Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Ф.И. Шаляпин о своем увлечении театром в Казани






Шаляпин Федор Иванович (1873-1938) — пе­вец (бас). Родился в Казани. Жил здесь до 1890 г. Пел в церковных хорах, был статистом оперы и драмы, оперным хористом, на казанской сцене ис­полнил партию Зарецкого в спектакле по опере П.И.Чайковского «Евгений Онегин». В 1895-1922 гг. пел в Мариинском (С.-Петербург) и Боль­шом (Москва) театрах, Московской частной рус­ской опере. Гастролировал в Казани в 1897, 1899, 1909 гг. С 1922 г. жил за рубежом.

Оставил воспоминания «Страницы из моей жизни», «Маска и душа», в которых отразил и ка­занский период своей жизни.

...Театр все более увлекал меня, и все чаще я скрывал деньги, заработанные пением. Я знал, что это нехорошо, но бывать в театре одному мне стало невозможно. Я должен был с кем-нибудь делиться впечатлениями моими. Я стал брать с собою на спек­такли кого-нибудь из товарищей, покупая им биле­ты, чаще других — Михайлова. Он тоже очень увле­кался театром, и в антрактах я с ним горячо рас­суждал, оценивая игру артистов, доискиваясь смыс­ла пьесы.

А тут еще приехала опера, и билеты поднялись в цене до 30 копеек. Опера изумила меня, как пев­чий, я, конечно, не тем был изумлен, что люди — поют, и поют не очень понятные слова, я сам пел на свадьбах: «Яви ми зрак!» и тому подобное, но изу­мило меня то, что существует жизнь, в которой люди вообще обо всем поют, а не разговаривают, как это установлено на улицах и в домах Казани. Эта жизнь нараспев не могла не ошеломить меня. Необыкно­венные люди, необыкновенно наряженные, спраши­вая — пели, отвечая — пели, пели думая, гневаясь, умирая, пели сидя, стоя, хором, дуэтами и всячески!

...Театр стал для меня необходимостью, и роль зрителя, место на галерке уже не удовлетворяли меня, хотелось проникнуть за кулисы, понять —- откуда берут луну, куда проваливаются люди, из чего так быстро строятся города, костюмы, куда — после пред­ставления — исчезает вся эта яркая жизнь? Я не­сколько раз пытался проникнуть в это царство чу­дес, — какие-то свирепые люди с боем выгоняли меня вон. Но однажды я все-таки достиг желаемого — открыл какую-то маленькую дверь и очутился на темной, узкой лестнице, заваленной разным хла­мом, изломанными рамами, лохмотьями холста. Вот он — путь к чудесам!..

А вскоре после этого я уже участвовал в спек­такле статистом. Меня одели в темный, гладкий ко­стюм и намазали мне лицо жженой пробкой, обе-

щав пятачок за это посрамление личности. Я подчи­нился окрашиванию не только безбоязненно, но и с великим наслаждением, яростно кричал «ура» в честь Васко да Гама и вообще чувствовал себя пре­восходно...

Кумиром публики, а особенно молодежи — сту­дентов и курсисток — был тенор Закржевский1. Его обожали, его буквально носили на руках, молодежь выпрягала лошадей из его экипажа и везла по ули­цам на себе...

Был у меня знакомый паренек — Каменский, человек лет семнадцати, очень театральный... Он иг­рал маленькие роли в спектаклях на открытой сце­не Панаевского сада. Однажды он сказал мне:

— Есть отличный случай для тебя попасть на сцену! Режиссер у нас строгий, но очень благоскло­нен к молодым, — просись!

— Да ведь я не смогу играть!

— Ничего! Попробуй! Может, дадут тебе рольку в два-три слова...

Я пошел к режиссеру, и он предложил мне сра­зу же роль жандарма в пьесе «Жандарм Роже». В этой пьесе изображаются воры и бродяги. Они все время выделывают разные хитрые штуки, а жандарм Роже ловит их и никак не поймать. Вот этого нелов­кого жандарма и поручили мне играть. Я погрузил­ся в состояние священного и непрерывного трепета от радости и от сознания ответственности, возложен­ной на меня...

Настал спектакль. Я не могу сказать, что чув­ствовал в этот вечер. Помню только ряд мучительно неприятных ощущений. Сердце отрывалось, куда-то

падало, его кололо, резало. Помню, отворили дверь в кулисы и вытолкнули меня на сцену. Я отлично понимал, что мне нужно ходить, говорить, жить. Но я оказался совершенно не способен к этому. Ноги мои вросли в половицы сцены, руки прилипли к бо­кам, а язык распух, заполнив весь рот, и одеревенел. Я не мог сказать ни слова, не мог пошевелить паль­цем. Но я слышал, как в кулисах шипели разные голоса:

— Да говори же, чертов сын, говори что-нибудь!

— Окаянная рожа, говори!

— Дайте ему по шее!

— Ткните его чем-нибудь...

Перед глазами у меня все вертелось, многоглас-но хохотала чья-то огромная, глубокая пасть; сцена качалась. Я ощущал, что исчезаю, умираю. Опусти­ли занавес, а я все стоял недвижимо, точно камен­ный, до поры, пока режиссер, белый от гнева, сухой и длинный, не начал бить меня, срывая с моего тела костюм жандарма... В одном белье, я был выгнан в сад... Я ушел в глухой угол сада, оделся там, пере­лез через забор и пошел куда-то. Я плакал...

Шаляпин Ф.И. Страницы из моей жизни //Литера­турное наследство. Письма. Т. I. — М., 1976. — С. 66, 67-68, 80, 81.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.007 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал