Сумеречный мир

Ю. Сысоева

Вы когда-нибудь были на казни, только не отъявленного преступника, маньяка и убийцы, а на казни маленького, ни в чем неповинного ребеночка, с пухлыми ручками и щечками, и с пуши-стыми волосиками на головке? На казни ребеночка, который любит свою маму и доверчиво прижимается к ней, а мама сама приносит его на казнь, потому что ей так удобно. Поверьте, если вы на ней побываете – воспоминание об этом будет самым страшным воспоминанием вашей жизни.

Представьте себе, что вы едете на машине в другой город, как вдруг по дороге вы попадаете в пространственную дыру, но вы еще не знаете, что вы туда попали.

Никогда не знаешь, чем может закончиться даже самый пре-красно начавшийся день. Свежее и радостное летнее утро, такое, какое само по себе уже поднимает настроение. Сияющее солнце, голубой купол неба, пение птиц, легкий ветерок, наполненный благоуханием цветущего разнотравья. Машина легко несется в неведомую даль, и серая лента шоссе стремительно убегает под
капот. Вы включаете музыку и начинаете наслаждаться движением и любимыми ритмами. Но вдруг внезапно небо темнеет, словно кто-то невидимый отключает свет, и начинается буря. Потоки ливня и порывы шквального ветра лавиной обрушиваются на автомобиль, готовые смыть его с дороги, как мелкую щепку. Пространство словно сворачивается в один воющий ревущий вихрь, и вы уже не понимаете, где небо, а где земля и стоите ли вы еще на дороге или вас уже смыло в канаву. Все заканчивается в одно мгновение так же внезапно, как и началось. Вы обнаруживаете, что стоите на том же месте, где и остановились, а погода такая же, как и была, даже асфальт совершенно сухой. Но что это было? Фантастика. Переводите дыхание и начинаете двигаться, сначала осторожно, все еще боясь повторения странной бури, а затем, убедившись, что ничего страшного больше не происходит, набираете скорость и несетесь вперед, стараясь не думать о происшедшем. А то чего доброго, можно додуматься, что это была галлюцинация среди бела дня.

Наконец, вы въезжаете в город – цель путешествия. Неприятный инцидент с бурей уже почти забыт. Обычный город, каких в нашей стране тысячи. Вывески, магазины, дома, светофоры, люди на автобусных остановках, дети идут из школы, мамочки с колясками, старушки с авоськами. Внезапно главная дорога, по которой вы ехали, вдруг упирается в совершенно незнакомую площадь. Странно, ее раньше здесь не было, думаете вы. Пришлось остановиться и выйти, чтобы спросить дорогу. В центре этой площади находится нечто, похожее на летнюю танцплощадку, какие часто строили в провинциальных городках советского времени. Вокруг площадки многолюдно, к площадке идут люди, – в основном женщины, которые несут на руках или ведут маленьких детей. Наверное, к ним приехали артисты, и будет представление, подумалось вам, глядя на людей с детьми. Мимо вас проходит женщина средних лет с отсутствующим выражением лица, за руку она ведет малыша, только-только научив-шегося ходить. Малыш еще очень неуверенно переставляет ножки, и женщина всякий раз подтягивает его за ручку, чтобы тот не упал.

– Скажите, как проехать на такую-то улицу? – спрашиваете вы у этой женщины. Но женщина вас не видит и не слышит, продолжая движение в сторону танцплощадки. Следом за ней шагает другая, совсем молодая, на руках у нее сидит девочка. Вы и этой женщине задаете тот же вопрос, но реакция следует аналогичная. Вас не слышат и не видят. Нет, это просто крайняя невоспитанность и хамство местных жителей, вы начинаете внутренне возмущаться, спрашиваете еще у одной, но ответа так и нет. Так незаметно вы оказываетесь в самой гуще толпы. Толпа слегка гудит, вас толкают и не замечают.

Вы хотите еще раз возмутиться и что-то спросить, как вдруг происходящее на сцене в одно мгновение парализует вас, как пара-лизует внезапно навалившийся ночной кошмар. Такой кошмар, от которого вы пытаетесь бежать, но ноги словно налились свинцом и их невозможно оторвать от земли. Вы пытаетесь закричать, но самый громкий крик, вырывающийся из вашей груди, превращается в без-звучное сипение, вы пытаетесь проснуться, но не можете этого сделать. Вы стоите, не в силах оторвать глаз от происходящего на сцене. Сцена вся сплошь залита кровью, для ее стока проведен специаль-ный желоб, куда она собирается в специально подставляемые емкости, которые отправляются для дальнейшей переработки. На сцене стоит женщина в белом халате, обильно забрызганном кровью, в руке у нее острый никелированный инструмент, похожий на секиру.

– Следующий, – таким же никелированным голосом произносит палачиха.

На сцену поднимается та самая женщина с отсутствующим выражением лица, таща за руку уже упирающегося и чувствую-щего неладное малыша.

– У меня уже двое спиногрызов дома, куда мне третьего, нищету плодить. Я на работе с утра до ночи, этих бы прокормить, одеть, обуть. Муж один хрен зарабатывает, ну и куда мне еще один рот.

– Понятно, раздевайтесь, – произносит палачиха. С плачущего малыша сдирают одежду, малыш пытается увернуться, тянет к матери ручки и заходится в крике, но мать на это не реагирует, на ее лице не дрогнул ни один мускул. Она протягивает своего ребенка палачихе.

– Ишь, чувствует, что его убивать будут, – смеется палачиха. Бросает ребенка на плаху и отсекает острым ножом сначала ножки, потом ручки, а затем и голову. Косточки трещат, ребенок затихает. Пухленькие ручки и ножки, все в еще младенческих перетяжках, бросают в специальное ведро, – все пойдет на переработку. Из сырья сделают омолаживающие кремы и лекарства, будет польза людям.

– Следующий, – вновь звучит металлический голос. На сцену поднимается уже виденная вами молодая мать с девочкой.

– Я студентка и не замужем, ну куда мне ребенок. Мне учиться надо, замуж выйти, а потом и детей растить, а сейчас еще рано. Да и залетела я по пьяни, на вечеринке у друзей, и за папаньку ее замуж не собираюсь.

Девочка пытается вцепиться ручонками в мать, в ужасе содро-гаясь всем своим маленьким тельцем. Ее отрывают и проделывают все то же, что и с предыдущим ребенком. В это время мать достает косметичку и начинает поправлять макияж, у нее сегодня романтическое свидание, надо быть к нему готовой.

– Не забудь вот это, – кричит вслед ей палачиха и кидает упаковку таблеток, – а то через год опять сюда припрешься.

– Следующий, – на сцену поднимаются молодожены с грудным ребеночком.

– Мы недавно поженились, для себя еще пожить надо. Квар-тиры своей нет, денег надо подзаработать, на курорты поездить хочется, а тут этот и пищит по ночам, ну зачем нам сейчас вся эта морока. Так хочется для себя пожить. Мы молоды, успеем еще детьми обзавестись.

Их ребенок, хоть и мал, но тоже пытается сопротивляться, кричит, дрыгает ручками и ножками, но в руках опытной палачихи быстро затихает.

– Следующий, – на сцену поднимается еще одна девица и тащит за руку большого, почти уже трехлетнего ребенка. Ребенок кричит, умоляет пощадить, слезы льются из раскрасневшихся
глазок, но мать на него не реагирует.

– Срок очень большой, – произносит палачиха, – о чем раньше думала, не могла вовремя прийти?

– Вначале хотела оставить, а потом передумала, у меня обстоя-тельства изменились, мужа с другой застукала. Ну и зачем мне
теперь ребенок, если все равно разводиться? Кто меня с ним замуж возьмет, а я еще молода и хочу свою жизнь нормально устроить.

–Теперь придется применять другой метод, – говорит палачиха, – вначале придется его погрузить в раствор концентрированной соли, так как кости на таком сроке уже очень твердые и обычным ножом его не возьмешь.

– Я согласна, – произносит мать.

Ребенка запихивают в ванну с раствором. Соль начинает выедать ему глаза, кожа с тельца слезает клочьями, но он все еще жив и долго бьется в предсмертных конвульсиях.

– Ну когда уже закончится? – негодует нетерпеливая мать.

– Терпи, – отвечает палачиха. – Сама срок пропустила, пришла бы вовремя…

Наконец ребенок затихает, его изъеденное солью тельце извле-кают, заворачивают в клеенку и кладут в холодильник – все пойдет на переработку, на благо человечества.

– Следующий, – кричит палачиха.

«Стойте! Прекратите!» – пытаетесь вы кричать, но вас не слышат, как не слышат кричащую летучую мышь.

Довольно! Невероятным усилием воли вы отдираете тяжелые ноги от земли и бежите к машине. Скорее, прочь отсюда, из этого адского места, из этого проклятого города. Скорее! Трясущимися руками вы пытаетесь завести машину, сразу не получается, делаете последнее усилие над собой, и наконец уезжаете. Скорее, на шоссе, на трассу, о, только бы случилась буря. Буря, которая вернет вас назад, в наш мир.

Но стоп, у нас делают то же самое, у нас говорят те же самые слова. Разница лишь только в том, что наши младенцы еще не рождены, но они такие же, как и те – рожденные. У нас это назы-вается таким простым словом – аборт. То, что происходило на сцене, всего лишь называется аборт, так просто. Их так же казнят, и они испытывают ту же боль, только крики их не слышны. Но какая разница, слышны крики или не слышны? Какая разница?! Результат один и тот же.

Вы опять попадаете в бурю и возвращаетесь в свой мир, в свое измерение.

Надо сказать людям, чтобы не делали того, что вы видели там. Но услышат ли люди ваш писк, похожий на голос летучей мыши? [38]

23. Вопросы личной, семейной и общественной нравственности
(10-я глава «Основ социальной концепции Русской
Православной Церкви»)

Различие между полами есть особый дар Творца созданным Им людям. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по
образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Бытие, I, 27). Будучи в равной степени носителями образа
Божия и человеческого достоинства, мужчина и женщина созданы для целостного единения друг с другом в любви: «Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и
будут два одна плоть» (Бытие, II, 24). Воплощая изначальную волю Господа о творении, благословенный Им супружеский союз становится средством продолжения и умножения человеческого рода: «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Бытие, I, 28). Особенности полов не сводятся к различиям телесного устроения. Мужчина и женщина являют собой два различных образа существования в едином человечестве. Они нуждаются в общении и взаимном воспол-нении. Однако в падшем мире отношения полов могут извращаться, переставая быть выражением богоданной любви и вырождаясь в проявление греховного пристрастия пади человека к своему «я».

Высоко оценивая подвиг добровольного целомудренного безбрачия, принимаемого ради Христа и Евангелия, и признавая особую роль монашества в своей истории и современной жизни, Церковь никогда не относилась к браку пренебрежительно и осуждала тех, кто из ложно понятого стремления к чистоте уничижал брачные отношения.

Апостол Павел, лично для себя избравший девство и призы-вавший подражать ему в этом (1 Коринфянам, VII, 8), тем не менее, осуждает «лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак» (1 Тимофею, IV, 2-3). 51-е Апостоль-ское правило гласит: «Если кто... удаляется от брака ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв... что Бог, создал человека, мужа и жену сотворил их, и таким образом, хуля, клеве-щет на создание, – или да исправится, или да будет извержен из священного чина, извержен от Церкви». Его развивают 4-е, 9-е и 10-е правила Гангрского собора:

«Если кто порицает брак и гнушается женою верною и благочестивою, с мужем своим совокупляющеюся, или порицает оную, как не могущую войти в Царствие [Божие], да будет под клятвою. Если кто девствует или воздерживается, удаляясь от брака, как гнушающийся им, а не ради самой красоты и святыни девства, да будет под клятвою. Если кто, из девствующих ради Господа будет превозноситься над сочетавшимися браком, да будет под клятвою». Священный Синод Русской Православной Церкви в определении от 28 декабря 1998 года, ссылаясь на эти правила, указал на «недопустимость негативного или высокомерного отношения к браку».

Согласно римскому праву, легшему в основу гражданских кодексов большинства современных государств, – брак является соглашением между двумя свободными в своем выборе сторонами. Церковь восприняла это определение брака, осмыслив его исходя из свидетельств Священного Писания.

Римский юрист Модестин (III век) дал следующее определение брака: «Брак есть союз мужчины и женщины, общность всей жизни, соучастие в божеском и человеческом праве». В практически неизменном виде это определение вошло в канонические сборники Православной Церкви, в частности, в «Номоканон» пат-риарха Фотия (IX век), в «Синтагму» Матфея Властаря (XIV век) и в «Прохирон» Василия Македонянина (IX век), включенный в славянскую «Кормчую книгу». Раннехристианские отцы и учители Церкви также опирались на римские представления о браке. Так, Афинагор в своей Апологии к императору Марку Аврелию (II век) пишет: «Каждый из нас считает своей женою ту женщину, на
которой он женат согласно законам». «Апостольские постанов-ления», памятник IV века, увещают христиан «заключать брак в
согласии с законом».

Христианство восполнило языческие и ветхозаветные представ-ления о браке возвышенным образом союза Христа и Церкви. […]

Для христиан брак стал не просто юридическим договором, средством продолжения рода и удовлетворения временных природных потребностей, но, по слову святителя Иоанна Златоуста, «таинством любви», вечным единением супругов друг с другом во Христе. Изначально христиане запечатлевали брак церковным благословением и совместным участием в Евхаристии, что являлось древнейшей формой совершения Таинства Брака.

«Те, которые женятся и выходят замуж, должны вступать в союз с согласия епископа, чтобы брак был о Господе, а не по похоти», – писал священномученик Игнатий Богоносец. Согласно Тертуллиану, брак, «скрепленный Церковью, подтвержденный жертвоприношением [Евхаристией], запечатлевается благословением и вписывается на небесах ангелами». «Необходимо призвать священников и молитвами и благословениями утвердить супругов в совместной жизни, чтобы... супруги в радости проводили жизнь, соединяемые помощью Божией», – говорил святитель Иоанн Зла-тоуст. Святитель Амвросий Медиоланский указывал, что «брак дол-жен быть освящаем покровом и благословением священническим».

В период христианизации Римской империи законность браку по-прежнему сообщала гражданская регистрация. Освящая супружеские союзы молитвой и благословением, Церковь тем не менее признавала действительность брака, заключенного в граждан-ском порядке, в тех случаях, когда церковный брак был невозможен, и не подвергала супругов каноническим прещениям. Такой же прак-тики придерживается в настоящее время Русская Православная Церковь. При этом она не может одобрять и благословлять супружеские союзы, которые заключаются хотя и в соответствии с действующим гражданским законодательством, но с нарушением канонических предписаний (например, четвертый и последующие браки, браки в недозволительных степенях кровного или духовного родства).

Согласно 74-й новелле Юстиниана (538 год), законный брак мог заключаться как экдиком (церковным нотариусом), так и священником. Подобное правило содержалось в эклоге императора Льва III и его сына Константина V (740 год), а также в законе
Василия I (879 год). Важнейшим условием брака оставалось взаимное согласие мужчины и женщины, подтвержденное перед свидетелями. Церковь не выражала протестов против такой практики. Лишь с 893 года, согласно 89-й новелле императора Льва VI, свободным лицам было вменено в обязанность заключать брак по церковному обряду, а в 1095 году император Алексий Комнин распространил это правило и на рабов, введение обяза-тельного бракосочетания по церковному обряду (IХ-ХI века)
обозначало, что решением государственной власти все правовое регулирование брачных отношений передавалось исключительно в юрисдикцию Церкви. Впрочем, повсеместное введение этой
практики не следует воспринимать как установление Таинства
Брака, которое искони существовало в Церкви.

Порядок, установленный в Византии, был усвоен и в России по отношению к лицам православного вероисповедания. Однако с принятием Декрета об отделении Церкви от государства (1918 год) бракосочетание по церковному чину лишилось юридической силы; формально верующим предоставлялось право принимать церковное благословение после регистрации брака в государственных органах. Однако на протяжении длительного периода государственного преследования религии совершение торжественного
венчания в церкви фактически оставалось крайне затруднительным и опасным.

Священный Синод Русской Православной Церкви 28 декабря 1998 года с сожалением отметил, что «некоторые духовники объяв-ляют незаконным гражданский брак или требуют расторжения
брака между супругами, прожившими много лет вместе, но в
силу тех или иных обстоятельств не совершившими венчание в
храме... Некоторые пастыри-духовники не допускают к причастию лиц, живущих в «невенчанном» браке, отождествляя таковой брак с блудом». В принятом Синодом определении указано: «Настаивая на необходимости церковного брака, напомнить пастырям о том, что Православная Церковь с уважением относится к гражданскому браку».

Общность веры супругов, являющихся членами тела Христова, составляет важнейшее условие подлинно христианского и церков-ного брака. Только единая в вере семья может стать «Домашней Церковью» (Римлянам, XVI, 5; Филиппийцам, I, 2), в которой муж и жена совместно с детьми возрастают в духовном совершенствовании и познании Бога. Отсутствие единомыслия представляет серьезную угрозу целостности супружеского союза. Именно
поэтому Церковь считает своим долгом призывать верующих
вступать в брак «только в Господе» (1 Коринфянам, VII, 39), то есть с теми, кто разделяет их христианские убеждения.

Упомянутое выше определение Священного Синода также
говорит об уважении Церкви к такому браку, в котором лишь одна из сторон принадлежит к православной вере.[…]

Церковь настаивает на пожизненной верности супругов и нерасторжимости православного брака, основываясь на словах Господа Иисуса Христа: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает... Кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на раз-веденной прелюбодействует» (Евангелие от Матфея, XIX, 6, 9).
Развод осуждается Церковью как грех, ибо он приносит тяжкие душевные страдания и супругам (по меньшей мере, одному из них), и особенно детям. Крайне беспокоит современное положение, при котором расторгается весьма значительная часть браков, особенно среди молодежи. Происходящее становится подлинной трагедией для личности и народа.

Единственным допустимым основанием развода Господь назвал прелюбодеяние, которое оскверняет святость брака и разрушает связь супружеской верности. В случаях разнообразных конфликтов между супругами Церковь видит свою пастырскую задачу в том, чтобы всеми присущими ей средствам (научение, молитва, участие в Таинствах) оберегать целостность брака и предотвращать развод. Священнослужители также призваны проводить беседы с желающими вступить в брак, разъясняя им важность и ответственность предпринимаемого шага.

К сожалению, иногда по причине греховного несовершенства супруги могут оказаться неспособными сохранить дар благодати, воспринятой ими в Таинстве Брака, и уберечь единство семьи. Желая спасения грешников, Церковь дает им возможность исправ-ления и готова после покаяния вновь допустить их к Таинствам.

Законы Византии, установленные христианскими императорами и не встречавшие осуждения Церкви, допускали различные основания для развода. В Российской Империи расторжение брака на основании существующих законов производилось в церковном суде. В 1918 году Поместный Собор российской Православной Церкви в определении: «О поводах к расторжению брачного союза, освященного Церковью»; признал в качестве тако-вых, кроме прелюбодеяния и вступления одной из сторон в новый брак, также отпадение супруга или супруги от Православия,
противоестественные пороки, неспособность к брачному сожитию, наступившую до брака или явившуюся следствием намеренного самокалечения, заболевание проказой или сифилисом, длительное безвестное отсутствие, осуждение к наказанию, соединенному с лишением всех прав состояния, посягательство на жизнь или здо-ровье супруги либо детей, снохачество, сводничество, извлечение выгод из непотребств супруга, неизлечимую тяжкую душевную болезнь и злонамеренное оставление одного супруга другим.
В настоящее время этот перечень оснований к расторжению брака дополняется такими причинами, как заболевание СПИДом, медицински засвидетельствованные; хронический алкоголизм или наркомания, совершение женой аборта при несогласии мужа.

В целях духовного воспитания брачующихся и содействия укреплению супружеских уз священники призываются к тому, чтобы в беседе, предшествующей совершению Таинства Брака, подробно разъяснять жениху и невесте идею нерасторжимости церковного брачного союза, подчеркивая, что развод как крайняя мера, может иметь место только в случае совершения супругами деяний, которые определены Церковью как поводы для развода. Согласие на расторжение церковного брака не может даваться
ради угождения прихоти или для «подтверждения» гражданского развода. Впрочем, если распад брака является свершившимся фактом – особенно при раздельном проживании супругов, – а вос-становление семьи не признается возможным, по пастырскому снисхождению также допускается церковный развод. Церковь
отнюдь, не поощряет второбрачия. Тем не менее, после законного церковного развода, согласно каноническому праву, второй брак разрешается невиновному супругу. Лицам, первый брак которых распался и был расторгнут по их вине, вступление во второй брак дозволяется лишь при условии покаяния и выполнения епитимии, наложенной в соответствии с каноническими правилами. В тех исключительных случаях, когда допускается третий брак, срок епитимии, согласно правилам святого Василия Великого, увеличивается. […]

Особая внутренняя близость семьи и Церкви видна уже из
того, что в Священном Писании Христос говорит о себе как о
женихе (Евангелие от Матфея, IX, 15; XXV, 1-13; Евангелие от
Луки, XII, 35-36), а Церковь изображается в качестве Его жены и невесты (Ефесянам, V, 24; Откровение, XXI, 9). Климент Алек-сандрийский называет семью, как и Церковь, домом Господним, а святитель Иоанн Златоуст именует семью «малой церковью». «Скажу еще и то, – пишет святой отец, – что брак есть таинственное изображение Церкви». Домашнюю церковь образуют любящие друг друга мужчина и женщина, соединенные в браке и устремленные ко Христу. Плодом их любви и общности стано-вятся дети, рождение и воспитание которых, по православному учению, является одной из важнейших целей брака. […]

«Родители главным образом ответственны за воспитание своих детей и вину за дурное воспитание их никому не могут приписывать, кроме себя», – проповедовал священномученик Владимир, митрополит Киевский. «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле», – гласит пятая
заповедь (Исход, XX, 15). В Ветхом Завете непочтение по отношению к родителям рассматривалось как величайшее преступление (Исход, XXI, 15, 17; Притчи, XX, 20; XXX, 17). Новый
Завет также учит детей с любовью слушаться родителей: «Дети,
будьте послушны родителям вашим во всем, ибо это благоугодно Господу» (Колоссянам, III, 20).

Семья как домашняя церковь есть единый организм, члены которого живут и строят свои отношения на основе закона любви. Опыт семейного общения научает человека преодолению грехов-ного эгоизма и закладывает основы здоровой гражданственности. Именно в семье, как в школе благочестия, формируется и крепнет правильное отношение к ближним, а значит, и к своему народу, к обществу в целом. Живая преемственность поколений, начи-наясь в семье, обретает свое продолжение в любви к предкам и отечеству, в чувстве сопричастности к истории. Поэтому столь опасно разрушение традиционных связей родителей с детьми, которому, к сожалению, во многом способствует уклад жизни современного общества. Принижение социальной значимости мате-ринства и отцовства сравнительно с успехами мужчин и женщин в профессиональной области приводит к тому, что дети начинают
восприниматься как ненужная обуза; оно также способствует
отчуждению и развитии антагонизма между поколениями. Роль
семьи в становлении личности исключительна, ее не могут
подменить иные социальные институты. Разрушение семейных
связей неизбежно сопряжено с нарушением нормального развития детей и накладывает долгий, в известной мере, неизгладимый отпечаток на всю их последующую жизнь.

Вопиющей бедой современного общества стало сиротство при живых родителях. Тысячи брошенных детей, которые напол-няют приюты, а иногда оказываются на улице, – свидетельствуют о глубоком нездоровье общества. Оказывая таким детям духовную и материальную помощь, заботясь об их вовлечении в духовную
и социальную жизнь, Церковь одновременно видит важнейший
свой долг в укреплении семьи и в осознании родителями их
призвания, что исключило бы трагедию брошенного ребенка.

В дохристианском мире бытовало представление о женщине как существе низшего порядка в сравнении с мужчиной. Церковь Христова во всей полноте раскрыла достоинство и призвание жен-щины, дав им глубокое религиозное обоснование, вершиной
которого является почитание Пресвятой Богородицы. По православному учению, благодатная Мария, благословенная между женами (Евангелие от Луки, I, 28), явила Собою ту высшую степень нравственной чистоты, духовного совершенства и святости, до
которой смогло подняться человечество и которая превосходит достоинство ангельских чинов. В Ее лице освящается материнство и утверждается важность женского начала. При участии Матери
Божией совершается тайна Воплощения; тем самым Она стано-вится причастной к делу спасения и возрождения человечества. Церковь высоко почитает евангельских жен-мироносиц, а также многочисленные лики христианок, прославленных подвигами мученичества, исповедничества и праведности. С самого начала бытия церковной общины женщина деятельно участвует в ее устроении, в литургической жизни, в трудах миссии, проповедничества, воспитания, благотворительности.

Высоко оценивая общественную роль женщин и привет-ствуя их политическое, культурное и социальное равноправие с
мужчинами. Церковь одновременно противостоит тенденции к умалению роли женщины как супруги и матери, фундаментальное равенство достоинства полов не упраздняет их естественного
различия и не означает тождества их призваний, как в семье, так
и в обществе. В частности, Церковь не может превратно толковать слова апостола Павла об особой ответственности мужа,
который призван быть «главою жены», любящим ее, как Хрис-тос любит Свою Церковь, а также о призвании жены повиноваться мужу, как Церковь повинуется Христу (Ефесянам, V,
22-23; Колоссянам, III, 18). В этих словах речь идет, конечно же, не о деспотизме мужа или закрепощении жены, но о первен-стве в ответственности, заботе и любви; не следует также забы-вать, что все христиане призваны к взаим-ному «повиновению
друг другу в страхе Божием» (Ефесянам, V, 21). Поэтому
«ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо, как жена
от мужа, так и муж через жену; все же – от Бога» (1 Корин-фянам, XI, 11-12).

Представители некоторых общественных течений склонны принижать, а иногда и вовсе отрицать значение брака и института семьи, уделяя главное внимание общественно значимой деятельности женщин, в том числе несовместимой или мало совместимой с женской природой (например, работы, связанной с тяжелым физическим трудом). Нередки призывы к искус-ственному уравнению участия женщин и мужчин в каждой сфере человеческой деятельности. Церковь же усматривает
назначение женщины не в простом подражании мужчине и не
в соревновании с ним, а в развитии всех дарованных ей от
Господа способностей, в том числе присущих только ее естеству. Не делая акцент лишь на системе распределения общест-венных функций, христианская антропология отводит женщине гораздо более высокое место, чем современные безрели-гиозные представления. Стремление уничтожить или свести к мини-муму естественные разделения в общественной сфере не свойственно церковному разуму. Половые различия, подобно различиям социальным и этническим, не затрудняют доступа ко
спасению, которое Христос принес для всех людей: «Нет уже
Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского
пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Галатам, III, 28). Однако это сотериологическое утверждение не озна-чает искусственного обеднения человеческого разнообразия и не должно быть механически переносимо на любые общественные отношения.

Добродетель целомудрия, проповедуемая Церковью, является
основой внутреннего единства человеческой личности, которая должна пребывать в состоянии согласия душевных и телесных
сил. Блуд неизбежно разрушает гармонию и целостность жизни
человека, нанося тяжкий урон его духовному здоровью. Распутство притупляет духовное зрение и ожесточает сердце, делая его неспособным к истинной любви. Счастье полнокровной семейной жизни становится недоступным для блудника. Таким образом, грех против целомудрия влечет за собой и негативные социальные
последствия. В условиях духовного кризиса человеческого
общества средства массовой информации и произведения так
называемой массовой культуры нередко становятся орудиями
нравственного растления, воспевая и превознося половую раз-нузданность, всевозможные половые извращения, другие греховные страсти. Порнография, представляющая собой эксплуатацию полового влечения в коммерческих, политических или
идеологических целях, способствует подавлению духовного и
нравственного начала, низводя тем самым человека до уровня
животного, руководствующегося лишь инстинктом.

Пропаганда порока наносит особенный вред неутвержденным душам детей и юношества. В книгах, кинофильмах и видеопро-дуктах, в средствах массовой информации, а также в некоторых образовательных программах подросткам зачастую внушают такое представление о половых отношениях, которое крайне унизительно для человеческого достоинства, поскольку в нем нет места для понятий целомудрия, супружеской верности и самоотверженной любви. Интимные отношения мужчины и женщины не только обна-жаются и выставляются напоказ, оскорбляя естественное чувство стыдливости, но и представляются как акт чисто телесного удовлетворения, не связанного с глубокой внутренней общностью и какими-либо нравственными обязательствами. Церковь призывает верующих в сотрудничестве со всеми нравственно здоровыми силами бороться с распространением этого диавольского соблазна, который, способ-ствуя разрушению семьи, подрывает основы общества.

«Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелю-бодействовал с нею в сердце своем», – говорит Господь Иисус в Нагорной проповеди (Евангелие от Матфея, V, 28). «Похоть... зачавши, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть», – предупреждает апостол Иаков (Соборное послание Иакова, I, 15). «Блудники... Царства Божия не наследуют», – утверждает апостол Павел (1 Коринфянам, VI, 9-10). Эти слова в полной мере отно-сятся как к потребителям, так и еще в большей степени изготовителям порнографической продукции. К последним применимы также слова Христа: «Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской... Горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Евангелие от Матфея, XVIII, 6-7). «Блуд есть яд, умерщвляющий душу... Кто блудо-действует, тот отрекается от Христа», – учил святитель Тихон Задонский. Святой Димитрий Ростовский писал; «Тело каждого христианина – не его, а Христово согласно словам Писания: «Вы – тело Христово, а порознь – члены» (1 Коринфянам, XII, 27). И не подобает тебе осквернять тело Христово делами плотскими, сладострастными, кроме законного супружества. Ибо ты дом Христов, по словам апостола: «Храм Божий свят; а этот храм – вы» (1 Коринфянам, III, 17). Древняя Церковь в писаниях своих отцов и учителей (таких как Климент Александрийский святитель Григорий Нисский и святитель Иоанн Златоуст) неизменно осуждала непристойные театральные сцены и изображения. Под страхом отлучения от Церкви 100-е правило Трулльского собора запрещает изготовлять «изображения,...растлевающие ум и произ-водящие воспламенения нечистых удовольствий».

Человеческое тело является дивным созданием Божиим и предназначено стать храмом Святого Духа (1 Коринфянам, VI, 19-20). Осуждая порнографию и блуд, Церковь отнюдь не призы-вает гнушаться телом или половой близостью как таковыми, ибо телесные отношения мужчины и женщины благословлены Богом в браке, где они становятся источником продолжения человеческого рода и выражают целомудренную любовь, полную общность, «единомыслие душ и телес» супругов, о котором Церковь
молится в чине брачного венчания. Напротив, осуждения заслу-живает превращение этих чистых и достойных по замыслу Божию, отношений, а также самого человеческого тела в предмет унизительной эксплуатации и торговли, предназначенный для извлечения эгоистического, безличного, безлюбовного и извращенного удовлетворения. По этой же причине, Церковь неизменно осуж-дает проституцию и проповедь так называемой свободной любви, совершенно отделяющей телесную близость от личностной и духовной общности, от жертвенности и всецелой ответственности друг за друга, которые осуществимы лишь в пожизненной брачной верности.

Понимая, что школа, наряду с семьей, должна предоставлять детям и подросткам знания об отношениях полов и о телесной
природе человека, Церковь не может поддержать тех программ
«полового просвещения», которые признают нормой добрачные связи, а тем более, различные извращения. Совершенно неприем-лемо навязывание таких программ учащимся. Школа призвана
противостоять пороку, разрушающему целостность личности, воспитывать целомудрие, готовить юношество к созданию крепкой семьи, основанной на верности и чистоте[39].