста производство лишь тогда имеет смысл и цель, когда оно дает возможность из года в год наполнять карманы «чистым доходом», т. е. прибылью, которая остается сверх всех его затрат капитала. Но основным законом капиталистического производства в отличие от всяких других форм хозяйства, покоящихся на эксплоатации, является не просто прибыль в виде чистого золота, но постоянно возрастающая прибыль. Для этой цели капиталист опять-таки в отличие от других исторических типов эксплоататора затрачивает плоды своей эксплоатации не исключительно и даже не в первую очередь для личного удовольствия: он затрачивает их во все возрастающей мере для повышения самой эксплоатации. Большая часть полученной прибыли опять


присоединяется к капиталу, затрачивается на расширение производства. Капитал таким образом накопляется, он, по выражению Маркса, «аккумулируется», и, как предпосылка и следствие накопления, капиталистическое производство все более расширяется.

Но для осуществления этого недостаточно однако доброй воли капиталиста: этот процесс связан с объективными общественными условиями, которые можно представить следующим образом.

Чтобы была возможна эксплоатация, прежде всего необходимо, чтобы была налицо рабочая сила в достаточном количестве. О том, чтобы это имело место, заботится капитал с того момента, как капиталистический способ производства выступил на историческую сцену и более или менее консолидировался; это достигается самим механизмом этого производства: во-первых, тем, что занятым наемным рабочим, худо ли, хорошо ли, дается капиталом возможность содержать себя на полученную заработную плату для целей дальнейшей эксплоатации и увеличиваться численно путем естественного размножения, но дается т о л ь ­к о эта возможность, и, во-вторых, тем, что капитал путем постоянной пролетаризации средних слоев и конкуренции, которую он подготовляет наемному рабочему при помощи машины в крупной промышленности, создает резервную армию индустриального пролетариата, находящуюся всегда в его распоряжении.

После того как это условие исполнено, т. е. после того как капиталу обеспечен в виде наемного пролетариата постоянно находящийся в его распоряжении материал для эксплоатации, и механизм эксплоатации регулирован самой системой найма, на сцену выступает новое основное условие накопления капитала: возможность все снова и снова продавать произведенные наемными рабочими товары, чтобы получить обратно в деньгах как собственные затраты капиталистов, так и в ы ­ж а ­т у ю из рабочей силы прибавочную стоимость. «Первое условие накопления выполнено, раз капиталисту удалось продать свои товары и снова превратить в капитал большую часть полученных за них денег» («Капитал», т. I, отдел седьмой, Введение). Поэтому, чтобы накопление совершалось как непрерывный процесс, для капитала необходима постоянно возрастающая возможность сбыта товаров. Основное условие эксплоатации капитал, как мы видели, создает себе сам. Первый том «Капитала» Маркса подробно анализировал и описал этот процесс. Но как обстоит дело с возможностями реализации плодов этой эксплоатации с возможностями сбыта? От чего они зависят? Во власти ли капитала и кроется ли в существе самого его механизма производства возможность расширить сбыт соответственно его потребностям, как он приспособляет к своим потребностям количество рабочей силы? Ни в коем случае. Здесь находит свое выражение зависимость капитала от общественных условий. Несмотря на все свои кардинальные отличия от всех других исторических форм производства, капиталистическое производство имеет с ними то общее, что оно в последнем счете, – невзирая на то, что для него субъективно важны лишь интересы прибыли как руководящая цель, – объективно должно удовлетворять материальные потребности общества; указанной субъективной цели оно может достигнуть лишь тем и лиши в том, постольку, поскольку оно служит этой


объективной задаче. Капиталистические товары лишь тогда и лишь постольку могут быть проданы и заключающаяся в них прибыль лишь постольку может быть превращена в деньги, поскольку эти товары удовлетворяют общественную потребность. Постоянное расширение капиталистического производства, т. е. постоянное накопление капитала, связано таким образом со столь же постоянным расширением общественных потребностей.

Но что такое общественная потребность? Можно ли ее каким-нибудь образом определить точнее, можно ли ее как-нибудь измерить, или же мы должны довольствоваться здесь лишь неопределенным понятием?

Если посмотреть на дело так, как оно выступает на поверхности хозяйственной жизни в повседневной практике, т. е. с точки зрения отдельного капиталиста, то оно по существу не осязаемо. Капиталист производит и продает машины. Его клиентами являются другие капиталисты, покупающие у него машины с тем, чтобы этим самым снова капиталистически производить другие товары. Первый может тем больше сбыть своих товаров, чем больше последние расширяют свое производство; он может тем больше накоплять, чем больше они " накопляют в своих отраслях производства. Здесь «общественной потребностью», с которой связан наш капиталист, была бы потребность других капиталистов, предпосылкой расширения его производства было бы расширение их производства. Другой капиталист производит и продает средства существования для рабочих. Он может тем больше продавать, стало быть, тем больше накоплять, чем больше рабочих занято у других капиталистов (и у него самого) или, другими словами, чем больше другие капиталисты производят и накопляют. Но от чего зависит возможность расширения «другими» их предприятий? Очевидно, опять-таки от того, могут ли «эти» капиталисты, например, производители машин, средств существования, покупать у них их товары в постоянно возрастающем количестве. «Общественной потребностью», от которой зависит накопление капитала, при ближайшем рассмотрении таким образом оказывается как-будто само накопление капитала. Чем больше капитал накопляет, тем больше он накопляет; ближайшее рассмотрение вопроса приводит, повидимому, к этой пустой тавтологии или к головокружительной карусели. Где здесь начало, инициатива импульса, – не видно. Мы явственно вращаемся в кругу, и проблема исчезает у нас под руками. Это на самом деле и происходит, но лишь до тех пор пока мы исследуем вопрос с точки зрения поверхности рынка, т. е. отдельного капитала, этой излюбленной формы вульгарного экономиста1.

Но вопрос сразу получает определенный вид и строгие очертания, когда мы рассматриваем капиталистическое производство как целое, с точки зрения совокупного капитала, т. е. в последнем счете с един-

 

 

1 Подобного рола пример дает рецензент моей книги из «Vorwarts'a» Г. Экштейн, которые после вступительных значительных обещаний просветить читателя насчет общественной потребности пару раз, подобно кошке, оборачивается вокруг собственного хвоста и, не подвинувшись с места, в конце концов объявляет, что дело «отнюдь не так просто и легко». Эго, конечно, верно. Сказать пару нелепых фраз гораздо проще и легче.

 


ственно решающей и правильной точки зрения. Такова именно точка зрения, которую Маркс впервые систематически развил во втором томе своего «Капитала», но которую он однако положил в основу всей своей теории. Суверенное частное бытие отдельного капитала на деле есть лишь внешняя форма, поверхностное явление хозяйственной жизни, – форма, которую только вульгарные экономисты рассматривают как сущность вещей и единственный источник познания. При всех этих явлениях, выступающих на поверхность, и при всех противоречиях конкуренции, все же несомненен тот факт, что все отдельные капиталы образуют одно общественное целое, что над их бытием и движением господствуют общие общественные законы, которые через постоянные отклонения лишь в результате отсутствия планомерности и анархии современной системы осуществляются за спиной отдельных капиталистов и помимо их сознания.

Если мы рассмотрим капиталистическое производство как целое, то общественная потребность тотчас же становится осязаемой величиной, распадающейся на осязаемые части.

Представим себе, что все производимые в капиталистическом обществе товары ежегодно складываются на одном месте, в одну большую кучу, чтобы, как совокупная масса, быть использованной обществом. Мы тогда сразу же увидим, что вся эта товарная масса ясно распадается на несколько больших частей разного рода и разного назначения.

При всякой общественной форме и во все времена производство так или иначе должно было заботиться о двух вещах. Во-первых, оно должно было, плохо ли, хорошо ли, кормить общество, одевать его и удовлетворять материальными вещами прочие его культурные потребности, т. е. оно, коротко говоря, должно было доставлять населению всех слоев и возрастов с р е д с т ­в а с у ­щ е с т ­в о ­в а ­н и я в самом широком смысле слова. Во-вторых, всякая форма производства должна была, – для того, чтобы сделать возможным дальнейшее существование общества, следовательно, его дальнейший труд, – всегда производить новые с р е д с т ­в а п р о ­и з ­в о д с т ­в а для возобновления использованных; она должна была производить сырье, орудия, рабочие помещения и т. д. Без удовлетворения обеих этих элементарнейших потребностей всякого человеческого общества культурное развитие и прогресс были бы невозможны. И с этими элементарными требованиями должно считаться и капиталистическое производство, несмотря на всю его анархию и независимо от интересов прибыли.

Соответственно с этим мы в том общем капиталистическом складе товаров, которые мы себе представили, найдем прежде всего большую часть товаров, которые представляют возмещение использованных в истекшем году средств производства. Это новое сырье, машины, строения (или то, что Маркс называет постоянным капиталом), которые отдельные капиталисты произвели друг для друга в своих предприятиях и которыми они должны обменяться между собой, чтобы сделать возможным во всех предприятиях производство в прежних размерах. Так как все необходимые для общественного процесса труда средства производства (согласно нашему допущению)

 


доставляются капиталистическими предприятиями, то обмен соответствующих товаров на рынке является, так сказать, внутренним, домашним делом самих капиталистов. Деньги, необходимые для того, чтобы всесторонне осуществить этот обмен товаров, получаются, конечно, из кармана класса капиталистов – ведь каждый предприниматель должен наперед располагать соответствующей денежной суммой для своего предприятия – и по завершении обмена возвращаются с рынка обратно в карман класса капиталистов.

Так как мы рассматриваем здесь лишь возобновление средств производства в прежнем размере, то достаточно из года в год иметь одну и ту же сумму денег, которая была бы посредницей в периодическом взаимном обеспечении капиталистов средствами производства и то и дело возвращалась бы на время обратно в их карманы.

Как и при всяком другом обществе, вторая, большая часть капиталистической товарной массы, должна заключать в себе средства существования населения. Но на какие части распадается при капиталистической общественной форме население и как оно получает свои средства существования? Два основных явления характеризуют капиталистический способ производства: во-первых, всеобщий товарный обмен; в данном случае это означает прежде всего, что ни один человек не может получить из общественной товарной массы ни малейшего количества средств существования, если он не владеет необходимыми для их покупки покупательными средствами – деньгами; во-вторых, капиталистическая система найма, т. е. отношение, при котором большая часть трудящихся получает средства для покупки товаров лишь благодаря обмену с капиталом своей рабочей силы и при котором имущий класс получает свои средства существования благодаря эксплоатации указанного отношения. Таким образом само капиталистическое производство предполагает два больших класса населения: капиталистов и рабочих, которые в отношении обеспечения себя средствами существования находятся в совершенно различном положении. Как бы безразлична ни была судьба рабочих для отдельного капиталиста, но их необходимо по крайней мере кормить, пока их рабочая сила применима для нужд капитала, дабы поддержать их существование для дальнейшей эксплоатации. Следовательно, класс капиталистов ежегодно уделяет рабочим из общей массы произведенных ими товаров такую часть средств существования, которая необходима как раз для того, чтобы они могли участвовать в производстве. Для покупки этих товаров рабочие получают от предпринимателей заработную плату в денежной форме, следовательно, рабочий класс путем обмена прежде всего получает ежегодно от класса капиталистов за проданную рабочую силу определенную денежную сумму, которую он обменивает на известное количество средств существования, взятых опять-таки из общественной товарной массы, составляющей собственность капиталистов; это количество средств существования соответствует культурному уровню и степени развития классовой борьбы рабочего класса. Деньги, которые выступают в качестве посредников при этом втором большом меновом акте, получаются таким образом опять-таки из кармана класса капиталистов: для того, чтобы предприятие работало, каждый предприниматель должен авансировать, по терминологии Маркса, «переменный


капитал», т.е. денежный капитал, необходимый для покупки рабочей силы. Но после того как рабочий закупил все нужные ему средства существования (а каждый рабочий должен это делать для содержания самого себя и своей семьи), эти деньги до последнего гроша вновь возвращаются в карман капиталистов как класса. Ибо капиталистические предприниматели продают рабочим средства существования как товар. Перейдем к потреблению самих капиталистов. Средства существования класса капиталистов принадлежат ему уже как товарная масса, до всякого обмена, в силу капиталистических отношений, согласно которым все товары вообще, за исключением единственного товара – рабочей силы, появляются на свет как собственность капитала. Конечно, эти «лучшие» средства существования именно потому, что они – товары, появляются на свет как собственность многих распыленных отдельных капиталистов, как их частная собственность. Чтобы класс капиталистов мог потребить принадлежащую ему массу средств существования, необходимо, чтобы и здесь, как в случае с постоянным капиталом, имел место всесторонний взаимный обмен между капиталистами. И в этом случае общественный обмен должен быть проведен при посредстве денег, и потребную для этой цели сумму денег должны бросить в обращение опять-таки сами капиталисты; здесь, как и при возобновлении постоянного капитала, дело идет опять-таки о внутренних, домашних обстоятельствах класса предпринимателей. Но указанная денежная сумма по завершении обмена и здесь возвращается в карман всего класса капиталистов как целого; она возвращается туда, откуда она ушла.

О том, чтобы ежегодно действительно, производилось потребное количество средств существования с необходимыми для капиталистов предметами роскоши, об этом заботится тот самый механизм капиталистической эксплоатации, который вообще регулирует отношения найма. Если бы рабочие производили лишь столько средств существования, сколько необходимо для их собственного содержания, то их занятие с точки зрения капитала было бы бессмыслицей. Оно приобретает смысл лишь тогда, когда рабочий сверх своего собственного содержания, соответствующего его заработной плате, обеспечивает также и содержание своего «кормильца», т. е. когда он, по терминологии Маркса, создает для капиталиста прибавочную стоимость. И эта прибавочная стоимость должна между прочим служить для того, чтобы обеспечить классу капиталистов, – как это имело место по отношению ко всякому классу эксплоататоров в прежние периоды истории – необходимый уровень жизни и известную роскошь. После этого у капиталистов остается еще своеобразный труд: путем взаимного обмена соответствующих товаров и ассигнования для этой цели необходимых денежных средств озаботиться о полном нужды и лишений существовании своего собственного класса и о его естественном размножении.

Этим было бы покончено с двумя большими частями в нашей общественной товарной массе: со средствами производства для возобновления процесса труда и со средствами существования для содержания населения, т. е. рабочего класса, с одной стороны, и класса капиталистов – с другой.

 

 


Легко может создаться представление, что мы до сих пор рисовали чисто фантастические картины. Какой же капиталист в настоящее время знает, что и сколько необходимо для возмещения всего изношенного капитала, для прокормления всего рабочего, класса или класса капиталистов, и какой капиталист вообще заботится обо всем этом? Ведь каждый предприниматель производит вслепую, чтобы конкурировать с другими, и видит только то, что происходит перед его носом. Но, несмотря на беспорядочность конкуренции и анархию, все же имеются, очевидно, в конце-кон­цов невидимые законы, которые оказывают свое действие; без них капиталистическое общество уж давным-дав­но разлетелось бы впрах. И весь смысл политической экономии как науки и в частности сознательная цель экономического учения Маркса заключается в том, чтобы выявить те скрытые законы, которые при всей анархии частных хозяйств поддерживают порядок и связь всего общественного целого. Именно эти объективные невидимые законы капиталистического накопления – накопление капиталов путем прогрессивного расширения производства – мы и должны теперь исследовать. Из того, что излагаемые нами здесь законы не руководят сознательным образом действиями отдельных функционирующих капиталов, что в действительности не существует такого общественного органа, который сознательно вырабатывал бы эти законы и проводил бы их в жизнь, из этого вытекает лишь тот факт, что современное производство приспособляется к своим задачам путем шатаний, путем постоянного перепроизводства и недопроизводства, путем постоянных колебаний цен и кризисов. Но именно эти колебания цен и кризисы имеют в конце концов для общества как целого то значение, что они то и дело снова и снова вводят хаотическое частное производство в рамки общих связей; без этого оно очень скоро вышло бы из пазов своих. Если попытаемся здесь вместе с Марксом набросать крупными штрихами отношение совокупного капиталистического производства к общественным потребностям, то мы отвлекаемся лишь от специфических м е ­т о ­д о в капитализма – от колебаний цен и кризисов, посредством которых он приводит в соответствие указанные отношения, – и рассматриваем самую сущность дела.

Но теми двумя большими частями общественной товарной массы, с которыми мы покончили, ограничиться однако нельзя. Если бы эксплоатация рабочих служила только для того, чтобы обеспечить эксплоататорам роскошную жизнь, то мы имели бы дело не с современным господством капитала, а со своего рода модернизированным рабским или средневековым феодальным хозяйством. Ее жизненная цель и призвание – прибыль в образе денег, накопление денежного капитала. Истинный исторический смысл производства начинается таким образом лишь там, где эксплоатация выходит за пределы указанных границ. Прибавочной стоимости не только должно хватать на то, чтобы обеспечить классу капиталистов «соответствующий его состоянию» образ жизни: она сверх этого должна заключать в себе часть, предназначенную для накопления. Более того. Эта господствующая над всем истинная цель имеет настолько важное значение, что рабочие лишь постольку получают работу, т. е. лишь постольку ставятся в положение, когда они сами создают себе средства существования, поскольку они производят ту часть прибыли, которая пред-


назначена для накопления, и поскольку имеются виды на возможность накопления ее в денежной форме.

Соответственно этому мы в нашем воображаемом едином складе капиталистического общества должны найти еще третью часть товаров, которая не предназначена ни для возобновления использованных средств производства, ни для содержания рабочих и капиталистов; все это мы уже рассмотрели. Это будет часть товаров, содержащая ту неоценимую долю выжатой из рабочих прибавочной стоимости, которая собственно и составляет жизненную цель капитала: прибыль, предназначенную для капитализации, для накопления. Какого это рода товары и какая часть общества в них нуждается, т. е. кто покупает их у капиталистов, чтобы в конце-концов дать им возможность превратить важнейшую часть прибыли в чистое золото?

Здесь мы подошли к существу проблемы накопления и должны рассмотреть все попытки ее решения.

Быть может, покупателями последней части товаров общественного склада являются рабочие? Но ведь рабочие, кроме полученной ими от предпринимателей заработной платы, не владеют никакими покупательными средствами и лишь в размере этой платы получают в обрез ассигнованную им часть совокупного общественного продукта. Сверх этого они ни на грош не могут купить капиталистических товаров, как бы ни были велики их неудовлетворенные жизненные потребности. К тому же стремления и интересы класса капиталистов направлены к тому, чтобы уделить рабочим потребляемую ими часть совокупного общественного продукта и необходимые для этого покупательные средства по возможности в обрез, а отнюдь не в избытке. Ибо с точки зрения капиталистов как класса (очень важно держаться именно этой точки зрения в отличие от извращенных представлений отдельного капиталиста) рабочие – не покупатели, не «клиенты», как другие, а лишь рабочая сила, содержание которой за счет части ее же собственного продукта является печальной необходимостью; содержание это притом сводится к социально допустимому в данное время минимуму.

Но, может быть, сами капиталисты, расширяя собственное частное потребление, могут явиться покупателями рассматриваемой нами последней части их общественной товарной массы? Быть может, это разрешило бы задачу, хотя роскошь господствующего класса, включая сюда и всякие прихоти, и без того обеспечена в достаточной мере. Однако если бы сами капиталисты без остатка прокучивали всю выжатую из рабочих прибавочную стоимость, то накопления никакого не было бы. Мы имели бы тогда перед собой с точки зрения капитала совершенно фантастический возврат к своего рода модернизованному рабскому хозяйству или феодализму. Обратное, правда, мыслимо и при случае усердно практикуется: капиталистическое накопление с рабовладельческими и крепостническими формами эксплоатации мы могли найти до 60-х годов прошлого столетия в Соединенных штатах, и еще теперь находим в Румынии и в разных заокеанских колониях. Но противоположный случай – современная форма эксплоатации, т. е. свободные отношения найма с последующим античным или феодальным прокучиванием прибавочной стоимости при полном пренебрежении накоплением, – такой смертный грех про-

 


тив святого духа капитала попросту немыслим. Здесь точка зрения совокупного капитала опять-таки весьма существенно отличается от точки зрения отдельного предпринимателя. Для последнего и роскошь «знатных господ», например, выступает как желанное расширение сбыта, стало быть, как первоклассные условия накопления. Для всех капиталистов как класса потребление всей прибавочной стоимости в виде роскоши является чистейшим безумием, экономическим самоубийством, потому что это означает не что иное, как уничтожение накопления в корне.

Итак, кто же является покупателем, потребителем той части всех общественных товаров, продажа которой только и делает возможным накопление? Ясно одно: этими покупателями не могут быть ни рабочие, ни капиталисты.

Но разве в обществе нет других слоев в роде чиновников, военных, духовенства, ученых, художников, которых нельзя отнести ни к рабочим, ни к капиталистам? Разве все эти категории населения не должны удовлетворять свои потребности? Быть может, они-то и выступают в качестве искомых покупателей избытка товаров? Для отдельного капиталиста это опять-таки так. Но иначе представляется дело, если мы рассматриваем всех предпринимателей как класс, если мы рассматриваем совокупный общественный капитал. В капиталистическом обществе все перечисленные слои и профессии с экономической точки зрения являются лишь придатком класса капиталистов. Если мы спрашиваем, откуда чиновники, военные, духовные, художники и т. д. получают свои покупательные средства, то оказывается, что источником последних является отчасти карман капиталистов, отчасти (через посредство системы косвенных налогов) заработная плата. Таким образом эти слои с экономической точки зрения для капитала, взятого как целое, не являются особым классом потребителей, так как они не обладают никаким самостоятельным источником покупательной силы и так как они в качестве сотрапезников обеих частей общества – капиталистов и рабочих уже подразумеваются, когда мы говорим о потреблении этих двух классов.

Итак, мы пока не видим покупателя, не видим никакой возможности сбыть последнюю часть товаров, продажа которых только и делает возможным накопление.

Есть, наконец, простой выход из затруднения. Может быть, мы уподобляемся тому всаднику, который безнадежно разыскивал коня, на котором он сидел? Может быть, капиталисты сами покупают друг у друга этот остаток товаров и притом не для того, чтобы прокутить их в свое удовольствие, а затратить именно на расширение производства с целью накопления? Ибо что такое накопление, как не расширение капиталистического производства? Но для того, чтобы удовлетворять этой цели, указанные товары должны состоять не из предметов роскоши для частного потребления капиталистов, а из разного рода средств производства (нового постоянного капитала) и средств существования для рабочих.

Пусть это будет так. Но подобное решение лишь переносит затруднение с данного момента на следующий. В самом деле, допустив, что накопление началось и что расширенное производство в следующем году выбрасывает на рынок еще большую массу товаров, чем в


этом году, мы снова наталкиваемся на вопрос: где же мы т о г ­д а найдем покупателей для еще более возросшего количества товаров?

Если нам ответят, что это возросшее количество товаров и в следующем году будет обменено капиталистами между собой и затрачивается ими всеми опять-таки для расширения производства, и так из года в год, то мы будем иметь перед собой карусель, которая вращается сама собой в пустом пространстве. Это будет в таком случае не капиталистическое накопление, т, е. не накопление денежного капитала, а нечто противоположное: производство товаров ради производства, стало быть, с точки зрения капитала совершеннейшая бессмыслица. Если капиталисты как класс всегда лишь сами являются покупателями всей своей товарной массы (за исключением той части, которую они постоянно должны уделять рабочему классу на его содержание), если они сами должны собственными деньгами постоянно покупать товары и превращать в золото заключающуюся в них прибавочную стоимость, то накопление прибыли, накопление классом капиталистов как целого невозможно.

Если мы хотим, чтобы накопление имело место, то необходимо, чтобы для той части товаров, в которых заключается предназначенная для накопления прибыль, нашлись совсем другие покупатели – покупатели, которые черпают свои покупательные средства из самостоятельного источника, а не из кармана капиталистов, как рабочие или сотрудники капитала – государственные органы, войско, духовенство, либеральные профессии. Стало быть это должны быть покупатели, которые получают покупательные средства на основе товарного обмена, следовательно, от производства товаров, которое имеет место за пределами капиталистического товарного производства; это должны быть, следовательно, производители, средства производства которых нельзя рассматривать как капитал, и которые сами не принадлежат ни к одной из двух категорий – категорий капиталистов и рабочих, но тем не менее так или иначе нуждаются в капиталистических товарах.

Но где же мы находим подобных покупателей? Ведь в современном обществе, кроме капиталистов и всей их свиты паразитов, нет никаких других классов или слоев!

Здесь мы подходим к узловому пункту вопроса. Во втором, как и в первом томе «Капитала», Маркс в качестве предпосылки своего анализа берет то положение, что капиталистическое производство является единственной и исключительной формой производства. В первом томе он говорит: «Мы оставляем здесь в стороне внешнюю торговлю, которая туземные сорта товаров замещает заграничными и при помощи которой нация может превратить предметы роскоши в средства производства и существования, или наоборот. Для того, чтобы рассмотреть предмет нашего исследования в совершенно чистом виде, независимо от затемняющих дело побочных обстоятельств, мы должны весь торгующий мир рассматривать как одну нацию и предположить, что капиталистическое производство укрепилось повсеместно и овладело всеми отраслями производства» («Капитал», т. I, стр. 589, перев. Базарова и Степанова. Москва, 1920. Примечание 25). И во втором томе: «По нашему предположению – при всеобщем и исключительном господстве капиталистического производства, – кроме этого


класса вообще не существует никаких других классов, кроме класса рабочих»1. При этих условиях в обществе есть, конечно, только капиталисты с их придатком и наемные пролетарии; других слоев, других товаропроизводителей и потребителей мы тут не находим. Но в таком случае капиталистическое накопление, как я попыталась показать, стоит как раз перед той неразрешимой проблемой, к которой мы в конце концов пришли.

Можно поворачивать вопрос как угодно, но до тех пор пока мы остаемся в предположении, что в обществе нет никаких других слоев, кроме капиталистов и наемных рабочих, капиталисты как класс не в состоянии отделаться от своих избыточных товаров, чтобы превратить прибавочную стоимость в деньги и получить таким образом возможность накоплять капитал.

Но марксово допущение является лишь теоретической предпосылкой в целях облегчения и упрощения исследования. В действительности капиталистическое производство, как это всякому известно и как это при случае подчеркивает в «Капитале» сам Маркс, отнюдь не является единственным и исключительно господствующим. В действительности во всех капиталистических странах, даже в странах с высоко развитой крупной промышленностью, наряду с капиталистическими предприятиями в индустрии и в земледелии имеется множество ремесленных и крестьянских хозяйств, которые ведут простое товарное производство. В действительности наряду со старыми капиталистическими странами даже в самой Европе есть страны, в которых крестьянское и ремесленное производство сильно преобладает даже в настоящее время. Таковы Россия, Балканы, Скандинавия, Испания. И, наконец, наряду с капиталистической Европой и Северной Америкой есть колоссальные континенты, где капиталистическое производство пустило корни лишь в немногих разбросанных пунктах, в то время как в остальных местах народы, обитающие на этих континентах, переживают всевозможные хозяйственные формы, начиная с первобытного коммунизма и кончая феодальным, крестьянским и ремесленным хозяйством. Все эти общественные формы и формы производства существуют и существовали не только в спокойном территориальном соседстве с капитализмом; напротив того, с самого начала капиталистической эры между ними и европейским капиталом развился усиленный обмен веществ совершенно особого свойства. Капиталистическое производство как подлинное массовое производство нуждается в покупателях как из крестьянских и ремесленных кругов старых стран, так и в потребителях всех других стран, в то время как оно со своей стороны технически совершенно не может обойтись без продуктов производства этих слоев и стран (будь это средства производства или средства потребления). Таким образом между капиталистическим производством и его некапиталистической средой с самого начала должны были развиться отношения обмена, при которых для капитала создалась возможность реализовывать в чистом золоте свою собственную прибавочную стоимость для целей дальнейшей капитализации, обеспечивать себя всякого рода необходимыми ему для расширения собственного производства товарами

 

 

1 Стр. 331, по перев. Базарова и Степанова, изд. 1919 г.

 


и, наконец, путем разрушения этих некапиталистических форм производства получать все новый и новый приток пролетаризованной рабочей силы.

Но это только голое экономическое содержание создающихся отношений. Его конкретную картину в действительности создает исторический процесс развития капитализма на мировой арене со всем его пестрым и меняющимся многообразием.

Ибо капитализм при обмене с окружающей его некапиталистической средой прежде всего наталкивается на затруднения, вытекающие из натурального хозяйства, из устойчивых общественных отношений, и на ограниченные потребности как патриархально-кресть­янс­ко­го, так и ремесленного хозяйства. Тут капитал прибегает к «героическим средствам», к методам политического насилия. В самой Европе его первым шагом является революционное преодоление феодального натурального хозяйства. В заокеанских странах порабощение и разрушение традиционных общинных отношений являются первым делом, всемирноисторическим актом рождения капитала, и с этого времени указанные методы выступают в качестве постоянных спутников накопления. Путем разрушения первобытных, натурально-хозяйственных и патриархально-кресть­янс­ких отношений этих стран европейский капитал открывает там ворота товарообмену и товарному производству, превращает их жителей в покупателей капиталистических товаров и в то же самое время чрезвычайно сильно ускоряет собственное накопление при помощи прямого массового грабежа природных сокровищ и накопленных богатств порабощенных народов. С начала XIX столетия рука об руку с этими методами идет вывоз накопленного капитала из Европы в некапиталистические страны других частей света, где он на новом поприще, на развалинах туземных форм производства, находит новый круг покупателей своих товаров и, стало быть, дальнейшие возможности для накопления.

Таким образом капитализм все более и более расширяется благодаря взаимодействию с некапиталистическими общественными кругами и странами: он накопляет за их счет, но в то же время на каждом шагу разъедает и вытесняет их, чтобы самому стать на их место. Но чем больше капиталистические страны участвуют в этой погоне за областями накопления и чем меньше становятся те некапиталистические районы, которые открыты еще для мировой экспансии капитала, тем ожесточеннее становится конкурентная борьба капитала вокруг указанных областей накопления, тем в большей мере его экскурсии по мировой арене превращаются в цепь экономических и политических катастроф: в мировые кризисы, войны и революции.

Но этим процессом капитал двояким образом подготовляет свою собственную гибель: во-первых, он своим расширением за счет всех некапиталистических форм производства держит курс на тот момент, когда все человечество в действительности будет состоять из одних лишь капиталистов и наемных пролетариев и когда дальнейшее расширение, следовательно, накопление, станет поэтому невозможным; во-вторых, он в то же самое время, по мере того как эта тенденция находит свое выражение, обостряет классовые противоречия, международную хозяйственную и политическую анархию настолько, что он должен вызвать восстание международного пролетариата про-


тив существования капиталистического господства задолго до осуществления крайнего результата экономического развития, т. е. задолго до того момента, когда будет достигнуто абсолютное и безраздельное господство капиталистического производства во всем мире.

Таковы в общих чертах проблема и ее решение, как я себе их представляю. На первый взгляд это может показаться чисто теоретическим мудрствованием. И тем не менее проблема имеет близкое к нашим дням практическое значение. Оно заключается в тесной связи данной проблемы с самым выдающимся фактом современной общественной жизни, с империализмом. Крайние типичные проявления империалистического периода: мировая борьба капиталистических государств за колонии, за сферы влияния, за возможности приложения европейского капитала, международная система займов, милитаризм, высокие таможенные пошлины, господствующая роль в мировой политике банкового капитала и картельной промышленности – все это в настоящее время общеизвестно. Их связь с последней фазой капиталистического развития, их значение для накопления капитала настолько очевидны, что их отчетливо сознают и признают как носители, так и противники империализма. Социал-де­мок­ра­тия не может однако довольствоваться эмпирическим познанием этого факта. Для нее важно точно исследовать экономические закономерности указанных связей, установить подлинный корень больших и сложных комплексов явлений империализма. Ибо, как это постоянно бывает в таких случаях, лишь ясное теоретическое понимание сущности проблемы может нам дать в нашей практике борьбы с империализмом ту уверенность, ту ясность цели и ту ударную силу, которые столь необходимы в политике пролетариата. Факты эксплоатации, прибавочного труда и прибыли были известны до появления «Капитала» Маркса. Но только точная теория прибавочной стоимости и ее образования, закона заработной платы и промышленной резервной армии, как ее конструировал Маркс на основе своей теории стоимости, дали практике классовой борьбы тот железный базис, на котором развивалось немецкое, а вслед за ним международное рабочее движение вплоть до мировой войны. Что одной теорией не обойдешься, что самую лучшую теорию можно иногда связать с самой гнусной практикой, это показывает именно теперешнее крушение германской социал-де­мок­ра­тии. Но это крушение произошло не в результате, а вопреки теоретическому учению Маркса, и оно может быть преодолено только тем, что практика рабочего движения будет приведена в соответствие с его теорией. Как в общих задачах, так и в каждой более важной области классовой борьбы мы можем получить совершенно прочную основу для нашей позиции лишь из теории Маркса, из многих неисчерпаемых сокровищниц его фундаментальных работ.

Что объяснение экономического корня империализма должно быть выведено специально из законов накопления капитала и приведено с ними в соответствие, – это не подлежит никакому сомнению, так как империализм в целом уже по всеобщему эмпирическому признанию является не чем иным, как специфическим методом накопления. Но как это возможно, пока мы без всякой критики придерживаемся предпосылок Маркса во втором томе «Капитала», имеющих в виду общество, где капиталистическое производство является един-


ственным и где все население состоит только из капиталистов и наемных рабочих?

Как бы ни определяли внутренние экономические движущие силы империализма, во всяком случае ясно и общепризнано одно: его сущность состоит именно в распространении господства капитала из старых капиталистических стран на новые области и в хозяйственной и политической конкуренткой борьбе этих стран из-за подобных областей. Но Маркс, как мы видели, допускает во втором томе своего «Капитала», что весь мир является лишь «одной капиталистической нацией» и что все другие хозяйственные и общественные формы исчезли. Как же, спрашивается, объяснить империализм в таком обществе, где для него совершенно не осталось места?

Здесь, я полагала, нужно подойти к вопросу критически. Теоретическое допущение общества, состоящего из одних лишь капиталистов и рабочих, которое для определенных целей исследования (например, в первом томе «Капитала» при анализе отдельного капитала и его практики эксплоатации на фабрике) вполне законно и уместно, кажется мне неприменимым и мешающим анализу там, где речь идет о накоплении общественного капитала, взятого в целом. Так как последнее представляет действительный исторический процесс капиталистического развития, то его, по-моему, невозможно понять, если отвлечься от всех условий этой исторической действительности. Капиталистическое накопление как исторический процесс с первого до последнего дня развивается в среде различных докапиталистических формаций, в постоянной политической борьбе и непрерывном экономическом взаимодействии с ними. Как же можно правильно понять этот процесс и внутренние законы его развития в бескровной теоретической фикции, которая объявляет несуществующими всю эту среду, эту борьбу и это взаимодействие?

Мне кажется, что здесь именно духу теории Маркса будет вполне соответствовать отказ от предпосылок первого тома «Капитала», которые превосходно сослужили там свою службу и постановка исследования накопления как совокупного процесса на конкретный базис обмена веществ между капиталом и окружающей его исторической средой. Если итти этим путем, то объяснение процесса, по моему мнению, получается совершенно свободно именно из основного учения Маркса и в полном соответствии с остальными частями его главного экономического труда.

Сам Маркс только поставил вопрос о накоплении совокупного общественного капитала, но не ответил на него. Он, правда, взял в качестве предпосылки своего анализа чисто капиталистическое общество, но он не только не довел анализа на этой основе до конца, а прервал его именно на этом кардинальном вопросе. Для наглядности своей концепции он составил несколько математических схем, но едва только он приступил к объяснению их социальной практической возможности и к проверке их с этой точки зрения, как болезнь и смерть вырвали из рук его перо. Решение этой проблемы, как и некоторых других, выпало, очевидно, на долю его учеников, и мое «Накопление» должно было быть попыткой в этом направлении.

Представленное мною решение можно было считать правильным или неправильным, его можно было критиковать, оспаривать, допол-


нять, можно было, наконец, дать другое решение. Ничего подобного не произошло. Произошло нечто неожиданное: «специалисты» заявили, что нет вообще никакой проблемы, которую следовало бы решить! Они заявили, что изложение Маркса во втором томе «Капитала» дает полное и исчерпывающее объяснение накопления; что этими схемами ясно доказано, что капитал превосходно может расти, а производство расширяться, если бы в мире и не существовало никакого другого производства, кроме капиталистического; что оно само является рынком для себя и что только моя полная неспособность понять азбуку марксовых схем могла побудить меня усмотреть здесь проблему.

Подумайте только!

Правда, вот уже столетие, как в политической экономии идут споры о проблеме накопления, о возможности реализации прибавочной стоимости; мы находим их в 20-х годах у Сисмонди с Сэем, Рикардо с Мак-Кул­ло­хом, в 50-х годах в полемике между Родбертусом и Кирх­ма­ном, в 80-х и в 90-х годах в полемике между русскими народниками и марксистами. Самые выдающиеся теоретики политической экономии во Франции, Англии, Германии и России все снова и снова рассматривали эти вопросы и притом как до, так и после появления «Капитала» Маркса. Повсюду, где под влиянием острой социальной критики в политической экономии пульсировала интенсивная умственная жизнь, проблема не давала покоя исследователям.

Правда, второй том «Капитала» представляет собой не законченную работу, как первый, а лишь торс, сборник более или менее готовых отрывков и набросков, как они были написаны исследователем для уяснения вопроса самому себе, – набросков, разработка которых то и дело тормозилась и прерывалась болезненным состоянием автора. Специально анализ накопления совокупного капитала, о котором здесь идет речь, как последняя глава манускрипта, разработан менее всего: из 450 страниц, составляющих второй том, он насчитывает едва 35 страниц и обрывается на полуслове.

Правда, этот последний отдел второго тома, по свидетельству Энгельса, самому Марксу казался «крайне нуждающимся в переработке» и, по его же свидетельству, остался «лишь предварительным рассмотрением вопроса». Достаточно того, что Маркс на протяжении своего анализа проблемы реализации прибавочной стоимости вплоть до конца рукописи все снова и снова возвращался к этому вопросу, что он все в новой форме выражал свои сомнения и тем самым уже показал трудность проблемы.

Правда, между предпосылками краткого отрывка в конце второго тома, где Маркс рассматривает накопление, и его рассуждениями в третьем томе, где он рисует «движение капитала, взятого в целом», и многими важными законами первого тома имеются явные противоречия, на которых я подробно останавливаюсь в своей книге.

Правда, неудержимое стремление капиталистического производства в некапиталистические страны обнаруживается с момента его первого выступления на историческую сцену, тянется красной нитью через все его развитие и приобретает все большее значение, пока оно четверть века тому назад не вступает в империалистическую фазу как решающий и господствующий фактор общественной жизни.

 


Правда, всякий знает, что нигде в реальной действительности не существует такой страны, где есть только общество, отвечающее предпосылкам второго тома «Капитала».

И несмотря на все это, официальные «специалисты» от марксизма заявляют, что проблемы накопления вообще не существует, что все уже окончательно разрешено у Маркса. Странная предпосылка накопления во втором томе их никогда не смущала, они вообще не заметили ее, как нечто, заслуживающее внимания. И теперь, когда их внимание обращено на это обстоятельство, они находят именно эту странность совсем в порядке вещей, упорно цепляются за это представление и яростно нападают на того, кто хочет видеть проблему там, где официальный марксизм в продолжение десятилетий не находил ничего другого, кроме удовлетворения самим собой!

Это такое глубокое падение эпигонов, что ему можно найти параллель лишь в анекдотическом происшествии из практики цеховых ученых, в известной истории с «перестановкой страниц» в кантовских «Prolegomena».

В продолжение столетия в философском мире неистово спорили насчет различных загадок учения Канта и в особенности насчет его «Prolegomena»; при толковании кантовского учения образовались целые школы, которые вцепились друг другу в волосы. Спорили, пока профессор Файгингер не разгадал миру по крайней мере самого темного места этих загадок самым простым образом, указавши на то, что часть § 4 «Prolegomena», совершенно не согласующаяся с остальным текстом главы, относится к § 2, от которого она отделена лишь по ошибке печатника оригинального издания и поставлена на неверное место. Всякому догадливому читателю этой работы в настоящее время дело сразу становится ясным. Но не так обстояло дело с цеховым ученым, который целое столетие строил глубокомысленные теории на опечатке. И нашелся так-таки ученый муж и профессор в Бонне, который в четырех статьях «Phi­lo­so­phi­sche Mo­nat­shef­te» возмущенно доказывал, что «воображаемой перестановки страниц» вовсе не существует, что именно лишь при наличности опечатки выступает единственно подлинный и фальсифицированный Кант, и что тот, кто посмел обнаружить опечатку, ничего не понимает в философии Канта.

Так приблизительно держатся теперь «специалисты» за предпосылки второго тома «Капитала» Маркса и за построенные на них математические схемы. Главное сомнение моей критики сводится к тому, что математические схемы в вопросе накопления вообще ничего не могут доказать, так как их историческая предпосылка несостоятельна. В ответ мне говорят: но ведь схемы разрешаются гладко, следовательно, проблема накопления разрешена, она вовсе не существует!

Вот пример ортодоксального культа формул. Отто Бауэр подходит в «Neue Zeit» к анализу поставленного мною вопроса – как реализуется прибавочная стоимость? – следующим образом. Он конструирует четыре больших числовых таблицы, в коих даже латинских букв, которые Маркс употребляет для сокращения обозначения постоянного и переменного капитала, оказывается недостаточно. Бауэр прибавляет еще несколько греческих букв. Его таблица имеет поэтому еще более отпугивающий вид, чем все схемы «Капитала» Маркса. И вот при по-


мощи этого аппарата он хочет показать, как капиталисты по возобновлении потребленного постоянного капитала сбывают тот избыток товаров, в котором заключается предназначенная для капитализации прибавочная стоимость. «Но сверх того (после замены старых средств производства) капиталисты хотят затратить накопленную ими в первом году прибавочную стоимость на расширение существующих или на учреждение новых предприятий. Если они в следующем году хотят применить капитал, увеличенный на 12 500, то они уже теперь должны строить новые рабочие помещения, покупать новые машины, увеличивать свой запас сырых материалов и т. д. и т. д.»1.

Этим путем проблема была бы решена. «Если капиталисты хотят» расширить свое производство, то они, конечно, нуждаются в большем количестве средств производства, чем до тех пор, и выступают в качестве лиц, покупающих друг у друга. Одновременно с этим они, кроме того, нуждаются в большем количестве рабочих и в большем количестве средств существования для рабочих, которые они ведь тоже сами производят. Этим самым весь избыток средств производства и существования нашел себе приложение, и накопление может начаться. Итак, все зависит от того, «захотят ли» капиталисты приняться за расширение производства. Почему же им не «хотеть»? Конечно, они этого «хотят»! «Таким образом вся стоимость производства обеих сфер, следовательно, и вся прибавочная стоимость реализована», – победоносно заявляет Бауэр и делает отсюда следующий вывод:

«Руководствуясь таблицей 4, можно подобным же образом убедиться в том, что совокупная стоимость производства обеих сфер находит себе беспрепятственный сбыт, а совокупная прибавочная стоимость реализуется не только в первом, но и в л ю ­б о м и з п о с ­л е ­д у ­ю ­щ и х г о ­д о в. Следовательно, допущение товарища Люксембург, что накопленная часть прибавочной стоимости не может быть реализована, таким образом не верно»2.

Бауэр даже не заметил, что для получения этого блестящего результата вовсе не нужно было таких длинных и обстоятельных расчетов с четырьмя таблицами, широкими, продолговатыми и заключенными в простые скобки, и с четырехэтажными формулами. Результат, к которому приходит Бауэр, вовсе не вытекает из его таблиц, а признается им попросту, как нечто данное. Бауэр просто предполагает то, что нужно доказать. В этом состоит все его «доказательство».

Если капиталисты хотят расширить производство и притом как раз в размере имеющегося у них добавочного капитала, то им надлежит только вложить этот добавочный капитал в собственное производство (предполагая, конечно, что они сами производят все необходимые средства производства и существования!), и тогда у них не остается никакого не могущего быть проданным остатка. Может ли быть что-нибудь проще, и нужна ли такая куча всяких формул с латинскими и греческими буквами, чтобы «доказывать» нечто само собой разумеющееся?

Но ведь дело зависит от того, с м о г у т ли капиталисты, которые всегда, конечно, «хотят» накоплять, фактически осуществить

 

1 «Neue Zeit», № 24, 1913, стр. 863.

2 L. с., стр. 866.

 


это, т. е. найдут ли они прогрессивно расширяющийся рынок для расширенного производства и г д е они его найдут? На этот вопрос могут ответить не арифметические операции с выдуманными числами, а лишь анализ экономических общественных связей производства.

Если сказать «специалистам»: «То, что капиталисты «хотят» расширять производство, – очень хорошо, но кому же они в таком случае будут продавать свою увеличенную массу товаров?» – то они отвечают: «Капиталисты все снова и снова сами будут покупать эти возрастающие массы товаров для своих предприятий, потому что они ведь «хотят» все более и более расширять производство».

«Кто покупает продукты, – это как раз и показывают схемы», – лаконически заявляет рецензент из «Vorwarts'a» Г. Экштейн1.

Словом, капиталисты ежегодно расширяют производство как раз настолько, сколько они «сэкономили» прибавочной стоимости; они являются своими собственными покупателями, и поэтому рынок сбыта не доставляет им никаких забот. Это у т ­в е р ж ­д е ­н и е является исходной точкой всего «доказательства». Но подобное утверждение вовсе не нуждается ни в каких математических формулах, да его при их помощи абсолютно невозможно доказать. Само это наивное представление, что будто бы математические формулы играют здесь главную роль и что будто бы они в состоянии доказать экономическую в о з ­м о ж ­н о с т ь подобного рода накопления, является самым забавным qui pro quo «специалистов» – хранителей марксизма. Этого наивного представления само по себе достаточно, чтобы Маркс перевернулся в гробу.

Самому Марксу и во сне не приходила мысль выдавать свои собственные математические схемы за д о ­к а ­з а ­т е л ь с т ­в о, что накопление фактически возможно в обществе, состоящем лишь из капиталистов и рабочих. Маркс исследовал внутренний механизм капиталистического накопления и выставил определенные экономические законы, на которых этот процесс покоится. Он рассуждал приблизительно следующим образом. Если накопление совокупного капитала, т. е. капитала всего класса капиталистов, имеет место, то между обоими большими подразделениями общественного производства – между производством средств производства и производством средств существования – должны существовать известные, вполне определенные количественные отношения. Только если эти отношения соблюдаются так, что одно большое подразделение производства работает постоянно на другое, возможно прогрессирующее расширение производства и одновременное c этим (а это является целью всего) вытекающее отсюда беспрепятственное прогрессирующее накопление капитала в обоих подразделениях. Чтобы уточнить и изложить эти свои мысли ясно и отчетливо, Маркс конструирует математический пример – схему с выдуманными числами, на которых он показывает, что для возможности факта накопления между отдельными величинами схемы (постоянным капиталом, переменным капиталом и прибавоч-

 

1 То же самое говорит А. Паннекук в «Bremer Burgerzeitung» от 29 января. 1913 г.: «Ответ дает простейшим образом сама схема, так как все продукты находят там (т. е. на бумаге «Bremer Burgerzeitung») сбыт. Покупателями являются сами капиталисты и рабочие... Итак, перед нами вообще нет проблемы, которую нужно было бы решить».

 


ной стоимостью) должны существовать такие-то и такие-то количественные отношения.

Итак, математические схемы служили Марксу лишь примером, и л ­л ю с т ­р а ­ц и ­е й его экономических мыслей, как «Tab­leau eco­no­mi­que» Кенэ была лишь иллюстрацией его теории, или, как, например, карты земли, относящиеся к разным временам, были иллюстрациями господствовавших в эти времена астрономических и географических представлений. Правильны ли установленные или, вернее, отрывочно намеченные Марксом законы накопления? На этот вопрос могут, очевидно, ответить экономический анализ этих законов, их сопоставление с другими законами, установленными Марксом, рассмотрение различных выводов, которые из них вытекают, проверка предпосылок, из которых они исходят, и т. п. Что же думать о таких «марксистах», которые отклоняют эту критику как сумасбродное начинание, так как правильность законов д о ­к а ­з а ­н а – д е м а ­т е ­м а ­т и ­ч е с ­к и ­м и ф о р ­м у ­л а ­м и! Я высказываю сомнение в том, что в обществе, состоящем только из капиталистов и рабочих, в обществе, лежащем в основе марксовых схем, возможен процесс накопления, и высказываю тот взгляд, что развитие капит


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.032 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал