Как происходит обычная работа

(Морес)

В противоположность синтезу эмоционального актера — рассудочный аналитик. Он разложит роль по кусочкам, по фразочкам, он все приладит друг к другу, кусочек к кусочку, все выверит, вычистит, и получится гармоничное целое. Получится тоже, как будто — синтез.

Синтез ли это?

Есть ли тут единая жизнь?

< Приписка. — Ред.>:

И, вообще, о синтезе. Не понимают сути этого слова («Молоток»).

Не закончить ли главу (и, может быть, всю книгу) так: только в синтезе спасение от вредоносного анализа.

Первое — все сделать лично своим (Ермолова и убийство детей).

Второе — пятна на стене.

Третье — пралогичность (бороро — арара).

Четвертое — эмбрион.

Пятое — воля, активность... но ведь вот — безволие кошки — слишком мало этому удивляются.

< Приписка Н. Д. — Ред.>:

Кратко, только заинтересовать, почти — анекдоты.

Обо всем этом — в следующей книге. А также и о воспитании этих качеств.

Раздвоение сознания и единство...

Будут говорить: успокойтесь, тут как во всех увлечениях — перехват.

Истина где-то посредине. Посредине истины никогда не бывает. Посредине бывает подтасовка и компромисс.

Мысль, которая, может быть, ляжет в основу деления между интеллектуальными и художниками: чувство синтезирует, а интеллект разлагает, анализирует.

Только выскочив из своих границ и перейдя из анализа в синтез, из логики в пралогичность, тот, у кого большая доза интеллектуальности, может стать живым.

Итак, действенно-волевой при помощи своей установленной техники может достичь того, что, в лучшем случае, куски роли будут хорошо подходить друг к другу и от времени пришлифуются, и вся роль в целом будет производить впечатление как бы живого, «правдоподобного» человека.

Но роль может ожить и по-настоящему. Когда это может быть? При переходе порога из анализа в синтез.

Как эмоционально-волевой художник-изобретатель Станиславский. — Ред.> пришел к синтетическим приемам («сквозное действие», «сверхзадача», «я — есмь»), когда познал свою технику «в совершенстве», так же и эмоционально-волевой актер, способный дойти до совершенства в какой-нибудь любимой роли, в некоторых спектаклях перешагнет границы воли и сознательности и попадет в область живого творчества. Он уже -- «я есмь», то есть он живет обстоятельствами. А раз живет, он уже вне сознательной, по задачам идущей «активности», и т. д. Словом, и эмоционально-волевой, перейдя свои границы, попадает в живое творчество, в творчество художественное.

Тут есть уже многое от эффективности: импровизация, свобода, жизнь, обхват жизни всего этого человека... Нет только одного — полного освобождения от тормозов -вся жизнь будничная, с обхватом маленького человечка. Но раз это творчество художественное, оно непременно и философское, актер своей ролью будет вызывать и философские мысли, — в ней будет обхват мыслителя. Но это все-таки еще не аффективный. Обхват есть, но обхват не столько страсти, сколько обхват мысли.

Комедия имеет свой обхват и свою философию — обхват и философию маленьких чувств маленьких людей, делающих свое дело разрушения или созидания кропотливо, настойчиво, как долгий осенний мелкий дождь, способный промочить землю до самых корней. Как дождевые черви, медленно, но непрерывно перемешивающие землю и делающие этим свое огромное, но невидимое дело.

Путь к вдохновению эмоционально-волевого приблизительно такой — ехать из Москвы в Варшаву через Архангельск по Северному океану, а может быть, и через Южный полюс. Доехать можно. Возможность не исключена. Но долго, и в каком виде приедешь? Больше шансов, что застрянешь по дороге.