Хосров и Ширин остаются одни

Весной, в такую ночь, каких у нас немного.

Блеснул блаженства лик, судьбы пришла подмога,

В день обратила ночь высокая луна:

Ведь чашу подняла огромную она.

И в лунном пламени — о света переливы! —

Вновь полилось вино под зыбкой сенью ивы.

И пересвисты птиц и крики: «Нушануш!»

И где разлуки грусть? Она ушла из душ.

Луна ручью в стихах передавала тайны.

Их ветер толковал — толмач необычайный.

Сад кипарисов-слуг сновал на берегах.

Весенняя пора кипела в их сердцах.

Один не кубок взял, а бубен. У другого

Сосуд с водой из роз. И вина льются снова,

И чаша не один свершила круг, — и сна

Сердца возжаждали от сладкого вина.

И, разрешение спросивши у Хосрова,
Все с пиршества ушли, с веселого, с царева.

И виночерпиям уж не хватало сил.

И дремный дух певцов покоя запросил.

Без соглядатаев укромный пир! Подобен

Он розе без шипов: он сладок и незлобен.

С пути терпения шах удалился; он

Уж загоняет дичь в желания загон.

Он кудри Сладостной своими сжал перстами,

Забывши о перстах, простершихся над нами.

Ее целует он: «Я — в рабстве, ты — мой рок.

Я — птица. Дай зерна. Попал я в твой силок.

Ты прошлому скажи: быть не хочу с тобою.

Упьемся новым днем и новою судьбою.

Здесь только ты да я! Ну, оглянись, взгляни!

Чего страшиться нам? Ты видишь — мы одни.

Горит моя душа! Я жажду благостыни!
Ведь ты — моя судьба; будь ею ты и ныне!

Любовь — плодовый сад, родиться должен плод.

Во мне надежда есть, а в чем ее оплот?

Пускай воздвигнут мост из камня голубого, —

Коль мост непроходим, о нем не молвят слова.

Овечью печень ждет собака мясника, —
Да знает лишь свою: в ней горькая тоска.

И тьма солончаков, казавшихся водою,

Рты жаждущих воды зарыла под землею.

И в чашу для чего смертельный налит яд,

Который сладостью является на взгляд?

Сверлят жемчужину, когда она влажнее.

Сверлить ее потом ведь было бы сложнее.

Молочным следует барашка свежевать —
Его, подросшего, ведь может волк задрать.

Лишь только голубок начнет взлетать высоко, —

Ласк не увидит он: в него вопьется сокол.

Подобной льву не будь, смири ненужный гнев.

Есть руки у меня, чтоб стал смиренным лев.

Хоть горд нагорный путь прыгучего джейрана,

Есть руки длинные у хитрости аркана.

Пускай ветров быстрей газель несется вскачь, —

Собака шахская не знает неудач.

Что родинки беречь, таить под спудом кудри?

Ты, подать уплатив, поступишь всех премудрей.

Купец! Где сахар твой? Знать, сто харваров есть?

Что ж двери на замке, коль сахара не счесть?

Ведь индиго, торгаш, находит спрос; уныло

Не хмурься. Вскрой тюки, будь ты хоть в глубях Нила».