Финал драмы

Политика Горбачева перед лицом распада государства оказалась просто никуда не годной. Ясно, что время окриков из центра и силовых методов ушло в прошлое. Надо было искать какие-то иные способы предотвращения хаотичного развала.

В принципе для нормализации отношений между республиками и федеральными властями требовалось сделать не так уж много: несколько видоизменить соответствующие статьи Конституции СССР и добиться их безусловного соблюдения. Однако Горбачев слишком долго выжидал, как будто не веря в реальность раскола и надеясь, что центробежные процессы улягутся сами собой. Возможно также, он рассчитывал, что политические и экономические реформы поставят все на свои места. На мой взгляд, Горбачев совершенно напрасно проигнорировал раздававшиеся накануне I Съезда и на самом форуме призывы рассмотреть вопрос о государственном устройстве СССР. К этому призывали и сторонники суверенизации союзных республик, и сторонники сохранения государственного единства, уже тогда вполне осознавшие силу сепаратизма. По-видимому, это был очень удобный момент, возможность перехватить инициативу у сепаратистов, превентивным маневром предотвратить дальнейшую политическую дезинтеграцию страны. В то время независимцы еще опасались открыто высказывать свои конечные цели, а государственное единство СССР большинством населения воспринималось как нечто естественное и незыблемое. В таких условиях можно было пойти даже на подтверждение существования СССР и его государственного строя путем какого-то законодательного акта или референдума без особого риска на неудачу.

Однако Горбачев постоянно отставал от развития событий, не смог предпринять ни одного упреждающего шага, как он сам фактически признал в интервью газете «Известия»: «...развалили Союз все мы с вами. Во-первых, перестройщики запоздали с реформированием Союза, реформированием партии, создали сложную ситуацию в экономике, и народ начал уходить от их поддержки и открыл дорогу для других сил, которые использовали слабости реформаторов на полную катушку».

17 марта 1991 г. были сделаны попытки сохранить СССР путем всеобщего референдума и «пересоздать» его при помощи нового союзного договора, но ничего путного из этого, как и предполагали и предупреждали многие специалисты, не получилось. Формула референдума включала сразу несколько принципиальной важности положений: и о сохранении СССР, и о сохранении общественного строя, и о суверенности субъектов федерации. Видимо, сделано это было специально для того, чтобы обеспечить положительный результат. Вышло же так, что результат был достигнут, но в силу многозначности формулировки каждый получил возможность трактовать его по-своему. Так, сразу же после референдума председатель Верховного Совета Украины Л. Кравчук заявил, что референдум показал стремление населения республики к независимости. Неудачно был выбран и момент проведения референдума — после известного конфликта в Вильнюсе. Это дало возможность правительствам прибалтийских республик просто проигнорировать референдум. Впрочем, скоро на итоги референдума вообще перестали обращать внимание. Допутчевские варианты союзного договора тоже отличались эклектичностью и непоследовательностью политико-правовых принципов, не могли в полной мере устроить ни федералистов, ни конфедералистов.

Решающей позицией, которую сдал Горбачев в надежде путем компромиссов предотвратить дезинтеграцию страны, стало признание им в начале 1991 г. допустимости сочетания федеративных и конфедеративных связей внутри СССР. Это было моментально использовано для того, чтобы похоронить идею федерации. Вообще договорный процесс весной — летом 1991 г. отличался редкостной словесной эквилибристикой и полным пренебрежением к содержанию политико-правовых понятий. Оценивать взгляды политиков по их отношению к понятиям «федерация», «конфедерация», «союз», «союзное государство» стало совершенно бессмысленным занятием, поскольку в эти понятия они вкладывали то, что им хотелось. Горбачев в конце концов был вынужден принять конфедералистскую терминологию, но явно стремился через союзный договор реанимировать единое государство, каковым, как известно, конфедерация не является.

Совершенно профанированным и запутанным оказалось понятие «суверенитет». Одни толковали его как полную независимость, другие — как ограниченный суверенитет в рамках СССР. Поэтому, например, декларации и законы союзных республик о суверенитете, а также результаты референдума 17 марта 1991 г. можно было интерпретировать каким угодно образом. Логика независимцев состояла в том, что для ликвидации пороков унитаризма требовалось построить не федерацию, а ликвидировать само государство и, в лучшем случае, создать на его месте некий межгосударственный союз.

Августовский путч 1991 г. в Москве прервал договорный процесс, независимцы в бывших союзных республиках использовали его как отличный предлог для того, чтобы отбросить даже видимость лояльности к конституции СССР. Опять сработала та самая политическая логика, в которой трудно обнаружить здравый смысл: ГКЧП выступил против намечавшегося к подписанию проекта союзного договора, и поэтому победители отвергли договор.

Между тем Горбачев довольно быстро оправился от августовского потрясения и того публичного унижения, которому его подверг Ельцин после подавления акции ГКЧП. Горбачев вновь проявил умение «забывать» обиды и находить выход из тяжелых ситуаций. Он просто сделал вид, что августовский путч никак не повлиял на его статус и прерогативы президента страны, не перечеркнул новоогаревский процесс и что у него с Ельциным нет разногласий. Осенью 1991 г. он сделал еще одну попытку сохранить то, что еще оставалось от СССР, а также свою власть — в той ситуации это было, впрочем, одно и то же.

Новый проект союзного договора по содержанию был хуже всех предыдущих — в том смысле, что он предусматривал построение еще более внутренне противоречивого, федеративно-конфедеративного государственного образования. Если бы оно было создано, то очень скоро начались бы бесконечные трения между властными структурами разных уровней относительно трактовки основополагающих принципов и статей договора. Однако в данных конкретных условиях он стал бы, видимо, единственно возможным способом начать выход из политического кризиса.

Новоогаревский процесс II (осень 1991 г.) отличался от своего предшественника и сменой некоторых политических ориентиров. Раньше Горбачев явно стремился удержать в Союзе как можно больше республик, прежде всего Украину, и эта цель обусловливала недостатки предыдущих проектов договора — эклектичность и размытость заложенных в них принципов. Получалось же все наоборот. Республики не были поставлены перед жестким выбором в своем политическом самоопределении, имели возможность выдвигать все новые требования, играть на лозунге суверенитета, демонстрировать свое право присоединяться или не присоединяться к договору. Для них главным критерием в оценке проектов договора было то, в какой степени они обеспечивают государственный суверенитет и «экономическую самостоятельность» своих республик. В их позиции просматривалась идея создать такое политическое образование, в котором республики фактически смогут игнорировать общегосударственные органы власти и в то же время пользоваться всеми политическими и экономическими преимуществами единства страны. Те же республики, которые занимали более взвешенную позицию (Белоруссия, Казахстан, Киргизия и др.), оказались связанными принципом общего согласия.

Ново-Огарево II выдвинуло другой принцип: главное — заключить соглашение, а сколько республик его подпишут — это уже менее важно. По-видимому, такой подход был гораздо более реалистичным. Во-первых, он позволил бы навести порядок хотя бы на части территории страны, во-вторых, некоторые другие республики неизбежно, рано или поздно, присоединились бы к договору.

Скорее всего, именно реалистичность и перспективность союзного договора в его осеннем варианте и послужила причиной того, что он был торпедирован тройственным соглашением о Содружестве Независимых Государств между Белоруссией, Россией и Украиной. Срыв подписания договора в августе произошел по той же причине после того, как неимоверно трудный новоогаревский процесс наконец-то дал результат. Ситуация в декабре, как мы видим, повторилась, с той лишь разницей, что на авансцене событий оказались другие люди, а Горбачева отстранили от власти уже «законным» способом, предварительно «отстранив» сам Советский Союз.

Резкое изменение позиции Ельцина, который до последнего момента демонстрировал поддержку союзному договору, а потом вдруг без каких-либо предварительных ходов отправился в Беловежскую Пущу разрушать СССР, тоже вполне объяснимо. Дело, конечно, было не в том, что эта акция, как заявляли ее участники, являлась последней возможностью сохранить единство: трудно уловить логику такого тезиса. Беловежское соглашение преследовало цель сорвать процесс восстановления единства, создав взамен гораздо менее интегрированную политическую систему. Видимо, Ельцин просто обнаружил, что Горбачев опять его переигрывает, поскольку заключение союзного договора означало бы укрепление его, Горбачева, положения, а Ельцин остался бы на втором месте в политической иерархии СССР.

Национал-сепаратизм привел к суверенизации республик, ослаблению государственных структур и экономики страны, к фактическому выходу из состава СССР Латвии, Литвы и Эстонии, примеру которых были готовы последовать и некоторые другие республики. Однако это была еще не ликвидация СССР, а отпадение от него отдельных частей. СССР мог сохраниться, даже если бы в нем осталась одна РСФСР, и, наоборот, он не мог бы существовать, если бы в нем остались все, кроме России. Именно России в критический момент принадлежало решающее слово. И Россия — Россия «демократов» — сказала свое слово, добив находившийся в реанимации Союз. Российские «демократы», в силу своих политических интересов, оказались не только союзниками националистов из других республик, которые стремились лишь отделиться от СССР, но и главными действующими лицами в разрушении всего государства.

Соединение российского необольшевистского радикализма с этнонационализмом союзнореспубликанских этнических элит создало мощную оппозицию политике Горбачева и угрозу целостности государства и общества. Главным мотивом действий этой объединенной оппозиции была борьба за власть — в России для первых и в своих республиках для вторых. Основную роль в развале СССР сыграли действия российских радикалов во главе с Ельциным, которые систематически подрывали союзную власть «изнутри» и активно поддерживали национал-сепаратистов в других республиках. Главную же «стратегическую» роль сыграл этнонационализм, взращиванием которого десятилетиями занималось само советское государство. «Отмена» СССР в декабре 1991 г. явилась не столько выражением каких-то объективных процессов, сколько стечением многих обстоятельств, финалом которых явился акт политического насилия над страной со стороны альянса радикалов и националистов.

Источник: Трагедия великой державы: национальный вопрос и распад Советского Союза: сборник. — М.: Социально-политическая мысль (Пушкино), 2005. — С. 443—468.

[1] «Автономизация» — идея объединения советских республик пу­тем их вступления в РСФСР на началах автономии. Эта идея лежала в основе «Проекта резолюции о взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками», предложенного И.В.Сталиным и принятого и сентябре 1922 года комиссией ЦК, которая была создана для подготовки к пленуму ЦК вопроса о дальнейших взаимоотношениях меж­ду РСФСР, УССР, БССР и Закавказской Федерацией. В письме от 27 сентября 1922 г., адресованном членам Политбюро, В. И. Ленин подверг этот проект серьезной критике. Он предложил принципиаль­но иное решение вопроса — добровольное объединение всех совет­ских республик, в том числе и РСФСР, в новое государственное обра­зование — Союз советских республик — на основе их полного равно­правия. «...Мы, —писал В. И. Ленин, —признаем себя равноправными с Укр(аинской) ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию...». Комиссия ЦК в соответствии с указаниями В. И. Ленина переработала проект резолюции. Новый проект, исходивший из ленинских указаний, был утвержден в октябре 1922 года пленумом Центрального Комитета партии. На основе поста­новления ЦК развернулась подготовительная работа по объединению республик. 30 декабря 1922 г. I Всесоюзный съезд Советов принял историческое решение об образовании Союза Советских Социалисти­ческих Республик. Придавая исключительное значение правильному проведению на­циональной политики и практическому осуществлению Декларации и Договора, принятых съездом Советов, В. И. Ленин 30 и 31 декабря 1922 г. продиктовал письмо «К вопросу о национальностях или об «автономизации». Письмо В. И. Ленина было оглашено на заседании руководителей делегаций XII съезда РКП (б), состоявшемся в апреле 1923 года. Съезд принял резолюцию «По национальному вопросу», в основу которой легли ленинские указания («Коммунист» 1956 г. № 9, стр. 26).

[2] Организа́ ция украи́ нских национали́ стов (укр. Організація Українських Націоналістів, ОУН) — украинская националистическая организация, основанная в 1929 году как объединяющая радикальные круги украинцев Восточной Галиции и Западной Волыни, Подкарпатской Руси (Закарпатья), Буковины и Украинской ССР в период нахождения этих территорий в составе Польши, Чехословакии, Румынии и CCCР соответственно. Своей целью ОУН считала создание Украинской Соборной Независимой Державы. В годы Великой Отечественной войны сотрудничала с германскими спецслужбами и на стороне Германии участвовала в карательных операциях на территории Польши и СССР. Легализована на Украине в 1993 году.

[3] Смирнов Павел Александрович – кандидат исторических наук, доцент, полковник, начальник кафедры тактики (оперативного использования) Внутренних войск Военного университета Минобороны РФ.

[4] Рыжков Николай Иванович – с 27 сентября 1985 по 14 января 1991 г. - Председатель Совета Министров СССР.

[5] Чешко Сергей Викторович – доктор исторических наук (тема докторской диссертации - «Распад Советского Союза: этнополитический анализ»). С 1985 г. по настоящее время – научный сотрудник, затем – заместитель директора Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. Заведует Центром междисциплинарных исследований ИЭА РАН. С 2010 г. - главный редактор журнала «Этнографическое обозрение».