Действие четвертое

Комната в квартире Марка. Стены заняты стеллажами с книгами. Марк и Маша сидят посередине комнаты за небольшим столом. Марк берет полупустую бутылку с водкой, тянется к Машиной рюмке.

Маша (накрывает рюмку ладонью)

Хватит, Марк. Если я напьюсь, мы с тобой ни до чего не договоримся.

Марк (наливает себе)

А я выпью с удовольствием. С тобой как-то замечательно хорошо пьется. По-московски. Будь!

Выпивает, подходит к Маше, берет ее сзади за плечи, декламирует.

Вошла ты, резкая, как «нате!», муча перчатки замш, сказала: «Знаете — я выхожу замуж!»

Маша

Марк, мне не до шуток.

Марк (целует ей руку)

Машка, прошу тебя об одном — сваливайся на меня впредь так же неожиданно, как сегодня.

Маша

Абгемахт. Слушай, зачем тебе так много книг?

Марк (декламирует)

Лучшему в своей жизни я обязан книгам. Кто сказал? Правильно. Горький.

Маша (берет сигарету)

Да ну тебя…

Марк (ловко подносит ей зажженную спичку)

Марусь, ну что ты так расстраиваешься? Это слишком прозрачно, чтоб ломать голову.

Маша (бросает сигарету)

Марк, ну это же пиздец! Влюбиться в мужика, чтобы потом сечь его?! Я ебаться с ним хочу! Я его хуй до сих пор не видела!

Марк

Увидишь.

Маша

Ну расскажи, хоть что это? Он что, действительно мазохист?

Марк (закуривает сигарету)

Он мазохист не по психотипу, а по идеологии. У послевоенных немцев это часто.

Маша

Как это?

Марк

Очень просто. Двойственность межличностных инверсий, приводящая к асимметричному выравниванию гиперэмоциональных установок за счет механизма психосоматического отождествления.

Маша

Переведи.

Марк

Твой Гюнтер мстит своему отцу.

Маша

При чем здесь отец? Он же давно дал дуба!

Марк

Это неважно.

Маша

Но почему он трахаться не может?

Марк

Во-первых, не хочет плодить зло, то есть — продолжать телесность своего отца. Во-вторых, мстит отцу, отождествляясь с жертвой. Еврейская женщина сечет сына фон Небельдорфа. Интерес к еврейской культуре — тоже месть.

Маша

Еб твою мать! Но это же просто… власть мертвеца?! Новый роман Стивена Кинга!

Марк

Скорее — это Хичкок. «Психо». С той разницей, что история «Психо» — капля в море патологически здоровой Америки. А случай Гюнтера в Германии — сплошь и рядом.

Маша

Правда? А я думала — наоборот, немцы здоровее всех! Пиво, сосиски? А потом попеть — «Майн либер Августин».

Марк

Это — до войны, Маша. Сейчас все совсем по-другому. Современная Германия напоминает мне человека, впервые пережившего состояние аффекта.

Маша

Это что, эпилепсия?

Марк

Почти. Эпилептик просто падает и бьется. Аффектированный человек совершает странные и страшные вещи, а потом ничего не помнит. Так вот. Жил такой культурный, добропорядочный господин, ходил по будням в свою контору, по воскресеньям — в кирху. Ходил-ходил, а потом вдруг в один прекрасный день выскочил на улицу, стал бить витрины, собак, людей. Поджег чего-нибудь. Кричал. А потом насрал себе в штаны и заснул. А когда проснулся, ему подробно рассказали, что он делал. Дали каких-то пилюль, прописали водные процедуры. И вроде все прошло. Но. Стал он с тех пор всего бояться: витрин, людей, собак. У него закурить спросят, а он спичку зажечь не может — ему поджог мерещится. Но с Германией-то обошлись круче, нежели с этим господином. Ей не пилюли прописали, а плеть. И высекли всем миром. Да так, как никого никогда не секли.

Маша

Тебе жалко немцев?

Марк

Нет. С какой стати еврею жалеть немцев? Мне немецкую культуру жалко. Литературу, философию. Кино.

Маша

Почему?

Марк

Да потому что — убожество. Боятся они спичку зажечь. А по-моему, коль ты огня боишься, лучше вообще бросить курить.

Маша (восхищенно)

Ну, Марк… теперь я понимаю…

Марк

Что ты понимаешь?

Маша

Почему тебя нигде не печатают.

Марк (смеется)

Машенька, я этому не придаю значения. Писал я в стол в Москве, пишу в стол здесь. Какая разница? Жена зарабатывает, крыша над головой есть. Я об одном жалею.

Маша

О чем?

Марк

Что я не состоялся в Германии как психиатр. Маша, какой здесь материал! После русских шизоидов, которыми я объелся, которыми я сыт по горло, — немецкие невротики! Это… как устрицы после борща! Здесь все пропитано неврозом — политика, искусство, спорт. Это разлито в воздухе, на площадях, в университетах, в пивных… кстати о пивных. Вот тебе наглядный пример. Первый год эмиграции. Берлин Кройцберг. В какую-то жуткую пивную потащил меня Мишка. Сидим, пьем пиво. Народ вокруг крутой, громкий. И один здоровый рыжий детина все время на меня посматривает. Пьет пиво и посматривает.

Маша

Голубой?

Марк

Я тоже сперва решил. Но потом присмотрелся — непохож. Да и какой из меня любовник! Нет, вижу — там что-то другое. Неуютно мне как-то стало, и пошел я пописать в сортир. Пописал, застегиваюсь, поворачиваюсь — а передо мной этот детина. И в сортире, как бывает в таких случаях, — ни души. Ну, думаю, пиздец тебе, Марк. А детина, между тем, меня спрашивает: вы еврей? Собрал я свою маленькую волю и отвечаю: да, я еврей. А немец опускается передо мной на колени и говорит: от имени немцев, которые принесли столько страданий вашему народу, я прошу у вас прощения.

Маша

Не может быть!

Со смехом.

Но это… пиздец! Не верю!

Марк

Я не вру. Мне тогда так стало неловко. Я вылетел пробкой из этой пивной. Ну? Где, в какой стране такое возможно?

Маша (качает головой)

Пиздец! Да… В России никто перед евреем в сортире на колени не опустится. Ой, Марк! У меня от всего этого голова кругом идет. Давай выпьем.

Марк

Идея неплоха.

Разливает водку по рюмкам.

Маша

Лучше б я этого ничего не знала.

Марк

Незнание — сила. Это верно. Но ты ко мне сама приехала.

Маша

Тогда — за знание?

Поднимает рюмку.

Марк

За знание.

Поднимает свою. Чокаются и пьют.

Маша (закуривает)

Господи, ну почему так много обломов? Мечтаешь-мечтаешь. Едешь-едешь в какой-нибудь Париж. А там негры и квартира без горячей воды.

Марк

Благодари Бога, что есть холодная.

Маша

Вот ты всегда умел довольствоваться малым. Хотя обломов у тебя в жизни было больше, чем у меня!

Смеется.

Загадка ты наша!

Марк

Все просто, Машенька. Помнишь романс «Мне все равно — страдать иль наслаждаться»?

Маша

Ну?

Марк

Ну. Мне все равно. Страдать иль наслаждаться. Я хомо советикус. Организм, приспособленный для выживания в любых условиях. Без горячей воды. Без холодной. Без сортира. Без воздуха.

Маша (пристально смотрит на него)

Наливай.

Марк наполняет рюмки.

Маша

Давай, за тебя. Чтоб твою книгу напечатали.

Марк

Я уже сказал, что это неважно. За нас.

Маша

За тебя, Марк, за тебя.

Чокаются, пьют.

Маша (после паузы)

Значит, тебе все равно, где жить? На Западе или в России?

Марк

Слушай, курочка, что ты мне зубы заговариваешь? Ты для чего ко мне в час ночи прилетела? Про Запад и Россию рассусоливать?

Маша (трет виски и трясет головой)

Не могу…

Марк

Что?

Маша

Как вспомню Гюнтера… ой, блядь, забыть бы это все.

Марк

Правильно. Забудь.

Смотрит на часы.

Иди баиньки и забудь. Теперь это не твоя забота. Официально заявляю тебе: я за это дело берусь.

Маша (бросается ему на шею)

Спасибо, милый!

Марк

Скажи, у него осталось что-нибудь от отца? Дневники, фотографии, бумаги?

Маша

Нет. Он все сжег. Только крюк остался.

Марк

Что за крюк?

Маша

Тот самый. Стальной. На котором отец вешал партизан. Он его привез домой, как трофей. А Гюнтер только это и сохранил. Весело, не правда ли?

Марк

Очень…

Машет на нее руками.

Спать, спать! Уже светает.

Маша (вздыхает)

Да… и впрямь устала.

Встает.

У тебя-то хоть есть горячая вода?

Марк (задумчиво)

Вторая дверь направо.

Маша

С добрым утром.

Уходит.

Марк (после продолжительной паузы)

Вот тебе, мрамор.

Свет гаснет, и в призрачном освещении появляются Фабиан фон Небельдорф и Софья Гальперина. Они в соответствующих униформах, с пистолетами в руках.

Фон Небельдорф (убирает пистолет в кобуру)

Ну и денек.

Гальперина (убирает пистолет в кобуру)

Ну и денек.

Фон Небельдорф (с усталым вздохом расстегивает ворот)

Интересно, когда я наконец нормально высплюсь?

Гальперина (с усталым вздохом расстегивает ворот)

Интересно, когда я наконец нормально высплюсь?

Фон Небельдорф (закуривает)

Устал, как собака.

Гальперина (закуривает)

Устала, как собака.