![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Породить новую расу
Я, Антонен Арто, являюсь моим сыном, моим отцом, моей матерью и я уравнитель меленого путешествия, где запуталось порождение1 путешествия папа—мама и ребенок. Antonin Artaud. Ci-git Норбер консультируется у меня, так как он страдает от наличия у себя желаний, которые он называет гомосексуальными и которым он категорически отказывается уступать: «Я не гомосексуалист» — таков будет лейтмотив первой части его психотерапии. Первое время я пытался заставить его понять, что он недостаточно гомосексуален, поскольку перед материнским имаго, которое запрещало ему всякую сексуальность — как в отношениях с мужчинами, так и с женщинами, — ом не мог в достаточно структурирующем виде интегрировать пенис своего отца, которого он описывал как человека невыразительного, но которого он видел исключительно через искажающее восприятие своей матери. Мое вмешательство не оказывало никакого действия, поскольку было слишком преждевременно атаковать вторичную гомосексуальность (по отношению к отцу), не приступив прежде к первичной гомосексуальности, которая зависит от матери1. То, чего не хватало Норберу, это чтобы его мать имела бы достаточное стремление к мужчине как сексуальному партнеру (порождая первичную истерию, которая открывает путь Эдипову комплексу). Она была холодна с Норбером, недостаточно ласкова и в то же время обольстительна по отношению к своим сыновьям, из которых ни один не будет жить половой жизнью. Именно из подчинения бессознательному желанию матери, которая рассматривала его как дополнение к ней самой, посвященное единственно ее существованию, Норбер захотел стать священником, чей сан предусматривает отказ от половой жизни2. В своих фантазмах он видел себя епископом в образе городского прелата времен своего детства, чей «шлейф», по его словам, был еще на паперти собора, тогда как он сам уже достиг алтаря. Перверсная сторона некоторых из его фантазмов 1 Первичная гомосексуальность по Эвелин Кестемберг; или нарциссическая гомосексуальность, описание которой дал Фройд в «Президенте Шребере», «Леонардо» и во «Введении в нарциссизм». Первый союз с матерью имеет для обоих полов нарциссическую и гомосексуальную составляющие. 2 Эта тема была обработана с юмором и глубиной в фильме Дино Росси «Жена спящем
представляла собой защиту от его мегаломании и скрытых бредовых идей: не полагал ли он, когда жил в семинарии изолированно от соучеников, что находится в сообщении с Богом и даже является воплощением если не Бога, то, по крайней мере, Иисуса Христа? У него не будет явного бреда, но он и не становится священником, поскольку он не отказался полностью от сексуальности. В его земной жизни, осмелюсь сказать, обратная сторона его грандиозного нарциссизма — его ничтожество — обрекла его на подчиненные должности — гораздо ниже его способностей. Длительная, очень длительная психотерапия — то на диване, то лицом к лицу, сопровождаемая различными перипетиями, вплоть до ее перерыва, показала, что этот пациент не мог вначале выдерживать строго индивидуальную связь: ему было необходимо, чтобы имелся еще один терапевт, чтобы преодолеть паранойяльный трансфер, проекцию всемогущественного и тотально запретительного материнского имаго. Она не удовлетворялась тем, что кастрировала его, запрещая всякое желание, направленное к тому или другому полу, но и гипнотизировала его в квазисиндроме влияния и отвечала угрозой смерти на любое сексуальное желание. Когда однажды я его спросил, что случилось бы, если бы он имел половое сношение (с мужчиной или женщиной), он тут же ответил: «Я бы умер». Лечение выявило его латентный бред. У него была задержка полового созревания, которую лечили инъекциями, скорее всего гормонами, что вызвало некоторую полноту в подростковом возрасте. Тогда он считал, что у него женские округлые формы и груди, и однажды, когда в классе говорили о кастрировании петухов гормонами, его соученик прошептал ему: «С тобой так и получилось!» Так сформировалось бредовое имаго его собственного тела. Искажение психической реальности часто происходит при столкновении с реальностью. В процессе лечения пациент захотел получить об этом точные сведения и проконсультировался у эндокринолога, адрес которого он спросил у меня. Этот врач сказал ему, что за исключением легкой полноты он находит у него превосходно сложенное мужское тело. Эти слова кристаллизировали уже происходящие глубинные изменения, поколебав бисексуальный фантазм — истинный латентный бред своего тела, который теперь смог получить выражение: его мужское тело оставалось заключенным в женской (материнской) оболочке, которая распознавалась по жировым складкам и грудям. Зеркально он отыскивал такие же признаки у других мужчин, выступавших в качестве объектов желания. Эта мысль была оборотной стороной его фантазма быть полностью обладаемым интрузивной матерью. Признавая реальность половой специфичности своего тела в процессе драматической мутации — настоящей метаморфозы, — он приобрел в то же время иное видение мира с наметкой разницы полов. Он также начал соблюдать режим с целью избавиться от своей легкой полноты. Но у него сохранялся остаточный бред в виде представления о наличии у себя фимоза; при мастурбации — единственной сексуальной практике, которую он себе позволял, — он заботился о том, чтобы не сдвигать крайнюю плоть. Один хирург сообщил ему, что у него нормальный пенис, и показал, как его открывать. В этом случае женская или, скорее, материнская оболочка, в которой был заключен его пенис, уступила, в свою очередь, в процессе истинного освобождения его мужского образа. По мере того как улучшались его социальные контакты, он стал продвигаться в избранной профессии и стал внимательнее в одежде, его сексуальность повернулась к мужчинам, но только к их изображению, поскольку он испытывал потребность в мужских эротических фотографиях для подтверждения своей сексуальности. Но он должен был запирать свою коллекцию в маленький чемодан, хорошо спрятанный у него дома, как бы для того, чтобы обмануть вездесущий и безжалостный материнский взгляд, наблюдающий за ним. Если у него теперь и были социальные отношения с женщинами, он не испытывал по отношению к ним желаний, поскольку при малейшем движении в этом направлении он заранее слышал насмешку партнерши, считающей его слишком невысокого роста. Напротив, он испытывал стремление к мужским яичкам, поскольку мужчины имеют связи с женщинами. Так, на улице он провожал глазами ширинки. Желая взять попутчика в свою машину, чтобы сделать ему соответствующее предложение, он боялся подвергнуться нападению и отказывался от этого в последний момент. Он мечтал посетить безразлично кого — мужчину или женщину, чтобы начать, наконец, половую жизнь, что, по его словам, является целью его жизни и ожидаемым результатом психотерапии. Однажды, когда он снова восхвалял мужские «яички», а я ему заметил, что у мужчин имеется также и пенис, он мне ответил, что у быков видны именно «яички» — и больших размеров, — а пенис малозаметен. Я сообщил ему тогда о своей ассоциации с выменем, расположенным у коров примерно в том же месте (поскольку его замечание подтвердило мое предположение о бисексуальной структуре, которой он наделял «яички» и которая отвечала его телесному фантазму состояния мужчины, заключенного в материнской оболочке). С этим я сближаю необычную ассоциацию Фройда в «Шребере», когда он собирается прояснить бредовую трансформацию президента в женщину и его положение любимца Бога: «Без этого мы оказались бы — при всех наших попытках прояснить бред Шребера в смешной позиции, описанной Кантом в его знаменитой метафоре (" Критика чистого разума"): позиции человека, который держит решето под козлом, которого доит другой человек» (Freud, 1911). Новая реальность лечения проявилась, когда Норбер осознал, что его актуальное влечение к мужчинам может в основе своей иметь его влечение к отцу, когда-то им испытываемое, но угасшее из-за отдаленности отца и чрезмерного присутствия матери. Вместо того чтобы воплотить, как всемогущие мужские «яички» (или как его божественное тело), идеал абсолютный, но недостижимый (с риском персонифицировать паранойяльное Сверх-Я, побуждающее его избегать меня), я стал человеком, которому он мог сообщать свои более интимные чувства, выражая свои фантазмы с большей свободой. «Вы сумели обозначить границы, Вы ожидали меня и Вы оказались самым сильным», — сказал он мне недавно. Так он приблизился к своему отцу с помощью разговоров о своем имени, своей семье и своем происхождении. Если у него и нет больше потребности в порноизображениях, в которых мужской половой орган действительно выступал как своего рода объект, отделенный от тела, то его желание не направлено
еще на женщин из-за отсутствия достаточного представления женского тела и особенно вагины; но он приблизился к этому путем более интимных разговоров; Вместо того чтобы носить тусклые одеяния, он одевается по моде и получает комплименты от женщин из своего окружения. Если он замечает на улице женщину и она кажется ему привлекательной, она не может стать для него действительно желанной, если только он не влезет мысленно в шкуру коллеги-мужчины, который любит женщин (немного как Вуди Аллен в «Укладывай девушек и молчи»: в решающий момент завоевания женщины он должен позвать на выручку своего двойника — покровителя и покорителя сердец Хэмфри Богарта, который подсказывает ему, как взяться за дело). Это наблюдение и случай Шребера поясняют друг друга. Фройд поместил гомосексуализм (и защиту от него) в основу механизма паранойи. Он отметил инфантильное желание быть женой отца, но так как паранойяльная регрессия не останавливается на репродуктивной сфере, Фройд выявил у Шребера гомосексуальную, нарциссическую и аутоэротическую фиксацию. Однако из этой фиксации он не вывел последствий для половой идентичности: она идет за пределы разницы полов вплоть до возвращения к идентификации с примитивным материнским имаго — носителем символики двух полов (женщина-сфинкс из легенды об Эдипе). Полностью сосредоточив демонстрацию механизма паранойи Шребера на отцовском имаго, Фройд конденсирует здесь, как и в других местах, это архаическое материнское имаго с генитальной женской идентификацией (и помещает, сверх того, примитивного отца туда, где имелся бы примитивный родитель или первоначальная мать). Но предчувствие бисексуальной идентичности параноика обнаруживается, тем не менее, в одном замечании — важная деталь — из «Президента Шребера»: «Он скорее согласился бы с реализацией желания в потусторонней жизни, где, наконец, освобождаются от разницы полов: И эти небесные образы не спрашивают, Являешься ли ты мужчиной или женщиной». Песня Миньоны из «Вильгельма Мейстера» Гёте, книга VIII, гл. II. Фройд отметил также некоторые высказывания Шребера, желающего «постоянно брать на себя роль женщины, которую я бы сам сжал в объятиях в порыве сексуального влечения». В материнской бисексуальной идентификации Шребер является одновременно и мужчиной, и женщиной, порождающими новую расу, возникшую из бреда его разума. 1 Сон о мертвом ребенке, который горит, помещенный Фройдом в сердцевину изложения своих открытий, — не является ли он выражением фантазма самопорождения? А этот последний — не может ли он претендовать — в качестве нарциссической версии первоначальных фантазмов — на ранг эквивалента типических снов? Сообщенный Фройдом сон не дает места ассоциациям; впрочем, сон не принадлежит ему, но рассказан пациенткой, которая слышала его от одного лектора, который взял его у другого, и т. д., что делает его похожим на миф. Рассказ о мертвеце, который горит, можно найти в романе Гионо «Сильные духом». Его можно сблизить с темой Бога умирающего и создающего самого себя (Ehrenzweig), которая находит выражение в Фениксе, возрождающемся из пепла, Прометее, похищающем огонь, и в гомеровском мифе, связанном с Деметрой, где ребенка погружают в огонь, чтобы дать ему бессмертие. (Я благодарю Бернарда Фрикера за его литературные и мифологические ссылки.) Фантазм самопорождения — нарциссическая версия первоначальных фантазмов, — обычно молчащий под ген и тальмы ми идентификациями, неистовствует здесь разрушительным образом1.
|